Уроки толерантности или вражды?Окончание. Начало см. № 33/2003 Как в сегодняшней школе
рассказывают
|
Сербские беженцы |
В учебниках, освещающих советский период,
тема внешних и внутренних конфликтов
подверглась значительно более заметной
корректировке либо полному пересмотру.
Традиционной выглядит, пожалуй, лишь трактовка
крупнейшего внешнего конфликта — Beликой
Отечественной войны.
Вместе с тем, впервые освещаются (хотя и
недостаточно подробно) такие показательные для
понимания сущности советского режима внешние
конфликты, как Венгерское восстание 1956 г.,
Пражская весна 1968 г., Афганская война 1979—1989 гг.
Некоторые авторы дают достаточно критические
оценки всем этим событиям и даже прямо или
косвенно признают за СССР экспансионистские
устремления1.
Особенно радикальной представляется переоценка
большинства внутренних конфликтов. Так,
Гражданская война предстает перед читателем уже
не в качестве глобального идеологического
конфликта «плохих» белых и «хороших» красных, но
как чудовищный опыт массового братоубийства,
когда одна часть народа безжалостно уничтожала
другую. «Она (Гражданская война. — Л.Г.)
окончательно раскрепостила “звериные
инстинкты” в обществе и способствовала, — пишет
Данилов, — кристаллизации ультрарадикальных
традиций большевизма»2.
Заметное место в учебниках отводится описанию красного
террора и большевистской политики устрашения
населения. Пугающим прецедентом стали
Кронштадтский мятеж и Антоновское восстание,
жесточайшим образом подавленные силами Красной
армии.
С каждым годом в учебниках дается все более
жесткий анализ системы тоталитаризма,
установившейся в СССР в начале 1930-х гг. Не у всех
авторов он сопровождается рассказом о
чудовищном большом терроре, развязанном
Сталиным и его соратниками против собственного
народа, когда в категорию «врагов» попали
миллионы советских граждан. «Со второй половины
30-х гг. аресту и суду подвергались не только
политические оппоненты власти, но и
“потенциальные” враги, которых судили не за
конкретные действия, а за потенциальную
опасность для режима. Такая “мера социальной
защиты” велa к “срезанию” целых слоев общества»3. Объективное освещение
учебниками грандиозного внутреннего конфликта
между властью и народом представляется крайне
необходимым для понимания школьниками не только
внешних проявлений сталинского режима, но и
глубинной сути большевистской идеологии.
В учебниках нашли отражение и другие (помимо
массовых репрессий) разновидности внутреннего
конфликта в СССР, в частности сталинские
депортации народов в 1940-х гг. Они касались судеб
национальных меньшинств: чеченцев, ингушей,
балкарцев, карачаевцев, калмыков и др.,
подвергшихся насильственным переселениям в
безлюдные степи Казахстана и глухие местности
Сибири4.
Ленинградское дело, дело врачей, борьба с безродными
космополитами, и проч., и проч. — все это с
разной степенью подробности освещается на
страницах современных учебников истории.
«Особого размаха национальная нетерпимость
достигла в отношении представителей еврейской
нации», — говорится в учебнике Данилова,
завершающем раздел о советской национальной
политике следующим прогнозом: «Все это не могло
не вызвать в перспективе всплеска национализма в
самих национальных регионах СССР»5.
Впервые на страницах школьных изданий
анализируется феномен диссидентства: приводятся
данные КГБ о численности диссидентов в СССР и о
борьбе режима с ними. Данилов рассматривает
разные направления инакомыслия в стране:
национальное, религиозное, инакомыслие
репрессированных народов, так называемое отказничество
евреев и т.д.6
В учебниках 1998—1999 гг. уже отслеживаются
конфликты постсоветской эпохи, между
сторонниками и противниками демократического
развития страны (путч 19 августа 1991 г.
расценивается как «антиконституционный
государственный переворот»); между
исполнительной и законодательной властями
(конфликт, приведший к острому
внутриполитическому кризису, обернувшемуся
обстрелом из дальнобойных орудий здания
российского парламента в октябре 1993 г., был
порожден, по сути, теми же причинами, что и путч)7.
