Игорь ЛОЗБЕНЁВ

Старое и новое на пороге катастрофы

Статью первую см. «История» № 5/2008.

Русская деревня в годы нэпа. Статья вторая

Период проведения новой экономической политики (1921—1929) занимает особое место в истории России ХХ в. На первую треть прошлого столетия в отечественной истории пришлось несколько войн, в том числе и Гражданская, три революции. Кардинально трансформировалась социальная структура общества, сменилась элита, система управления экономикой. В этих процессах приняли участие огромные массы населения, в том числе и крестьянство, составлявшее основную часть Российской армии. Выходцы из крестьянского сословия пополнили и новую, коммунистическую элиту СССР.

Однако войны и революции проходили, крестьяне возвращались домой и приступали к старой, понятной им мирной жизни. Безусловно, многое изменилось в русской деревне в начале ХХ в. Она была активно втянута в рыночные отношения, всё чаще там стали строиться школы и больницы, многие крестьяне повидали другие города и страны, расширив свой кругозор. Деревня постепенно по своему уровню жизни, быту, менталитету приближалась к городу. В то же время основные занятия крестьян, способы ведения хозяйства, их образ жизни почти не претерпели изменений. Вглядываясь в русскую деревню периода нэпа, мы обнаружим те же четырёхстенные избы с минимальным набором мебели, утвари и украшений. Почти не изменились еда и одежда крестьянского населения. В крестьянских домах было ещё мало книг и газет. Хотя деревенские дети уже пошли в школу, но среди взрослых по-прежнему насчитывалось много неграмотных. На крестьянских полях главное орудие труда, как и встарь, — деревянная соха, только к концу 1920-х гг. постепенно сменяемая железным плугом, лишь изредка мы увидим трактор. Появление нового в деревенской жизни уже очевидно, но также ясно, что оно соседствует со стариной.

Кулаки, середняки, бедняки…

Понимание политической ситуации в Советской России в годы нэпа невозможно без изучения той роли, которую играло в жизни страны сельское население. Оно составляло в тот период более 80% всех жителей СССР. Даже в регионах Центральной России, которые относились преимущественно к промышленно-развитым, крестьянство составляло подавляющую часть населения. По итогам переписи 1920 и 1926 гг., доля жителей села колебалась от 92,1% в Рязанской губернии до 71,3% в Иваново-Вознесенской (1). Высокая доля жителей деревни в составе всего населения страны очевидна, но следует заметить, что сельское население не представляло собой в 1920-е гг. однородной социальной массы и имело сложную социальную структуру. На первый взгляд, всё достаточно ясно: в составе жителей деревни выделяли группы бедняков, середняков, иногда зажиточных и кулаков. Однако возникает вполне законный вопрос: на основании каких признаков выделяются эти группы? Ни у представителей тогдашней соввласти, ни у современных историков не вызывает трудностей определить, что представляли собой «бедняк» и «середняк» в 1920-х гг.

