новые зарубежные исследования

Норман ДЭВИС

Древний Рим

Публикуемый ниже текст — глава из книги английского историка Нормана Дэвиса «Европа» (Davies N. Europe. London, 1996—1997).
В № 1/2001 мы публиковали отрывок из этой работы и краткое предисловие переводчицы, Т.Б.Менской.

Перевод Т.Б.Менской. Текст публикуется в газетном варианте.

Иллюстрации к тексту

В Римском мире видна несомненная крепость и сплоченность, каких не было в Греции и, возможно, вообще не было больше никогда — ни в древности, ни в современной цивилизации. Подобно каменной кладке римских стен, где камни были прочно пригнаны один к другому и скреплены надежным цементом, различные части созданной латинами империи были связаны в монолитное единство — посредством физического, организационного и психологического контроля. Физическую связь обеспечивали военные укрепления, размещенные в каждой провинции, и густая сеть вымощенных дорог, ведших к столице. Организационная связь основывалась на единых принципах права и администрирования. Психологический контроль держался на страхе перед наказанием — на абсолютной уверенности в том, что всё, угрожающее Риму, будет решительно уничтожено.
Рим был одержим идеей единства и сплоченности — возможно, потому, что латинская цивилизация — в отличие от эллинской — выросла не из совокупности рассеянных городов, а из единого организма. Греческий мир постепенно расширялся, заполняя собой Средиземноморье, а мир римский собирался вокруг единого ядра. Конечно, у греков был Александр Великий; римляне, как только вышли за пределы Италии, не преминули освоить способы морской колонизации. И все-таки существенное различие несомненно. Для греческого мира важнее всего были быстрые корабли; для власти Рима главнее были военные легионы. Греки были обручены с морем, римляне — с сушей. Грек был в душе моряком, римлянин — сухопутным жителем.
Чтобы объяснить феномен Рима, придется уделить внимание почти животному чувству территориального императива. Для созданной латинянами империи приоритетными были организация, эксплуатация и защита собственных территорий.
Вероятно, привычку к обустройству земли в римлянах воспитала плодородная долина Лация. Из этого выросли гениальная военная организация римлян — и упорядоченное управление. Привязанность к земле — и к стабильности, которую рождает жизнь на земле, — способствовала развитию традиционных римских добродетелей: gravitas (чувство ответственности), pietas (чувство привязанности к семье и своей стране), iustitia (естественное чувство порядка). «Из тех, кто обрабатывает землю, выходят самые сильные люди и самые смелые солдаты», — писал Катон Старший (Cato. De Re Rustica).
В наше время историки относятся к Риму очень по-разному: от бесконечного почтения до полного пренебрежения. Есть, как всегда, те, кто преклоняются перед властью, кто восхищается всяким проявлением силы, кого больше привлекает римская мощь, чем греческая изысканность. Они восхищаются размерами Колизея, не задаваясь вопросом, для чего он был возведен. Колизей и в самом деле стал символом цивилизации Рима; было принято считать: «Пока стоит Колизей, будет стоять Рим; когда падет Колизей, падет Рим; когда падет Рим, падет весь мир». Это высказывание приводят Беда Достопочтенный и Э.Гиббон (Edward Gibbon. Decline and Fall of the Roman Empire).
Многие, впрочем, не любят Рим; для них Рим — в лучшем случае подражание и продолжение Греции. У греческой цивилизации было качество, у римской — только количество. Греция — оригинальна, Рим — производен. У Греции был стиль, у Рима — только деньги. Греция — изобрела, Рим — только изучил и применил. Такого же мнения придерживались и римляне-интеллектуалы. «Если бы греки так же пренебрегали новаторством, как мы, — писал Гораций в “Письмах”, — то какие бы произведения древности сейчас существовали?»
Более того, принято считать: римляне вульгаризировали многое из того, что копировали. Так, в архитектуре они переняли тяжелый и роскошный поздний коринфский ордер, а не дорический или ионический. «Самая ткань греческого искусства распадается, — пишет один критик, — когда оно приходит в соприкосновение с таким исключительно практическим народом, как римляне» (Blomfield R. The Legacy of Greece / R.W.Livingstone, ed. Oxford, 1924).
Рим вроде бы в непомерном долгу перед Грецией. В религии римляне переняли весь олимпийский пантеон, превратив Зевса в Юпитера, Геру в Юнону, Ареса в Марса, Афродиту в Венеру. Они переняли эллинскую философию — настолько, что стоицизм стал более типичен для Рима, чем для Афин. В латинской литературе неизменно образцами были греческие книги. Казалось очевидным, что образованный римлянин должен в совершенстве владеть греческим языком. В спекулятивной философии и науках римляне в основном повторяли греков...
Однако было бы ошибкой полагать, что Рим был чем-то вроде младшего партнера в греко-римской цивилизации. Римский гений был устремлен в новые сферы — особенно в сферы права, военной организации, администрации и инженерного искусства. Более того, в границах Римского государства рождалась литературная и художественная чуткость — самого высокого порядка. Неслучайно многие выдающиеся римские воины и государственные мужи были также и превосходными писателями.

Календари

Полулегендарное Римское царство во многом сопоставимо с ранним героическим веком Греции. О начале Рима мы знаем из рассказа о Ромуле и Реме, сиротах-близнецах, потомках Энея, которые были вскормлены волчицей. Царский период завершается изгнанием последнего из семи царей — Тарквиния Гордого (510 г. до н.э.). Эти два с половиной столетия принадлежат доисторическому времени (времени до начала письменной истории). Ромул, основатель Рима, организовал похищение сабинянок, а те способствовали заселению нового города.
Нума Помпилий, сабинянин, ввел календарь и официальные религиозные культы. Им основан храм Януса на Форуме, двери которого были открыты в военное время и закрыты в годы мира. Тулл Гостилий, третий царь, латинянин, разрушил до основания соседний город — Альбу Лонгу — и депортировал его население. Анк Марций создал социальную группу — plebs (видимо, из привозимых в Рим пленников). Сервий Туллий, шестой царь, даровал Риму его первую конституцию, предоставив плебсу независимость от патрициев, и основал Латинский союз.
Тарквиний Древний и Тарквиний Гордый, были этрусками. Тарквиний Древний организовал общественные работы в Риме, в том числе построил громадную сточную канаву, названную его именем. Последний царь был изгнан после того, как его сын обесчестил Лукрецию...

Календарь со сменными штырями. Каменная плита III—IV в. н.э.

Рим с его семью холмами, занимавший стратегически важное господствующее положение над Тибром, был одним из нескольких городов Лация, где говорили на латинском языке. В то далекое время над римлянами господствовали более сильные соседи — в особенности этруски, чей укрепленный город Вейи лежал всего в 16 км от Форума. Руины этрусских поселений в Вульчи, Тарквинии и Перузии свидетельствуют, что это была развитая цивилизация. Рим у них многое заимствовал.
Ливий пишет, что Рим уцелел при попытке этрусков атаковать город и посадить на престол Тарквиния — после того, как одноглазый Гораций Коклес удержал Свайный мост (Pons Sublicius).
Под патронатом Республики Рим из ничтожного провинциального города превратился в хозяина всего Средиземноморья. Это превращение, которое началось в 509 г. до н.э. с выбором первых правящих консулов и закончилось 478 лет спустя, когда Октавиан основал первую династию императоров, происходило в непрерывной борьбе. В V в. Рим захватил своих непосредственных соседей и территорию в 822 км2 (314 квадратных миль).
В 491 г. до н.э. изгнанный из Рима Гней Марций Кориолан, доведший победоносную армию вольсков до ворот Рима, был остановлен мольбами своей матери.
В IV в. Рим оправился от опустошения, произведенного в нем галлами в 390 г. до н.э., и после трех Самнитских войн установил свое господство над всей Центральной Италией. В III в. Рим покорил Юг Италии — Великую Грецию, сначала в войнах против Пирра, царя Эпира (282—272 гг. до н.э.), пришедшего на помощь своим соотечественникам, а позднее в серии военных кампаний, закончившихся аннексией Сицилии. Эти кампании Рима породили длительный конфликт с Карфагеном и три Пунические войны.
Из тех войн, которые вел Рим, столетняя борьба с Карфагеном особенно ярко продемонстрировала знаменитые римские качества: соединение стойкости и безжалостного отношения к противнику. Африканский Карфаген, который был старше Рима, некогда основали переселенцы из Финикии (по-латински Punica). Между выходцами из Палестины и потомками Энея традиционно сохранялись мирные отношения, оговоренные соглашением, которое представляет собой древнейший из известных нам документов римской истории, датированный первым годом Республики. Мир сохранялся почти три столетия — до тех пор, пока римские войска не пересекли Мессинский пролив.
В Первую Пуническую войну (264—241) Карфаген сравнительно мало пострадал от сухопутных сил Рима, хотя и потерял Сицилию. Рим же овладел искусством войны на море. Во Вторую Пуническую войну (218—201), которая началась беспримерной экспедицией Ганнибала через Альпы (из Испании в Италию), Рим едва избежал полного уничтожения. В это время восстали кельты на севере Италии и население большинства городов Сицилии. Два сражения: на Тразиментском озере (217) и при Каннах (216) — величайшие поражения Рима. И только тактика К. Фабия Максима Кунктатора (Медлителя), упорная забота о резервах и взятие Сиракуз позволили Риму уцелеть.
Брат Ганнибала, Гасдрубал, был остановлен при попытке вторгнуться в Италию из Испании, а в 203 г. и сам Ганнибал был вынужден отступить. За ним в Африку последовал Публий Корнелий Сципион, оставшийся в живых участник битвы при Каннах, будущий покоритель Карфагена. При Заме в 202 г. Ганнибал встретился с достойным противником. После поражения он нашел приют у врагов Рима на Востоке, где покончил с собой. Карфаген, лишившийся своего флота и принужденный к выплате громадной дани, продержался еще 60 лет. Но в Третью Пуническую войну (149—146 гг. до н.э.) Катон Старший призвал полностью уничтожить врага.
Carthago delenda est — Карфаген должен быть разрушен. Это и произошло в 146 г. Основанный финикийцами город был снесен с лица земли, население продано в рабство, всё перепахано и посыпано солью. Как сказал Тацит по другому поводу, «римляне произвели опустошение и назвали это миром».
Сципион Эмилиан Младший, наблюдавший эту сцену вместе с историком Полибием, вспомнил слова Гектора в Илиаде: «Будет некогда день, и погибнет священная Троя; С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама». «Что ты хочешь этим сказать?» — спросил Полибий. Эмилиан ответил: «Я боюсь, что когда-нибудь такую же весть принесут и о Риме» (Илиада. VI. 448. Перевод Н.И.Гнедича; Appian. Romaika / Quoted by B.H.Warmington. London, 1964).
Когда Карфаген был нейтрализован, а потом и уничтожен, легионы Республики в триумфальном шествии начали захватывать остальные страны Средиземноморья. Цизальпинская Галлия была покорена между 241 и 190 гг. до н.э. Иберия и бульшая часть Северной Африки стали римскими владениями в 201 г. Иллирия была покорена между 229 и 168 гг. до н.э. Македония вместе с материковой Грецией были захвачены к 146 г. В Трансальпийскую Галлию римляне вторглись в 125 г. до н.э., а завоевана она была окончательно Цезарем в 58—50 гг. до н.э. Независимые государства Малой Азии были аннексированы в 67—61 гг. до н.э., Сирия и Палестина — к 64 г. до н.э.

