Анфас и профиль

 

Ирина СУПОНИЦКАЯ

 

Соседи — близкие и далёкие

Материал для подготовки обобщающего урока или факультатива “Культура России и США во второй половине XVIII в. — первой половине XIX в.”, или элективного курса “История мировых цивилизаций”.  8, 10, 11 классы

См. также: “Россия — наиболее дружественная нам держава” (№ 3/2008).

“Два народа — молодые, свежие...” (№ 7/2009).

 

 

Из истории российско-американских связей
(конец XVIII — первая половина ХIХ вв.)

Уже в XVIII в. у россиян сложилось два противоположных образа Америки — общества, угнетающего рабов и индейцев, или американцев, как тогда их называли; и страны свободы.

Поэт-классицист А.П.Сумароков, обличая алчных колонизаторов, писал в стихотворении “О Америке”:

Коснулись Европейцы суши,
Куда их наглость привела,
Хотят очистить смертных души,
И поражают их тела.

В творчестве А.Н.Радищева появляются оба образа Америки. Он осуждал американцев за истребление индейцев и рабство, сравнивал русских крепостных крестьян с рабами. Однако приветствовал победу Соединённых Штатов в войне за независимость в оде “Вольность”, восхищался “словутой (знаменитой. — Авт.) страной”, видя в ней пример для России: “Ликуешь ты! а мы здесь страждем!/Того ж, того ж и мы все жаждем”. В “Путешествии из Петербурга в Москву” А.Н.Радищев цитировал раздел о свободе печати из конституции Пенсильвании, написанной Б.Франклином и Т.Пейном. За свободомыслие он был приговорён к смертной казни, заменённой десятилетней ссылкой в Сибирь. Возмущённая Екатерина II бросила о Радищеве знаменитую фразу: “Он бунтовщик хуже Пугачёва. Он хвалит Франклина”, назвав последнего “начинщиком” всяких бед.

В России нашлось немало поклонников Америки и Франклина. Один из них — известный просветитель, писатель и издатель Н.И.Новиков. Как редактор газеты “Московские ведомости”, он постоянно давал информацию о Соединённых Штатах, а в 1783 г. опубликовал первую биографию Франклина, где говорилось: “Франклин в некоторых веках почитаем будет божеством. Электричество преображает всю физику; селения Аглийские преображают всю политику”.

Позднее философ и публицист И.В.Киреевский сравнил судьбы двух типографщиков, Франклина и Новикова, с грустью заметив, что первый оказался “более славным и более счастливым”, а “последствия их деятельности были столь же различны, сколь Россия отлична от Соединённых Штатов”. Новиков, как и Радищев, пострадал от гнева императрицы: был заключён в Шлиссельбургскую крепость, а выйдя на свободу, прекратил общественную деятельность.

Среди почитателей Франклина был Н.М.Карамзин‚ подобно Радищеву‚ ценивший в нём не только политика, но и гуманиста: “Видя оскорбляемые права человечества‚ с каким жаром берётся он быть его ходатаем!”

Сочинения Франклина стали первыми произведениями американской литературы, появившиеся в России. В 1784 г. на русский язык была переведена его работа “Учение добродушного Рихарда”, пользовавшаяся большим успехом. Талантливый восемнадцатилетний поэт Андрей Тургенев в 1799 г. издал книгу своих переводов сочинений Франклина, включив в неё отрывок из его “Автобиографии” и написав очерк “Жизнь Франклина”. “Неутомимое трудолюбие, пламенная любовь к наукам, соединённая с прямодушием и честностью, были главные черты в франклиновом характере”, — отмечал он.

Идея самовоспитания Франклина стала популярной в России. В.А.Жуковский, наставник наследника престола, будущего императора Александра II, использовал его советы при создании собственной системы самоусовершенствования. Франклиновский дневник в молодости вёл Л.Н.Толстой, отмечая свои недостатки. Франклин был примером для декабристов, их поддержкой в годы ссылки. Писатель А.А.Бестужев-Марлинский заметил в письме к братьям из Якутска от 25 марта 1829 г.: “Последнее время утешал меня Франклин. Какая тёплая любовь к человечеству! Какая убедительная ясность изложения! Вот был человек!”

Однако в ту пору два народа ещё мало знали друг о друге. Павел Петрович Свиньин, писатель, художник, журналист, служивший в 1811—1813 гг. секретарём генерального консула в Филадельфии, рассказал в дневнике об одном случае. Однажды в трактире Портсмута он почувствовал на себе пристальный взгляд хозяина: тот усомнился, что перед ним русский, т.к. представлял русских с бородой, в длинных кафтанах, что они “более медведи, чем люди”¹.

Россияне из культурного слоя дворянства знали об Америке больше, поскольку ездили за границу, владели иностранными языками. В начале XIX в. материалы об Америке печатались в журналах “Вестник Европы”, “Сын Отечества”, “Отечественные записки” (в 1820-е гг. редактором последних был Свиньин), “Московский телеграф”. В первых двух журналах Свиньин публиковал свои статьи о США, прежде чем появилась его книга “Опыт живописного путешествия по Северной Америке” (1815), ставшая первой отечественной работой о Соединённых Штатах, дошедшей до русского читателя. Целое поколение черпало из неё сведения об Америке. Свиньин один из первых сравнил две страны, обнаружив в них сходство. “Нет двух стран более сходных между собою, как Россия и Соединённые области… Ещё прошло почти не более ста лет, как в глуши непроницаемых лесов, обитаемых медведями и волками, возникли великолепные города: Санкт-Петербург, Филадельфия, Новый Йорк. Можно надеяться, что существующие ныне частные сношения между обеими странами будут содействовать распространению об них известий и соединят их ещё теснейшим союзом”.