По данным известного специалиста по аграрной истории России В.П.Данилова, в среднее крестьянское хозяйство РСФСР в 1920-х гг. входило 5 членов семьи с 2—3 работниками, имевшей в непосредственном пользовании 12 дес. земли, одну лошадь, одну—две (редко) коровы (2). Соответственно, хозяйства, у которых земли и скота было меньше указанных норм (а часто они не имели их совсем), могли быть отнесены к бедняцким, а при наличии превышения выше указанных норм — к зажиточным, или кулацким. Данная схема, однако, неполно отражает реальную социальную ситуацию в деревне центральной части Нечернозёмной полосы России. Опосредованно на это указывал и сам В.П.Данилов. В частности, в статье «Кулачество» в Советской исторической энциклопедии он писал: «С переходом к новой экономической политике в 1921 г. в деревне возобновился рост кулацких хозяйств. Однако национализация земли уничтожила основной источник накопления в деревне». Но несколькими строчками ниже он указывает: «Кулачество арендовало значительные земельные площади у бедняков и маломощных середняков. В хозяйствах от 16 до 25 дес. половина земли была арендованной, а в хозяйствах свыше 25 десятин до трёх четвертей» (3). Фактически это означало, что земельные ресурсы не переставали быть значимым фактором как средство накопления, а просто их владение преобразовывалось в другую форму. Несмотря на достаточно чёткие параметры, указанные В.П.Даниловым, в реальной жизни деревни они часто просматривались очень слабо. Так, известный исследователь тверской деревни в годы нэпа А.М.Большаков сделал следующие наблюдения: он обследовал бедняцкие, середняцкие и зажиточные хозяйства Горицкой волости Кимрского уезда Тверской губернии по их хозяйственной деятельности и составу имущества. Прежде всего, он учитывал количество членов семьи в каждом хозяйстве. В частности, в хозяйстве зажиточного крестьянина Постикова А.П. в октябре 1926 г. проживало 8 человек, у его соседа — середняка Ефимова В.Н. — 7 человек, а в семье крестьянина-бедняка Филиппова А.И. — 4 человека. Земля в указанных хозяйствах распределялась следующим образом: у зажиточного крестьянина — 8,5 дес., у середняка — 8 дес., у бедняка — 4,5 дес. (4.С.45—49). Зажиточное хозяйство реально выигрывало по сравнению с другими, прежде всего, по количеству членов семьи, способных работать в хозяйстве, и лишь затем в составе и количестве инвентаря, возрасте и работоспособности скота. К этому добавлялись внеземледельческие доходы от валяльной мастерской по производству обуви. В среднем чистый доход за год зажиточного хозяйства составлял 79,7 руб., середняцкого — 47,4 руб., бедняцкого — 21,55 руб. (4.С.45—49). Попадание крестьянских хозяйств в состав различных социальных групп зависело от многих факторов, таких как трудолюбие, количество членов семьи, состояние поля, скота, инвентаря, иногда элементарное везение и стечение обстоятельств — всё это влияло на экономическое положение крестьян. В этих условиях неравенство доходов хозяйств различных социальных групп могло быть предметом недовольства и зависти окружающих, не учитывавших, что доходы были получены тяжёлым трудом всех членов семьи и расходовались на бoльшее число всех родственников.

Мужчины с конской упряжью	Ложкари

Неравенство доходов в деревне, где в 1920-х гг. рыночные отношения были развиты слабо, не оказывало значительного влияния на приобретения крестьянами предметов для своего домашнего хозяйства. Убранство домов не показывает значительных социальных различий. По данным А.М.Большакова, во всех домах были один или два стола, один или несколько шкафов, лавки, сундуки, лампы, зеркала (размеры зависели от зажиточности хозяина). В домах середняков и зажиточных крестьян к указанному имуществу добавлялись кровати (хотя их использовали не часто, и во всех семьях для сна чаще служили лавки) и часы. В домах бедняков были иконы, у середняков к ним добавлялась одна картина (чаще всего портрет Ленина), у зажиточных крестьян — обои, занавески и несколько картин (пейзажи и портреты советских вождей) (4.С.363). Рацион питания у различных социальных групп крестьян также не имел существенных отличий. Обследование норм пищевого потребления крестьянских хозяйств Тверской губернии, проведённое в феврале 1924 г., показало, что хозяйства, лучше обеспеченные землёй, не всегда имели лучшее питание. В частности, в беспосевных хозяйствах объём потребляемых продуктов в расчёте на одного человека в сутки превышал соответствующие показатели по многопосевным хозяйствам на 3,4%. Однако показатели по суточному объёму потребляемых продуктов не определяют весь рацион питания. В данном случае приоритет был за малопосевными хозяйствами. Значительную часть рациона крестьян в хозяйствах без посева составляли овощи, и по этому показателю они превосходили многопосевные хозяйства почти на 30%, в тоже время они потребляли на 2/3 меньше мяса, почти в 2 раза меньше сахара, совершенно не употребляли рыбных продуктов. Лучшее среди крестьянских хозяйств качество питания наблюдалось в среднеобеспеченных землёй хозяйствах. Там потреблялось на 2% больше, чем в многоземельных хозяйствах, хлеба, на 23% — сахара, на 10% — молока и яиц, на 7% соли, на 20% — чая и кофе, на 35% больше рыбы (5). Объяснялось это тем, что в середняцких хозяйствах сохранялось оптимальное соотношение количества земли и числа едоков — членов семьи.

