Предатель или порядочный солдат?

Новые факты к спору о генерале А.А. Власове

Генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов

В № 37 за 2004 г. была опубликована статья В.Рыжова «Человек из трясины», посвящённая генералу А.А.Власову, образ которого, несмотря на многочисленные исследования и публикации, до сих пор вызывает споры. Их участники зачастую крайне категоричны. Для одних А.А.Власов — безусловный предатель, для других — рыцарь, борец со сталинским режимом. Но в жизни, как известно, всё гораздо сложнее. Вот почему редакция, получив материал, который корректирует и дополняет мнение В.Рыжова, традиционно считающего генерала А.А.Власова предателем, решила его опубликовать. Нам кажется, что иное мнение, подтверждённое фактами и ссылками на исторические источники, заслуживает внимания и будет небезынтересно учителям истории, которые, возможно, смогут составить собственное мнение о печально знаменитом генерале. Поэтому, как нам представляется, открытое обсуждение точки зрения В.Рыжова будет полезно и её сторонникам, и оппонентам.

При просмотре одного из номеров газеты «История» внимание автора этих строк привлекла публикация Валерия Рыжова «Человек из трясины», посвящённая судьбе заместителя командующего Волховским фронтом и командующего 2-й Ударной армией генерал-лейтенанта А.А.Власова. По роду своей деятельности мне приходится профессионально заниматься историей Власовского движения и проблемой участия граждан Советского Союза в боевых действиях на стороне противника во время Второй мировой войны, вот почему в ходе чтения публикации возник ряд серьёзных замечаний и дополнений, которые могут быть интересны читателям. Несомненное достоинство статьи — желание автора избегать традиционных, советского времени, стереотипных оценок. В этом отношении статья выгодно отличается от подавляющего большинства публицистических очерков о Власове, периодически появляющихся на страницах печати. Однако, к сожалению, в силу ли недостаточно глубокого владения предметом исследования или других каких-либо причин, но В. Рыжов допустил ряд серьёзных фактических ошибок, требующих исправлений и уточнений. Кроме того, он вольно или невольно умолчал о сюжетах и событиях, имеющих самое непосредственное отношение и к судьбе генерала Власова, и к судьбе тех, кто разделил его участь.
Начнём с того, что удивляет перечень литературы, рекомендованной читателям в разделе «Советуем прочитать». Низкопробная с литературной точки зрения художественная проза Н.М.Коняева и Им. Левина («Два лица генерала Власова» и «Генерал Власов по ту и эту сторону линии фронта») никакого отношения к историческим исследованиям не имеет. Появление большими тиражами подобного околоисторического ширпотреба — как следствие публикации в 1973 г. некогда знаменитого романа Аркадия Васильева «В час дня, Ваше превосходительство...», так и низкой исторической культуры, увы, свойственной нашему современному обществу. Примитивная компиляция избранных суждений и свидетельств из опубликованной на Западе «власовской» литературы, разбавленная собственными фантазиями и фальсификациями, — вот что представляет собой творчество и Коняева, и Левина. С неменьшим успехом можно было бы посоветовать читателям «Истории» знакомиться с отечественной историей исключительно при помощи сочинений небезызвестного В. Пикуля, хотя Пикуль, конечно, несомненно талантливее упомянутых публицистов. Появившаяся в 1996 г. одинокая статья Пальчикова «История генерала Власова» более близка к жанру исторического исследования, но и в ней содержатся фактические несуразицы, подробно писать о которых не позволяют ограниченные рамки этой публикации. Кроме того, работа Пальчикова не выдерживает никакой конкуренции в сравнении с рядом ценных монографий, в упомянутом перечне литературы, приведённой Рыжовым, не отражённых. Брошюрка А.Н. Колесника («Генерал Власов — предатель или герой?») была первой в серии многотиражных публикаций о генерале. Безусловный интерес представляет опубликованный в ней протокол так называемого «судебного процесса» над Власовым и старшими офицерами его армии. Но этот документ, извлечённый из архивных фондов МГБ СССР, настолько специфичен и требует настолько специального прочтения, что вряд ли имеет смысл использовать его в качестве источника информации о собственно Власовском движении. Печально, что В. Рыжов упустил несколько действительно профессиональных работ, посвящённых проблеме советского военно-политического коллаборационизма, которые были опубликованы в России за последние годы.