В некоторых учебниках уже нашла отражение и тема
недавней Чеченской войны 1994—1996 гг. Она подается
сугубо информативно. Авторы не пытаются
анализировать корни и конкретные причины этого
чудовищного конфликта: «Война в Чечне стала
самым крупным военным столкновением на
территории бывшего СССР со времен Второй мировой
войны. Она унесла жизни в общей сложности более 100
000 человек со стороны как мирного населения, так и
федеpaльных и сепаратистских войск»8.
В сравнении с советскими, в учебниках последнего
поколения значительно смягчен образ внешнего
вpaга. Школьные издания почти освободились от
идеологических клише типа заговор стран
капитала против Советов или НАТО — мировой
агрессор. Вследствие этого вся послевоенная
эпоха и период холодной войны оцениваются
гораздо более адекватно, взвешенно и спокойно.
Иногда в учебниках встречаются спорные либо
бездоказательные суждения, уместные, скорее, для
научных монографий или статей. Пример — сюжет в
учебнике Данилова о борьбе за власть,
развернувшейся после смерти Сталина, в рамках
которого предлагается весьма сомнительная
версия о Берии-реформаторе9.
В современных учебниках нашла отражение и такая
разновидность конфликта, как межличностный.
Событийная канва только выигрывает от
«одушевления» отечественной истории, обретения
ею «человеческого измерения». Страсти и амбиции,
борьба за влияние — все это придает любым, даже
самым бесцветным историческим событиям
объемность и достоверность. Конфликты между
Лениным и его соратниками, с одной стороны, и
оппонентами, с другой (Троцким, Каменевым,
Зиновьевым, Бухариным, Сталиным и др., поочередно
выходившими на авансцену истории), отражают
перипетии борьбы за власть в верхнем эшелоне
большевистской партии в первые годы после
Октябрьской революции. Эта коллизия освещается
уже не только с позиций политической борьбы, она
обретает ярко выраженный личностный характер.
Самому вождю пролетарской революции учебники
уделяют значительно меньше внимания, чем прежде.
Некоторые авторы весьма критически отзываются о
Ленине. «Помимо способностей, его с детских лет
отличала нелюбовь к России, которую он презирал,
— пишет Боханов. — Не верил в Бога и не
интересовался русской историей, которая
представлялась “неинтересной”. Его больше
занимала история западноевропейских стран, где
происходили, как ему казалось, большие и важные
события. В России Ульянова интересовали лишь
выступления против власти»10.
Отец народов Сталин также удостаивается
критических суждений со стороны авторов
учебников: «Стремясь уничтожить оппозицию
коммунистическому режиму, Сталин в 1933 г. начал
очередную генеральную чистку партии. Диктатор
стремился добить своих подлинных и мнимых
противников, создать полностью подчиненную и
послушную ему партию — “орден меченосцев”»11. И все же в позиции многих
авторов ощущается подсознательный пиетет перед
успехами тирана в многотрудном строительстве
советской государственности.
Современные школьники имеют возможность не
только ознакомиться с биографическими
сведениями о выдающихся либо просто
примечательных исторических деятелях, но и
получить представление о происходивших между
ними конфликтах, в той или иной степени влиявших
на логику и ход мировых событий, а то и изменявших
их (Сталин и Мао, Сталин и Тито, Хрущев и Кеннеди,
Горбачев и Ельцин, и т.д.)12.
К сожалению, в большинстве учебников последнего
поколения практически игнорируется фактор
полиэтничности и мультиконфессиональности как
СССР, так и Российской Федерации. Это проявляется
в весьма слабом отражении истории малых народов,
а также темы взаимоотношений народов внутри
страны — на горизонтальном уровне. Учебники
обходят вниманием целый пласт конфликтов
этнического, религиозного, культурно-бытового
характера, происходивших в разные периоды
отечественной истории. Лишь в одном из них
удалось найти упоминания о не столь давних
межэтнических конфликтах: в Алма-Ате (1986),
Нагорном Карабахе (1988), Фергане, Оше, Туве, Грузии,
Молдове (1990) и др.13 Между тем
большинство этих конфликтов имеет сложную и
длительную предысторию, нередко уходящую
корнями в глубину столетий.