Выезд на полевые работы

В целом можно увидеть, что дифференциация крестьянских хозяйств в 1920-х гг., по крайней мере для стороннего наблюдателя, не имела резких разграничений. Различия шли по линии неколичественных показателей. Богатые крестьяне лучше питались, имели больше хороших вещей, лучшие орудия труда, чем беднота, но каких-то качественных различий в уровне жизни крестьянских хозяйств разных категорий мы не обнаружим.

Что могло повлиять на отнесение того или иного крестьянского хозяйства в ту или иную социальную группу? Факторов, влиявших на это разграничение, было достаточно много. Были примеры, когда хозяйство не могло выйти из нужды в силу объективных обстоятельств. Так, обследование, проведённое в Починковской волости Смоленского уезда Смоленской губернии в 1924 г., показало, что даже при относительно благоприятных условиях развития бедное крестьянское хозяйство с трудом могло преодолеть своё состояние. Примером может служить хозяйство крестьянина Г. деревни Шаталовское той же волости. По социальному землеустройству он получил 8 десятин земли. Лошади в 1924 г. у него не было. За её аренду (лошадиную подмогу) приходилось достаточно много платить — «или пуд в день или бабе пять дней жать». Земля в хозяйстве была неудобрена — отсутствовал навоз. Средний урожай составлял 6 пуд. с десятины (для сравнения, в 1922 г.средний урожай в Смоленской губернии по ржи составлял 43,8 пуд. с десятины, пшеницы — 57,6 пуд. с десятины). Не помогало выбраться из нужды и то обстоятельство, что он по своей бедности не платил налогов (6). С другой стороны, рачительный хозяин при благоприятных условиях мог сделать своё хозяйство вполне преуспевающим. Вот пример: крестьяне Б. (братья — жители деревни Юры Починковской волости Смоленского уезда Смоленской губернии) имели 27 десятин земли, приобретённой ими ещё до революции через крестьянский банк по 155 руб. за десятину. Тогда же они выплатили кредит. У них было в совместном владении 3 лошади, 3 коровы, молотилка и рядовая сеялка. Во время расцвета бандитизма в Смоленской губернии (1918—1920 гг.) хозяйство крестьян Б. подверглось частым нападениям. В 1923 г. их дом сожгли, за что налог на их хозяйство был сокращён в два раза. В 1924 г. налог составил 150 руб., и они его заплатили беспрекословно. Младший из братьев был активным крестьянином: являлся членом местного сельскохозяйственного товарищества. Жили братья, несмотря на хорошие доходы, как бедные крестьяне. У них не было самовара, спали они на полатях, работали, не покладая рук, при этом своей жизнью они были очень довольны и радовались, что теперь наступил «порядок» (6).

На пашне. Во время сева. 1920-е гг.

Различия между крестьянскими хозяйствами и целыми деревнями могли быть вызваны и какими-то специфическими причинами. Иногда в рамках одного небольшого региона с одинаковыми экономическими условиями могли возникать существенные различия в уровне жизни населения. Например, такой факт был установлен при обследовании, проведённом в 1925 г., ряда деревень Бельского уезда Смоленской губернии. При описании деревни Титенки Непецинской волости указывалось, что одежда и питание жителей там были хуже, чем до революции (7. Лл. 48—49).

Иная картина наблюдалась в деревнях Борули, Шулина, Воприлок, Бородино и Новосёлки той же волости и уезда. Обследование показало, что «за годы революции деревня с наружного вида изменилась. Каждый хозяин заново строится, многие строят пятистенки. Окна делают большие, растворчатые. На окнах цветы и занавески  — здесь инициатива девушек. В одежде молодёжь старается не отстать от моды. Девушку в сарафане уже не увидишь, платья самые модные, туфли на высоких каблуках (7. Лл. 54—57).

Армия «Труд» (Саратовская губерния) готовится к весеннему севу. 1924 г.

Объяснить возникшие различия на столь малой территории только экономическими причинами невозможно. Скорее всего, они лежат в иных плоскостях. В данном случае это объяснялось тем, что деревня Титенки была старообрядческой и консервативной, сложнее привыкала к новшествам, особенно в культурной сфере.

Как распознать кулака

Множество других примеров показывают, что социальная дифференциация крестьянских хозяйств Советской России в годы нэпа было явлением сложным и неоднозначным. Сложная социальная структура деревни в тот период оказывала серьёзное влияние на развитие и направление политической активности сельского населения страны в 1920-х гг.