Система личных имен

В последние сто лет существования Республики иностранные военные кампании осложнялись гражданскими войнами. Военачальники, одержавшие значительные победы, стремились контролировать ситуацию в Риме. В результате смуты перемежались периодами диктаторского правления. В 133—121 гг. до н.э. народные трибуны Тиберий Семпроний Гракх и его брат Гай Семпроний Гракх предприняли попытку раздать общественные земли крестьянам, которые с оружием в руках служили завоеваниям Республики. Но оба встретили сопротивление правящей олигархии — и оба были убиты.
В 82—79 гг. Луций Корнелий Сулла провозгласил себя диктатором — после того, как разгромил сторонников Гая Мария (157—86). В 60 г. до н.э. Марк Лициний Красс, Помпей Великий и Гай Юлий Цезарь образовали первый триумвират. Но в 48 г. до н.э., по смерти Красса, сломив сопротивление Помпея, Цезарь стал единоличным правителем державы. Наконец, в 31 г. до н.э., после падения второго триумвирата, Октавиан положил конец гражданским войнам. Его победа при Акции предопределила падение Египта, смерть Антония и Клеопатры, конец оппозиции и принятие новым владыкой Рима титула август.
Таким образом, последним завоеванием Римской республики стал кусок Средиземноморского побережья, который хотя бы номинально еще оставался независимым. В течение почти 500 лет ворота храма Януса были закрыты только в трех случаях.

Многоквартирный шестиэтажный доходный дом в Риме (один этаж подвальный), вид со двора. Лавки не видны. Эпоха ранней империи

Гражданские войны отразили изменения в политических предпочтениях римлян. Это хорошо видно по карьере двух Катонов.
Марк Порций Катон Цензорий (234—149 гг. до н.э.) стал воплощением добродетелей Древнего Рима — прежде всего строгого аскетизма. После 27 лет военной службы он удалился в свое поместье, где писал книги по истории и сельскому хозяйству. Он резко выступал против эллинистической роскоши и премудрости, против честолюбивого карьеризма Сципионов. В конце жизни он неутомимо призывал к разрушению Карфагена.
Его правнук Марк Порций Катон Утический (95—46 гг. до н.э.) также был склонен к бескомпромиссности. Будучи стоиком, он сочувствовал Помпею в его стремлении ограничить диктаторские амбиции Цезаря. Когда Помпей проиграл, Катон предпочел убить себя, но не подчиниться диктатору. Последнюю ночь он провел за чтением платоновского «Федона».
Катон стал символом республиканской оппозиции тирании — принципиальной оппозиции. Цицерон восхищался им. Поэт Лукан изобразил Катона как борца за политическую свободу. Данте (вслед за Луканом) сделал римлянина стражем чистилища...
Гай Юлий Цезарь (100—44 гг. до н.э.) повел решительное наступление на устои Республики. Удачливый военачальник и администратор, он участвовал в первом триумвирате 60 г. до н.э. вместе с Помпеем и Крассом, был консулом и — с 59 г. — проконсулом двух Галлий. Некоторые противники Цезаря испытывали отвращение к его методам политической борьбы (прямой подкуп населения Рима, манипуляции общественным мнением, грабежи во время военных кампаний). 10 января 49 г. до н.э., перейдя границу Италии — реку Рубикон, Цезарь по существу объявил войну Риму. Равнодушный к внешним атрибутам монархической власти, он в действительности был диктатором; его имя впоследствии стало синонимом абсолютной власти.
Цезарю удалось даже изменить календарь. В мартовские иды 44 г. до н.э. он был убит заговорщиками-республиканцами во главе с Брутом и Кассием Лонгином. Брут, кстати, был потомком первого консула Рима, свергнувшего Тарквиния. Шекспир назвал заговорщика «благороднейшим из римлян», но Данте поместил его в нижний круг ада — за предательство Цезаря.
После смерти Цезаря во главе партии цезаристов стал его племянник Октавиан. Гай Октавий (родился в 63 г. до н.э.), ставший Гаем Юлием Цезарем Октавианом после того, как был признан официальным наследником Цезаря, еще раз поменял имя, когда выиграл все свои битвы. В течение двенадцати лет он входил во второй, весьма неустойчивый, триумвират с Марком Эмилием Лепидом и Марком Антонием (ок. 82—30 гг. до н.э.); в битве при Филиппах они победили республиканскую партию Брута и Кассия.
Затем Октавиан начал борьбу со своими партнерами. Октавиан был хозяином Запада, Антоний — Востока. Морское сражение при Акции было не слишком эффектным завершением борьбы, в которую были втянуты силы почти всего Римского мира. Впрочем, Акций всё решил: было покончено с гражданскими войнами и с Республикой — и Октавиан получил титул августа.
Империя — точнее принципат — началась триумфом Августа в 31 г. до н.э. В державе воцарился знаменитый рax romana — от Атлантики до Персидского залива. И хотя жестокая политическая борьба и смертоносные интриги продолжались по-прежнему (особенно в самом Риме), в провинциях установился строгий порядок; войны же шли только на отдаленных границах. Было завоевано некоторое количество новых территорий — Британия в 43 г. н.э., Армения в 63 г., Дакия в 105 г. Но в целом Империя стремилась только защитить себя в своих limes — границах от стен Адриана до дельты Дуная, а также продолжать в Азии борьбу со своими злейшими врагами — парфянами и персами.

Этруски

Постепенно Империя начала сдавать свои позиции: она крошилась по краям и оказалась непрочной в центре. Частая смена правителей в III  в. н.э. свидетельствовала о том, что единство слабеет. Частичного выздоровления удалось добиться разделением Империи на Восточную и Западную.
Но в IV в. заметное преобладание ресурсов Востока привело к фактическому переносу столицы из Рима в Византий. Это произошло в 330 г. н.э. Рим перестал быть политическим центром.
Впрочем, двигатель римской экспансии оказался гораздо сильнее того, что питало развитие греческих городов-государств или Македонии. С самого начала Рим прибегал к различным юридическим, демографическим и аграрным средствам с целью добиться, чтобы включаемые в его состав территории вносили свой вклад в функционирование военно-административной машины. Жители покоренных территорий получали статус или полноценных граждан Рима, или полуграждан (civitas sine suffragio), или союзников Рима. В каждом случае точно определялось, сколько новые подданные должны отдавать Риму денежных средств или воинов.
Воины щедро награждались земельными наделами. В результате вырастала территория, для защиты которой нужно было еще больше солдат, а с ростом армии увеличивалась потребность в новых землях для содержания этой армии...
Милитаризованное общество, где гражданство автоматически означало военную повинность, приобретало своего рода аграрный аппетит. Фонд государственных земель — ager publicus — предназначался для вознаграждения самых преданных государственных служащих, в особенности сенаторов.
В рамках этой общей стратегии реальное политическое устройство могло быть очень разнообразным. Введение единообразной администрации не было насущной необходимостью. Италия, которая объединилась под властью Рима в конце III в. до н.э., была поделена на регулярные провинции только через 200 лет. Местных правителей обычно оставляли у власти, но те, кто бунтовал, рисковали быть уничтоженными.
Когда в 146 г. до н.э. на Истмийских играх в Греции появился римский полководец и объявил, что полисам будет позволено сохранить свою автономию, Коринф, отклонивший это предложение, разделил участь Карфагена (причем в том же году).