В сегодняшнем нестабильном и усложнившемся мире
проблема этнического конфликта чрезвычайно
актуализировалась. Общеизвестно, что во многих
постсоветских регионах сохраняется мощный
конфликтогенный потенциал, и это лишний раз
доказывает необходимость отражать сюжеты об
этнических конфликтах в школьных учебниках
истории.
Включение подобных сюжетов возможно лишь при
условии использования языка политкорректности,
что особенно важно для территорий со сложным
составом населения, к примеру так называемых
контактных зон. В этих регионах особенно остро
ощущается потребность в учебниках, которые
способствовали бы преодолению исторических
предрассудков, ложных стереотипов и двойных
стандартов, национализма и шовинизма и вместе с
тем обучали бы терпимости, демократичности,
братолюбию, критическому мышлению, свободному от
всяческих шор.
Специфическую разновидность современных
учебников представляют собой так называемые
региональные учебники. Те из них, что издаются в
странах СНГ, являют собой образцы ярко
выраженного этноцентризма14. В
украинских, молдавских, прибалтийских и
закавказских учебниках Россия (за некоторыми
исключениями) предстает в виде деспотического,
агрессивного, эгоистического монстра.
Помимо полярно различающихся интерпретаций
совместной истории, российским и региональным
школьным учебникам свойственно много общего. В
сущности, недостатки региональных учебников
являются зеркальным отражением недостатков
российских учебников — с той только разницей,
что в первых отражается значительно больше
эмоций и подспудных комплексов. Добавим к этому и
приверженность нарративной модели подачи
материала, и упорное следование
хронологическому принципу изложения, и
очевидную пристрастность оценок.
По-прежнему политическая история в учебниках
превалирует над социальной. А история
повседневности, обыденной жизни людей слабо
отражена на страницах учебников, хотя уже и
наметились определенные положительные сдвиги.
При всех издержках последнее поколение
учебников выглядит все же существенно
привлекательнее предыдущего. Во всяком случае,
освещение отечественной истории в них
представляется более адекватным самой истории.
Что до методологической стороны, то дальнейшее
ее усовершенствование, надо полагать, поможет
преодолеть и застарелые недостатки, и
возникающие сегодня трудности.
И самое главное: до тех пор пока процесс
улучшения (раз от разу) качества школьных
учебников будет базироваться на прежней матрице,
и — что еще более важно — пока не произойдет
полное переосмысление собственного прошлого,
серьезный прорыв в деле подготовки поколения
учебников, содержащего максимально объективный
взгляд на нашу историю, невозможен.
Людмила ГАТАГОВА,
кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник
Института российской истории РАН
1 См.: Данилов А.А., Косулина Л.Г.
История России. ХХ век. М., 1999. С. 280, 299.
2 История России. Учебное
пособие/Под ред. А.А. Данилова. С. 166.
3 Данилов А.А., Косулина Л.Г.
Указ. соч. С. 172—173; См. также: М.Н. Зуев. История
России (XX век). С. 197.
4 См.: Данилов А.А., Косулина Л.Г.
Указ. соч. С. 249—250; 3уев М.Н. Указ. соч. С. 261—262.
5 История России... С. 249—250.
6 Cм. там же. С. 394.
7 См.: Отечественная история. ХХ
век/Под ред. А.И. Ушакова. М., 1997. С. 471—472; 481—482.
8 Данилов А.А., Косулина Л.Г. Указ.
соч. С. 332—333; См. также: Зуев М.Н. Указ. соч. С.
418—423.
9 См.: История России... С. 337.
10 Боханов А.Н. История России.
XIX — начало XX в. С. 339; Буганов В.И., Зырянов П.Н.
История России. (конец XVIII — XIX в.). С. 273—275.
11 Отечественная история... С. 305.
12 См. там же. С. 274—281, 397, 398, 477—478; Зуев
М.Н. Указ. соч. С. 284—285.
13 См.: Отечественная история... С.
463—464.
14 См.: Национальные истории в
советском и постсоветских государствах/Под ред.
К. Аймермахера и Г. Бордюгова. М., 1999.