Анфас и профиль

Евгений ПЧЕЛОВ

«Настроение было светлое»

Материал для подготовки урока, дискуссии, ученической конференции или факультативного занятия на тему: «Российская империя на закате своей истории.
Судьба царской семьи». 9, 11 классы

 

КАКИМ БЫЛ НИКОЛАЙ II: СВИДЕТЕЛЬСТВО ДНЕВНИКОВ

В 2008 г. исполняется 140 лет со дня рождения императора Николая II и 90 лет со дня его убийства. В последние годы личность последнего российского императора оказалась в центре внимания общественной и религиозной жизни. Судьба царской семьи ярко высветила трагические коллизии русской истории всего XX в. Император стал символом тех бед и несчастий, которые выпали на долю нашей страны после 1917 г., а для православных людей — и символом масштабной духовной драмы, разыгравшейся на историческом полотне России минувшего столетия. Народное церковное почитание царственных мучеников, сопровождаемое многочисленными чудотворениями, в том числе мироточением икон царской семьи, вылилось в общецерковную канонизацию на Архиерейском соборе 2000 г. Русская православная церковь Заграницей прославила семью последнего государя, их верных слуг и других представителей Дома Романовых, уничтоженных большевиками, ещё в 1981 г. Теперь иконы Николая II и царственных мучеников можно увидеть во многих российских храмах. Общественность, помимо возвращения исторической правды о личности Николая II и его родных, особенно волновала история с обнаружением и идентификацией т.н. «екатеринбургских останков».

О последних днях царской семьи и её гибели написано немало. Буквально по дням известна жизнь царственных узников в Тобольске и Екатеринбурге, опубликованы их последние письма и дневники, исследователи по минутам реконструируют события той страшной ночи и подробности уничтожения тел. Огромное количество литературы было опубликовано в преддверии захоронения найденных останков летом 1998 г. Голоса профессионалов буквально потонули в ожесточённом споре сторонников и скептиков, выхлестнувшемся за рамки научной дискуссии. Новый виток этого противостояния возможен в самое ближайшее время в связи с обнаружением новых останков (предположительно цесаревича Алексея и великой княжны Марии).

Но за всеми этими эмоциональными всплесками личность самого императора Николая II проступает не слишком отчётливо. Историческая наука имеет совсем немного работ, в которых бы раскрывалось своеобразие этой личности, описывался бы характер государя и его повседневная жизнь, а не только события его правления. Единственное исключение — книги известного современного историка А.Н.Боханова, стремящегося представить последних монархов России во всей полноте их общественных и индивидуальных характеристик, раскрыть внутренний мир своих героев (серия книг «Николай II», «Александра Фёдоровна», «Александр III», «Судьба императрицы» и др.).

Индивидуальность Николая II, как и личности других членов императорской фамилии, конечно, наиболее отчётливо проступают в документах «личного происхождения», т.е. в таких исторических источниках как переписка, мемуары или дневники. Но относительно последнего русского царя ситуация с его документальным наследием, значительную часть которого составляют дневниковые записи, не выглядит столь однозначной. Дневники Николая II неоднократно привлекались историками при изучении российской истории конца XIX — начала XX в., однако специальных работ, посвящённых их анализу именно в качестве исторического источника, не так уж и много. Как правило, авторы приходят к отрицательным выводам о возможности использования дневников последнего российского самодержца в качестве исторического источника при изучении событий того времени (Русско-японская и Первая мировая войны, революционные волнения 1905–1907 гг., революции 1917 г. и т. д.). Но в то же время на основании дневниковых записей нередко даётся характеристика и самой личности Николая II, оказывающаяся, как правило, в целом негативной. «Умом не блистал», «не глубок», «бедность эмоциональной палитры граничила с душевной чёрствостью», «при всём том набожен, склонен к мистике и фатализму», «занимался государственными делами с видимой неохотой» — так оценил последнего российского императора на основании его дневников В.М.Шевырин¹. Ещё более категоричен К.Ф.Шацилло: «образования ниже среднего, характера слабого, но упрямого», «Николаю II была в полной мере свойственна, пожалуй, самая отвратительная черта человека, облечённого неограниченной властью, — абсолютное безразличие к судьбам людей... бесчувствие к их нуждам и страданиям, граничащее просто с патологической жестокостью», «эмоциональная тупость в отношении близких и любимых людей обращается в кровавую жестокость, когда речь заходит о безликих и неведомых подданных», «несчастный человек, лишённый умения широко, по государственному мыслить, явно тяготившийся властью»². «На троне сидел недальновидный человек, без широкого политического кругозора... Дневник Николая II позволяет раскрыть психологический портрет последнего императора России. Он неудовлетворителен», — подвёл итог своим наблюдениям Г.Г.Касаров³. Подобные характеристики обычны. Лишь изредка появляются иные оценки. «На основании дневниковых записей бессчётное количество раз делались выводы в подавляющем большинстве случаев неблагоприятные для Николая II. Самое удивительное в подобных умозаключениях, что они построены на документе, который не позволяет делать никаких широких исторических обобщений... На самом деле, дневники Николая II — своеобразный каждодневный каталог встреч и событий, позволяющий с достаточной полнотой и последовательностью установить лишь два момента его биографии: где он был и с кем общался. Это сугубо личный, глубоко камерный документ, отражавший в самой общей форме повседневное времяпрепровождение» (А.Н.Боханов)⁴. Столь полярные суждения заставляют ещё раз обратиться к дневникам Николая II, чтобы рассмотреть его с научной точки зрения, отвлекаясь от политизированных оценок и идеологических пристрастий. Итак, перед нами записи одного из самых известных правителей России.