Крестьяне осматривают выставку в вагоне агитпоезда им. Ленина. 1924 г.

В сатирическом рассказе «Кулаки» (1924) замечательный писатель Пантелеймон Романов описывает, как «опознавали» кулаков в деревне: «...Из соседней избы вышел длинный, худой мужик, почесал бок, стоя на пороге, посмотрел по сторонам, потом прошёл через дорогу к кирпичному заводу, там зачем-то постоял и опять пошёл в избу.

— Эй, дядя Никифор, ай не знаешь, куда деться? Иди, видно, в дурачки сыграем...

— ...Пока полоса не пройдёт... — подсказал худощавый. — К кирпичу-то дюже близко не подходи, а то, говорят из волости приехали, — увидят, запишут...

— Ничего чой-то не поймёшь, — сказал столяр.

— Чтобы понимать, для всего надо науку проходить, — ответил худощавый мужик. — Мы вот прошли, теперь понимаем. И что, братец ты мой, что значит, судьба окаянная: прежде сидели, ничего не делали, потому кругом всё чужое было. Теперь всё кругом наше, а делать ничего нельзя.

— А в чём дело-то?

— Да борьбу эту выдумали насчёт кулаков. А тут на местах на этих так хватили здорово, что не то что кулаков, а и мужиков скоро не останется. Приезжают — “Кто у вас кулак?” Говоришь: нету кулаков, мы их всех вывели. — “А кто самый богатый?” — Самых богатых нету. — “А кто лучше других живёт?” — Такой-то... — “А говоришь, кулаков нету?..».

Очевидно, что в данном отрывке в комической форме представлены «перегибы» в антикулацкой политике властей. Но обратим внимание и на другое — сами крестьяне не могут определить, кто у них является кулаком. Они не причисляют к данной категории населения просто более богатых — зажиточных крестьян.

В целом, можно сказать, что сложная социальная структура деревни в тот период оказывала серьёзное влияние на развитие и направление политической активности сельского населения страны в 1920-х гг.

Пройдя в 1917—1920 гг. через серьёзные политические потрясения, русское крестьянство и в период нэпа проявляло большую политическую активность. В то же время эта активность носила весьма специфический характер. Достаточно запутанной была структура местного самоуправления в деревне. Одним из первых новшеств, привнесённых в русскую деревню после 1917 г., стали местные органы самоуправления — советы. Самоуправление не было каким-то непонятным делом для крестьян. В течение столетий многие внутренние проблемы деревни решал сельский сход. Современные исследования показывают, что с учреждением сельского совета прежний сход не только не исчез, но даже подчинил себе новый орган власти. Вот какую картину, ссылаясь на Ф.Кретова, дал О.Ю.Яхшиян: «…Совершенно исключительную роль в селе играет сход. Он решает абсолютно все вопросы, так что сельсовету ничего не остаётся делать» (8. С. 91). В том же ключе была построена текущая работа сельсовета. Как пишет О.Ю.Яхшиян: «В сельсовете 20-х гг. “работающими” были не столько люди, сколько должности — именно те, что совпадали с традицией. В этом отношении источники единодушны. “Работала” должность председателя сельсовета. Как прежняя должность писаря, исполнялась должность секретаря сельсовета. Традиционные функции десятского (сотского, “очередного” и т.п.) в деревне 20-х гг. перешли к сельскому исполнителю» (8. С. 108—109).

Заседание сельской ячейки. 1924 г.

