Концепция В.Резуна (Суворова): за и против

Примерно лет двадцать назад вышел в свет ряд книг, в которых бывший советский разведчик В.Б.Резун, более известный под псевдонимом В.Суворов, утверждал, что командование РККА весной и летом 1941 г. готовило наступление против Германии, а об обороне же всерьёз не думало. И это, по мнению автора, стало основной причиной поражения Красной армии летом 1941 г. Книги вызвали бурную полемику, которая не утихла и сегодня, что естественно — об этом трудно говорить и писать без эмоций. По крайней мере, гражданам нашей страны. Да и не только нашей. Но поскольку в упомянутых книгах затронута исключительно важная тема, они заслуживают особого внимания. Впрочем, дело не только в важности вопроса. Есть люди, которым не стыдно писать заведомую ерунду даже о столь чувствительных вещах. Но на мой субъективный взгляд, книги В.Б.Резуна ерундой назвать нельзя, и опять же по моему субъективному мнению, в них он проявил незаурядные остроту и оригинальность мышления. Но оставим это за скобками. Важно то, что в его книгах есть ряд утверждений, которые надо подтвердить или опровергнуть.

Следует сказать, что до сих пор дискуссия относительно событий, предшествовавших 22 июня, в значительной степени сводится к обсуждению концепции именно В.Б.Резуна. Даже те, кто предлагает альтернативные варианты, явно или неявно, но с ней спорят. Отчасти это можно объяснить тем, что концепция сформулирована чётко, поэтому её можно продуктивно обсуждать. С концепцией многие не согласны, но несогласные имеют возможность опровергать её конкретные положения. И можно не сомневаться — даже если она будет опровергнута, всё равно в процессе этой работы мы узнаём много нового о тех трагических событиях.

Есть два типа опровержений теории Резуна — или из некоторых общих соображений отвергается вся теория в целом, или последовательно опровергаются отдельные его утверждения. Основное возражение общего характера, которое заслуживает, на мой взгляд, серьёзного отношения: РККА к началу 1940-х гг. не была готова к войне, поэтому у советского руководства не было другого выбора, как стараться по возможности оттянуть её начало. Это, собственно говоря, официальная советская точка зрения. Но в её подтверждение в последнее время иногда приводится парадоксальный аргумент — в советской открытой печати, на которую, в основном, ссылается В.Б.Резун, положение дел в Красной армии систематически приукрашивалось, и это существенно ослабляет его аргументацию. Ситуация с логической точки зрения абсурдная — чтобы подтвердить советскую точку зрения, надо доказать, что выходившие в то время книги систематически искажали действительность.

Вариантом такой позиции является мнение, что Советско-финская война показала неспособность РККА к крупномасштабному наступлению, и, как следствие, высшее руководство СССР не могло думать о наступательной войне. Но к этому аргументу можно предъявить те же претензии, что и к теории самого Резуна — нет прямых доказательств. Ведь здесь существенно не то, что в действительности произошло в Финляндии, а реакция на это советского руководства. А во всех опубликованных документах того времени оно говорит об ошибках и недоработках, которые проявились в ходе этой войны, и которые необходимо исправить. И нельзя исключить, что через год после её окончания они решили, что ошибки исправлены. Тем более, что кое в чём это соответствовало действительности.

Особого изучения заслуживают некоторые частные вопросы, связанные с готовностью, а точнее, с неготовностью СССР к войне. Пример — в СССР была острая нехватка высокооктанового бензина, необходимого, главным образом, для авиации. Позже, во время войны, эта проблема решалась благодаря поставкам по ленд-лизу. Но всё могло быть иначе, если бы СССР попытался захватить Европу «по сценарию» В.Б.Резуна. Так что здесь мы видим серьёзный аргумент против его теории, который заслуживает внимательного рассмотрения. Тем более, что этот вопрос интересен и сам по себе. Действительно, решение Советским Союзом тех или иных технических проблем не раз было темой исторических исследований. Более того, об этом написано много интересных книг, рассчитанных и на массового читателя. Много писали, например, о создании в СССР синтетического каучука, наверное, было бы интересно, если бы появился аналогичный материал и о бензине. Однако, возвращаясь к теме, логично предположить — если в СССР строилось громадное число самолётов, и если в 1940 г. была резко увеличена «пропускная способность» лётных училищ, то, скорее всего, руководство страны было уверено, что эта проблема будет как-то решена.