Вначале нужно напомнить чисто фактическую сторону дела. Дневники императора Николая II охватывают период в 36 лет (из 50 лет жизни их автора). Первая запись сделана 1 января 1882 г., когда Николай был наследником престола, и ему ещё не исполнилось и 14-ти лет. Последняя запись датирована 30 июня (13 июля по н. ст.) 1918 г., т.е. за пять дней до убийства царской семьи в Ипатьевском доме. В общей сложности известна 51 тетрадь дневников императора. Первоначально эти тетради изготавливались по специальному заказу типографским способом. Это были книжки в сафьяновом переплёте, на каждой странице которых были проставлены числа и месяцы, отмечены церковные праздники и семейные даты Дома Романовых (дни рождения и дни тезоименитств). Надо сказать, что место для записей на каждый день было весьма небольшим, да и размер самих книжек не позволял делать обширные заметки. Поэтому записи за первые годы ведения дневника были очень краткими (здесь нужно учитывать особенности почерка и психологии подростка, юноши и взрослого человека). Вероятно, этот факт во многом обусловил и то, что даже впоследствии дневник Николая II отличается сдержанным лаконизмом и отсутствием пространных рассуждений. Краткость вошла в привычку.

Позднее царь вёл дневник в тетрадях типа общей, с обложками чёрного цвета. Все листы этих тетрадей аккуратно пронумерованы, на первом листе каждой присутствует запись, где начат дневник. Записи идут одна за другой, сменяя друг друга вне зависимости от начала страницы. В целом внешний вид дневников отличает весьма скромное, сдержанное оформление. Оно вполне соответствует тому образу частной жизни, который вела царская семья.

Все книжки дневников после расстрела их автора в 1918 г. были перевезены в Москву, где хранились в Кремле, в помещении ВЦИК. После того, как в конце 1918 г. было создано Главное управление архивного дела, дневники Николая II вместе с другими материалами по истории царской династии составили т.н. «Новоромановский архив». Впоследствии его фонды вошли в состав ЦГАОР, где ныне и хранятся все «тома» дневников императора (ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Ед. хр. 217—266)⁵.

Интерес к дневникам последнего царя обусловил их частичную публикацию уже в 1920-е гг. Однако они были опубликованы, разумеется, не полностью — в тексты вносили купюры, иногда возникали и смысловые погрешности, и неточности в передаче текста. Записи с декабря 1916 по 30 июня 1918 г. были изданы в «Красном архиве» в 1927–1928 гг. (№ 1–3, № 2)⁶, с 1 по 31 июля 1914 г. — в № 3 того же издания за 1934 г. (публикации были приурочены к 10-летию Октября и 20-летию начала Первой мировой войны). За границей в 1923 г. увидело свет издание «Дневник императора Николая II» (издательство «Слово», Берлин; издательством руководил бывший член ЦК кадетской партии И.В.Гессен, до этого в том же издательстве были опубликованы и письма Александры Фёдоровны к Николаю II в переводе с английского В.Д.Набокова⁷). В этом издании дневниковые записи Николая II были сгруппированы по тематическому принципу («Наследник-цесаревич», «Заграничное путешествие», «Смерть Александра III», «Вступление на престол» и т.д.). В целом, опубликованные дневники охватывали период с 1890 по 1906 г. Издатели дневника ставили перед собой цель показать ту «роковую роль», которую сыграл лично Николай II в обострении «тяжёлого кризиса, в том, что кризис принял невероятно уродливые формы; личность последнего царя находилась в трагическом соответствии с тлетворным распадом, который подтачивал в это время огромное тело Российской монархии». Публикуемый дневник должен был «пролить новый яркий свет на причины катастрофы и выяснить, насколько она была неотвратима». Издание 1923 г. было выпущено в свет репринтом одним из московских издательств в 1991 г. с послесловием В.М.Шевырина.

Более фундаментальной явилась публикация, осуществлённая московским издательством «Орбита» в том же 1991 г. и подготовленная архивистами, в том числе сотрудниками тогдашнего ЦГАОР СССР (коллектив составителей: В.П.Козлов, Т.Ф.Павлова, З.И.Перегудова). Общую редакцию осуществил К.Ф.Шацилло, он же написал и пространное предисловие. В отличие от издания 1923 г. в издании 1991 г. присутствуют краткие комментарии и весьма содержательный именной указатель. Общий объём опубликованных дневниковых записей значительно больше ранее публиковавшихся: в новом издании увидели свет дневники с 21 сентября 1894 г. (начало очередной тетради) по 31 декабря 1896 г. (период от смерти Александра III и до коронации Николая II и «его первых шагов на новом поприще»); с 1 января 1904 г. по 30 июня 1907 г. (период революционных событий 1905–1907 гг.); и с 1 января 1913  г. по 30 июня 1918 г. (Первая мировая война и революции 1917 г.). Однако полностью они «не перекрывают» тот объём дневников, который был опубликован в издании 1923 г. Тем не менее, названные издания дают в целом надёжное и объективное представление об этом историческом источнике, поэтому использование опубликованного материала для анализа представляется вполне достаточным.

Николай II на протяжении 36 лет вёл дневники практически ежедневно, и с годами это стало своего рода привычкой. В «архивном» издании 1991 г. объём каждодневных записей составляет в среднем примерно 6–7 строк, редко когда можно увидеть запись, занимающую более 10 строк, но встречаются и записи, напечатанные в 3–4 строки. В последние годы записи становятся более краткими. Небольшой объём записей можно объяснить не только исходя из определённых свойств характера Николая II, но и собственно обстоятельствами ведения дневника. О напряжённом графике жизни императора, особенно в некоторые годы его царствования, красноречиво свидетельствует само содержание дневников.