В сущности, только этими должностями и ограничивался состав сельских советов. Другие должности были не нужны и непонятны селянам. Как указывает цитируемый выше автор, «из 40 сельсоветов нечернозёмной полосы с числом членов от одного до трёх, охваченным обследованием ЦКК РКП(б) и НК РКИ, 14 или 24% состояли из одного выборного должностного лица» (8. С. 104—105). Стоит заметить, что, несмотря на видимое сходство по своим функциям сельского совета и схода (оба выступали как органы местного самоуправления), у них имелись значительные различия с точки зрения их представительства. Если в состав сельского совета могли избирать или быть избранными все жители данной местности, за исключением лишённых избирательных прав, умалишённых и осуждённых, то на сельском сходе могли быть представлены только домохозяева (т.е. главы семей). Интересный разговор, затрагивающий данную тему, был отмечен в Богучаринском сельском совете Кокаринского района Тульской губернии. На вопрос соседей, заданный одному из крестьян, — почему на выборы он пришёл в одиночку, без жены и взрослого сына, прозвучал следующий ответ: «Зачем же несколько человек из одной семьи будут голосовать? За кого я, хозяин и голова, голосую, за того мой сын и жена будут голосовать» (9. Оп. 3, д. 481, л. 8). Хотя подобная позиция и противоречила самой сущности советского самоуправления, государство было вынуждено с ней мириться, и оно пыталось если и не признать сельский сход, то хотя бы примирить его с советом. В 1925 г. комиссия ВЦИК по сельским советам и ВИКам приняла постановление «О работе сельских общих собраний граждан и о взаимоотношении их с сельскими советами», в котором сход признавался общим собранием граждан, который избирал сельский совет и перед которым совет отчитывался о своей работе (10).

Крестьянка и картошка со щами

Реальным успехом большевиков в деревне периода нэпа стало постепенное включение в её политическую жизнь женщин. Крестьянка до революции была слабо представлена в местном самоуправлении. Исключением были те случаи, когда в силу каких-либо причин она становилась главой хозяйства. Все 1920-е гг. советское руководство ведёт масштабную, буквально титаническую кампанию по привлечению женщин в советскую работу. Включению женщин в общественную жизнь мешали ещё сохранявшиеся в тот период патриархальные представления об их положении в доме и на селе. Другим не менее важным препятствием были предрассудки самих мужчин, боявшихся, что женщины уйдут из-под их влияния. В частности, в марте 1925 г. во время выборов в советы по Тульской губернии многие крестьяне протестовали против участия женщин в работе избирательных собраний. Они заявляли: «Женщины выйдут из повиновения, и некому будет сидеть с прялкой, присматривать за ребятами, и варить картошку со щами» (9. Оп. 3, д. 639, л. 64). Естественно, что подобное отношение на первых порах вызывало у женщин неуверенность в своих силах, снижало активность в работе. На собраниях женщины держались отдельно от мужчин, вокруг своих активисток. Во время голосования часто солидаризовались с беднотой, как бы показывая своё единство с другой отверженной частью деревенского общества. Однако революционные изменения в обществе и в деревенской жизни приносили свои плоды, разрушение патриархальных устоев было уже не остановить. Важным фактором в этом подрыве стародавних традиций стала возможность развода. Обследование приводит очень интересные примеры использования его женщинами для защиты своих прав. Так, указывалось, что «невестка теперь не гнётся перед свекровью и мужем, в случае чего — развод. Старики говорят о разводах: “Дали, мол, свободу бабам, вот они и дурят”. Однако разводы заставляют и стариков, и молодёжь по-иному смотреть на роль женщины в доме. Так, в одной зажиточной патриархальной семье муж стал уважать свою третью жену, так как боялся, что и она уйдёт»
(7. Лл. 36—39). Очевидно, что подобная практика имела не только свои достоинства, но и недостатки, однако она являлась симптомом значительных изменений, подстёгивавших общественную активность женщин.

«Ножницы цен» и крестьянские союзы

Не только местное самоуправление занимало крестьян, часто они ставили перед властью более масштабные вопросы. Что же интересовало крестьян? Скажем сразу: заботили их не политические вопросы, а обычные хозяйственные проблемы, наиболее остро ощущавшиеся в деревенской жизни. Именно они поднимались ими в первую очередь. Вопросы экономического быта деревни — вот причина всех крестьянских тревог и требований. Их суть формулировалась просто самими крестьянами: налогообложение и «ножницы цен». Деревенские жители были недовольны размерами налогов, способом их взимания, тем, как развёрстываются налоги между крестьянскими хозяйствами различного достатка. Проблема «ножниц цен» упоминалась крестьянами, может быть, не так часто, но от этого она была не менее острой.