Правда, ещё в конце XVIII в. французский эмигрант Сент Джон де Кревекер устами своего героя назвал американцев и русских молодыми народами “в науках, искусствах и усовершенствованиях. Кто знает, какие революции могут в один прекрасный день породить Россия и Америка; мы, быть может, более близкие соседи, чем сами думаем”².

Из всей российской периодики больше всего информации о США содержалось в недолго издававшемся “Духе журналов” (1815—1820), своеобразном дайджесте, сборнике материалов, опубликованных в иностранной печати. Из него россияне узнали о Томасе Пейне и его памфлете “Здравый смысл”. В нём была впервые изложена американская конституция. В 1815 г. было опубликовано “Письмо одного немца из Филадельфии”, где подробно описывался политический строй США — “земли свободы”, отмечались скромные расходы на государственное управление. “Нигде в свете, — утверждал автор, — так свободно не говорят, не судят и не пишут, как в Великобритании и Америке”. Вольнолюбивый дух и привёл к скорому закрытию этого издания.

Декабристы признавались, что на формирование их взглядов повлияли не только либеральные идеи французской революции, но и американской. С.Г.Волконский после войны 1812 г. хотел “околесить” всю Европу, а также посетить “Американские Штаты, занимавшие тогда умы нашей русской молодёжи по их самостоятельному быту и по демократическому политическому составу”.

Вслед за Радищевым декабристы рассматривали Америку как модель для будущей свободной России и использовали принципы американской конституции в своих программах. П.И.Пестель заявил следственной комиссии, что мысль о замене монархической формы правления республиканской возникла у него под влиянием американского опыта: “Все газеты и политические сочинения так сильно прославляли возрастание благоденствия в Северных Американских Соединённых Штатах, приписывая сие государственному их устройству, что сие мне казалось ясным доказательством в превосходстве республиканского правления…”

Руководитель Северного общества Н.Муравьёв в проекте конституции заимствовал у американцев идею двухпалатного законодательного органа и принцип федерализма, предполагая разделить Россию на 13 государств, которые посылали бы своих представителей в федеральную Верховную думу.

Но среди декабристов находились и трезвые головы. Один из них возразил Пестелю: “Допустим, что среди нас найдутся Вашингтоны и Джефферсоны; но даже если это так, наше общество не готово к такой революции”.

Если политическое устройство США одобрялось, то рабство неизменно подвергалось критике. “Признав торжественно равенство людей перед законом как основное начало их конституции, — писал декабрист М.С.Лунин, — они виселицею доказывают обратное”. Он считал рабство несовместимым с духом времени.

Находили и сходные черты двух стран. Сосланный в Сибирь Н.В.Басаргин сделал такое наблюдение о местных крестьянах: “Простой народ казался мне гораздо свободнее, смышлёнее, даже образованнее наших русских крестьян и особенно помещичьих. Он более понимал достоинство человека, более дорожил правами своими. Впоследствии мне не раз случалось слышать от тех, которые посещали Соединённые Штаты и жили там, что сибиряки имеют много сходства с американцами в своих нравах, привычках и даже образе жизни”.

Положение человека в России и Америке сопоставил поэт, мыслитель и филолог Владимир Сергеевич Печерин (1807—1885), один из первых русских диссидентов, бежавших за границу. Родом из небогатой семьи, он после окончания факультета классической филологии как одарённый учёный был послан на стажировку в Германию. Вернувшись, преподавал в Московском университете, но вскоре снова уехал в Европу, скитался по разным странам, перешёл в католичество, став проповедником в Ирландии. Он был знаком с Герценом и Огарёвым, написал о своих странствиях прекрасную книгу “Замогильные записки”, где заметил: “В Англии, в Америке — молодой человек 18 лет, преждевременно возмужалый под закалом свободы, уже занимает значительное место среди своих сограждан… А я — в 18 лет едва-едва прозябал, как былинка, — кое-как пробивался из тьмы на божий свет, но и тут, едва я подымал голову, меня ошеломливали русскою дубиною”³. “Я родился в стране отчаяния”, — с горечью писал он.

Вечная проблема “горя от ума” в России, невозможность найти себе применение на родине, быть ей полезным, в отличие от американца, звучит в письмах декабриста А.Бестужева-Марлинского. Переведённый из Сибири на Кавказ, он писал родным 12 сентября 1830 г. из Дербента: “Я уже излечился от болезни политического славолюбия, я отказался от сладкой надежды быть полезным отечеству службою… но я имею познания положительные, опытность, здравый смысл… — следственно мне позволительно желать средств быть полезным соотечественникам как писатель…” Но и как писатель Бестужев-Марлинский послужил Отечеству недолго:он был убит в 1837 г.

Ещё один взгляд на Соединённые Штаты, до сих пор широко распространённый в России, принадлежит А.С.Пушкину. В небольшой заметке “Джон Теннер”, опубликованной в “Современнике” в 1836 г. и посвящённой книге о судьбе американца, тридцать лет прожившего с индейцами, поэт дал весьма нелестную оценку этой стране. “С изумлением увидели демократию в её отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество; рабство негров посреди образованности и свободы; родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству, принуждённый к добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне презираемой: такова картина Американских Штатов, недавно выставленная перед нами”.