Дневниковые записи Николая II выполнены ровным, чётким и очень аккуратным почерком. Это в определённой степени может свиде тельствовать о спокойном и уравновешенном характере автора — спокойствии, сохранявшемся даже в самые тяжёлые или радостные дни его жизни. Дневники написаны хорошим русским языком, изредка встречаются небольшие пассажи на иностранных языках (Николай II владел английским, французским, немецким, а также датским языками). Записи отличаются грамотностью, орфографические и пунктуационные ошибки редки. Некоторые обороты и формы, которые признавались исследователями как показатель безграмотности автора, на самом деле представляют собой ныне вышедшие из употребления анахронизмы (например, слово «тетеревей», вместо «тетеревов»)⁸. В целом дневники свидетельствуют о хорошем знании автором русского языка и правописания, хотя и при отсутствии литературного дара.

Дневники отличает высокая точность в передаче даже мелочей. Например, сообщается точное время начала и конца различных событий, мероприятий, заседаний и т.п. («В 5 час. поехал на чашку чая к городскому управлению... В 6 1/2 вернулся и посидел с Воронцовыми до обеда. В 9.20 выехал из дворца с конвоем... В 9.45 поезд тронулся дальше» — 29 ноября 1914 г.), даются точные указания о том, кого принял, с кем разговаривал, с кем обедал («Пили чай наверху с т(ётей) Михень, д(ядей) Владимиром и д(ядей) Павлом» — 15 января 1895 г.), точные указания убитой дичи на охоте («Мною: 115 — 21 куропатка, 91 фазан, беляк и 2 кролика» — 11 января 1904 г.) и т.д. Иногда Николай сам исправлял собственную неточность: во фразе «лёг спать в 10 с половиной часов» вместо «половины» мог поставить «четверть»; на следующий день дописать обедавших вчера родственников — и так во многих подобных случаях. Пристрастие к точности в изложении событий говорит о педантизме автора. В целом же наблюдения над внешним видом записей позволяют сделать вывод о внутренней самодисциплине, аккуратности, любви к точности и чёткости, сдержанности и скромности, спокойном, ровном характере автора дневников. Эти наблюдения в целом совпадают с чертами характера Николая II, известными по другим источникам (письмам, мемуарам современников и др.). Те же черты были характерны и для других царей династии Романовых, начиная от первых из них (пристрастие к порядку и организованности у Алексея Михайловича) до непосредственных предшественников Николая II (в этом плане наиболее характерны скрытое «очарование» Александра I и самодисциплина Николая I, доведённая до педантизма).

Какую цель ставил перед собой автор при создании дневников? Все исследователи единодушно признают, что дневники Николай II писал для себя и никогда не предполагал их публикации. В дневниках много личных, интимных подробностей. Это хроника частной жизни императора. На страницах дневников можно встретить записи императрицы Александры Фёдоровны (как правило, на иностранных языках), в текст нередко вклеивались фотографии (Николай был страстным фотолюбителем). Дневники носят сугубо личный характер, они не предназначались ни для печати, ни для чтения посторонним взглядом. Следовательно, они могут быть источником прежде всего для характеристики личности самого государя и описания его частной жизни, и в гораздо меньшей степени — для исследования тех или иных исторических событий.

Почему Николай II писал дневник? Можно вполне согласиться с А.Н.Бохановым, отмечавшим: «Царь не думал оставлять потомкам историческое свидетельство; никогда не предполагал, что его личные, лапидарные подённые заметки будут использовать в политических целях. Он писал, потому что «так надо», потому что это было принято в его кругу. Первоначально его мать, тогда ещё цесаревна Мария Фёдоровна, рекомендовала сыну обзавестись дневником. Затем вёл его уже по привычке и любил в зрелых летах иногда перечитать о своём житье-бытье в давние годы». Ведение дневников в высшем свете и дворянском обществе той поры являлось доброй традицией, многие начинали вести дневник ещё в детстве или юности. Тогда полагали (и небезосновательно), что это помогает развитию личности, приучает к внутренней организованности, дисциплине и самоконтролю. Сложно сказать, насколько ведение дневника отвечало внутренней потребности Николая II. Как бы то ни было, он не придавал своим записям значения какого-то общественного или исторического документа. И потому сложно ожидать от них политических, социальных или иных откровений — всё это принадлежало внешней жизни, которой и так хватало на долю императора, воспринимавшего свою власть скорее как необходимый долг, нежели личностную потребность. В дневниках же отражалась прежде всего «внутренняя» жизнь Николая II, и эту особенность необходимо учитывать при анализе их содержания.

Первое, что поражает всех, обратившихся к прочтению и изучению дневниковых записей Николая II, — это их удивительная краткость. Идёт простое, сухое перечисление событий. Почти нет оценок и суждений, очень мало эмоциональных пассажей. «Лишь чисто внешняя канва событий, прошедших перед глазами за прожитый день» (К.Ф.Шацилло), «идёт голая фиксация тех или иных явлений» (Г.Г.Касаров). Что перечисляется в этих записях? Как правило, император уделяет внимание следующим темам: 1. погода и природа; 2. семья; 3. встречи, беседы, императорские обязанности; 4. частное времяпрепровождение (обеды, прогулки, охота, приёмы, театр); 5. чтение. Последнюю тему можно выделить особо. Читал Николай II много, правда, далеко не всегда отмечал, что конкретно он читал (предпоследняя запись в дневнике от 28 июня 1918 г. заканчивается словами: «начал читать VIII том Салтыкова (-Щедрина)»). Вот типичный пример дневниковой записи императора:

«Совсем тёплый день. Утром долго гулял. Имел три доклада — последним был Витте.

Завтракали: д(ядя) Алексей и Кирилл, только что возвратившийся из П(орт)-Артура после гибели «Петропавловска». В 2 1/2 поехал с Аликс осмотреть новый военно-санитарный поезд её имени у нашей платформы. Затем погулял под дождём. Читал долго. После обеда покатались. Вечер был ясный и тёплый» — 26 апреля 1904 г., Царское Село.