Автор бегло познакомил читателя с основными вехами биографии и служебной карьеры А.А.Власова в РККА. Однако кое-какие факты он снабдил спорными замечаниями, а кое о чём умолчал. Например, нелепо утверждать, что карьерный рост Власова был связан с репрессиями против командных кадров РККА в 1937—1938 гг., тем более что никаких доказательств этой надуманной связи В. Рыжов и не приводит. Власов получил звание майора в январе 1936 г. (приказ наркома обороны № 0391). В 1935—37 гг. он служил в штабе Ленинградского военного округа, а в августе 1937 г. стал командиром 215-го стрелкового полка. Через полгода (февраль 1938  г.) майор Власов принял командование 133-м стрелковым полком 72-й стрелковой дивизии, а в апреле 1938 г. был назначен помощником командира дивизии. Полковником он стал более чем через два года после присвоения предыдущего звания — в августе 1938 г. (приказ наркома обороны № 01378). Таким образом, до правительственной командировки в Китай Власов 9 месяцев был командиром стрелкового полка и 6 месяцев помощником командира дивизии. Заметим, что это обычный должностной норматив. А командиром 72-й дивизии полковник Власов на короткий срок стал лишь в январе 1940 г., когда массовые репрессии в Красной армии уже год как прекратились. В.Рыжову неплохо бы тут заметить, что орден В.И.Ленина Власов получил зимой 1941 г. именно за командировку в Китай.
Что-то неладно у В.Рыжова со знанием истории начального периода войны. Например, он пишет, что контратака 4-го танкового корпуса генерал-майора А.А.Власова под Бердичевым не состоялась. На самом деле она состоялась в период 9—16 июля 1941 г., в результате чего 16-я танковая дивизия Вермахта понесла ощутимые потери. Об этом же, кстати, свидетельствует в своих известных мемуарах и Г.К. Жуков. Далее, вряд ли правомерно связывать окружение советских армий под Киевом с тем, что 37-я армия Власова жёстко защищала город, т.к. Сталин настаивал на удержании Киева любой ценой. В. Рыжов уничижает Власова и словами о том, что к 1 ноября 1941 г. он вышел из немецкого окружения лишь со своей «военно-полевой женой» А.П.Подмазенко. Полноте, полтора месяца скитаний по тылам противника при неприкрытой враждебности местного населения — это не туристическая прогулка с шашлыками. Напомним, что на Юго-Западном направлении в августе—октябре 1941 г. советские генералы К.Л.Добросердов, П.Г.Понеделин, П.Ф.Привалов, Я.И.Тонконогов, комбриг Н.Г.Лазутин и др. вообще из окружения не вышли — ни с войсками, ни с «военно-полевыми жёнами». Наверное, это не их вина, но Власов-то вышел. Когда-то в Русской Императорской армии выход из окружения в одиночку по тылам противника считался подвигом.
Пользуясь фантазиями Н.М. Коняева, В. Рыжов вновь грешит против истины, утверждая, что А.А. Власов отсутствовал во вверенной ему 20-й армии Западного фронта в первой половине декабря 1941 г. Распространённое утверждение о том, что он не командовал армией 6—19 декабря «по причине воспаления среднего уха» — не более чем легенда. Во-первых, Власов был упомянут в сводке Совинформбюро в перечне отличившихся советских генералов уже 13 декабря, а во-вторых, 16 декабря на КП у Власова взял интервью американский журналист Л.Лесюер. Наконец, в архивных делах 20-й армии, хранящихся в Центральном архиве Министерства обороны в Подольске (фонд 373, опись 6631), достаточно приказов по армии за декабрь 1941 г. — январь 1942 г., подписанных Власовым. В том числе — о категорическом запрете расстрелов военнопленных противника, о недопустимости представления в штаб армии ложных донесений и сведений о трофеях и т.д. Ещё одна ошибка — за умелое управление войсками 20-й армии в ходе Московского контрнаступления В. Рыжов «наградил» Власова 22 февраля 1942 г. вторым орденом Ленина. На самом деле генерал был награждён орденом Красного Знамени, и не 22, а 1 февраля.