Пушкин имел в виду книгу французского мыслителя А. де Токвиля “Демократия в Америке”, изданную в 1835 г. в Париже. Именно из неё составился у поэта подобный образ. Сочинение Токвиля стало популярным и тут же попало в Россию, поскольку образованное дворянство часто бывало в Западной Европе. Прочитал её и Пушкин, назвав “славной книгой”. Впрочем, как полагают современные исследователи, поэт полемизировал с Токвилем в стихотворении “Из Пиндемонти” (1836):

Не дорого ценю я громкие слова,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспаривать налоги…
Иные, лучшие мне дороги права,
Иная лучшая потребна мне свобода…

Работа Токвиля не только стала одним из самых серьёзных источников сведений об Америке, но вызвала полемику у россиян. В конце первой книги автор предсказал великое будущее США и России: “В настоящее время в мире существуют два великих народа‚ которые‚ несмотря на все свои различия‚ движутся к единой цели. Это русские и англоамериканцы… У них (стран – Авт.) разные истоки и разные пути‚ но очень возможно‚ что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира”⁴.

Кстати, такой же прогноз сделал ещё в 1829 г. И.В.Киреевский, отдав, правда, предпочтение России: “Изо всего просвещённого человечества два народа не участвуют во всеобщем усыплении: два народа, молодые, свежие, цветут надеждою: это Соединённые Американские Штаты и наше Отечество. Но отдалённость местная и политическая, а более всего односторонность английской образованности Соединённых Штатов, всю надежду Европы переносят на Россию”.

Белинского в сравнении Токвилем двух стран беспокоила гуманитарная проблема: “Погодите, и у нас будут чугунные дороги и, пожалуй, воздушные почты, и у нас фабрики и мануфактуры дойдут до совершенства, народное богатство усилится; но будет ли у нас религиозное чувство, будет ли нравственность — вот вопрос! Будем плотниками, будем слесарями, будем фабрикантами: но будем ли людьми — вот вопрос!”

Близкое мнение высказал Пушкин об Америке: “Мне мешает восхищаться этой страной, которой теперь принято очаровываться, то, что там слишком забывают, что человек жив не единым хлебом”.

Критик и поэт сошлись во взгляде на Америку как на страну грубой наживы, алчности, эгоизма и торгашества. “Моя… кровь, — писал Белинский Бакунину, оценивая романы Купера, которые любил, — кипела от негодования на это гнусно-добродетельное и честное общество торгашей…”.

А.И.Герцен, прочитав сочинение Токвиля в вятской ссылке, разделил с И.В.Киреевским надежду на Россию. “Но где же в Америке начало будущего развития? Страна холодная, расчётливая. А будущее России необъятно — о, я верую в её прогрессивность”. По его мнению, Америка не представляет принципиально новых элементов развития, это “старый мир на новой почве”, “англосаксонская Европа, но оторванная от родной почвы, от замков, от Средневековья”. Это всё та же буржуазная демократия, связанная с западными традициями.

Герцен связывал будущее человечества с Россией и Америкой и даже находил между ними “избирательное сродство”. “Вне Европы в настоящее время, — писал он в 1857 г., — есть только две страны, которые живут деятельной жизнью, это Соединённые Штаты и Россия”. Позднее он развил свою мысль: “…Обе страны преизбытствуют силами, пластицизмом, духом организации, настойчивостью, не знающей препятствия; обе бедны прошедшим, обе начинают вполне разрывом с традицией, обе расплываются на бесконечных долинах, отыскивая свои границы, обе с разных сторон доходят через страшные пространства, помечая везде свой путь городами, сёлами, колониями, — до берегов Тихого океана, этого Средиземного моря будущего”.

Однако Герцен отчётливо понимал и существенные различия между двумя странами: “Противоположность петербургской военной диктатуры, уничтожающей все лица в лице самодержца, с американским самодержавием каждого лица — огромна”. “Если Россия освободится от петербургской традиции, — считал он, — у неё есть один союзник — Северно-Американские Штаты”⁵.

В 1830—1840-е гг. в России появились переводы произведений американской художественной литературы. Первых писателей США — Вашингтона Ирвинга и Джеймса Фенимора Купера — высоко ценил Пушкин, их сочинения есть в его библиотеке. Русский поэт был одним из немногих, кто почувствовал в зарождавшейся американской литературе самобытное явление, тогда как в Европе её всё ещё воспринимали как английскую и ценили за экзотические сюжеты и персонажи.

Первым получил известность в России Вашингтон Ирвинг (1783—1859). Правда, переводчик перепутал его имя — Вашингтон (он назван в честь Дж. Вашингтона) с фамилией — Ирвинг. Н.Бестужев накануне восстания декабристов опубликовал один из самых знаменитых рассказов писателя “Рип Ван Винкль”, созданный по мотивам немецкой притчи о потерянном времени. В 1830-е гг. новеллы Ирвинга появились во многих журналах. На сюжет одной из них об итальянских разбойниках была поставлена опера Д.Обера “Фра-Дьяволо”, шедшая в Москве в 1831 г. Литературоведы усматривают некоторую близость пушкинской “Истории села Горюхина” и “Истории Нью-Йорка” Ирвинга, с которой началось его литературное творчество.