Сельский сход

Дискуссия о причинах возникновения и сущности «ножниц цен» состоялась в ноябре 1924 г. на совместном совещании между председателями Тульского уездного исполнительного комитета и райсоветов уезда, с одной стороны, и представителями крестьянства — с другой. На нём руководству был задан вопрос: «Почему цены на крестьянскую продукцию низкие?». Не получив ответа, сами крестьяне его сформулировали в прениях: это был результат перепроизводства продукции в сельском хозяйстве; продав овцу, можно получить выделанную овчину, а продав одну корову, получить одну пару сапог (9. Оп. 3, д. 639. л. 64). Сильное недовольство крестьян Тверской губернии «ножницами цен» проявилось в ноябре 1924 г. В частности, крестьяне отмечали неправильную нормировку цен на городскую продукцию, что делало, по их мнению, жизнь в деревне невыносимой. Цена на сельскохозяйственную продукцию повышалась на несколько процентов, а на промышленную продукцию в 5—6 раз. Крестьяне заявляли: «Может ли жить дальше крестьянин? Каждый скажет — нет!  А особенно тяжело крестьянам центральных губерний, где земля не оправдывает себя, а в городе работы нет» (11. С. 357). Наиболее развёрнуто всю ситуацию с проблемой «ножниц цен» обрисовал представитель Тульского губисполкома, выступая на его расширенном пленуме в октябре 1925 г.: «Крестьянство не особенно интересуется успехами промышленности, когда продукты этой промышленности лежат на складах, или же цена на неё гораздо выше довоенной почти на 100%. Крестьянство ждёт от развития промышленности того, чтобы текстильная промышленность, а также металлургическая выпускали бы товары по более низкой цене, чтобы цены на продукцию промышленности были соразмерны с продукцией крестьянского хозяйства, то есть с хлебом» (12). В целом же понимание сущности проблемы «ножниц цен» даже представителями государства в принципе не решало её, т.к. такая ситуация была результатом государственной политики. Требующая бoльших, чем сельское хозяйство, капиталовложений, промышленность не могла сразу заполнить рынок большим количеством дешёвых изделий. Естественно, это порождало глухое недовольство крестьянства, которое обвиняло в своих бедах городских рабочих.

Плакат. 1920-е гг.	Плакат. 1920-е гг.

Сельское население было недовольно и своим социальным положением, отсутствием быстрого роста уровня жизни по сравнению с городскими условиями: «Крестьян прижимают, не принимают на биржу труда и в учебные заведения» В январе 1926 г. в селении Царёво Ржевского района Тульской губернии один из крестьян рассказывал: «Поедешь в город, например, в Москву, и увидишь, что всюду производится ремонт домов, мостовых, делаются площадки для игр, строятся театры и клубы, и вообще жизнь в городе улучшается быстро. В деревне же мы видим обратное: мосты и дороги не ремонтируются и приходят в ветхость. Соввласть берёт налоги и говорит, что на эти деньги она будет проводить благоустройство деревни, на самом же деле все деньги идут на города, а деревня ничего не получает». В селе Михайловское Тургеневкого района Тульской губернии в марте 1926  г. на выборах в сельские советы были отмечены следующие выступления: «Что думает предпринимать власть для использования свободных рабочих рук в деревне? Их надо уравнять с рабочими и поставить на фабрики». Крестьяне не только критиковали, но и делали конкретные, хотя и довольно примитивные, предложения: «Надо жизнь рабочего и крестьянина сравнять, поставив их, как рабочих, так и крестьян в одинаковое экономическое положение»; «Городу нужно равняться на деревню. Нужно сократить зарплату рабочим и служащим»; «Поручить нашим депутатам сделать равенство между рабочими и крестьянами, а то для рабочих всё, а для крестьян ничего» (Мальцевский сельский совет Веневского района Тульской губернии). В выступлении крестьянина-середняка звучала обида на власть: «Советская власть в первую очередь обеспечить рабочего в ущерб крестьянину, так как средства, полученные от промышленности, в большей своей части идут на улучшение жизни рабочего, который и без того живёт хорошо. Правительство обязано часть средств, получаемых от промышленности, передавать крестьянину путём снижения до минимума сельскохозяйственного налога и даже отмены его»; «Рабочие в настоящее время находятся в положении бывших помещиков и живут за счёт крестьян. Для увеличения им зарплаты власть срочно увеличивает сельскохозяйственный налог». В январе 1926 г. в одном их сёл Тверской губернии крестьяне выдвинули требование сократить зарплату рабочим (9. Оп. 3, д. 400, л. 38; оп. 4. д. 264. л. 22; 11. Т. 4, ч. 1. М., 2001. С. 37, 206—208, 379).