В общем, существует много теорий, которые опровергают концепцию В.Б.Резуна, исходя, в основном, из тезиса о неготовности СССР к войне. Но эти теории, в свою очередь, могут вызывать сомнения, поскольку аргументы, которые приводятся в их обоснование, небезупречны. В частности, как и Резун, их сторонники используют не прямую, а косвенную информацию и во многих случаях тоже не могут подтвердить свои концепции ссылками на документы.

Поэтому чаще противники теории В.Б.Резуна стараются опровергнуть те аргументы, которые он приводит в её обоснование. При этом они неизбежно сталкиваются с общенаучными вопросами принципиального характера, которые вряд ли когда-либо будут разрешены окончательно, но о которых, как минимум, нельзя забывать.

Действительно, Резун высказывает некую концепцию и приводит доводы в её обоснование. Его противники стараются её опровергнуть, и, в свою очередь, приводят свои аргументы. И здесь возникает вечный вопрос: а что же всё-таки может быть доказательством в исторической науке? Будем исходить из двух общеизвестных положений, про которые, однако, иногда забывают: во-первых, история — это наука и во-вторых, история — это гуманитарная наука. Отметим, что в первом многие сомневаются. Но если всё-таки считать историю наукой, то нельзя забывать, что наука не существует без доказательств. Итак, что может быть доказательством с точки зрения историка? Действительно, в гуманитарных науках невозможны ни чисто логические доказательства, как в математике, ни эксперименты, как в естественных науках.

Есть мнение, что в новейшей истории основной аргумент — документ. Но ведь и он может быть подделан или просто неправильно понят. А как быть, если документы уничтожены или засекречены! Нельзя также забывать о таких понятиях, как военная хитрость или блеф. Ведь в том же 1941 г. немцы для того, чтобы ввести своих противников в заблуждение, имитировали подготовку вторжения в Англию («Акула»)¹.

В частности, в распоряжение их войск, дислоцированных в Польше, поступали англо-немецкие разговорники². И вполне возможно, что где-то в архивах хранятся документы, связанные с их изданием и транспортировкой. Причём трудно усомниться в том, что штабные офицеры, участвовавшие в разработке хитроумного плана (кроме нескольких человек на самом высоком уровне), не знали, что выполняться он не будет. Так что на основании подлинных архивных документов, связанных с «Акулой», вполне можно было бы написать книгу «Несостоявшееся вторжение» в стиле творчества рассматриваемого нами автора. В качестве дополнительного и внешне весьма убедительного довода можно было бы использовать статьи из немецких газет. В них велась интенсивная антианглийская кампания, которую вполне можно было бы трактовать как информационную подготовку предстоящего вторжения. Однако, к счастью для современного исследователя, эта пропагандистская кампания подробно описана в дневниках Й.Геббельса.

Основной аргумент Резуна — распределение сил и средств РККА перед немецким вторжением. Вот пример такого рассуждения: если вблизи границы параллельно ей протекает река, то для обороны разумно расположить основные силы позади реки, а для наступления, наоборот, ближе к границе. Прочитав в воспоминаниях одного генерала о том, что его дивизия перед началом войны располагалась между рекой и границей, В.Б.Резун делает вывод — дивизия предназначалась для наступления. Против этого трудно возразить, но если на основании архивных данных выяснится, что тяжёлая артиллерия этой дивизии и её тыловые части находились за рекой, то в выводе автора можно будет усомниться.

Кстати, под Сталинградом так и было — основная масса войск вела оборонительные бои на правом берегу Волги, но тяжёлая артиллерия и тылы были за рекой. Сталинградская битва изучена хорошо, и нам вполне понятно, в силу каких особых обстоятельств советские войска в конце августа 1942 г. не ушли за реку, а заняли оборону западнее Сталинграда. Ничего подобного в 1941 г. вблизи границы как будто не было. Так что, скорее всего, в данном случае Резун прав. Но всё-таки желательно выяснить, где в то время находились гаубичный полк и тылы упомянутой дивизии.