В 1820-е гг. живя в качестве атташе американского посольства в Испании, Ирвинг подружился с русским дипломатом князем Дмитрием Ивановичем Долгоруковым, сыном поэта И.М.Долгорукова, приятелем Пушкина. В 1829 г. они вместе три месяца путешествовали по Испании. В результате появился сборник “Альгамбра”, который Ирвинг открывает воспоминанием о своём спутнике. Сюжет одной из новелл — “Легенды об арабском астрономе”, как установила А.А.Ахматова, Пушкин заимствовал для “Сказки о золотом петушке”.

В одном из писем к Долгорукову писатель тепло отозвался о семье русского посла в Мадриде, называя обеды там “самыми счастливыми часами” своей жизни в этом городе. “Я постоянно ощущаю на себе самые добрые чувства этого славного семейства, как бы не замечающего моих недостатков в знании языка… Мне доводилось видеть в свете такое бессердечие и такое равнодушие, что я не могу не оценить истинную душевность”.

Однако самым популярным американским писателем в России той поры стал Джеймс Фенимор Купер (1789—1851). В 1820-е гг. его печатал Н.Полевой в журнале “Московский телеграф”. Романы Купера переводили уже через несколько месяцев после их публикации на английском языке. Ими увлекались многие, в том числе и М.Ю.Лермонтов, который признавался В.Г.Белинскому, что не любит Вальтера Скотта: “В нём мало поэзии. Он сух”. Зато о Купере говорил с жаром и доказывал, что в нём несравненно более поэтического. Друзья называли Пушкина “красным корсаром” по имени одного из героев Купера.

Начав сочинять на пари (в шутку поспорил с женой), Купер выиграл его: за четыре года появились четыре романа. Он завоевал славу на родине и отправился в Европу. “Своим первым представлением в европейское общество, — писал Купер Д.И. Долгорукову, — я обязан вниманию русских, ибо в течение многих месяцев я жил в Париже, никому не известный и всеми пренебрегаемый до тех пор, пока не был принят с утончённой любезностью в кружке, включавшем различных членов семьи Голицына, о которых я до сих пор вспоминаю с удовольствием… При всех обстоятельствах я убеждался в дружеском расположении русских к нам, американцам… Встречаясь с русскими, я всякий раз находил в них друзей, и я имею основания полагать, что и другие американцы испытывали с их стороны такую же любезность”. В салоне княгини Прасковьи Голицыной Купер познакомился и с В.Скоттом.

“Американский Вальтер Скотт”, как называла Купера английская критика, тепло отзывался о России и собирался посетить её летом 1828 г., заявив: “Люблю русских и хочу видеть Россию”, но поездка не состоялась. Среди знакомых Купера была Зинаида Волконская, переехавшая в Италию. Он отмечал “щедрость и любезность” русских по отношению к американцам. “…Русский проявляет уважение к самому имени американцев, чего не делает никто из европейцев”. “Америка, — писал он в 1837 г., — связана в настоящий момент с Россией более тесно, чем с какой-либо другой европейской страной”.

Если Куперу не удалось побывать в России, то Эдгар По в автобиографии утверждал, что в 1829 г. был в России по дороге в Грецию и что американский посланник выручил его из финансовых затруднений и помог освободиться из петербургской тюрьмы. Некоторые даже заявляли, что он встречался с Пушкиным. Однако это лишь вымысел — Э. По был великим мистификатором. Его творчество высоко ценили в России. Известный литературный критик А.Григорьев написал в 1852 г. в журнале “Москвитянин” очерк о жизни Эдгара По.

Брюсов считал Э. По “прямым предшественником и во многом учителем Достоевского”. Представляя русскому читателю три рассказа По в журнале “Время” в 1861 г., Ф.М. Достоевский тонко подметил специфику художественной манеры писателя:

“…В его способности воображения есть такая особенность, какой мы не встречали ни у кого: это сила подробностей… В повестях Поэ вы до такой степени ярко видите все подробности представленного вам образа или события, что наконец как будто убеждаетесь в его возможности, действительности, тогда как событие это или почти совсем невозможно или ещё никогда не случалось на свете… Он описал в одной американской газете полёт шара, перелетевшего из Европы через океан в Америку. Это описание было сделано так подробно, так точно, наполнено такими неожиданными, случайными фактами, имело такой вид действительности, что все этому путешествию поверили, разумеется, только на несколько часов; тогда же по справкам оказалось, что никакого путешествия не было и что рассказ Эдгара Поэ — газетная утка… В Поэ если и есть фантастичность, то какая-то материальная, если б только можно так выразиться. Видно, что он вполне американец, даже в самых фантастических своих произведениях”. Достоевского в рассказах По привлекал также психологизм: “С какою силою проницательности, с какою поражающею верностию рассказывает он о состоянии души этого человека!”

В 1850-е гг. россияне познакомились с произведениями других американских писателей — Н.Готорна, Г.Мелвилла, Р.У.Эмерсона, Г.Лонгфелло. В журнале “Современник” в 1856 г. был опубликован роман “Алая буква” Готорна, оказавшего, как полагают, влияние на И.С.Тургенева, а в 1859 г. там же появился обзор литературы США, сделанный М.Л. Михайловым, другом Н.Г. Чернышевского.