Из этого текста, например, остаётся совершенно неизвестным, в чём состояла суть докладов министров императору, о чём беседовали за завтраком родственники (а ведь великий князь Кирилл Владимирович вернулся с театра боевых действий, чудом оставшись в живых), каков был результат осмотра санитарного поезда и что читал государь. То же самое относится и к подавляющему большинству остальных дневниковых записей царя. Перечисление событий без раскрытия их сущности и отношения к ним самого автора — характерная черта дневника Николая II. Причём события перечисляются без каких бы то ни было «переходов», лишь изредка отделённые друг от друга абзацами. В таком духе написан весь дневник. По сути, это конспект событийного ряда.

Может ли такого рода документ служить в качестве источника для изучения различных исторических событий конца XIX — начала XX в.? Вот несколько конкретных примеров. В дневнике отмечен день коронации 14 мая 1896 г.: «Великий, торжественный, но тяжкий, в нравственном смысле, для Аликс, Мамa и меня день. С 8 ч. утра были на ногах; а наше шествие тронулось только в 1/2 10. Погода стояла к счастью дивная; Красное Крыльцо представляло сияющий вид. Всё это произошло в Успенском соборе, хотя и кажется настоящим сном, но не забывается во всю жизнь!!! Вернулись к себе в половину второго. В 3 часа вторично пошли тем же шествием в Грановитую палату к трапезе. В 4 часа всё окончилось вполне благополучно; душою, преисполненною благодарностью к Богу, я вполне потом отдохнул...». В этом тексте нет описания самой коронации и всех торжеств — только личное впечатление ставшего государем Николая. Для него это большое испытание и напряжение. В последующие два дня говорится о многочисленных поздравлениях от духовенства, двора, свиты, военных, дворянства и т.д., о 300 полученных телеграммах. 18 мая — день Ходынской трагедии: «До сих пор всё шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле в ожидании начала раздачи обеда и кружки, напёрла на постройки и тут произошла страшная давка, причём, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2 ч. перед докладом Ванновского (военный министр. — Авт.); отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование на этом печальном «народном празднике». Собственно там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка всё время играла гимн и “Славься”». Далее Николай II пишет о приёме волостных старшин, обеде у Марии Фёдоровны и вечернем бале у французского посла. В следующие два дня отмечается посещение раненых. Таким образом, из дневника нельзя узнать, почему случилась давка на Ходынке, какова была реакция на это событие в обществе, становится лишь отчасти понятным личное отношение Николая II к происшедшему: «великий грех», «ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!!», «отвратительное впечатление осталось от этого известия», «несчастные пострадавшие».

Революционные события 1905 г.

9 января: «Тяжёлый день! В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело! Мамa приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракали с всеми. Гулял с Мишей (великий князь Михаил Александрович. — Авт.). Мамa осталась у нас на ночь». Опять-таки крайне лапидарная запись, в которой доминируют две эмоциональные фразы. Далее в дневнике подробно отмечаются встречи и совещания с министрами и высшими сановниками Империи, но о чём шла речь и какие решения принимались, не говорится.

17 октября последовал знаменитый манифест. Запись в дневнике за этот день: «Годовщина крушения! (имеется в виду крушение царского поезда в Борках в 1888 г. — Авт.). В 10 час. поехали в казармы Сводно-Гвардейского батальона. По случаю его праздника отец Иоанн отслужил молебен в столовой. Завтракали Николаша и Стана (великий князь Николай Николаевич-младший с супругой Анастасией Николаевной. — Авт.). Сидели и разговаривали, ожидая приезда Витте (председатель Комитета министров. — Авт.). Подписал манифест в 5 час. После такого дня голова сделалась тяжёлою, и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, спаси и умири Россию!». Снова перечисление фактов, и лишь последние фразы свидетельствуют об отношении императора к происшедшему.

3 июня 1907 г. — изменение избирательного закона и роспуск Думы. По этому поводу в дневнике всего два предложения: «Простояла чудная погода. Настроение было такое же светлое по случаю разгона Думы». В этой фразе обычно весьма сдержанный Николай II блестяще выразил своё отношение к идее народного представительства в России.

Отражены в дневнике, разумеется, и события Первой мировой войны. Но, как всегда, даётся лишь только их сухая канва. В последние мирные дни июля 1914 г. Николай II зафиксировал встречу с президентом Франции Пуанкаре, факт предъявления Австрией ультиматума Сербии, встречи с министрами иностранных дел, военными, начальником Генерального штаба. Темы бесед в дневнике не раскрыты. Первый день войны 20 июля 1914  г.: «Подписал манифест об объявлении войны»; 23 июля: «Утром узнал добрую весть: Англия объявила войну Германии за то, что последняя напала на Францию и самым бесцеремонным образом нарушила нейтралитет Люксембурга и Бельгии. Лучшим образом с внешней стороны для нас кампания не могла начаться...»; 24 июля: «Сегодня Австрия, наконец, объявила нам войну. Теперь положение совершенно определилось». Так в дневнике фиксируются отдельные факты и события, но опять-таки без какого-либо анализа.

О событиях Февраля 1917 г. сообщается столь же лапидарно. 27 февраля 1917 г.: «В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад: к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия!». А вот день отречения 2 марта: «Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будет бессильно что-либо сделать, т.к. с ним борется соц.-дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно моё отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот. я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжёлым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!»