Эпиграфика

Религиозная жизнь римлян была очень эклектична. В течение веков латиняне соприкасались практически со всеми богами Средиземноморья — и их культы прибавляли к своим. В древности римская семья почитала прежде всего домашние божества очага и амбара (лары и пенаты). Гражданская жизнь строилась на охранительных культах. Весталки хранили вечный огонь. Существовала сложная система календарных празднеств, которые возглавлял Pontifex maximus (Верховный жрец).
Тесные контакты с Великой Грецией привели к заимствованию (и адаптации) всего пантеона олимпийских богов. Первый храм Аполлона в Риме был построен в 431 г. до н.э. Множество последователей появилось в Риме у эпикурейцев и у стоиков. В позднейшее время Республики были популярны восточные культы — в частности сирийской Атаргатис, Кибелы — Великой матери, почитавшейся в Малой Азии, и египетской Изиды.
Во времена Империи официальная религия обратилась к обязательным культам недавно умерших или правящих императоров. Христианство появилось в Риме в то время, когда распространялся и укреплялся — особенно в армии — культ персидского бога солнца Митры. Евангелие любви вступило в борьбу с дуалистическим учением о свете и тьме, а посвященные в это учение купались в бычьей крови и праздновали рождение своего бога 25 декабря...
В нескольких милях южнее Рима, посреди Альбанских гор, лежит озеро Неми — Озеро в роще. Во времена Империи близлежащая деревенька называлась Ариция; и на протяжении всей истории Рима в леске у озера таилась священная Арицийская чаща, жилище Дианы Nemorensis — Дианы Чащи.
Арицийский культ известен нам из описаний Страбона и по открытиям современной археологии. В нем мало оригинального. Он заключался в почитании священного дуба, ветви которого нельзя было ломать. Дереву было посвящено святилище, где поддерживался вечный огонь. Помимо Дианы в этом культе почитались два меньших божества — Эгерия, пророчица-нимфа ручья, и Вирбий, бежавший от гнева Зевса.
Как свидетельствуют археологические находки, главными посетительницами храма были женщины, стремившиеся зачать дитя. В день ежегодного летнего праздника роща озарялась тысячами светильников, и женщины по всей Италии зажигали огни.
Верховный жрец Ариции, носивший титул Rex Nemorensis, то есть Царь Чащи, занимал это положение, убивая своего предшественника. Он оказывался, таким образом, жрецом, убийцей и будущей жертвой одновременно. Крадучись по роще, держа в руках обнаженный меч даже глубокой ночью, он неизменно ждал часа, когда появится новый претендент, отломит веточку священного Дуба и вызовет его на смертную схватку.
В новейшие времена Арицийская чаща прославилась тем, что оттуда пошла Золотая ветвь Джеймса Фрезера (1890) — один из основополагающих трудов современной антропологии. Фрезера наряду с Марксом, Фрейдом и Эйнштейном причисляют к тем, кто в корне изменил наши представления о мире. Фрезер в свое время задался двумя простыми вопросами: «Почему жрец должен был убивать своего предшественника?» и «Почему, прежде чем его убить, он сначала отламывал Золотую Ветку?» В поисках ответа ученый занялся исследованием всех верований в сверхъестественное во всех мыслимых культурах, прошлых и современных.
Он изучал, как вызывают дождь в Китае; как ведут себя жрецы-цари — от фараонов до Далай-ламы. Фрезер заинтересоваля духами деревьев, духами зерна, майскими праздниками, летними торжествами в честь огня, осенними праздниками урожая. Он описал гавайские верования в душу, живущую в теле, и в душу, живущую вне тела, у самоедов Сибири; в передачу зла и изгнание духов. Фрезер описал множество жертвоприношений: от жертвоприношений хондов Бенгалии до «поедания Бога» в Литве и «подбрасывания» соседу последнего снопа снятого хлеба у жнецов Девона.
Фрезер пришел к двум выводам, которые в его время были революционными. С одной стороны, он настаивал, что так называемые «примитивные» или «дикие» культы основывались на серьезных идеях и потому, несмотря на их гротескные проявления, заслуживают уважения. В то же время, считал ученый, религии цивилизованного мира, включая христианство, многим обязаны своим языческим предшественникам.
«Жизнь царей и жрецов в древности была строго регламентирована, — писал исследователь. — В этих предписаниях суммировалось всё, что слыло мудростью, в те дни, когда мир был молод». И дальше: «Мы гораздо больше похожи на дикарей, чем отличаемся от них… Мы похожи на наследников, получивших слишком давно собранное наследство, так что мы уже не помним тех, кто его собирал… Их ошибки не были ни преднамеренным чудачеством, ни приступами безумия… Нам следует взглянуть на их ошибки терпимо, как на неизбежные погрешности, допущенные в поисках истины».
Проповеданная Фрезером терпимость стала тем принципом, который позволил европейскому гуманитарному знанию выйти из теснивших его рамок христианства и открыться другим народам и эпохам. Особенно большое впечатление произвели выводы Фрезера о том, что многие обычаи христианских народов восходят к практике язычества. С приближением Пасхи сицилийские женщины высевают в тарелки семена пшеницы, чечевицы и канареечное семя — и держат их в темноте, поливают. Вскоре пробиваются ростки: их стебельки связывают красными лентами — и ставят на могилах тарелки, которые в церквах освящаются в Великую Пятницу. Этот обычай — могилы и блюда с проросшим зерном, — возможно, не что иное, как трансформация культа Адониса.
Возвращаясь к арицийскому культу, Фрезер делает вывод, что Царь рощи олицетворяет дерево с Золотой Ветвью, а ритуал его смерти имеет параллели у многих европейских народов — от Галлии до Норвегии. Золотая ветвь — это омела, название которой, по мнению ученого, восходит к валлийскому слову, означающему дерево из чистого золота. «Царь Леса жил и умирал как воплощение высшего бога арийцев, жизнь которого была в омеле, или Золотой Ветви».
Фрезер добавляет в заключение, что в наши дни посетитель в Немийском лесу может слышать колокольный звон, «доносящийся из отдаленного города Рима и, замирая, разносящийся дальше широко над болотами Кампаньи… “Король умер, да здравствует король!”. Другими словами, языческий бог Рощи умер; и теперь здесь царит Небесный царь».
Фрезер только не упомянул, что царь христиан тоже родился, чтобы быть убитым.

Дороги

Экономическая самодостаточность внутренних районов Римской державы сочеталась с широкой торговлей в Средиземноморье. Несмотря на дороги, перевозки по суше были очень дороги. Но морская торговля, родоночальниками которой были греки и финикийцы, в римское время неизменно расширялась. Вино, масло, меха, посуда, металлы, рабы и зерно — таковы были обычные грузы.
Постоянно возраставшее население города Рима питалось зерном, которое поставляло государство. Хлеб привозили сначала из окрестных местностей (в основном из Лация), а позднее с Сицилии и из Северной Африки. Но римляне постепенно привыкли к роскоши — и были готовы платить за нее. Поэтому сложился Шелковый путь в Китай и Дорога пряностей в Индию. Римские купцы свободно передвигались по всей Империи — часто вслед за армиями. С собой они везли ценности, привычки к роскоши, моду — и надежды на будущее.

В Риме существовало принципиальное правовое разделение людей на граждан и неграждан, свободных и несвободных. Это была жестко иерархическая система. Практика сословного деления, сложившаяся еще в Древнем Лации, со временем модифицировалась.
На заре республиканского Рима patres отделялись от plebs, и браки между теми и другими были запрещены. Патриции играли главную роль в политической жизни города, заседали в Сенате, имели право распределять землю. Но им приходилось постоянно бороться с плебсом.
Постепенно патриции начали терять свои привилегии. В 296 г. до н.э. плебеи были допущены в жреческие коллегии. В 287 г. до н.э. законы плебейских собраний стали обязательными для всех граждан, а многие плебеи стали частью политической элиты.
Во время Союзнических войн 90—89 г. до н.э. итальянские союзники Рима завоевали право на полное римское гражданство. Но только в 212 г. н.э. все свободнорожденные мужчины Империи согласно получали право на римское гражданство.
Важные различия внутри патрицианской олигархии были установлены в позднейшие годы Республики. Несколько кланов — gentes maiores — составили аристократию: Валерии, Фабии, Корнелии, Клавдии и другие. Более широкую группу составляли nobiles, куда вошли все, имевшие в предках консула. Они были наделены почетным правом выставлять на публичное обозрение портреты своих предков.
Всадники не могли заседать в Сенате, но имели право носить тогу с двумя тонкими пурпурными полосами по нижнему краю (в то время как сенаторы носили тогу с широкой пурпурной каймой). В театре и цирке всадники занимали первые четырнадцать рядов — сразу же за orchestra, где сидели сенаторы. При Августе им представилось немало новых возможностей продвижения; вытесняя аристократов, всадники постепенно превратились в основу правящего класса.

Долго сохранялась большая разница между городом и сельской местностью. Провинциальные города, как и Рим, вырастали в большие центры с громадными общественными сооружениями — мощеными улицами, акведуками, банями, театрами, храмами, памятниками. Быстро росли классы торговцев, ремесленников и пролетариев. Городская беднота, которую ублажали, как говорил Ювенал, «хлебом и зрелищами» (panem et circenses), превращалась в важнейший социальный фактор.
В сельской местности жили в своих прекрасных виллах знатные римляне; тысячи рабов трудились в больших латифундиях.
Постепенно приобретал всё большее значение средний, предпринимательский класс вольноотпущенников. Этот процесс ускорился, когда сократился импорт рабской силы — с концом завоеваний Республики.

Аквинк

Рабство, по некоторым оценкам, было основой экономики Рима. Рабы трудились в сельском хозяйстве и ремесле, они обеспечивали роскошь городов. Рабовладение предполагало физическую, экономическую и сексуальную эксплуатацию рабов и их детей — без всяких ограничений.
Рабовладение подпитывалось войнами, которые вела Республика, что доставляло миллионы новых пленников, а позднее — военными набегами. Только после одной битвы Юлий Цезарь продал 53 000 галльских пленников. Для пленных варваров, которых везли с Востока и из-за Дуная, главным транзитным пунктом служил остров Делос.
И после Рима рабство было характерно для европейской жизни — как и для многих других культур. Оно продержалось на протяжении всего христианского Средневековья, хотя рабы и вытеснялись постепенно крепостными. Христианам не возбранялось иметь рабов.
Рабство было достаточно обычным и в Италии эпохи Возрождения, где с рабами-мусульманами обращались так же, как и у них на родине. В новейшие же времена европейцы допускали рабство только в своих заморских колониях.
Отмена рабства стала главным социальным достижением Просвещения в Европе. Сначала было запрещено владеть рабами в метрополиях, затем прекратилась работорговля, наконец, последовала отмена рабовладения в колониях. В Британии эти шаги были сделаны соответственно в 1772, 1807 и 1833 гг.
Несмотря на то, что богатство патрициев соседствовало с ничтожным существованием множества их рабов, а вполне безбедная жизнь горожан — с примитивным укладом варварских племен в малонаселенных и отдаленных районах Империи, гибкость римской социальной традиции с ее патернализмом обеспечивала стабильность. Вспышки классовых конфликтов были редки.
В Риме большое значение имели кровнородственные связи. У власти находились патриции — совершенно так же, как во главе родов стояли pater familia.
Первоначально патриции делились на три трибы; трибы же — на тридцать курий; те, в свою очередь, — на gentes (кланы). В позднейшие времена gens состоял из людей, считавших себя потомками общего отдаленного предка мужского рода; familia означала группу домочадцев. Краеугольным камнем семейного права была абсолютная власть отцов над членами семьи.