Однако наибольшей популярностью в те годы пользовался роман Г.Бичер Стоу “Хижина дяди Тома”, созвучный настроению русского общества, озабоченного проблемой крепостного права.

В России узнали об известном художнике Джордже Кэтлине, прославившемся портретами индейцев. В 1840-е гг. он пытался продать свои эскизы и картины в России, подарив императору Николаю I папку с этюдами (за что получил в подарок бриллиантовые кольца). Не раз приезжал в Россию знаменитый чернокожий актёр-трагик Айра, исполнитель шекспировского репертуара. Он дебютировал в Петербурге 10 ноября 1858 г. в роли Отелло, играл Шейлока, Макбета и пользовался большим успехом, гастролировал на Украине. Актёр подружился с Т.Г.Шевченко, полюбил украинские песни.

Россияне познакомились и с образцами популярной культуры Америки: труппой комической оперы Т.Льютта, дрессировкой лошадей Ф.Биллинга, мистическими выступлениями “медиума” Хьюма, поразившего воображение российского императора⁶.

С русской литературой и историей американцев начали знакомить российские дипломаты. Консул в Бостоне Алексей Григорьевич Евстафьев перевёл на английский язык трагедию А.П.Сумарокова “Дмитрий Самозванец”, написал книгу о Петре I (1812), трагедию “Царевич Алексей”. Он сравнивал Петра I с Вашингтоном и Колумбом. Его драма “Казаки на пути в Париж” (1814) была поставлена в Бостоне.

В 1822 г. в Бостоне издан первый сборник переводов русских поэтов (Г.Р.Державин, Н.М.Карамзин, И.А.Крылов и др.), вышедший сначала в Англии; в 1846 г. — пушкинская “Капитанская дочка” с подзаголовком “Великодушие русского бунтовщика Пугачёва”, а в 1849 г. — “Бахчисарайский фонтан”. Молодой американец У.Д.Льюис приехал в Россию по делам бизнеса и так полюбил её, что, уезжая через пять лет, воскликнул: “Никогда не забуду русских друзей моих, всегда буду их помнить и любить”. Знаком этой любви и стал его перевод поэмы Пушкина.

Г.Лонгфелло, будучи не только поэтом, но и переводчиком, включил в свою многотомную антологию мировой поэзии том, посвящённый России. В юности он изучал русский язык, а в 1873 г. был избран членом российской Академии наук. Кстати, И.А.Бунин за лучший перевод на русский язык поэмы Лонгфелло “Песнь о Гайавате” получил в 1903 г. Пушкинскую премию Академии наук. Лонгфелло, как и Купер, собирался приехать в Россию, но удалось это только его сыну.

В Америке появилось первое исследование русской литературы (1850), написанное Т.Робинсон (псевдоним Тальфи), жившей в молодости в России.

В феврале 1847 г. в США была опубликована статья американского поэта и аболициониста Дж.Г.Уиттьера. Она начиналась так: “29 января 1837 г. в одном из роскошных особняков северной столицы на берегах Невы умирал великий человек… Неужели этот человек, удивительно одарённый, всеми почитаемый и оплакиваемый, был негром? Да, так и было, сколь невероятным это ни покажется американскому читателю”. Россиянам трудно представить, что речь идёт о Пушкине, а очерк посвящён десятилетней годовщине гибели поэта. На американском Юге к проблеме расового кровосмешения относились очень серьёзно. Этой теме посвящён роман писателя ХХ в. У.Фолкнера “Авессалом! Авессалом!”

Пушкин был правнуком африканца Абрама Ганнибала, значит, на одну восьмую чернокожим, т.е. окторонцем (его мать — квартеронка). По законам Юга Америки он считался негром. Уиттьер отнюдь не преувеличил, так назвав его. Русский поэт всегда чувствовал в себе африканскую кровь. В “Начале автобиографии” он пишет о деде, Осипе Абрамовиче Ганнибале: “африканский характер, пылкие страсти”, “ужасное легкомыслие”. А в письме к жене в 1836 г. заметил: “Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское моё безобразие предано будет бессмертию во всей своей мёртвой неподвижности”.

В послании к Юрьеву Пушкин писал:

А я, повеса, вечно праздный,
Потомок негров безобразный,
Взрощённый в дикой простоте,
Любви не ведая страданий,
Я нравлюсь юной красоте
Бесстыдством бешеных желаний.

Нельзя не упомянуть ещё об одном “русском американце”, хорошо знакомом в светском и литературном обществе России — о графе Фёдоре Ивановиче Толстом (1782—1846), по прозвищу “Американец”. Он прославился не только храбростью, участвуя в русско-шведской войне и войне 1812 года, но и как отчаянный дуэлянт, убивший одиннадцать человек, нечестный картёжник. Чтобы избежать наказания после дуэли, он отправился вместо своего двоюродного брата, тоже Фёдора Толстого, ставшего известным художником и медальером, в кругосветное путешествие под командой И.А.Крузенштерна. Его брат был включён в свиту посланника камергера Николая Петровича Резанова для заключения торгового договора с Японией. В неё входили “молодые благовоспитанные особы в качестве кавалеров посольства”.