Итак, дневник намечает лишь общую последовательность событий. Его сведения в целом, безусловно, достоверны. Они с достаточной полнотой раскрывают канву жизни и деятельности последнего самодержца. Но свидетельств дневника, конечно, недостаточно для воссоздания картины политической, военной, а уж тем более социальной или экономической жизни того времени. Они могут лишь в некоторых случаях выступать «подспорьем» при изучении событий эпохи по другим, более информативным источникам: официальной документации, делопроизводственным документам, служебной и личной переписке и т.д. Но если история России и представляется в дневниках лишь с точки зрения своих внешних проявлений, то для характеристики личности самого монарха дневники могут дать неизмеримо больше. И на этом вопросе нужно остановиться отдельно.

Большинство исследователей полагают, что именно дневники позволяют обрисовать психологический портрет российского императора. Безусловно, с формальной точки зрения именно в дневниках (а также в переписке) отражаются в наибольшей степени черты характера, образ мыслей и душевные переживания их автора. Однако в случае с Николаем II дело обстоит гораздо сложнее. Мы уже видели, что его дневниковые записи носят чрезвычайно краткий характер, в них очень мало оценок, характеристик, почти не прослеживается авторское начало. Но задумаемся, располагал ли Николай II временем, а главное, желанием для пространных рассуждений? Человек, который волею судьбы должен был нести большой груз «общественной работы» в качестве самодержца огромной страны, вряд ли мог выбрать достаточное количество времени для рассуждений и анализа. Да и такой цели при написании дневника он перед собой не ставил. Закрепившаяся привычка к ведению дневника в сочетании с природной сдержанностью и немногословностью обусловили столь странное, на первый взгляд, его содержание. В этом плане представляется перспективным сравнение дневников Николая II с дневниками других членов императорской фамилии в большей или меньшей степени причастных к государственному управлению, например, с записями литературно одарённого великого князя Константина Константиновича (К.Р.) и др.

Обладая великолепной памятью (одна из характерных «романовских» черт), царю не составляло труда восстановить смысл происшедшего по краткой письменной фиксации.

Почему Николай II не раскрывает в дневнике содержание происшедших событий? Одни исследователи (К.Ф.Шацилло) полагают в этом какой-то тайный умысел, другие считают, что ему это просто не было интересно по причине «скудоумия». Ведь дневники не предназначались для посторонних глаз, вот где, казалось бы, можно было по-настоящему «развернуться». Но следует помнить, что по своей натуре Николай II был типичнейшим интравертом, своего рода «вещью в себе». С детства его отличали застенчивость и замкнутость. О том, что происходило в душе этого человека, люди, общавшиеся с ним, могли только догадываться. В первые годы царствования он вообще страшно боялся любого публичного действа: вспомним запись в день коронации. Другой пример: «Утром встал с эмоциями, так как в 9 3/4, идя с Мама? в Архангельский собор через залы, должен был сказать несколько слов собравшимся сословиям в Георгиевском зале. Это сошло, слава Богу, благополучно» (запись от 31 октября 1894 г.). Волновался и позже, при каждом публичном выступлении. Мягкий по характеру и деликатный, он не мог, например, сказать в лицо министру о его увольнении, что многие принимали за издевательство и даже за вероломство. Его внутренняя, духовная жизнь редко выплёскивалась наружу. По словам А.Ф.Керенского, вспоминавшего о событиях Февральской революции, «царь проявлял всегда какую-то странную способность равнодушно воспринимать внешние события». «Однако я убеждён, — продолжает, мягко говоря, не слишком симпатизировавший императору автор, — что за этим напускным неестественным спокойствием Николая II скрывалось глубокое душевное напряжение»⁹. Воспитание в царской семье приучило к сдержанности в проявлении эмоций, к умению владеть собой и сохранять спокойствие в самых трудных обстоятельствах.

Последний аспект следует особо подчеркнуть. В процессе семейного воспитания представителям высшего света императорской России, а тем более членам императорской семьи, прививалось умение владеть своими чувствами. Их непосредственное, внутренне неконтролируемое проявление считалось неуместным. Исключения были редки (Александр III, например). В целом же выдерживались строгие рамки правил, традиций, обычаев и порядков. Государь должен был обладать ровным характером, исключавшим вспышки гнева или иных бурных эмоций. Этим во многом и объясняется поведение Николая II в некоторых ситуациях, впоследствии ставившееся ему в вину. Можно представить себе простую деревенскую женщину, громко вопящую и обливающуюся слезами над трупами жертв Ходынки. Но Николая II в таком виде представить нельзя. Это не значит, что он не скорбел. О его отношении к случившемуся красноречиво говорят неоднократные посещения им и всей семьёй пострадавших на том поле в последующие дни. Но император не мог и не имел права дать волю своим чувствам. Плохо это или хорошо, но это было так. Поэтому и состоялся вечером приём у французского посла. Чувство долга перед дружественной державой заставило Николая II присутствовать там. Отменить это мероприятие он не мог, ибо не он его устраивал, не прийти — тоже не мог, ибо это означало разрыв с политическим союзником. Правилен ли был его выбор — сложно сказать, но этот выбор для него был несоизмеримо труден по сравнению, например, с фрондирующим великим князем Николаем Михайловичем, явившимся на бал и демонстративно покинувшим его, уведя за собой и своих братьев.

Все эти причины и обусловили тот факт, что дневник царя отличается сухостью и редкими эмоциональными «вспышками». Зато, когда глубоко скрытое от посторонних глаз выходит на поверхность, автору не откажешь и в определённом остроумии («Простояла чудная погода. Настроение было такое же светлое по случаю разгона Думы») и в ёмком, афористическом выражении ситуации («Кругом измена, и трусость, и обман»).