В Риме было множество общественных собраний, которые выполняли как социальные, так и политические функции. Патриции встречались в comitia curiata; на таких собраниях среди прочего утверждали назначение консулов. У плебеев были comitia tributa, где обсуждались их дела, выбирались должностные лица — трибуны, т.е. представители трибы, а также квесторы и эдилы.
После 449 г. до н.э. собрания могли созываться не только консулами, но и трибунами. Собрания проходили на Форуме.
Для решения военных вопросов патриции и плебеи собирались вместе в comitia centuriata. Эти собрания проходили вне города на громадном Campus Martius, т.е. на Марсовом поле. Каждая триба делилась на пять классов — по имущественному положению. Выше всех на Марсовом поле стояли всадники, в самом низу находились pedites (пехота).
Со временем появился класс людей, не имевших собственности, — proletarii.
Каждый класс был организован в centuriae (сотни), а каждая сотня состояла из старших (мужчин в возрасте 45—60 лет, резерва) и младших (мужчин в возрасте 17—45 лет, пригодных для военной службы).
Перепись 241 г. до н.э. показала, что в 373 центуриях было 260 000 мужчин, то есть примерно по 700 человек в центурии.
Сomitia centuriata постепенно переняли функции, которыми до того были наделены только патриции, включая избрание главных чиновников, утверждение imperium (права командовать) за военачальниками, ратификацию законов и решений о войне и мире. Голосуя, собравшиеся опускали глиняные таблетки в корзины по мере того, как они покидали место сбора своей центурии. Процедура должна была совершаться в течение одного дня.
Внутри подобных собраний решающую роль играли группы патроната. В иерархическом, весьма стратифицированном обществе было естественно и очень важно, что богатые патриции манипулировали стоявшими ниже их на общественной лестнице и таким образом влияли на решения народных собраний. Для достижения этой цели у каждого патрона были зависящие от него клиенты. Патрон ожидал от клиентов поддержки своей политики и предпочтительных для него кандидатов на выборах. Клиенты ждали денежного вознаграждения, должностей и т.п. Служить богатому патрону было лучшим способом продвинуться по социальной лестнице.
Именно благодаря патронажу в римском обществе сложилось характерное смешение демократических форм и олигархического контроля.
Система собраний и ротация официальных лиц породили у римлян чувство принадлежности к социуму. Каждый римлянин ясно понимал свое положение в обществе. Активное участие в политической жизни и несение военной службы — вот что было гражданскими идеалами римлян.
Формально народные собрания назначали на высшие должности, а высшие должностные лица составляли Сенат. Кто главенствовал в сенате, тот и правил Республикой.
Сенат, остававшийся в центре общественной жизни и при Республике, и во время Империи, насчитывал в разное время от 300 до 600 членов. Сенат созывался для помощи консулам. Через систему патроната сенаторы контролировали все главные должности. Так возникла постоянно находившаяся у власти элита.
Главенство в Сенате определялось соотношением количества власти у лиц, кланов и т.п.
С течением времени эффективность сенатского контроля уменьшалась. Когда общественная борьба парализовала деятельность Сената, то система могла продолжать функционировать или благодаря назначению (по общему согласию) диктатора, или в том случае, если одна группа навязывала другим свою волю силой. Этим объясняется появление череды диктаторов в I в. до н.э.
В конце концов стороннники Октавиана Цезаря, будущего Августа, навязали свою волю остальным. Октавиан стал патроном патронов и взял всех сенаторов в свои руки.
Два консула совместно осуществляли управление Римом в течение одного года. Консулы предлагались Сенатом и утверждались comitia centuriata, получая imperium (право командовать армией). Однако постепенно за консулами закрепились дополнительные функции: председательствовать в Сенате и (вместе с Сенатом) определять внешнюю политику Рима. Они также контролировали внутренние дела Рима, где верховная власть принадлежала praetores (высшим судьям), управлявшим судебной системой, censores, контролировавшим сбор налогов и регистрацию граждан, quaestores, управлявшим общественными финансами, aediles, поддерживавшим порядок в городе и проводившим Игры, и pontifex, первосвященнику.
О роли консулов можно судить по тому, что римляне вели счет лет именно по правлениям консулов.
Позднее, благодаря реформам Мария и Суллы, функции консулов изменились. Возросло значение управлявших провинциями proconsules.

Орлы

Многие историки не вполне верно понимали характер римской политической системы. Она постоянно менялась — в течение долгого времени. Успехи Рима во многом обеспечивались четко поставленными целями.
Магистраты улаживали споры и взыскивали налоги, армия обеспечивала защиту от вторжений извне, порядок и безопасность внутри державы. Римляне поддерживали угодные им местные и региональные элиты.
Мы нередко заблуждаемся, рассматривая римские институты через призму современных понятий.
В царский период монархия не была наследственной, она была ограничена Сенатом, где заседали патриции, которые со временем ее и свергли. Республика поначалу дала двум консулам полную власть командовать. Но они были существенно ограничены и двойственной природой своей должности, и правом вето, установленным в 494  г. плебейскими трибунами.
Так появилась формула Senatus Populusque Romanus (Сенат и народ Рима); от их имени и осуществлялась власть. Традиционные судебные институты и законодательные органы сохранялись и в последние годы Республики, и при Империи; однако они фактически подчинялись исполнительной власти.
Работа постоянно менявшихся институтов определялась политической культурой Рима. Политическая и религиозная жизнь Рима были тесно связаны. Принятие всякого решения сопровождалось гаданием. Гражданская ответственность, гоотовность служить в армии и уважение к закону прочно укоренились в римском обществе. Ротация основных должностных лиц предполагала своего рода лоббирование.
Во времена Республики искали консенсуса через consilium (консультации). Во времена Принципата значение приобрело послушание.

Римский закон называют «самым важным вкладом римлян в мировую историю». Начало римскому законодательству было положено Двенадцатью таблицами, где впервые появляется идея равенства перед законом. В римском праве были две составляющие: ius civile (государственное право), регулирующее отношения граждан между собой, и ius gentium (право народов, т.е. местные юридические установления, трансформированные завоевателями).
Римское законодательство развилось из обычаев и установившейся практики — prudentia (юридической процедуры). Законы, предложенные магистратами, отличались от plebiscita (народных суждений), которые предлагались тем или иным собранием.
Сложность юридической практики породила множество римских юристов.
Часто говорят, что римское право — это один из столпов европейской цивилизации. И это действительно так. Латинское слово lex означает крепление, соединение, то, что связывает. Сходные представления лежат и в основе другого важнейшего понятия римского права — pactum (контракт, соглашение). Свободно заключенный двумя сторонам контракт (ради коммерческих, матримониальных или политических целей) предписывает затем этим сторонам его соблюдать. Римляне знали, что власть закона обеспечивает надежность правительства, успех в коммерческих делах и порядок в обществе.
Не следует, однако, думать, что современная Европа унаследовала римские правовые традиции непосредственно. Кодексы законов Империи вышли из употребления с ее распадом и были открыты вновь уже в средние века. Дольше всего они были в употреблении в Византии, но на современное законодательство римское право повлияло не через Византию.
Римские традиции возрождались в условиях функционирования иных (часто противоположных им) правовых систем. Обычное право при всей его противоречивости сыграло не меньшую роль в становлении европейских законов, чем наследие античности.
В некоторых странах, например во Франции, удалось достичь баланса между римским и обычным правом. На большей территории Германии римское право утвердилось в XV в. В Англии обычное право, умеренное правом справедливости, явно преобладало.
Но, так или иначе, римский принцип разделения общественной и личной сфер оказался чрезвычайно полезным для развивавшихся государств Европы. Гражданское право в большинстве европейских стран строилось на унаследованном от Рима принципе кодификации (исключение — англо-американское право, во многом ориентированное на правовые прецеденты).

Деньги

Римская армия была порождением общества, которое жило войной. В теченние полутысячи лет (от Второй пунической войны до III в. н.э.) войско римлян оставалось практически непобедимым. Победы отмечались помпезными триумфами и множеством памятников, вроде Арки Тита или Колонны Траяна. Поражения казались особенно болезненными именно потому, что были исключениями. Так, на современников произвели огромное впечатление уничтожение трех римских легионов в лесах Германии в 9 г., гибель императора Деция в битве с готами в 251 г. или пленение персами императора Валериана в 260 г.
Во время pax Romana в крепостях и вдоль границ Империи находилось около тридцати легионов. Многие легионы укоренялись в тех провинциях, где они постоянно располагались в течение нескольких поколений или даже столетий.
В каждом легионе было около 5000—6000 человек, и командовал легионом сенатор. В нем было три линии пехоты — hastati, principes и triarii, каждая состояла их трех манипул под командованием центурионов. Предусматривались также цепи стрелков, кавалерийские отряды и инженерный обоз. Кроме того, легиону придавались многочисленные вспомогательные соединения, собранные из союзников римлян или наемников, причем каждое обычно было организовано в отдельную когорту под командованием собственного префекта.
Со временем число солдат со статусом гражданина катастрофически уменьшалось; конечно, костяк всей системы составляла каста римских офицеров, бывших обычно центурионами. Наградой за особые заслуги были медали или венки; ветераны могли надеяться на вознаграждение земельным наделом в одной из военных колоний Рима.
Дисциплина поддерживалась суровыми наказаниями, включая бичевание и распятие на кресте (для перебежчиков). Впоследствии, с упадком гражданских институтов, военные получили шанс выдвинуться на первые места в Империи.

Самосская посуда

Римская архитектура была хорошо приспособлена для практических целей, и ее достижения принадлежат скорее инженерному, чем изобразительному искусству. Хотя Рим и продолжил греческую традицию храмового строительства, но настоящее новаторство проявилось в строительстве дорог, мостов, в планировке городов и в строительстве функциональных гражданских зданий. Римляне весьма преуспели в строительстве арочных и сводчатых конструкций. Триумфальная арка, которую можно было найти почти во всяком римском городе, стала воплощением духа римского строительства.
В Пантеоне, который возвел Агриппа в 27 г. до н.э. в честь всех богов и в память о битве при Акции, сводчатый купол на 4 фута 6 дюймов шире, чем в соборе Святого Петра. Колизей (80 г. н.э.) — соединение греческого и римского стилей; здесь 4 арочных яруса с вкрапленными туда колоннами. В нем могло разместиться 87 000 зрителей. Громадные кирпичные Термы Антонинов (Thermae Antoninianae, 217 г. н.э.), где Шелли сочинил «Освобожденного Прометея» — превосходный памятник римскому сти-лю жизни. Термы занимают площадь в 330 квадратных метров. Здесь были обычные отделения, различавшиеся температурой пара, бассейн на 1600 человек, стадион, греческая и латинская библиотеки, картинная галерея и множество комнат. Термы Диоклетиана (306 г. н.э.) были не так роскошны.
Грандиозный Circus Maximus предназначался для состязаний на колесницах; его расширяли до тех пор, пока цирк не смог вместить 385 000 зрителей.