Как мы видим, В.Б.Резун делает выводы в значительной степени на основании неточной и косвенной информации — из мемуарной литературы и т.д. Отсюда одно из принципиальных возражений против его работ — неправомерности использования исключительно косвенных аргументов в системе исторических доказательств. Юристы говорят: «Подобно тому, как из ста кроликов нельзя склеить одну лошадь, так и из ста разрозненных мелких улик невозможно склеить судебное доказательство». Но история и юриспруденция — разные науки. И вообще, если не признавать за историком права пользоваться косвенными аргументами, то как быть с концепциями, альтернативными резуновским? Ведь они тоже обосновываются косвенными аргументами. Как, например, подтвердить почти общепринятую до недавнего времени концепцию — к обороне готовились, но не успели. Можно ли вообще говорить, например, о планах командования РККА, в соответствии с которыми в июне 1941 г. происходили крупномасштабные переброски войск? Или историкам следует вообще ничего не писать на эту тему, дожидаясь, пока соответствующие документы не будут рассекречены?

На мой взгляд, отсутствие документов не делает работу исследователя бессмысленной. Ведь существуют книги по истории этрусков, несмотря на почти полное отсутствие письменных источников! Конечно, нельзя не видеть различия между древней и новейшей историей. Но коль скоро учёные занимаются историей этрусков, это, на мой взгляд, показывает, что за историками признаётся право пользоваться и косвенной информацией.

Известно, что в военное время в каждом крупном штабе есть офицеры, которые на основании всякого рода как прямой, так и косвенной, но заведомо неполной информации, должны определить группировку сил противника. Потом командующий с помощью в основном косвенной информации определяет его намерения. Более того, подобную работу некоторые штабы ведут и в мирное время, определяя возможности и намерения уже не реального, но потенциального противника. И коль скоро этих офицеров и генералов никто не считает бездельниками, то, как следствие, надо признать, что на основании косвенной информации тоже можно делать разумные выводы.

Итак, В.Б.Резун, предположив, что в июне 1941 г. РККА готовилась к наступлению, выводит из этого определённое следствие, стараясь найти ему соответствующее подтверждение. Причём, ищет он, как правило, в открытых источниках. И поскольку таких получивших подтверждения следствий набирается немало, по мнению сторонников Резуна, это указывает на большую вероятность правильности основного предположения. Наверное, следует обратить внимание, что подобная схема рассуждений подробно разбирается в книге известного педагога и математика Д.Пойа «Математика и правдоподобные рассуждения». К этой книге никто претензий не предъявлял, и с её основными положениями, по-видимому, все согласны. Подтверждением этому служат многочисленные переиздания и переводы. Но сам факт, что известный математик и педагог уделяет в своей книге много внимания подобной схеме рассуждений, показывает, что такая логика не столь уж проста для понимания. Поэтому, прежде чем анализировать доводы В.Б.Резуна по существу, следует более подробно разобраться в логической схеме его аргументации.

Приведём характерное для Резуна рассуждение: при подготовке наступления штаб разумно расположить поближе к линии фронта, при подготовке к обороне — подальше. И далее он в одной из книг находит подтверждение своей теории: «…штаб 125-й стрелковой дивизии находился так близко от границы, что “первый же снаряд в него угодил”»³. Наблюдение весьма интересное. Незамедлительно следует вывод: «Можно сказать: ах русские дураки, так близко штаб к границе придвинули! Я тоже так говорил. А потом собрал сведения о расположении штабов советских дивизий и корпусов на турецкой и маньчжурской границах. Так вот там ничего подобного не было».

Как мы видим, В.Б.Резун, сделав действительно в высшей степени интересное наблюдение, сразу переходит на публицистику и рассматривает своеобразную альтернативу: или советские генералы готовили наступление, или они были дураками. Не рассматриваются другие варианты, пусть даже и маловероятные, а может быть, там было единственное место, где были подходящие помещения? Поверить трудно, но категорически исключать нельзя. При этом нет сомнений в одном — когда штаб размещали, была полная уверенность в том, что на данном участке границы немецкого наступления не будет.