Праздничное оформление

Недовольство крестьян своим положением выразилось в их стремлении к созданию «крестьянских союзов». Сама эта идея наиболее полно воплотила все требования и чаяния крестьян в 1920-х гг. Представители государственной власти чрезвычайно опасались возникновения подобных организаций, т.к., будучи неподконтрольными партии большевиков, они вполне могли стать оппозиционной силой. Все случаи выступлений крестьян с подобной идеей подробно фиксировались и обобщались. По данным А.А. Курёнышева, крестьяне выступали с идеей создания союза: в 1924 г. — 139 раз, в 1925 — 543, в 1926г. — 1676, а в 1927г. — 2312 раза (13). Все источники подчёркивают тенденцию перехода от достаточно скромного числа выступлений в первой половине 1920-х гг. к их значительному усилению в период 1926—1927 гг. Объяснить это можно, прежде всего, тем, что крестьяне в первой половине 1920-х гг. были заняты восстановлением своих хозяйств. Для этого на начальном этапе нэпа со стороны государства им было сделано достаточно уступок. Во второй половине 1920-х гг., по мере улучшения своего хозяйственного положения, крестьяне стали всё более активно втягиваться в рыночные отношения, и для преодоления возникавших на этом пути препятствий они считали необходимым создать крестьянский союз. По всей вероятности, они хотели видеть в нём партию типа большевистской, которая могла бы защищать их интересы, причём почти всегда экономические. Но в большинстве случаев выступления в поддержку крестьянского союза не вышли за рамки предложений и реплик, хотя и делались попытки реализовать эту идею.

Бунтарь Троцкий и царь Кирилл

Не прошла мимо внимания крестьян и борьба за власть внутри руководства правящей партии в период нэпа. В январе 1925 г. секретарь Белёвского укома докладывал, что основная проблема, вокруг которой идут споры, — это налоги и выступление т. Троцкого, вызвавшее значительные крестьянские толки (9. Оп. 3, д.?481, л.1). Что же интересовало крестьян в деятельности и программе оппозиции? Прежде всего, само наличие оппозиции как силы, которая могла бы воздействовать на власть в интересах крестьянства. Существующие материалы не дают нам права безоговорочно утверждать, что основная масса крестьянства хорошо представляла все перипетии внутрипартийной борьбы. На этой основе возникали слухи и предположения, высказывались мнения, далёкие от реальной действительности. Об этом свидетельствуют следующие факты: в январе 1925 г. среди крестьян Дубенского района Тульского уезда Тульской губернии прошёл слух о том что Троцкий — за крестьян и против налогов, а большевики за налоги (9. Оп. 3, д.638, л.46); в феврале 1925 г. на учебных сборах в Туле и Белёвском районе Тульской губернии призывники заявляли: «Нам говорят, что Троцкий недооценивает роли крестьянства, а нам известно, что Троцкий стоял за отмену сельскохозяйственного налога» (9. Оп. 3, д.638,л.46). Одновременно появились и резко отрицательные оценки. Крестьяне деревни Кутаково Ломовского района Тульской губернии говорили, что «Зиновьев настроил нашу партию против наших вождей, а наша партия с ним легко обращается. Таких плутов надо прямо стрелять, а не понижать в должности» (9. Оп. 3, д.267, л.90).

Те или иные оценки со стороны крестьян по отношению к оппозиции внутри правящей партии нередко напрямую основывались на самых невероятных слухах, коренящихся в недостатке информации. Так, в феврале 1925 г. на учебных пунктах Тулы и Белёвского района Тульской губернии призывники спрашивали: «Верно ли, что Троцкий уехал на Дон и там поднимает казаков на советскую власть?» (9. Оп. 3, д.481, л.46). В январе 1924 г. в Тульской губернии прошёл слух об убийстве Троцкого. Распространялись слухи о расколе руководства РКП(б) на три группы: Бухарина, Троцкого и ЦК. Сам Троцкий, якобы, воспользовался сборами территориальных дивизий и угрожает ЦК РКП(б), а ЦК РКП(б) приступил к аресту оппозиции (9. Оп. 3, д. 306, л. 14). Тогда же прошли слухи, что Троцкий продался Антанте, вошёл в соглашение с Милюковым, которого расхваливал на Политбюро. Во время этого выступления раздались выстрелы. После чего Троцкий, Радек и Преображенский вышли из состава Политбюро (9. Оп. 3, д. 306, л. 64). Эти примеры ещё раз доказывают, что крестьяне активно откликались на политические события в стране, но имели очень слабое представление об их реальной сущности.