Самозваный “кавалер” так дурно вёл себя во время плавания, что раздражил всех, даже Крузенштерна. Однажды Толстой оставил орангутанга в каюте капитана, и тот испачкал его научные записи. Терпение Крузенштерна лопнуло, Толстого высадили на одном из Алеутских островов, откуда он вернулся весь в татуировках, добираясь с большими трудностями через Сибирь, после чего и был прозван “Американцем”.

 

Приятель Е.А.Баратынского, В.А.Жуковского, П.А.Вяземского, А.С.Пушкина, Толстой чуть не стрелялся с последним. Во время ссылки поэта, обидевшись на его реплику о плутовстве в картёжной игре, он пустил слух, что Пушкина высекли в тайной канцелярии Его Величества. Узнав об этом, поэт был взбешён и начал готовиться к дуэли, тренируя правую руку. Он написал на Толстого злую эпиграмму:

В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружён,
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но, исправясь понемногу,
Он загладил свой позор,
И теперь он — слава Богу —
Только что картёжный вор.

Вернувшись из ссылки, Пушкин послал к Толстому секунданта, но того не было в Москве. Позднее они помирились, граф даже сватал поэта за Наталью Гончарову.

Как яркая личность, Толстой-Американец не мог не войти в русскую литературу. Грибоедов вывел Толстого в Репетилове в комедии “Горе от ума”:

Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку нечист;
Да умный человек не может быть не плутом.

Пушкин изобразил его в образе Зарецкого в шестой главе “Евгения Онегина”, где он предстает уже иным:

Надёжный друг, помещик мирный,
И даже честный человек,
Так исправляется наш век.

Л.Н.Толстой, двоюродный племянник Толстого-Американца, рассказывал, что, встретив Грибоедова, тот с обидой сказал ему: “Зачем ты обо мне написал, что я крепко на руку нечист? Подумают, что я взятки брал. Я взяток отродясь не брал.

— Но ты же играешь нечисто, — заметил Грибоедов.

— Только-то? — отвечал Толстой, — ну, ты так бы и написал”.

А.И.Герцен, лично знавший Толстого в последние годы его жизни, в “Былом и думах” вспоминал: “Удушливая пустота и немота русской жизни, странным образом соединённая с живостью и даже бурностью характера, особенно развивает в нас всякие юродства… Один взгляд на наружность старика, на его лоб, покрытый седыми кудрями, на его сверкающие глаза и атлетическое тело показывал, сколько энергии и силы было ему дано от природы. Он развил одни только буйные страсти, одни дурные наклонности, и это не удивительно; всему порочному позволяют у нас развиваться долгое время беспрепятственно, а за страсти человеческие посылают в гарнизон или в Сибирь при первом шаге…”

Портрет Толстого-Американца в старости оставил и Л.Н.Толстой, видевший его в детстве: “Помню его прекрасное лицо: бронзовое, бритое, с густыми белыми бакенбардами до углов рта и такие же белые курчавые волосы. Много бы хотелось рассказать про этого необыкновенного, преступного и привлекательного человека”.

Лев Толстой использовал черты Американца при создании двух своих героев: старого гусара — графа Турбина в “Двух гусарах” и отчасти Долохова в “Войне и мире”. Сыну писателя, С.Л.Толстому, принадлежит очерк о жизни их родственника Толстого-Американца.

В первой половине XIX в. развивались экономические связи между Россией и Соединёнными Штатами. Договор 1832 г. о свободной торговле и мореплавании предоставлял обеим сторонам режим наибольшего благоприятствования. Американцы покупали у России пеньку, парусину, чугун, а в Россию везли колониальные товары — сахар, кофе, табак и пр. В то время действовал так называемый торговый треугольник: американские суда завозили на Кубу продовольствие и промышленные товары, забирали сахар, шедший в Петербург, а оттуда везли пеньку и другие товары. Но товарооборот между двумя странами был невелик. На долю США в 1830-е гг. приходилось всего 4% экспорта России и около 10% её импорта.

Однако именно в ту пору Америку, начавшую модернизацию, россияне стали рассматривать как страну технического прогресса. П.П.Свиньин, находясь в США, пришёл в восторг от парохода Фултона и способствовал его появлению в России. В 1830-е гг. в Америку были отправлены три российские военные миссии. В результате Россия купила два военных корабля: корвет “Кенсингтон”, ставший флагманом Балтийского флота, и фрегат “Камчатка”, самый большой корабль, построенный в Соединённых Штатах.

При сооружении первой в стране Николаевской железной дороги между Петербургом и Москвой в качестве консультанта был приглашён известный американский инженер Дж.В.Уистлер. Им использовались американские методы и дорожно-строительное оборудование, вагоны и локомотивы поставляли фирмы США, арендовавшие под столицей завод. По настоянию Уистлера, были определены параметры железнодорожной колеи, которую называли русской колеёй; они стали едиными для всей ширококолейной железнодорожной сети Российской империи. Уистлер был самым известным американцем в России того времени, его называли “Егор Вестлер”. Привезённые им чертежи моста новейшей технологии были использованы при постройке железнодорожных мостов через Обводной канал в Петербурге, они до сих пор называются “Американскими”. Он также занимался другими проектами: руководил строительством фортификационных сооружений в Кронштадте, участвовал в проектировании Благовещенского моста через Неву и др.