Римская литература нередко бросала вызов господствовавшим в обществе идеалам военной доблести. Очевидно, римские литераторы имели своих преданных чиателей — в особенности среди праздной аристократии конца Республики и начала Империи. Однако между миром изысканной литературы и жестоким миром Рима всегда сохранялась напряженность.
Эта напряженность вполне может послужить объяснением того, почему римская литература развилась сравнительно поздно и почему она встретила такое враждебное отношение со стороны людей, которые (подобно Катону) видели в изящной словесности лишь подражание упадочным нравам греков.
Первым перенесенным на римскую почву жанром была драматическая комедия. Единственным жанром, созданнным в Риме, была сатира.
Из римских литературных знаменитостей всемирное признание получили Вергилий, Гораций, Овидий и Цицерон. Но всякий, кому ненавистны роскошь, обжорство и жестокость Рима, почувствуют, конечно, наибольшее духовное родство с теми чувствительными душами, которые восставали против своего окружения. Упомянем изысканную лирику Катулла, острый ум Ювенала, эпиграммы Марциала.
Первые римские писатели писали по-гречески. Ливий Андроник (ок. 284—204), переведший Гомера на латинский, был образованным греческим рабом, которого привезли в Рим после разграбления Тарента в 272 г. до н.э.
Серьезная литература на латинском языке появляется во второй половине III в., когда были написаны пьесы Гнея Невия (умер ок. 200 г. до н.э.), Тита Макция Плавта (ок. 254—184 г. до н.э.) и Теренция Афра (родился в 185 г. до н.э.). Все трое с большим искусством адаптировали греческие источники; благодаря их трудам театр стал центральным явлением римской культуры.
Начало поэзии на латинском языке положил К. Энний (239—169 г. до н.э.). Он создал тот латинский гекзаметр, который затем стал основным метром многих позднейших поэтов.
Ораторское искусство играло заметную роль в жизни римлян, как и в жизни греков. Речи Марка Туллия Цицерона (106—43 г. до н.э.) считались образцовыми. Его творения, в том числе работы по нравственной философии и политической теории, оказали чрезвычайное влияние и на христианских мыслителей, и на рационалистов.
Цицерон выступал в защиту власти закона и республиканского правления. Его последователь, Сенека Старший (ок. 55 г. до н.э. — ок. 37 г. н.э.), ритор, профессиональный оратор, составил антологию ораторского искусства.
Труды историков доставляли богатую пищу уму. Тит Ливий (59 г. до н.э. — 17 г. н.э.) написал историю Рима в 149 книгах, из которых 35 утрачены. Ливий идеализировал Римскую республику. Его труды больше поражают стилем, чем глубиной анализа. «Но как бы то ни было, я найду радость в том, что и я в меру своих сил постараюсь увековечить подвиги первенствующего на земле народа; и если в столь великой толпе писателей моя слава не будет заметна, утешением мне будет знатность и величие тех, в чьей тени окажется мое имя».
Юлий Цезарь (100—44 г. до н.э.) был и величайшим творцом истории Рима, и историком. Его повествования о Галльской войне и гражданской войне против Помпея являют образцы простоты.
Г. Саллюстий Крисп (86—34 г. до н.э.) был последователем Цезаря и в политических взглядах, и в исторических трудах. Корнелий Тацит (55—120 гг. н.э.) продолжил повествование Ливия. Он описал первое столетие Империи, причем без особого пиетета изображал императоров.
Процветало в Риме и искусство биографии. В этом жанре работал Г. Светоний Транквилл (ок. 69—140 гг. н.э.), бывший одно время секретарем императора Адриана. Его блестящие «Жизнеописания двенадцати цезарей» — просто кладезь разнообразных сведений и одновременно занимательнейшее чтение.
Своего расцвета латинская литература достигает, без всякого сомнения, при поэтах времени Августа. Тогда писали Вергилий, Гораций, Овидий, Гай Валерий Катулл, элегический поэт Альбий Тибулл, Апт Проперций, чьи любовные послания к несносной Цинтии сравнимы с посланиями Катулла к Лесбии.
Вергилий Марон (70—19 г. до н.э.) создал такой язык, которым не устаешь наслаждаться даже тогда, когда поэт обращается к самым приземленным темам. Известны его «Эклоги», «Георгики», «Энеида». Вергилий в этой поэме рассказал о странствиях Энея, уцелевшего участника битвы за Трою, предка Ромула и рода Юлиев.
Для Данте Вергилий был «источником, из которого проистекает широчайшая река слов». Для христиан первых веков он был языческим поэтом, который, как полагали, в Четвертой эклоге предсказал рождение Христа. Для людей нашего времени он остается «господином языка».
Квинт Гораций Флакк (65—8 гг. до н.э.), друг и современник Вергилия, — автор сборников «Оды», «Сатиры», «Послания». Он учился в Афинах, командовал легионом и сражался при Филиппах, а затем удалился на покой в деревню, под покровительство своего патрона Мецената. Позднейшие поэты очень высоко ценили Горациеву «Ars poetica», подражали ему и переводили его.
Публий Овидий Назон (43 г. до н.э. — 17 г. н.э.) был одним из самых заметных людей в римском обществе, пока не был сослан на берег Черного моря при императоре Августе. Причиной ссылки, по его собственному выражению, стали «стихи и ошибка». Стихи эти, без сомнения, — «Искусство любви»; ошибка была связана, по-видимому, с дочерью императора Юлией.
Произведение Овидия «Метаморфозы», где поэт переработал около двухсот греческих и римских мифов и легенд, оказывало весьма сильное влияние на интеллектуалов древнего мира. Эта книга стала излюбленным чтением не только римлян, но и таких разных людей, как Чосер, Монтень и Гёте. Под влиянием Метаморфоз родились многие произведения — от Петрарки до Пикассо.
«Если хочешь, чтобы тебя любили, люби сам» — писал Овидий...

Лион

Жестокость римских нравов вошла в поговорку. Она была обращена не только против чужеплеменнников. Сулла, предводитель аристократов (оптиматов), пошел на Рим и объявил вне закона соперничавших с ним сторонников Мария. Голова трибуна П. Сульпиция Руфа была выставлена на обозрение на Форуме. Городской претор, готовившийся совершить жертвоприношение перед Храмом Согласия, был сам принесен в жертву.
В 87 г. до н.э., когда Рим открыл свои ворота Марию, пришла очередь оптиматов. Легионы Мария при поддержке его далматинской гвардии перебили одного за другим всех тех сенаторов, которых их вождь не удостоил приветствия. Среди преследуемых оказались правящий консул Г. Октавий, бывшие консулы Марк Красс, Марк Антоний и Луций Цезарь.
В 86 г., после внезапной смерти Мария, соратник полководца Серторий вызвал к себе участников этих расправ — под предлогом раздачи им платы — и затем перебил их всех (4000 человек). В 82 г., после победы оптиматов, они стали истреблять своих недавних тюремщиков: «Звон оружия и стоны умирающих явственно слышались в Храме Беллоны, где Сулла проводил собрание сената».
Позднее была формализована процедура объявления вне закона. Победившая партия вывешивала на Форуме список имен проскрибируемых, призывая лидеров побежденной партии явиться на суд — во избежание конфискации. Упомянутые в этом списке, если они успевали покончить собой (обычно вскрыв себе вены в ванне с теплой водой), спасали от разорения свои семьи. Те же, кто упускал такую возможность, оказывались в новом списке, высеченном в мраморе, где их имущество объявлялось конфискованным.
В 43 г., например, объявление вне закона сторонников второго триумвирата повлекли за собой смерть по крайней мере 300 сенаторов и 2000 всадников.

«Народ, который покорил мир, — писал Ювенал, — теперь хочет только двух вещей: хлеба и зрелищ».
«Искусство разговора умерло! — восклицал Сенека. — Неужели теперь можно говорить только о состязаниях на колесницах?»
Ludi (игры) стали главной приметой жизни Рима. Первоначально проводившиеся в четыре определенные недели в течение года, затем они стали почти беспрерывными. Тысячи людей собирались в Большом цирке и Колизее.
Первые игры, о которых сохранились письменные свидетельства, состоялись в 264 г. до н.э.; тогда три пары рабов бились насмерть. Четыре столетия спустя император Траян устроил празднества, во время которых погибло 10 000 человек и 11 000 животных.
Гладиаторы, вступая торжественной процессией через Ворота жизни на арену, обращались к императорскому подиуму с традиционным приветствием: «Ave, caesar! Morituri te salutant» («Радуйся, цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!»).
Проворные ретиарии, вооруженные сетями и трезубцами бились с гладиаторами, сражавшимися мечами. Тела проигравших бой оттаскивали крюками через Ворота смерти. Если гладиатор падал раненым, император или устроитель игр при помощи жеста решал его судьбу (поднятие большого пальца вверх означало жизнь, если же палец был обращен вниз — бойца ждала смерть).
Организаторы использовали соперничество гладиаторских школ и рекламировали подвиги знаменитых бойцов.
Из сохранившейся программы гладиаторских боев мы узнаем, что состоялся бой между двумя бойцами из школы Нерона в Капуе, за каждым было по три победе; один бился фракийским оружием — маленький щит и изогнутый меч, а другой галльским. Один вышел победителем, другой пал мертвым.
Жажда грандиозных зрелищ привела к тому, что гладиаторские бои стали перемежаться сражениями невольников с дикими зверями. Затем на арене стали устраивать масштабные военные битвы и даже морские сражения на арене, наполненной водой. Народ стал требовать зрелищ, поражавших беспримерной непристойностью и жестокостью. Диких быков натравливали на юных девушек, схваченных христиан жарили заживо, распинали, бросали на съедение львам, несчастных пленников заставляли плыть на протекающих лодчонках по водам, где кишели крокодилы.
Всё это продолжалось до тех пор, пока император-христианин Гонорий не запретил игры в 404 г. н.э.
Но ничто так не возбуждало эмоций, как состязания колесниц, которые начались в Риме и продолжились в Византии. Традиция требовала, чтобы шесть колесниц мчались по арене. Страшные падения с лошади и крушения были в порядке вещей. Делались громадные ставки. Победители в состязаниях колесниц становились идолами толпы. Лошади, победившие в состязаниях, увековечивались в каменных изваяниях. Вот надпись на одном из них: «Туск, которым правил Фортунат из Синих, победил 386 раз».
В Восточной Римской империи скачки были в руках четырех партий-корпораций — белых, красных, зеленых и синих; цирковые болельщики нередко становились зачинщиками бунтов. Во времена Византии они получили легальный статус. Когда-то историки считали, что такие корпорации дали начало нарождающимся политическим партиям. Теперь от этой теории отказались; но известно, что партии-союзы принимали участие в торжествах периода поздней Византийской империи. Христианская Церковь всегда смотрела на это неодобрительно.