В историографии единодушно отмечается, что Николай II тяготился императорской властью, он был мало приспособлен для выполнения той роли, которую ему пришлось «играть». В то же время он не намеревался отрекаться от престола, считая, что раз Господь возложил на него такое бремя, он должен его нести. И только когда его убедили, что отречение необходимо для блага России, он согласился на этот шаг. Итак, Николай II выполнял свои обязанности императора не по призванию, а скорее по необходимости. Если так, то почему же он должен был характеризовать государственную жизнь в исключительно личном дневнике? Ведь дневник он писал для себя, а не для потомков. Поэтому в нём такое большое место и занимают приёмы и обеды, праздники и охота, спектакли и книги, семья и близкие люди, природа и погода. В этом плане может представить интерес сравнение дневников Николая II с дневниками другого убитого монарха – французского короля Людовика XVI. В день взятия Бастилии, открывшего начало французской революции, король оставил в дневнике запись: «Ничего» – свидетельство о своей безрезультатной охоте в тот день.

«Это сугубо личный, глубоко камерный документ, отражавший в самой общей форме повседневное времяпрепровождение» — справедливо отмечает А.Н.Боханов.

Из анализа дневника исследователи делают вывод о том, что Николай отмечал только то, что ему было интересно, что для него имело значение. А поскольку о государственных делах говорится мало, то выходит, что император был якобы безразличен к судьбе России (К.Ф.Шацилло). Но, если внимательно посмотреть текст дневника, будет видно, что и личные, и государственные дела просто фиксируются. Отношение к ним автора абсолютно одинаково. В случае что тех, что других почти нет никаких оценочных характеристик. И это тоже ставится в вину Николаю — историки делают выводы о «бездушии» и «духовной чёрствости» императора. Выше приведены записи о Ходынке и «Кровавом воскресеньи». Это как раз те редкие случаи, когда эмоции царя появляются в дневнике. Но разве столь уж бездушны его слова? А вот описание смерти Александра III. Запись от 20 октября 1894 г.: «Боже мой, Боже мой, что за день! Господь отозвал к себе нашего обожаемого, дорогого, горячо любимого Папa. Голова кругом идёт, верить не хочется — кажется до того неправдоподобным ужасная действительность. Всё утро мы провели наверху около него! Дыхание его было затруднено, требовалось всё время давать ему вдыхать кислород. Около половины 3 он причастился Св. Тайн; вскоре начались лёгкие судороги... и конец быстро настал! О. Иоанн больше часу стоял у его изголовья и держал за голову. Эта была смерть святого! Господи, помоги нам в эти тяжёлые дни! Бедная, дорогая Мамa!.. Вечером в 9 1/2 была панихида — в той же спальне! Чувствовал себя как убитый. У дорогой Аликс опять заболели ноги! Вечером исповедался». На следующий день: «И в глубокой печали Господь даёт нам тихую и светлую радость: в 10 час. в присутствии только семейства моя милая дорогая Аликс была миропомазана и после обедни мы причастились вместе с нею, дорогой Мамa и Эллой...» Ещё через день «происходило брожение умов по вопросу о том, где устроить мою свадьбу» — в Ливадии или в Петербурге после похорон. Об этих отрывках К.Ф.Шацилло писал: «Но уже на следующий день (после смерти Александра III. — Авт.) утешение найдено, долго и глубоко печалиться он (Николай II. — Авт.) просто не в состоянии», «а уже на следующий день он вообще не упоминает о “глубокой печали”, его не занимают проблемы жизни и смерти, не заботит тяжесть порфиры и шапки Мономаха, свалившихся на плечи и голову, он весь поглощён другим», «можно ли найти в истории другой подобный пример эмоциональной тупости?» — вопрошает К.Ф.Шацилло. Но посмотрим другие записи: «Всё не решаюсь зайти в угловую комнату, где лежит тело дорогого Папа? — оно так изменилось после бальзамирования, что тяжело разрушить то дивное впечатление, которое осталось от первого дня!» (24 октября); «В 6 1/2 началась тяжёлая церемония переноса тела дорогого Папа? в гробу в большую церковь... Вернулись в пустой дом разбитые нравственно! Тяжёлое испытание послал нам всем Господь!» (25 октября); «День свадьбы дорогих Папа? и Мама?! Сколько страданий для неё — ужасно! Помоги, Господь!» (28 октября); «Выспался хорошо; но как только приходишь в себя, сейчас же ужасный гнёт и тяжёлое сознание совершившегося возвращаются в душу с новою силою!» (2 ноября); «В 10 1/2 началась архиерейская служба и затем отпевание и похороны дорогого незабвенного Папа?! Тяжело и больно заносить такие слова сюда — всё ещё кажется, что мы все находимся в каком-то сонном состоянии и что вдруг! Он опять появится между нами!» (7 ноября); «Был большой обед всем заезжим принцам в Концертной зале. Я чуть не разревелся, садясь за стол — до того тяжело было видеть подобную обстановку, когда на душе камень» (9 ноября). Разве это свидетельства «эмоциональной тупости»? А «дивное впечатление», о котором упоминается на следующий день после смерти отца, объясняется просто: Николай II был искренне верующим человеком. И вот здесь во многом кроется то непонимание и поступков, и содержания дневниковых записей императора, которое столь характерно для большинства современных исследователей.

Психология и мироощущение верующего человека кардинально отличаются от аналогичных характеристик атеиста. Поэтому адекватно понять верующего, православного христианина исключительно с атеистических позиций невозможно. И к Николаю II такой взгляд вряд ли применим. Если для атеиста смерть есть конец жизни, а значит, и великое горе безвозвратной потери человека, то для православного христианина она лишь начало иной жизни — вечной. Это не утрата сущности, а освобождение души от тела и её приобщение к Богу. Николай II конечно же считал, что его отец прожил праведную жизнь, а потому заслужил Царствие Небесное. Поэтому печаль сына была светлой, он верил, что душа его отца у Престола Господня, а не во тьме разрушения и гибели. В дневнике неоднократны свидетельства искренней веры царя и его семьи. «Настроение такое, что молиться очень хочется, само просится — в церкви, в молитве — единственное, самое великое утешение на земле!» (13 февраля 1895 г., Великий пост). «Имели великое утешение причаститься Св. Христовых Тайн — всей семьёй» (21 октября 1916 г.). Этим чувством глубокой искренней веры объясняется и спокойный тон всего дневника, и внутренняя безмятежность и бесстрастность, казалось бы, в самые тяжёлые минуты. Уповая на Господа, Николай II до конца жизни оставался покорным Его воле. Именно поэтому на следующий день после отречения он записал в дневнике: «Спал долго и крепко» (3 марта). Именно поэтому безропотно и пошёл вместе с любимой семьёй навстречу гибели в подвал Ипатьевского дома.