Император Николай I высоко ценил деятельность Уистлера и предложил ему поселиться в России, а в 1847 г. талантливого инженера наградили орденом Святой Анны II степени. Однако Уистлер не дождался открытия своего главного детища — Николаевской железной дороги. Весной 1849 г. он умер от сердечного приступа после перенесённой им холеры, не дожив до 49 лет. Сын Уистлера, будущий знаменитый художник Джеймс Уистлер, именно в Петербурге начал заниматься живописью, а в 11 лет поступил в Петербургскую Академию художеств.

Другим американцем, укоренившимся в России, был Джордж Зонтаг из Филадельфии. Во время войны с Наполеоном он сражался в русской армии, а потом осел на юге страны. Он помогал генерал-губернатору Малороссии графу М.С.Воронцову в управлении обширным краем, стал крупным землевладельцем, устроив около Одессы современное хозяйство. Посетивший его в 1835 г. соотечественник Генри Уикофф был поражен вниманию, которое тот уделял возделыванию своих огромных земельных угодий: “Больше нигде в России я не видел такой пашни. Она считалась эталоном фермы в том регионе и была известна своей всевозможной продукцией. Он только что создал молочную ферму по американскому проекту, и ежедневно её осматривали посетители”.

В первой половине XIX в. Россия начала привлекать предпринимателей США как обширный рынок сбыта. В 1843 г. в страну прибыли У.Норрис, производитель локомотивов из Филадельфии; бизнесмен Дж.Слоукум из Сиракуз в надежде получить контракт на внедрение американского способа обработки земли и пр. Один из самых богатых американцев, С.Кольт, сколотивший состояние на массовом производстве многозарядного револьвера, признанного во всём мире, несколько раз приезжал в Россию, но сделка так и не состоялась, хотя русские офицеры пользовались его револьверами в качестве личного оружия.

Всё же поездки и американцев, и русских, личные контакты в ту пору были ещё редкими. Оба народа, населявшие окраины европейской христианской цивилизации, имели весьма скудные представления друг о друге; особенно это относится к американцам, поскольку их связям мешало незнание иностранных языков.

“Если мы примем к сведению, как мало знают о России американцы, — признавался в 1858 г. корреспондент газеты Нью-Йорк Таймс, — то можно с большей готовностью оценить усердие, с которым образованные классы в этой стране (России. — Авт.) собирали точную информацию в отношении нас, и рвение, с каким они прислушивались к любым фактам, предоставлявшим им более широкое и близкое знакомство с Соединёнными Штатами”.

---

Одним из первых русских, посетивших Соединённые Штаты, был Фёдор Васильевич Каржавин (1745–1812), писатель и переводчик, называвший себя “русским американцем”, а исследователи считают его первым русским американистом⁷.

Он родился в семье богатого купца-старообрядца в Петербурге, в семь лет отправлен был отцом на учёбу за границу. В Париже он посещал лекции в Сорбонне, успешно занимаясь гуманитарными науками, изучал древние языки (греческий и латинский) и новые (французский, итальянский), покупал книги, создав впоследствии одну из лучших в России личных библиотек.

Журнал “Живописец”. Издание 1772 г. (www.feb-web.ru)

После возвращения в 1765 г. на родину он не захотел участвовать в коммерческих делах отца, преподавал французский язык, служил помощником архитектора Василия Баженова, с которым познакомился за границей. По его поручению Каржавин составил словарь архитектурных терминов, сделал сокращённый перевод трактата Витрувия “Десять книг об архитектуре”, подготовил материал для словаря “Славнейшие архитекторы, появившиеся от Возрождения”.

Его литературная деятельность началась в журнале Н.И.Новикова “Живописец”. Однако из-за разногласий с отцом он снова оказался за границей (1773), изучал в Париже естественные науки и медицину. После женитьбы Каржавин уехал во французскую колонию Мартинику в надежде разбогатеть. Но коммерсант из него не получился.

В 1777 г., во время войны США за независимость, наш герой отправился на корабле в молодую республику с грузом продовольствия и оружия, вложив в предприятие и свои деньги. Тогда Франция формально придерживалась нейтралитета, но помогала восставшим, в чём тайно участвовала и Мартиника, доставляя контрабандные грузы. В одной из подобных операций участвовал Каржавин, рассчитывая заработать. Предполагал вернуться через четыре месяца, но путешествие в Новую Англию, как он называл США, продлилось почти три года.

Успешно, хотя и не без риска, корабль добрался до Вирджинии, где продал свой груз, а на обратном пути корабль арестовали англичане. Чтобы выручить его, Каржавин, исполненный “русским не унывающим духом”, как писал он, отправился пешком в Бостон⁸. Однако хлопоты не принесли результатов. 26 июня 1779 г. вирджинская газета сообщала о желающем поступить на службу полиглоте, “владеющем русским, славянским, французским, латинским и другими учёными языками”. Речь шла, вероятно, о Каржавине. Только в 1780 г., разорённый, вернулся он на Мартинику.