Спартак

Переход от Республики к Принципату был следствием глубоких социальных перемен. «В этот период происходит насильственное перемещение власти и собственности, — писал британский историк Рональд Сим. — Установление Принципата Августа следует рассматривать как революционный процесс».
Главной жертвой стала старая римская аристократия. Главным революционером был наследник Цезаря, юный Октавий — «холодный и зрелый террорист», бандит, «хамелеон», который являлся попеременно то кровожадным мстителем, то милосердным миротворцем.
В результате этих перемен произошло уничтожение правящего класса, выдвижение на главные должности в Риме амбициозных провинциальных политиков и появление de facto монархии.
В период гражданских войн для политика особенно важно было контролировать армию и раздавать солдатам землю, деньги и отличия.
Участники борьбы вели себя весьма цинично. Неустойчивые союзы создавались по соображениям отнюдь не принципиальным. Политические концепции были всего лишь лозунгами, словесной приманкой.
Старую аристократию можно было купить. Новыми людьми двигали тщеславие и алчность. Они были «карманными сенаторами», «омерзительной и отвратительной толпой» провинциальных нахлебников Цезаря, «тысячью существ», введенных в Сенат вторым триумвиратом; раболепными пропагандистами, которых Октавий нанимал для завоевания общественного мнения. За сценой же прятались просто богачи и искатели приключений — Г. Меценат, Л. Корнелий Бальб из Гадеса, Г.Рабирий Постум, казначей Александрии.
Республика была упразднена. Консульство, которое раньше получали за гражданские добродетели, теперь становилось наградой за интриги или преступления. Остальное было лишь эпилогом. Все кричали «Свобода!» — и все желали мира. «Когда же наступил мир, это был мир деспотизма».
Без сомнения, была и другая сторона медали. Римляне, чуткие к знамениям и гаданиям, тщательно отмечали сопровождавшие деятельность Августа добрые знаки. Светоний рассказывает, что за девять месяцев до рождения будущего принцепса в храме Аполлона во время полуночной службы в мать императора вошел змей. Затем, когда Октавиан впервые праздновал Ludi Victoriae Caesaris, на небе появилась комета. А накануне битвы при Акции ему повстречался греческий крестьянин, погонявший вдоль берега осла. «Меня зовут Евтихий [Удачник], — сказал крестьянин — а это мой осел Никон [Победитель]».

Природа принципата особенно обманчива. Император Август надолго упрочил свою (и своих преемников) власть не упразднением республиканских институтов, но тем, что собрал под свою руку все должности, позволявшие контролировать эти институты. Он стал верховным командующим, консулом, трибуном, цензором, верховным жрецом, проконсулом Испании, Галлии, Сирии, Киликии и т.д. В результате принцепс приобрел власть такую же обширную, как у других автократических правителей. Но осуществлял он ее не по централизованным каналам.
Он заменил псевдореспублику сенаторской олигархии квазиимперией, старые институты которой должны были теперь действовать по-новому. В качестве princeps Senatus (нововведенной должности) он председательствовал в Сенате, а членами этого сорания были или бывшие магистраты, которых принцепс некогда сам назначил, или иные императорские ставленники.
В управление Сенату он отдал примерно половину провинций из тех, на которые была отныне разделена Империя, и ввел императорское вето на решения законодательного органа. Муниципалитеты стали теперь инструментами императорской власти. Будучи praefectus Urbi, Август контролировал уголовное судопроизводство; должность praefectus Annonnae позволяла следить за торговлей, базарами, распределением зерна.
Бесчисленные curatores, надзиравшие буквально за всем (от дорог и рек до ремонта общественных зданий), были ответственны только перед императором. Развитие более формализованного типа автократии относится уже ко времени христианства, в особенности в Восточной империи, где было сильно персидское влияние.
Процедура законотворчества времен Республики постепенно отменялась, но многие установления остались. Иногда созывались comitia tributa для утверждения законов, принятых другими органами власти; всё еще издавались Senatus consulta (постановления Сената).
Cо II в. н.э. император становится единственным законодателем — через его эдикты или ордонансы (указы), через рескрипты (письменные решения по поводу петиций), через decreta (постановления по прошениям, направленным в суд), через мандаты (административные инструкции). К этому времени Сенат перестает быть высшей инстанцией по рассмотрению прошений и заменяется в этом качестве префектом претория, подчиненным императору.
По прошествии долгого времени возникла необходимость вновь кодифицировать громадный свод римских законов. Трижды предпринимались попытки решить эту проблему в Codex Gregorianus (ок. 295  г. н.э.), Codex Hermogenianus (ок. 324 г. н.э.) и в Codex Theodosianus (438 г. н.э.).
В Эдикте Теодориха (до 515 г.), в Бревиарии Алариха (506 г.) и в Бургундском кодексе (516 г.) правители варваров делали попытки суммировать те законы, которые они застали в провинциях Рима. Но главная работа по систематизации законов была проделана при императоре Юстиниане на Востоке.
Пятьдесят решений (531 г.), Институции (533 г.), Дигесты и Пандекты (534 г.), Кодекс (534 г.) и Новеллы (565 г.) охватили все области публичного, частного, уголовного, гражданского, секулярного и церковного права. Именно в виде сводов законов Юстиниана всё громадное наследие римского права дошло до современности.

Помпеи

Понятием provincia обозначалась территория под юрисдикцией магистратов, посланных управлять завоеванными землями. Каждой провинции была дана хартия (lex provincialis), которой определялись границы провинции, административное деление, привилегии.
Каждая провинция поручалась проконсулу или пропретору, которому вменялось в обязанность содержать войска, собирать налоги и через эдикты осуществлять законную власть. У каждого наместника были штат легатов, назначенных сенатом, военная гвардия и множество чиновников.
Существовало различие между императорскими и сенатскими провинциями. Создание провинций имело далеко идущие последствия как для Рима, так и для судьбы всей Империи. В скором времени Рим достиг процветания благодаря громадному притоку податей, а также благодаря постоянному движению людей и товаров. Но в дальнейшем внутренняя консолидация провинций привела к тому, что столица была отрезана от источников обогащения и власти.
По мере того как Рим слабел, провинции крепли. На первом этапе провинциальная элита поставляла новых всадников и сенаторов, по традиции преобладавших среди олигархии и управлявших Империей. На втором этапе, когда произошла консолидация военных сил на периферии, которая постепенно становилась самодостаточной, стали процветать провинциальные города, как Лугдун (Лион) или Медиолан (Милан).
Громадный ущерб политической жизни наносило соперничество провинциальных наместников, многие из которых становились императорами.
Далее связи периферии с Римом ослабели до такой степени, что провинции начали требовать автономии. Это центробежное движение власти и ресурсов стало одной из причин несчастий Империи.

Финансы Империи, как и ее провинции, делились на два сектора. Сенатская казна хранилась в храме Сатурна и богини Опс. Fiscus времен Империи был изобретением Августа. Теоретически он был отделен от личных средств императора — patrimonium Caesaris, но это разделение не принималось во внимание.
Главные статьи дохода составляли рента за сдачу внаем государственных земель в Италии, подати из провинций, въездные пошлины, государственная монополия на добычу (и продажу) соли, чеканка монеты, прямые налоги на освобождение рабов и наследство, а также чрезвычайные займы.
Помимо армии главные статьи расходов составляли религиозные церемонии, содержание администрации и императорского двора, производство публичных работ, пособия бедным, раздачи зерна. Иногда представители императора забирали в его пользу весь сбор налогов за пределами Рима.

Римская армия постепенно росла; в 31 г. до н.э. она достигла максимальных размеров — 60 легионов. После битвы при Акции постоянные силы обороны составляли 28 легионов, каждый примерно по 6000 профессиональных воинов. Что касается флота, то существовали эскадры на Рейне и Дунае, а также в Средиземном море.
Во 2 г. до н.э. Октавиан Август формирует 9 когорт элитной преторианской гвардии, базировавшейся в Риме. Здесь преторианцам платили по 720 денариев в год.
У легионов были номера и имена. В армии были Legio III Augusta и Legio III Cyrenaica, Legio VI Victrix и Legio VI Verrata. У нескольких легионов был номер I, так как императоры любили давать предпочтение тем соединениям, которые они сами образовывали. Легионы, которые были в бою разбиты, как XVII, XVIII и XIX легионы, погибшие в Германии, или Legio IX Hispana, уничтоженный в Британии в 120 г. до н.э., никогда не восстанавливали.
Limes — Линия границы — была главной чертой обороны Империи. Иногда неверно представляют себе, будто это был непроходимый барьер. Это был скорее кордон (или несколько параллельных кордонов). Эту заградительную линию можно было пройти, только заплатив пошлину.
Линия обороны взбиралась на холмы и спускалась в долины, шла вдоль пограничных рек и побережий. Местами она принимала вид (как в Британии) стены — вроде Китайской. В других местах это мог быть деревянный частокол на земляном валу, цепь прибрежных укреплений или (как в Африке) укрепленных сельских домов, повернутых лицом к пустыне. Охраняемые перекрестки на этой линии были четко обозначены воротами. Естественно, они со временем стали большими и малыми городами, выросшими вокруг военных лагерей и базаров.
Благодаря Limes Рим мог поддерживать отношения с варварами. По всей Империи офицеры-варвары и целые варварские соединения служили в армии, племена варваров оседали — c согласия властей — в некоторых провинциях. Так что два процесса — романизация варваров и варваризация римлян — шли параллельно и непрерывно.