Кстати, в Прибалтике в опасной близости от границы находился не только штаб дивизии, но и мощная Военно-морская база (в Лиепае), что само по себе указывает на уверенность в том, что Германия на СССР не нападёт. Но это не значит, что такая уверенность сохранилась до июня 1941 г. И можно допустить (хотя надо признать, что предположение малоправдоподобно), что этот штаб примерно в мае–июне, когда стали опасаться немецкого нападения, планировали перевести в безопасное место, но не успели. Весьма интересно, что В.Б.Резун собрал данные о дивизиях на турецкой и маньчжурской границах. Но было бы ещё более интересно узнать — где находились в то время штабы других приграничных дивизий из состава западных военных округов. Однако он, кроме 128-й, называет только 22-ю танковую дивизию в Бресте. Скорее всего, данных о других дивизиях он просто не мог найти. Но в таком случае вопрос к «резунистам»: почему бы вам не поискать подобную информацию? Действительно, о трудах В.Б.Резуна многие отзываются весьма похвально. Но не видно усердного поиска дальнейших подтверждений его концепции. Хотя лишние подтверждения пошли бы ей только на пользу.

С другой стороны, если бы «антирезунисты» показали, что, например, в Карпатах все штабы были расположены далеко от границы, это было бы также весьма интересно и убедительно. Отметим, что непосредственно у границы было немного дивизий. И в море информации о различных дивизиях и корпусах данные о нескольких штабах найти трудно. Можно сказать и так: В.Б.Резун делает выводы на основании известной ему информации. У него есть данные о двух дивизиях, и они впечатляют. Действительно, если советское руководство опасалось немецкого нападения, то ни одного штаба не должно было находиться столь близко границы. Но книги В.Б.Резуна вышли в свет лет двадцать назад. С тех пор было время выяснить, где находились в то время штабы других дивизий. Так что, отметив наблюдательность автора, пора проанализировать полную картину их расположения.

Приведём ещё один пример, типичный для мышления В.Б.Резуна.Он обращает внимание читателя на воспоминания одного генерала, в июне 1941 г. командовавшего танковой ротой: «Танки КВ-2 загрузили бетонобойными снарядами»⁴. Чрезвычайно интересное наблюдение. Бетонобойные снаряды предназначены для прорыва укреплённых полос, т.е. для наступления. И именно такие снаряды получили перед началом войны танкисты, находившиеся вблизи границы между Литвой и Пруссией. Посыл выглядит серьёзно. Но автор, как ни странно, больше в этот вопрос не углубляется, и далее пишет о том, что его поразило — у командира танковой роты, находившейся вблизи границы, не было карты местности. А ведь для командира карта — рабочий инструмент. И вот, Резун с характерным для него изяществом разрабатывает тему отсутствия карт.

Но ведь тема бетонобойных снарядов не менее информативна. Однако она не разрабатывается, возможно потому, что точные данные о снарядах не были опубликованы. Тем не менее, есть свидетельство, что на Украине КВ-2 использовали бетонобойные снаряды, потому что не было бронебойных⁵. Увидел свет также документ, в котором сказано, что бронебойные снаряды для КВ-2 были заказаны промышленности, но заказ остался не выполненным⁶. Здесь опять обнаруживается слабое место Резуна: он не рассматривает маловероятные, но не противоречащие фактам трактовки событий гипотезы — в данном случае о том, что КВ-2 использовали бетонобойные снаряды потому, что план по производству бронебойных просто не был реализован. И здесь было бы уместно выяснить для сравнения, какие были подвезены к этому участку границы снаряды для полевых 152-мм гаубиц, которых было значительно больше, чем КВ-2 (КВ-2 был вооружён 152-мм гаубицей).

Однако здесь претензии к В.Б.Резуну не вполне уместны, поскольку соответствующие материалы стали известны и вошли в арсенал историков уже после выхода в свет его книг (и то лишь в незначительной степени).

Но возникает вопрос — почему не вышли исправленные и дополненные издания его книг, где были бы использованы материалы, недоступные Резуну в то время, когда он их писал?

Впрочем, этот вопрос к исторической науке отношения не имеет. Тем не менее уместно спросить о другом — почему этого не сделали многочисленные «резунисты», посвятив свои труды отдельным частным вопросам. Например, производству артиллерийских снарядов в СССР в первой половине 1941 г. Заранее нельзя сказать, что же найдут исследователи этой интереснейшей темы, но если В.Б.Резун прав, и какие-то документы сохранились, то подтверждения его правоты следует искать именно среди них. Кстати, обратное тоже верно. Далее, особое внимание следует уделить планам по производству бронебойных снарядов. Ведь если советское руководство опасалось нападения Германии, это должно было иметь следствием их заказ промышленности в большом количестве. И задача исследователя — выяснить всё, что только можно о положении дел с этими снарядами весной и в начале лета 1941 г. Но данные и о других снарядах тоже необходимы. Причём не только о их производстве, но и о месте транспортировки. В отличие от обороняющегося, нападающий знает, где произойдут крупномасштабные военные действия, и может заранее направить снаряды именно туда. Так что сведения о том, где конкретно вблизи границы были созданы значительные запасы снарядов, также весьма информативны.