Но уже через два года “русский неунывающий дух” толкнул его на новое путешествие в США. Чтобы обезопаситься в случае ареста, Каржавин снабдил себя двумя документами на разные имена, француза и российского доктора и капитана Ивана Баха (Россия объявила о нейтралитете в войне), странствующего с научными целями от Императорского Московского университета. Прибыв в Вирджинию на американском судне “Флора”, он снова попал в плен к англичанам, но российский паспорт выручил. Каржавин добрался до Нью-Йорка, занятого англичанами. “Город весьма изрядной и богатой, — писал он в дневнике, — но строения по большей части деревянные. Часть его сожжена со стороны Северной реки. Торгуют с американцами, их неприятелями. Жить дорого…”

Капитуляция англичан при Йорктауне. Художник Дж.Трамбелл. 1781 г. (www.images.google.ru)

Во время странствий по Соединённым Штатам россиянин побывал во многих штатах (Вирджинии, Северной Каролине, Мэриленде, Делавэре, Пенсильвании, Массачусетсе и др.), наблюдал быт и нравы народа, как сказал сам, “российскими, то есть острыми и примечающими” глазами. Занимался лeкарством, коммерцией, преподаванием и переводами, выучил английский язык. Письма, заметки, эпиграммы, дневники Каржавина свидетельствуют о его симпатии к восставшим; осуждении рабства негров и жестокого обращения с индейцами. Скрываясь от англичан, он одно время жил среди индейцев Западной Вирджинии. Каржавин описывал неизвестные виды растений и животных, зарисовывал их, к примеру, незнакомую Европе кукурузу; был внимателен и к местной литературе, собрав из газет материал об умершей чернокожей поэтессе Филлис Уитли, основоположницы афроамериканской литературы.

Находясь долго в Вирджинии, он сблизился с профессорским кругом колледжа Уильяма энд Мэри, в том числе, с другом Томаса Джефферсона, итальянцем Карло Беллини. Вероятно, самым ярким эпизодом пребывания Каржавина в США стало предложение американцев поехать с дипломатической миссией в Россию к императрице Екатерине II в качестве представителя заокеанской республики, о чём он сообщил в письме к отцу в 1785 г. Россиянин отказался, опасаясь навлечь на себя неприязнь соотечественников и гнев императрицы. Подобный выбор свидетельствовал о признании его способностей, энергии и предприимчивости.

Поэтесса Филлис Уитли. До 1784 г. (www.sentjao.livejournal.com)

Каржавин пробыл в Америке до 1787 г. и после почти двенадцатилетних странствий вернулся на родину. О них он написал в отчёте Коллегии иностранных дел “Сказка, показующая вкратце, в какое время и в каких местах я находился”, откуда и стало известно о приключениях образованного россиянина в Америке.

Однако, несмотря на свой опыт и знания, Каржавин, один из передовых людей своего времени, оказался невостребованным в России. Его не приняли на службу в Коллегию иностранных дел, не смог помочь и Баженов, находившийся в последние годы правления Екатерины II в опале. Каржавин жил литературными заработками, подготовил несколько учебников по изучению иностранных языков; наиболее популярный среди них — “Вожак, показывающий путь к лучшему выговору букв и речений французских” (1794) — включал личные наблюдения и притчи автора. При Павле I Каржавин служил переводчиком в Адмиралтейств-коллегии. Исследователи предполагают, что он собирался подробно написать о своих приключениях, но до нас дошёл только небольшой фрагмент⁹. На одной из привезённых из Америки книг им сделана надпись: “Фёдор Каржавин: американский житель; парижский воспитанник; петербуржский уроженец; в родине не свой; в сем мире чужой…”

Б.Франклин в парижском салоне. 1776 г. (www.archives.gov)

Из других личных контактов россиян и американцев интересны встречи Франклина, правда, не в Америке, а в Европе. Будучи послом США в Париже, он обзавёлся широким кругом знакомств, в том числе, среди россиян. Встречался с Д.И.Фонвизиным, с русскими посланниками И.С.Барятинским, С.Р.Воронцовым, его сестрой, княгиней Екатериной Дашковой‚ одной из самых образованных женщин России, с которой переписывался. По её настоянию как президента Петербургской Академии наук Франклин был избран в 1789 г. первым американским почётным членом Академии‚ а Дашкова стала членом Философского общества США. О встрече в Париже двух писателей, Фонвизина и Франклина, П.А.Вяземский заметил: “Сблизилось то, что разделено природою, и представитель юного просвещения России был собеседником с представителем юной Америки. В лице их два новые мира сошлись в виду старого, как высокие предвещания, что есть ещё много грядущего в судьбе человеческого рода”.

Примечания

1 Свиньин П.П. Американские дневники и письма. М., 2005. С. 310.

² Кревекер Сент Джон. Письма американского фермера // У.Брэдфорд. История поселения в Плимуте. Б.Франклин. Автобиография. Памфлеты. Сент Джон де Кревекер. Письма американского фермера. М.‚ 1987. С. 672.

³ Печерин В.С. Замогильные записки. М., 1932. С. 34—35.

⁴ Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.‚ 1992. С. 296.

⁵ Герцен А. Америка и Россия // Собр. соч. в 30-ти тт. Т. 19. С. 140; Америка и Сибирь. Т. 13. С. 399 [Курсив автора].

⁶ Сол Н.Э. Представления русских об Америке (1820—1860)//Американский ежегодник, 1990. М., 1991. С. 181.

⁷ Старцев А. Первый русский американист // Старцев А. Русско-американские этюды. М., 1995. С. 39.

⁸ Каржавин Ф.В. Сказка, показующая вкратце, в какое время и в каких местах я находился // Николюкин А.Н. Литературные связи России и США. М., 1981. С. 388.

⁹ Каржавин Ф.В. Дневник путешествия в Виргинии в 1777 и 1778 годы // Взгляд в историю — взгляд в будущее. М., 1987. С. 10—39.