Апокалипсис

Император Тиберий (правил в 14—37 гг.) предавался неумеренной жестокости и извращениям. При нем снова вошли в моду массовые проскрипции.
Калигула (правил в 37—41 гг.) приказал еще при жизни считать его богом, а свою лошадь назначил сенатором. Светоний пишет, что «со всеми своими сестрами он жил в преступной связи». У него были «волосы на голове редкие, с плешью на темени, а по телу — густые. Поэтому считалось смертным преступлением посмотреть на него сверху, когда он проходил мимо.
Калигула умер от руки убийцы.
Клавдий (правил в 41—54 гг.) имевший женами по очереди двух убийц — Мессалину и Агриппу, был отравлен соусом из поганок, подмешанным ему в еду.
Император Нерон, неумеренно эстетствовавший сибарит, расправился с собственной матерью, приказав заколоть ее. Он отравил свою тетку и приказал казнить жену по ложному обвинению в измене; вторую жену он забил насмерть, когда та была беременна. «Мало того, что жил он и со свободными мальчиками, и с замужними женщинами, — писал Светоний, — он изнасиловал даже весталку Рубрию... Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной: он справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с приданым и с факелом ... и жил с ним как с женой. Еще памятна чья-то удачная шутка: счастливы были бы люди, будь у Неронова отца такая жена!»
По преданию, Нерон совершил самоубийство со словами «Какой великий артист погибает!»
Император Гальба (правил в 68—69 гг.) был убит восставшими легионерами в «год четырех императоров» — как и его преемники Оттон и Виттелий. Веспасиан (правил в 69—79 гг.), сын провинциального сборщика налогов, смог осуществить свою главную цель — «умереть на ногах». Умирая, он произнес: «Увы, кажется, я становлюсь богом».
Тит (правил в 79—81 гг.) был предположительно отравлен братом — после удивительно счастливого правления, омраченного только извержением Везувия. Его предполагаемый отравитель, император Домициан (правил в 81—96 гг.), был заколот женой. Восемь из десяти императоров, преемников Августа, умерли ужасной смертью.

Катакомбы

«Если бы надо было указать период в мировой истории, когда положение человечества было особенно счастливым, — писал Гиббон, — то без колебаний следовало бы назвать период от смерти Домициана до восшествия на престол Коммода».
При императорах Нерве (правил в 96—98 гг.), Траяне (98—117), Адриане (117—138), Антонине Пие (138—161) и Марке Аврелии (161—180) Империя не только достигла наибольших размеров, но и наслаждалась стабильностью.
Нерва организовал постоянную помощь бедным; Траян был честным неутомимым солдатом; Адриан был строителем и покровителем искусств. Об Антонине Пие Гиббон писал: «Его царствование обладало удивительным преимуществом: оно дало удивительно мало материала для истории, которая есть ни что иное, как список преступлений, глупостей и несчастий человечества».
Мелкие детали, касающиеся управления империей в ее лучший период, мы обнаружим в обширной переписке императора Траяна с Плинием Младшим, администратором провинции Вифиния.
Плиний писал: «Театр в Никее, владыка, выстроенный уже в большей части своей, но не законченный, поглотил, как я слышу (я в отчете еще не разобрался), больше 10 миллионов сестерциев, и боюсь, что напрасно... Те же никейцы начали, еще до моего прибытия, восстанавливать уничтоженный пожаром гимнасий...
Клавдиополиты, в низине, под самой горою, не столько строят, сколько выкапывают огромную баню... Но стоит, желая не погубить затраченного, истратить и дополнительные средства».
Траян отвечал своему чиновнику: «Что следует сделать с театром, который начали никейцы, ты лучше всего обсудишь и постановишь на месте сам... Не может быть, чтобы тебе не хватало архитекторов. В каждой провинции есть и опытные и талантливые люди: не думай, что их ближе прислать тебе из Рима, когда даже к нам они обычно приезжают из Греции».
Плиний: «Общественные деньги, владыка, твоей предусмотрительностью и моим усердием уже или истребованы, или истребуются... Случаев приобрести недвижимую собственность очень мало или нет вовсе; людей, которые хотели бы сделать заем у города, не находится, тем более, что город дает деньги, как и частные лица, под 12 %. Посмотри, владыка, не сочтешь ли нужным уменьшить проценты и тем самым склонить к займам подходящих людей».
Траян: «И я сам, мой дорогой Секунд, не вижу другого средства для более легкого размещения городских денег, кроме уменьшения процентов... Принуждать к займам людей, у которых деньги будут, возможно, тоже лежать втуне, не соответствует нашему времени с его духом справедливости».
Плиний: «Ты поступил чрезвычайно предусмотрительно, владыка, приказав послать в Византий легионного центуриона. Посмотри, не сочтешь ли нужным таким же образом позаботиться о юлиополитах, чей город, очень маленький, несет на себе очень большие тяготы и терпит по своей слабости тяжкие обиды».
Траян: «Положение города Византия, куда стекается со всех сторон множество путешественников, таково, что в согласии с обычаем предшествующих времен мы сочли необходимым почтить город, поставив для охраны легионного центуриона.
Если бы мы решили оказать такое же содействие юлиополитам, то пример их лег бы на нас тяжким бременем. Очень многие города, чем будут слабее, тем настоятельнее будут просить о том же».
Плиний: «Я никогда не присутствовал на следствиях о христианах; поэтому я не знаю, о чем принято допрашивать и в какой мере наказывать. Немало я и колебался, есть ли тут какое различие по возрасту, или же ничем не отличать малолеток от людей взрослых... Прощать ли раскаявшихся, или же человеку, который был христианином, отречение не поможет, и следует наказывать само имя, даже при отсутствии преступления, или же преступления, связанные с именем».
Траян: «Ты поступил вполне правильно, мой Секунд, произведя следствие о тех, на кого тебе донесли как на христиан... Выискивать их незачем... Если на них поступит донос и они будут изобличены, их следует наказать... Безымянный донос о любом преступлении не должно принимать во внимание. Это было бы дурным примером и не соответствует духу нашего времени».
В лице Марка Аврелия Рим получил настоящего царя-философа. Ученик Эпиктета, он приучил себя переносить тяготы постоянных военных кампаний, груз должностной ответственности и требования расточительной семьи. Его записки «К самому себе» полны самых высоких чувств:
«Свойством собственно достойного человека остается любить и принимать судьбу и то, что ему отмерено, а гения, поселившегося у него внутри, не марать и не оглушать надоедливыми представлениями, а беречь его милостивым, мирно следующим богу, ничего не произносящим против правды и не делающим против справедливости. И если даже не верят ему все люди, что он живет просто, почтительно и благоспокойно, он ни на кого из них не досадует и не сворачивает с дороги, ведущей к назначению его жизни, куда надо прийти чистым, спокойным, легким, приладившимся неприневоленно к своей судьбе».
Марк Аврелий прекрасно понимал, кто он и на каком месте: «Город и отечество мне, Антонину, — Рим, а мне, человеку, — мир... Азия, Европа — закоулки мира. Целое море — для мира капля. Афон — комочек в нем. Всякое настоящее во времени — точка для вечности. Малое всё, непостоянное, исчезающее. Все оттуда идет ... из общего ведущего».

Крест

К середине III в. Римская империя являла все признаки глубокой внутренней болезни. Политический упадок проявлялся в отсутствии решимости в центре и в беспорядках на периферии. За 90 лет, начиная с 180 г. н.э., не менее 80 императоров претендовали на монаршую власть — по праву или путем узурпации.
«Правление Галлиена, — писал Гиббон, — принесло только 19 претендентов на трон… Быстрый и постоянный переход из хижины на трон и с трона — в могилу мог бы позабавить стороннего наблюдателя».
Армия безнаказанно диктовала свои условия монархам. Варвары массами переходили Limes, часто и беспрепятственно. Набеги готов были постоянными. В 268 г. они захватили и разграбили Афины. Одна отколовшаяся «империя» при некоем Постуме появилась в центральной Галлии, а другая — в Пальмире.
Власти было всё труднее навязывать подданным культ никудышных или часто сменявших друг друга императоров; тем не менее продолжались преследования христиан (которых становилось всё больше).
В 250—265 гг. во многих районах свирепствовала чума: некоторое время в Риме умирало по 5000 человек в день. За чумой последовал голод. Началась инфляция, сопровождаемая серьезным обесцениванием денег.
Марк Аврелий выпустил серебряную монету, содержащую 75 % серебра. При Галлиене (правил в 260—268 гг.), сто лет спустя, в ней было уже 95 % примесей. Поступления налогов в казну резко упало; имперские власти сосредоточили ресурсы в пограничных провинциях; в других местах многие провинциальные города пришли в упадок; амфитеатры разбирали на камни, чтобы строить укрепления.
Даже при Диоклетиане (правил в 284—305 гг.), двадцать один год правления которого казался «основанием новой империи», далеко не всё было хорошо. Тетрархия, или правление четырех, которое разделило Империю на две части (каждая со своим собственным августом и его заместителем — цезарем), правда, облегчила административную деятельнось и защиту границ. Очень выросла армия, — а также и бюрократия. Рост цен был взят под контроль. Продолжались преследования христиан.
В 304 г. в Риме был организован большой триумф, но он был последним. Год спустя Диоклетиан отрекся от престола и удалился в родную Далмацию.
Флавий Валерий Константин (правил в 306—337 гг.), позднее названный Константином Великим, родился в Нэссе, в Мизии Верхней (то есть в Нише, в современной Сербии, а не в Дакии, как утверждает Гиббон). Его отец, Константин Хлор, бывший цезарем Запада при Диоклетиане, умер в Эбораке (Йорке) вскоре после вступления на престол. Мать императора, Елена, была из бриттов, христианкой; предание чтит ее как нашедшую Истинный Крест.
Константин воссоединил две половины империи и Миланским эдиктом провозгласил веротерпимость. Он утверждал, что имел два видения в решительные моменты его жизни. Первоначально говорили, что ему явился Аполлон, а позднее — Крест со словами: «Сим победишь».
Константин поссорился с жителями Рима и решил перенести столицу на берега Босфора. На смертном ложе он крестился...
Рим перестал быть центром Империи, которую создал.