Но, конечно, дневник не может полноценно и всесторонне охарактеризовать личность императора. За скупыми строчками лишь проступают отдельные черты. Их позволяют уточнить другие источники, вышедшие из-под его пера, прежде всего переписка. Переписка с женой, императрицей Александрой Фёдоровной, носит также преимущественно личный характер. Для многих писем царя характерен такой же «телеграфный» стиль, как и для дневника, и такие же определяющие черты — чёткость, краткость, точность в деталях, хороший язык. Здесь очень мало говорится о делах — немаловажный аспект, если учесть широко распространённое мнение о значительном влиянии императрицы на государственную политику. Телеграммы, разумеется, ещё более кратки. Вот первая телеграмма после отречения, отправленная 4 марта 1917 г. из Ставки в Царское Село: «Спасибо, душка. Наконец получил твою телеграмму этой ночью. Отчаянье проходит. Благослови Вас всех Господь. Нежно люблю. Ники»¹⁰. Личные взаимоотношения супругов в их письмах на первом плане. Несколько иное впечатление оставляет переписка государя с матерью — императрицей Марией Фёдоровной. Здесь Николай II «раскрывается» в гораздо большей степени. Образность, яркость, глубина, чувство стиля — вот что отличает его письма к матери. Приведём выдержки из объёмного письма от 19 октября 1905 г. «Моя милая, дорогая Мамa, мне кажется, что я тебе написал последний раз год тому назад, столько мы пережили тяжёлых и небывалых впечатлений. Ты, конечно, помнишь январские дни, которые мы провели вместе в Царском. Они были неприятны, не правда ли? Но они ничто в сравнении с теперешними днями!.. Петербург и Москва оказались отрезанными от внутренних губерний. Сегодня неделя, что Балтийская дорога не действует. Единственное сообщение с городом морем... После железных дорог стачка перешла на фабрики и заводы, а потом даже в городские учреждения и в департаменты железных дорог министерства путей сообщения. Подумай, какой стыд... Тошно стало читать агентские телеграммы, только и были сведения о забастовках в учебных заведениях, аптеках и пр., об убийствах городовых, казаков и солдат, о разных беспорядках, волнениях и возмущениях. А господа министры, как мокрые курицы, собирались и рассуждали о том, как сделать объединение всех министров, вместо того чтобы действовать решительно... Наступили грозные тихие дни, именно такие, потому что на улицах был полный порядок, а каждый знал, что готовится что-то — войска ждали сигнала, а те не начинали. Чувство было, как бывает летом перед сильной грозой! Нервы у всех были натянуты до невозможности и, конечно, такое положение не могло продолжаться долго. В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно, наши разговоры начинались утром и кончались вечером при темноте. Представлялось избрать один из двух путей: назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться раздавить крамолу. Затем была бы передышка, и снова пришлось бы через несколько месяцев действовать силой; но это стоило бы потоков крови и, в конце концов, привело бы к теперешнему положению, т.е. авторитет власти был бы показан, но результат оставался бы тот же самый, и реформы вперёд не могли осуществляться бы. Другой путь — предоставление гражданских прав населению — свободы слова, печати, собрания и союзов и неприкосновенности личности, кроме того, обязательство проводить всякий законопроект через Государственную думу — это, в сущности, и есть конституция... Манифест был составлен Витте и Алексеем Оболенским, мы обсуждали его два дня и, наконец, помолившись, я его подписал. Милая моя Мама?, сколько я перемучился до этого, ты себе представить не можешь!.. Единственное утешение — это надежда, что такова воля Божия, что это тяжёлое решение выведет дорогую Россию из того невыносимого хаотического состояния, в каком она находится почти год... Мы находимся в полной революции при дезорганизации всего управления страною, в этом главная опасность. Но милосердный Бог наш поможет, я чувствую в себе его поддержку и какую-то силу, которая меня подбадривает и не даёт пасть духом. Уверяю тебя, что мы прожили здесь года, а не дни, столько было мучений, сомнений, борьбы... От всей души благодарю тебя, дорогая Мама?. Я знаю, что ты молишься о твоём бедном Ники. Христос с тобою! Господи, спаси и успокой Россию». Через два дня после отречения сына Мария Фёдоровна приехала в Ставку. Вот что отметила она в своём дневнике: «...В 12 часов прибыли в Ставку в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции... Горестное свидание! Он открыл мне своё кровоточащее сердце, оба плакали... Бедный Ники рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня... Он подписал манифест. Ники был неслыханно спокоен и величествен в этом ужасно унизительном положении...» (4 марта 1917 г.), «Ники сказал мне, что ему тоже советуют уехать как можно скорее, но он думает, что нужно дождаться ответа из Петербурга: безопасно ли там. Возможно, ответ придёт завтра. Он был невероятно спокоен...» (5 марта 1917 г.). А в письме к греческой королеве Ольге Константиновне Мария Фёдоровна писала: «Какие унижения и какое равнодушие пережил мой несчастный Ники, я не могу тебе передать... Он был как настоящий мученик, склонившийся перед неотвратимым с огромным достоинством и неслыханным спокойствием.