Удивляет, однако, почему В.Б.Резун, обратив внимание на снаряды для КВ-2, очень мало внимания уделяет самому танку. А ведь его история может быть убедительным аргументом в пользу его концепции. КВ-2 отличался от КВ-1 по-существу только башней — он был вооружён тяжёлой 152-мм гаубицей, в отличие от КВ-1, вооружённого 76,2-мм танковой пушкой. Такое вооружение указывает на специфическое предназначение танка — прорыв заранее подготовленной обороны противника, усиленной фортификационными сооружениями. Первоначально его создавали для прорыва линии Маннергейма, и опытный образец этого танка был испытан как раз там. А для оборонительных же боёв танк был малопригоден по причине низкой скорострельности тяжёлой гаубицы, небольшого боекомплекта, небольшой дальности прямого выстрела, большего веса и т.д. И, судя по всему, после начала войны этот танк не выпускали. Данные о его помесячном производстве — по плану и фактически — были бы очень полезны для понимания замыслов советского командования.

В 1990 г., т. е. после выхода в свет книг В.Б.Резуна, были опубликованы тексты планов по производству КВ на 1941 г.⁷, принятых 15 марта 1941 г. Кировский завод должен был в мае выпустить 70 единиц КВ-2, а в июне 30 КВ-2 и 50 КВ-1. Кроме того, небольшое число КВ-1 ежемесячно сходило с конвейеров ЧТЗ (Челябинский тракторный завод). Выпуск этим гигантским заводом небольших партий танков, по-видимому, означает подготовку соответствующего производства на случай войны.

Судя по этим данным, в марте 1941 г. руководство СССР не боялось немецкого нападения. Или, во всяком случае, не слишком боялось. Иначе оно не заказывало бы КВ-2, ограничившись производством более подходящих для обороны КВ-1. Заметим, что эти танки производились на одном и том же заводе, и с точки зрения производства между ними не было большой разницы.

Здесь следует обратить внимание — участники любой дискуссии должны не только искать аргументы в пользу своей концепции, но и опровергать альтернативные. Однако альтернативных точек зрения может быть много, опровергнуть их все в одной книге и даже в серии книг невозможно хотя бы из-за ограниченности объёма. В.Б.Резун подбирает аргументы, опровергающие официальную советскую точку зрения. Но многие его оппоненты тоже её не принимают и предлагают своё видение событий. В связи с этим часть аргументов Резуна повисает в воздухе — с ними его противники и так согласны. И в то же время на некоторые возражений нет хотя бы потому, что они были, как теперь говорят, озвучены после выхода в свет его книг.

В связи с этим можно обратить внимание на неоднократно высказанное мнение, что И.В.Сталин просто панически боялся А.Гитлера. Этому явно противоречат данные о планах по производству КВ-2. Если бы будущий генералиссимус действительно испытывал подобные эмоции, то на май-июнь 1941 г. вместо 100 КВ-2 было бы запланировано произвести 100 КВ-1. А вместо бетонобойных снарядов производились бы бронебойные и осколочно-фугасные. В целом же в книгах В.Б.Резуна приводится достаточно материалов, опровергающих предположение о страхах И.В.Сталина. Всего было выпущено более 200 КВ-2. (Общее количество КВ до начала войны — 636⁸; в 1940 г. и первой половине 1941 г. треть танков KB выпускалась в варианте КВ-2⁹.) И эту цифру можно трактовать, как свидетельство наступательных планов советского командования. Было бы также полезно проверить сообщение о том, что после начала войны КВ-2 не выпускался, поскольку это убедительно подтверждает мнение — танк не предназначался для обороны.