О сексе и целомудрии

По происхождению христианство — не европейская религия. Подобно родственным ему иудаизму и исламу, оно пришло из Западной Азии, и лишь по прошествии нескольких столетий Европа стала главной сферой его влияния.
Иисус из Назарета (ок. 5 г. до н.э. — 33 г. н.э.), странствующий проповедник, родился в римской провинции Иудее в правление императора Августа. В Иерусалиме Он был осужден на смерть через распятие на кресте. Случилось это в правление Тиберия (14—37 гг. н.э.), во времена прокуратора Понтия Пилата, римского всадника, первое имя которого неизвестно; позднее он, возможно, служил во Вьенне.
Как говорит предание, хотя никакой вины за Иисусом не было обнаружено, прокуратор уступил требованию еврейского синедриона и осудил Его на смерть.
Кроме фактов, содержащихся в четырех Евангелиях, которые сообщают сведения, местами повторяющиеся, а местами разнящиеся, о жизни Иисуса известно немного. О Нем не упоминают никакие исторические документы, и нет о Нем даже малейшего упоминания в римских литературных источниках. Не обратил Он на Себя внимания даже таких еврейских писателей того периода, как Иосиф или Филон.
Его собственное учение известно лишь по нескольким притчам, нескольким высказываниям, в связи с совершенными Им чудесами, из Его бесед с апостолами. Мы судим о первоначальном христианстве по Нагорной проповеди, по Его ответам на вопросы в Храме и потом во время процесса над Ним, из бесед с учениками на Тайной Вечере, из слов, которые Христос произнес, умирая на Кресте. Он заявлял о Себе как о Мессии, давно ожидаемом Спасителе; но Сам свел Священное Писание к двум простым заповедям:
«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: Возлюби ближнего твоего, как самого себя » (Мф.: 22, 37—39).
Иисус не бросал вызова светским властям, постоянно подчеркивая, что «Его Царство не от мира сего». Он не оставил после Себя никакой организации, никакой Церкви, никакого священства, никакого политического завещания и, собственно, никакого Евангелия — только загадочные поучения для своих учеников: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною.
Ибо, кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф.: 16, 24—25).
Трудно было предвидеть, что придет время, когда христианство станет официальной религией Римской империи. Последующие поколения христиан, не сомневаясь и не анализируя, считали торжество христианства попросту проявлением воли Божией. Но для многих живших в более ранние времена римлян случившееся должно было быть подлинной загадкой.
Христианство долгое время воспринимали как непонятное явление локального характера. Его ученики — их веру сторонние наблюдатели часто смешивали с иудаизмом — вроде бы не годились на то, чтобы стать основателями новой всепобеждающей религии. Вера рабов и простых рыбаков не могла послужить ни чьим-то классовым, ни социальным интересам.
Их Евангелие, в котором духовное царство Божие отделялось от власти кесаря, уже по определению требовало отказа от всех мирских амбиций. И даже тогда, когда численность христиан возросла и когда их стали преследовать за отказ участвовать в отправлении императорского культа, их все-таки нельзя было признать социально опасными.
Теперь, конечно, можно увидеть, что христианство с его упором на внутреннюю жизнь человека способно было заполнить пустоты в римском мировоззрении. Видно также, что христианская доктрина искупления и преодоления смерти должна была показаться очень привлекательной. Однако понятно и изумление, которое христианство вызывало у императорских чиновников — например, у Плиния Младшего в Вифинии.
Из всех, писавших о рождении христианской Церкви, самым большим скептиком был Эдвард Гиббон. Его книга «Величие и падение Римской империи», с одной стороны, является примером прекраснейшей исторической прозы на английском языке, а с другой — примером критики Церкви за отступление от христианских принципов. По его собственным словам, Гиббон осуществил «бесстрастное, рациональное исследование развития и институализации… чистой и скромной религии, которая в конце концов развернула победное знамя Креста на развалинах Капитолия».
Распространению христианства способствовал pax Romana. В течение трех столетий после распятия Христа христианские общины возникли в большинстве крупных городов восточной части средиземноморского бассейна.
Апостола Павла, послания которого составляют значительную часть Нового Завета, во время многочисленных поездок, которые были первой в истории христианства серией пастырских визитов, интересовали главным образом говорившие по-гречески жители городов Востока. Как говорит предание, апостол Петр, ближайший ученик Христа, поплыл в Рим, где около 68 г. н.э. погиб мученической смертью. Из Рима Евангелие распространилось по всем провинциям Империи — от Иберии до Армении.
Ключевой фигурой был, несомненно, Савл из Тарса (ум. ок. 65 г. н.э.), известный как апостол Павел. Еврей по рождению, он был воспитан как фарисей; участвовал в ранних преследованиях евреями христиан. Присутствовал при смерти христианского мученика Стефана, побитого камнями в Иерусалиме около 35 г. н.э. Но позднее, после обращения, происшедшего на пути в Дамаск, принял крещение и стал самым влиятельным прозелитом Нового Пути.
Три его миссионерские путешествия стали мощнейшим стимулом развития христианства. Его встречали по-разному. В 53 г. н.э. в Афинах, где он обнаружил алтарь с надписью «Неведомому Богу», евреи встретили его подозрительно.
«Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним. И одни говорили: что хочет сказать этот суеслов? А другие: кажется, он проповедует о чужих божествах, — потому что он благовествовал им Иисуса и Воскресение. И, взявши его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать, это за новое учение, проповедуемое тобою? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему хотим знать, что это такое? Афиняне же все и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое» (Дн.: 17, 18—21).
Дважды он подолгу задерживался среди расположенных к нему жителей Коринфа, где, по всей вероятности, написал свое Послание к римлянам. Когда Павел вернулся в Иерусалим, он был обвинен в нарушении еврейского закона, но как римский гражданин апеллировал к суду, настаивая на процессе в Риме. По преданию, он погиб во время гонений Нерона на христиан.
Павел — как просветитель не исповедующих иудаизм — определил принцип, согласно которому Новый Путь не был родовой собственностью евреев, но был открыт для всех, стремящихся им следовать. «Нет уже ни еврея, ни язычника, нет ни раба, ни свободного» (Кол.: 3, 11). Кроме того, Павел заложил основы всего будущего христианского богословия.
Согрешившее человечество по милости Божьей было спасено во Христе, Воскресение которого лишило силы Старый Завет, открывая новую эру Духа. Христос больше, чем Мессия: Он Сын Божий, и Его мистическое тело — Церковь — состоит из всех верующих, через покаяние и приобщение участвующих в Нем до второго пришествия. Именно апостол Павел создал христианство как последовательную религиозную доктрину.

Пасха

Иудейские корни христианства имели далекоидущие последствия. После Еврейского восстания 70 г. еврейская диаспора начала распространяться по всей Империи. Иудаизм больше не был сконцентрирован в Иудее, и народ Книги стал религиозным меньшинством во многих районах Европы и Азии.
Евреи считали Иисуса Христа ложным мессией, узурпатором и отступником. Христиане были для евреев угрозой и позором: они рассматривали последователей Ииисуса опасными бунтарями, которые похитили Писание и нарушили священные запреты, отделявшие евреев от неевреев (язычников).
Но и евреи казались христианам угрозой: они были народом Христа, отвергнувшим Его божественность, их вожди предали Его на распятие. В народных верованиях евреи стали «христоубийцами»...
Разделение иудео-христианской традиции свершилось, причем каждая сторона остро ощущала предательство другой. Естественно, что и чувство отчуждения было в данном случае больше, чем в конфликтах христиан с представителями других религий. Здесь мы имеем дело с неразрешенной (и неразрешимой) семейной ссорой.С точки зрения бескомпромиссного еврея, у христианства антисемитская природа; антисемитизм им представляется христианским явлением par excellence. С точки зрения последовательного христианина, иудаизм по природе своей — «седалище антихриста», иудаизм потерпел поражение, он — источник постоянной клеветы, богохульства и оскорблений. Христианам и евреям труднее всего увидеть друг в друге наследников единой традиции.
Христианство основывалось, однако, не на одном иудаизме; на него оказали влияние различные восточные религиозные течения в Империи и греческая философия. Евангелие от Иоанна, которое начинается словами «В начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог», решительно отличается от трех других Евангелий именно явным присутствием греческого учения о логосе. Современные ученые особенно выделяют в этом Евангелии не только иудейский, но и эллинистический контекст.
Особое место в истории (или предыстории) раннего христианства занимает Филон Александрийский, эллинизированный еврей, стремившийся примирить Писание с платонизмом.
Во всех традициях, на которых возросла впоследствии европейская цивилизация, присутствовало обостренное восприятие злого начала. В религии доисторических народов и в фольклоре язычников носители зла часто воплощались в образах рогатого животного — дракона, змея, человека-козы, соблазнителя, который не может вполне скрыть свои рога, хвост и копыта. В мифологии классического мира подобные существа ассоциировались с подземным царством. Родословие дьявола можно проследить даже до встречи Гильгамеша с Хумбаба.
В манихейской традиции присутствовал Князь тьмы. Для Аристотеля же зло было только отсутствием добра. Но уже для платоников он был diabolos, противник, старый враг.
В Ветхом Завете, в особенности в Книге Иова, дьявол — проводник греха, источник страданий. В христианской традиции искушавший Христа в пустыне становится Сатаной, падшим Люцифером. Этот персонаж оказывается центральной фигурой средневековой демонологии, а еще раньше — важнейшей фигурой в рассуждениях Блаженного Августина о свободной воле Бога и причинах существования зла. Сатана был и главным героем известных шедевров Мильтона и Гёте. Европейцы потеряли осторожность. Но история Европы без дьявола — это то же, что история христианства без Христа.
Новейшие исследования показывают, что христианство и иудаизм не порывали связи, возможно, в течение двух веков после Христа. Долгое время эти два сообщества лелеяли общие мессианские мечты.
Иудаистские сочинения, относящиеся к 200 г. до н.э. — 50 г. н.э. (из недавно открытых рукописей Мертвого моря) поразительно напоминают евангельские тексты. Некоторые утверждают, что окончательный разрыв между христианством и иудаизмом произошел в 131 г. н.э., когда руководитель второго Еврейского восстания против Рима Симон Бар-Кохба провозгласил себя Мессией.
Но что бы ни считать датой окончательного разрыва, иудаизм всегда оставался рядом с христианством. Так каждую неделю (вот уже 2000 лет) всегда за наступлением священного дня отдохновения для евреев (в пятницу вечером) в субботу вечером наступал священный день отдохновения для христиан.
После того, как возжигаются субботние свечи и совершается молитва о мире, открывается Ковчег Завета — и читают из Торы, Книги Закона:

Окончание следует