Откликались крестьяне и на события внешней политики. Наиболее чутко сельские жители реагировали на слухи о войне. В августе 1926 г. в Алексинском и Арсеньевском районах Тульской губернии крестьяне говорили, что: «Англия, Франция и Америка в скором времени объявят СССР войну за то, что Советская власть не платит царские долги и что вся русская земля, по договору, должна быть отдана в аренду союзникам» (9. Оп. 4, д. 267, л.156). Слухи о войне, распространяемые среди крестьян Московской губернии, привели в августе 1924 г. в ряде мест к случаям массовой скупки предметов первой необходимости (14). Хотелось бы заметить, что эти представления крестьян возникли под угрозой возможной войны. Но иногда всевозможные слухи появлялись почти на пустом месте и превращались в домыслы. В августе 1922 г. среди крестьян Бежецкого уезда Тверской губернии распространился слух о блокаде Советской России Америкой и предстоящей войне. В деревне Бологое Ефремовского уезда Тульской губернии в марте 1925 г. поговаривали о том, что Франция создаёт военный блок против СССР и что решено поставить в русские цари Кирилла (т.е. великого князя Кирилла Владимировича) (11. Т.3, ч.1. М., 2002. С.219). Всё это дополнялось распространившимися среди крестьян Тверской губернии слухами о покушении на Ленина, восстановлении на германском престоле Вильгельма II, о возможной войне и призыве трёх возрастов (16). В этих слухах соединилось всё — и информация о реальных событиях, и невероятные выводы на её основе.

Подводя общие итоги, можно увидеть, что российская деревня периода нэпа не была каким-то инертным организмом. В сущности, положение крестьян в 1920-х гг. наиболее полно демонстрировало переходную сущность новой экономической политики. Сельское население было весьма восприимчиво к экономическим нововведениям и к политическим событиям. В то же время восприятие крестьянами всего нового проходило через призму их миропонимания и личных интересов. Их жизнь и быт ещё не подверглись значительным изменениям, масштабные потрясения начала 1930-х гг. были ещё впереди…

Примечания

1. Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926  г. Вып.1. М., 1927. С. 10-15; Статистический справочник. Тула, 1924. С. 6—10; Справочник по населённым местам Московской губернии. М., 1929. С.5—8. Расчёты автора.

2. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. М., 1979. С. 29.

3. Советская историческая энциклопедия. Т. 8. М. 1965. С. 243—244.

4. Большаков А.М. Деревня 1917—1927 гг. М., 1927.

5. Материалы общества изучения Тверского края. Вып. 3. Тверь, 1925. С. 3—5.

6. Гагарин А. Хозяйство, жизнь и настроения деревни (По итогам обследования Починковской волости Смоленской губернии). М.—Л., 1925. С. 32—33.

7. Государственный архив новейшей истории Смоленской области (ГАНИСО). Ф. 3, оп. 1, д. 2764, лл. 48—49.

8. Яхшиян О.Ю. Общинное самоуправление и советы: Местная власть в русской деревне 1920-х гг. М., 2006. С. 91.

9. Центр научной информации Тульской области (ЦНИТО). Ф. 1.

10. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1235, оп, 140, д. 169, л. 10.

11. «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении дел в стране (1922—1934 гг.). Т. 2. М., 2001. С. 357—358.

12. Расширенный пленум Тульского губисполкома 10—12 октября 1925 г. Тула, 1925. С. 27.

13. Курёнышев А.А. Всероссийский крестьянский союз. 1905—1930 гг. Мифы и реальность. М., 2004. С. 302.

14. Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. Т. 1. М., 2000. С. 677—678.

И.Н.ЛОБЗЕНЁВ,
кандидат исторических наук,
учитель истории

Советуем прочитать

Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. М., 1979.

Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М., 1977.

Яхшиян О.Ю. Общинное самоуправление и советы: Местная власть в русской деревне 1920-х  гг. М., 2006.

Чаянов А.В. Организация крестьянского хозяйства // Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство. М., 1989.