Более сложно опровергнуть предположение о планах советского командования действовать в 1941 г. так же, как оно не только планировало, но и фактически действовало летом 1943 г. Тогда предпочли временно уступить инициативу противнику, измотать его в оборонительных боях и лишь потом перейти в наступление. Поэтому в мае—июне 1943 г. командование готовилось и к обороне, и к последующему контрнаступлению. В таком случае производство КВ-2 или расположение некоторых дивизий со штабами вблизи границы следует трактовать как подготовку к последнему. Оно должно было начаться после того, как немецкое наступление будет отбито. Но здесь возникает вопрос о последовательности действий. Как правило, сначала делают неотложные дела и лишь потом те, с которыми можно повременить. В рамках такой логики нельзя объяснить, почему КВ-2 производились в то время, когда ещё не были проведены все мероприятия, необходимые для обороны. Ведь из-за того, что РККА не была достаточно подготовлена к обороне, почти все КВ-2 были потеряны летом 1941 г. — до того, как появилась возможность их эффективно использовать.

Как уже отмечалось, упрекнуть Резуна можно в том, что он не исследует маловероятные, но всё-таки возможные версии событий. Например, придаёт большое значение тому факту, что Сталин несколько раз давал согласие на производство самолёта П-8, а потом решение отменял. Действительно, если версия Резуна верна, то особой нужды в таком самолёте не было. Но нехарактерные для Сталина колебания могли быть связаны не с планированием будущей войны, а с какими-то проблемами технического характера, выявившимися в процессе эксплуатации уже выпущенных самолётов. Или с тем, что ход битвы за Англию мог вызвать сомнение в эффективности стратегических бомбардировок.

Точно также следует относиться к созданию трёх армий на базе войск НКВД в конце июня 1941 г. В.Б.Резун утверждает, что для их формирования использовали пограничников, которые перед войной охраняли западную границу и были эвакуированы перед самым 22 июня¹⁰. Если действительно так было, если перед началом войны погранвойска отводились даже не от всей границы, но со сколько-нибудь значительных её участков — это серьёзнейший аргумент в пользу его теории. По моему мнению, однако, такое вряд ли могло произойти, если даже теория моего оппонента верна на другой стороне границы подобную передислокацию бы заметили и всполошились. И хотя В.Б.Резун ссылается на воспоминания генерала, который 19 июня 1941 г. командовал батальоном, сменившим пограничников на румынской границе, подобное, как мне кажется, могло случиться лишь на небольших участках границы. Заметим, что теперь я опровергаю одно из утверждений Резуна, исходя из общих соображений, по примерно такой логике: такого не могло быть, потому что ... И хотя согласно Резуну, есть немало свидетельств, что «на участках в десятки, иногда в сотни километров ... граница была открыта», мне лично поверить в это трудно. И хочется воскликнуть в духе самого В.Б.Резуна: «Давай подробности». Поскольку подобное могло произойти в одном случае — если гипотетическое советское наступление предполагалось начать через несколько дней после 22 июня. И если бы кто-то собрал достаточно свидетельств об уходе пограничников с позиций непосредственно перед 22 июня, это стало бы впечатляющим свидетельством в пользу теории В.Б.Резуна. Подтвердить её смогла бы даже информация о том, что офицеров, особенно штабных, перед началом войны начали отзывать из западных пограничных округов. А выяснить, как вышли из Белостока и Львова командующие пограничными округами и их штабы, что вообще делали эти генералы 20—30 июня 1941 г., было бы в любом случае интересно.

Любопытны рассуждения В.Б.Резуна о Дунайской военной флотилии. Она находилась в то время даже не у границы, а непосредственно на пограничной реке. А её штаб — на пограничном берегу. Поэтому вызывают интерес, но заслуживают критического анализа рассуждения Резуна о подвижных артиллерийских батареях, входивших в состав флотилии. Автор полагает, что она предназначалась для того, чтобы, поднявшись вверх по течению реки, прервать снабжение Германии румынской нефтью. А батареи, в свою очередь, должны были, двигаясь вдоль берега, её сопровождать. Других возможных предназначений для этих орудий он не видит. Но адмирал В.В.Григорьев, в 1941 г. начальник штаба флотилии, пишет, что в июне—июле 1941 г. эти батареи, вооружённые 122-мм пушками и 152-мм гаубицами-пушками, предназначались в первую очередь для защиты флотилии от бронированных румынских мониторов. Адмирал утверждает, что 122-мм пушки были доставлены в расположение флотилии через несколько дней после начала войны и использованы для обороны главной базы — Измаила¹¹. К сожалению, мы не знаем, было ли это сделано в соответствии с довоенными планами, или решение дать в распоряжение флотилии сухопутные пушки стало импровизацией. Однако в мае 1941 г. промышленность получила заказ на небольшое количество (всего 500!) бронебойных снарядов для 122-мм пушек¹². Вполне возможно, что для стрельбы по румынским мониторам, поскольку весьма непросто найти другую цель, по которой из такой пушки было бы разумно стрелять бронебойным снарядом.