Только однажды, когда мы были одни, он не выдержал, и я одна только знаю, как он страдал и какое отчаяние было в его душе!»¹¹ Сдержанность, стремление подавить чувства, сохранить спокойствие, упование на Бога и в то же время душевные переживания, которые он мог открыть только самому близкому в тот момент человеку — матери — всё это лишний раз подчёркивает сложную, внутренне глубокую натуру Николая II.

Итак, дневники Николая II очерчивают лишь внешнюю канву событий его жизни. Они не могут представлять решающего интереса для изучения политической или какой-либо иной событийной истории Российской империи рубежа веков и даже не раскрывают полностью характер их автора, лишь намечая, впрочем, довольно определённо, отдельные черты. Но эти черты проступают особенно чётко. Понять личность последнего самодержца можно, только поняв те особенности, которые вообще отличали многих людей позапрошлого века от наших современников. Совершенно другая картина мира, обусловливавшая иные мысли и иные поступки, зачастую непонятные с современной точки зрения, — вот тот культурно-психологический факт, который претерпел с тех пор кардинальные изменения. В этом, кстати, кроется и непонимание в рамках секулярного, атеистического сознания смысла и значения канонизации Царской семьи. Здесь важно отвергнуть одно, к сожалению, широко распространённое во внецерковных кругах заблуждение, будто бы канонизация каким-либо образом связана с государственно-политической деятельностью правителя. На самом деле это не так, и как раз эта сторона имеет наименьшее значение для причисления к лику святых. Основания для канонизации лежат в совершенно иной плоскости. Среди них на первом месте стоят духовная жизнь и духовный подвиг святого и происходившие по молитвам к нему чудеса. Следует помнить, что система ценностных ориентиров в лоне религиозной жизни и вне её имеет существенные отличия, и те материальные успехи и практические удачи, которые обладают какой-либо значимостью в «мирской» жизни, в жизни духовой таковой ценностью отнюдь не являются. Напомню, что когда в 1990-х гг. обсуждался вопрос о канонизации Николая II и его семьи, некоторые историки, не только стоявшие на атеистических позициях, но и не желавшие понять какое-либо иное мировоззрение, выступили против, мотивируя свою позицию неудачами и трагедиями во время правления этого императора: Ходынка, «Кровавое воскресенье» и т.д. Другая сторона той же «медали» — стремление объяснить канонизацию лишь трагическими обстоятельствами гибели царской семьи. Между тем, попытка внести политический аспект в вопрос о канонизации Николая II сама по себе абсурдна. Нелепо думать, что к лику святых причисляют за удачные политические деяния или за «успешное» правление. Как раз это и не имеет существенного значения. То, что Николай II был «слабым политиком», свидетельствует лишь в его «пользу»: «хороший политик» — вряд ли повод для канонизации, ибо политика — дело сугубо мирское и в большинстве случаев далёкое от святости. Речь же идёт совсем о другом. О духовном складе императора Николая, бывшего человеком глубоко и искренне верующим, полагавшимся в своей жизни на волю Божию и принявшего все выпавшие на его долю испытания. Факт его отречения от престола, по сути, отказа от власти и от борьбы за неё — лишнее тому подтверждение. Иной политик проявил бы твёрдость и решительность, послал бы войска или сам возглавил их, подавил бы сопротивление в крови, железной рукой навёл бы порядок или судорожно цеплялся бы до последнего за власть. Но не таков оказался Николай II. Его уход и последовавшие месяцы ареста, вплоть до гибели со всей семьёй в подвале Ипатьевского дома, когда он не только не покинул свою Родину, но и пошёл на смерть, раскрывают смысл его духовного подвига. То, что одним кажется слабостью, для других — воплощение силы, но не силы государственной, физической или интеллектуальной, а силы нравственной и духовной. История русской монархии началась и закончилась подвигом царственных страстотерпцев: первых князей-мучеников Бориса и Глеба и последней царской семьи.

 

Примечания

1 Шевырин В.М. Послесловие // Дневник императора Николая II. М., 1991. С. 276.

2 Шацилло К.Ф. Предисловие // Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 8, 10, 12.

3 Касаров Г.Г. Дневник Николая II как исторический источник падения монархии в России // Российская государственность: этапы становления и развития. Ч. 2. Кострома, 1993. С. 81.

4 Боханов А.Н. Император Николай II. М., 1998. С. 32.

5 Внешнюю характеристику дневников см. в: Дневники императора Николая II. М.: Орбита, 1991. С. 35–36.

6 Тот же период охватывает и публикация 1990  г. в кн.: От первого лица: Сб./ Сост. И.А. Анфертьев; Предисл. С.Н. Семанова. М., 1990. С. 10–60.

7 Письма императрицы Александры Фёдоровны к императору Николаю II. Берлин: Слово, 1922. В 1920-е годы переписку царской четы начали издавать и в Советской России. Однако из предполагавшихся пяти томов вышли в свет только три (Переписка Николая II и Александры Фёдоровны. Т. 3–5. С предисл. М.Н. Покровского. М.-Пг(Л.), 1923–1927), охватывающие 1914–1917 гг. Часть переписки была опубликована С.В. Мироненоко и А. Мейлунасом (Мироненко С.В., Мейлунас А. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М., 1998).

8 От составителей // Дневники Николая II. М.: Орбита, 1991. С. 36.

9 Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары / Пер. с англ. М., 1993. С. 148.

10 Переписка Николая и Александры Романовых. Т. 5. М.–Л., 1927. С. 233.

11 Цит. по: Кудрина Ю.В. Императрица Мария Фёдоровна (1847–1928 гг.). М., 2000. С. 109–111, 164–165, 167.

Е.В.ПЧЕЛОВ,
кандидат исторических наук, доцент Российского
Государственного гуманитарного университета (РГГУ)