Но главное не в этом. Судя по воспоминаниям В.В.Григорьева, Дунайская флотилия с трудом защищала саму себя. И ей удалось прорваться (с небольшими потерями) с Дуная к Одессе лишь потому, что не было сильного волнения на море. Даже знаменитый десант на румынский берег Дуная он объясняет необходимостью — не дать противнику возможности подвергнуть корабли флотилии артиллерийскому обстрелу с близкого расстояния. Заметим, кстати — в этом случае войска заняли оборонительные позиции, оставив позади себя реку, т.е. возникла та экзотическая ситуация, о которой речь шла выше. Так что предположение Резуна о предназначении флотилии выглядит правдоподобным, хотя сомнения всё же остаются. Что же касается подвижных батарей он, похоже, увлёкся. Для сопровождения флотилии, наверное, было бы разумнее использовать относительно лёгкие гаубицы, а не тяжёлые громоздкие пушки. Кроме того, не исключено, что румыны могли воспрепятствовать движению флотилии вверх по течению с помощью мин и мониторов. Впрочем, в составе флотилии находились тральщики. Так что о её предназначении, согласно предвоенным планам советского командования, пока нельзя утверждать ничего определённого.

Тем не менее интересно детальное описание одной из батарей флотилии. Состоявшая из 152-мм гаубиц-пушек, она была расположена близ устья впадавшей в Дунай реки Прут, т.е. далеко от главной базы флотилии (далее граница шла по Пруту). Батарея находилась на закрытой позиции и её не было видно с противоположного берега, кроме того, она была тщательно замаскирована и окопана. При этом наблюдатели батареи могли легко просматривать зеркало проходившего по румынской территории Дуная на много километров вверх по течению (с главным румынским военным портом). Так и хочется сказать, что в случае внезапного нападения СССР на Румынию эта батарея могла нанести серьёзный ущерб румынским мониторам и облегчить продвижение Дунайской флотилии вверх по течению реки. Но прежде чем делать столь смелые заявления, следовало бы точно знать расстояние от батареи до румынского порта, точность стрельбы на такое расстояние и ряд других технических деталей. Тем более что батарея, как будто, могла быть эффективно использована и при обороне.

Заслуживает внимания, что 10 июня 1941 г. флотилия получила подкрепление — 18 бронекатеров, переданных из Балтфлота. Мероприятие непростое хотя бы из-за перегрузки железных дорог в то время. И, похоже, наличие этих кораблей были бы уместно именно при наступательных действиях флотилии. Хотя, в отличие от В.Б.Резуна, не сомневающегося в её предназначении, я допускаю, что Дунайская и Пинская флотилии были созданы потому, что в 1940 г., в связи с изменением границ, потеряла значение Днепровская флотилия. Не оставаться же её кораблям без дела! Однако переброска бронекатеров в столь напряжённый период показывает, что в июне 1941 г. советское командование имело какие-то серьёзные планы относительно Дунайской флотилии. Однако, в любом случае, детальное изучение положения дел на флотилии в конце июня 1941 г. могло бы дать существенные аргументы или в пользу теории В.Б.Резуна, или против неё.

Мемуарная литература может быть неточной. Тем не менее мемуары адмирала В.В.Григорьева весьма информативны. К сожалению, по понятным печальным причинам не многие командиры и начальники штабов соответствующего уровня, находившиеся 22 июня в непосредственной близости от границы, смогли написать мемуары. Поэтому будет затруднительно найти ответ на вопрос: были ли в других местах артиллерийские батареи, которые могли с началом военных действий, используя заранее подготовленные позиции, открыть огонь по конкретным целям. В описаниях утра 22 июня (и советских, и немецких) неоднократно упоминаются захваченные немцами неповреждённые мосты. Почему вблизи этих мостов не было артиллерии, способной быстро открыть по ним огонь? Или она была сразу выведена из строя? Или это аргумент в пользу теории Резуна, просто, а именно — никто не боялся, что мосты будут захвачены противником.

О Дунайской флотилии мы знаем довольно много. Но в июне 1941 г. рядом с границами действовало значительно более крупное формирование, а точнее главк, о котором мы знаем очень мало. Это ГУАС — Главное управление аэродромного строительства, входившее в состав НКВД. Оно строило аэродромы вблизи границ, но было бы полезно получить более точные данные о расположении этих объектов. Хотелось бы также выяснить — использовал ли ГУАС на объектах вблизи границы труд заключённых? Если да, это было бы убедительным аргументом в пользу концепции В.Б.Резуна. Таким образом, максимально возможная информация о ГУАС сделала бы аргументы участников дискуссии более убедительными. Причём, данное пожелание относится не только к ГУАС. Есть надежда, что о деятельности многих организаций в дни, предшествовавшие 22 июня, со временем станет известно много нового. Особый интерес для нас должна представлять деятельность НКБ (Народного комиссариата боеприпасов). Впрочем, материалы о советской разведке были бы ещё более любопытными, хотя существуют объективные причины для их засекречивания.

Кроме того, не следует упускать из виду такие мероприятия советского руководства, как ускоренное усиление береговой обороны¹³, создание мощного ПВО Москвы, Тулы и других далеко отстоящих от границы городов¹⁴. У немцев был относительно слабый надводный флот и вообще не было дальней авиации. Так что эти дорогостоящие мероприятия в теорию В.Б.Резуна не укладываются. Но они, особенно связанные с ПВО, плохо увязываются и со схемами «антирезунистов». Поэтому, возможно, исследование вопросов, связанных с ПВО и береговой обороной, помогут нам выявить то, о чём не думали ни Резун, ни его оппоненты.

Подведём итог... Логика В.Б.Резуна проста. Он приводит большое количество фактов, укладывающихся в его теорию, и, следовательно, являющихся её косвенными подтверждениями. Естественный вывод — слишком много совпадений, чтобы их можно было объяснить случайностью. Чтобы опровергнуть его теорию, для начала следует выявить фактические ошибки, встречающиеся в его книгах. Они есть, однако большая часть утверждений автора пока никем не опровергнута. Спор идёт скорее вокруг интерпретации приведённых им фактов. Этот спор эмоционален и политизирован. Значительная часть противников Резуна утверждает, что его теория не доказана. Но при таком подходе возникает принципиальный вопрос — а что вообще может быть доказательством подобной теории? Как много следует найти фактов и пусть не прямо, но хотя бы косвенно подтверждающих теорию, чтобы она была принята?

О противниках, отвергающих теорию Резуна из общих соображений, мы уже говорили. К ним примыкают «альтернативщики», предлагающие свои версии событий. Но для того, чтобы какая-то из них была принята, её тоже надо доказать. И перед «альтернативщиками» возникают те же трудности, что и перед «резунистами», поскольку все они могут привести только косвенные аргументы в поддержку своих теорий. В частности, первые тоже должны объяснить, почему расположение советских войск на 22 июня было именно таким, каким мы его официально знаем. При этом вырисовывается примерно следующая схема событий: советское командование планировало оборону с последующим переходом в контрнаступление (как в 1943 г.), но неправильно предсказало направление главного удара противника — он ожидался не на Минском, а на Киевском направлении. В такую схему укладываются многие факты, которые В.Б.Резуном трактуются, как свидетельство подготовки наступления. Но здесь опять-таки возникают вопросы. Главный из них — почему, когда армия ещё не была готова к обороне, в столь широком масштабе проводилась подготовка к гипотетическому контрнаступлению?

И в заключение — не следует забывать, что множество вопросов, связанных с началом войны, до сих пор остались вне поля зрения исследователей. Отчасти из-за засекреченности документов, но не только. Серьёзный анализ многих проблем, которые представляют самостоятельный интерес и которые поэтому должны привлечь к себе внимание исследователей, со временем разъяснит многое. Можно надеяться также, что некоторые документы будут всё-таки рассекречены. Вот тогда многие доводы участников дискуссии станут более убедительными, а дискуссия менее эмоциональной. Хотя трудно себе представить, что в обозримом будущем одна из сторон признает, что её противник прав! Потому что пока не увидят свет все документы, участники спора должны будут использовать только косвенные подтверждения своих доводов.

Примечания