Перечисляя фамилии старших командиров 2-й Ударной армии, В. Рыжов походя замечает: «Начальник штаба армии Виноградов погиб. Начальник Особого отдела Шишков застрелился. Комиссар армии Зуев погиб в схватке с немецким патрулём, пытаясь выйти из окружения. Генерал-лейтенант Власов сдался в плен». Всё-таки неплохо бы автору статьи читать специальную литературу, прежде чем браться за перо. Начальника Особого отдела штаба 2-й Ударной майора госбезопасности звали не Шишков, а А.Г. Шашков. Комиссар И.В. Зуев действительно застрелился во время схватки с патрулём противника, но патруль этот навели на скрывавшегося комиссара местные вольнонаёмные рабочие, работавшие на отметке 105 км железнодорожного участка Бабино—Торфяное. (Что-то комиссары и политработники при выходе из окружения в 1941—1942 гг. часто попадали в подобные ситуации — интересно, почему?) Наконец, вопреки заявлению В. Рыжова, генерал Власов в плен к противнику не сдавался. Немцам его выдали местные крестьяне-староверы (ох, уж эти странные местные жители!).
Обстоятельства пленения Власова выглядит в реальности так. К 22 июня 1942 г. подразделения 2-й Ударной армии оказались окончательно рассечены на отдельные очаги сопротивления. Штаб армии 22—23 июня находился близ р. Глушица в районе Дровяного Поля (по карте южнее ж/д ст. Чудово), подвергаясь периодическим атакам пехоты противника. В связи с создавшейся обстановкой командующий, штаб и военный совет армии приняли решение выходить мелкими группами в расположение советских войск 59-й армии. А.А. Власов приказал отделам штаба пробиваться к своим в составе заранее предписанных частей прорыва, сформированных из бойцов 46-й и 382-й стрелковых дивизий. В штабной колонне вместе с командармом оказались 100—120 бойцов и командиров. Среди них были начальники: штаба армии — полковник П.С.Виноградов, Особого отдела НКВД — майор госбезопасности А.Г. Шашков, связи армии — генерал-майор А.В. Афанасьев, разведотдела — полковник А.С. Рогов и др.
24 июня около 23.00 колонна под прикрытием автоматчиков особого отдела НКВД и бойцов роты охраны двинулась к месторасположению штаба 46-й стрелковой дивизии, но близ р. Полисть попала под артиллерийско-миномётный обстрел противника и рассыпалась. Рогов к своим вышел чудом, а рота особистов была накрыта миномётным огнём в болотах между р. Глушица и р. Полисть. Смертельно раненый разрывом мины Шашков застрелился около 2 часов ночи 25 июня. Группа, в которой остался А.А. Власов (40—45 человек), пересидела обстрел в большой воронке, где командарм получил лёгкое ранение в ногу. 25 июня в 9.30 немцы окончательно перерезали «коридор» в районе Мясного Бора и плотно блокировали истерзанные подразделения армии, окружённые в районе Дровяного Поля. Группа Власова близ бывшего КП 382-й дивизии соединилась с бойцами 46-й дивизии во главе с её командиром полковником Ф.Е.Чёрным, но затем они расстались, решив действовать самостоятельно. В ночь на 28 июня из района Мясного Бора вышли последние шесть бойцов, и 29 июня немецкий генерал-полковник Ф.Гальдер сделал в своём дневнике запись о ликвидации окружённой группировки советских войск на Волхове.

25—26 июня вместе с Власовым искали спасения около 50 человек. Есть сведения, что днём 25 июня командарм, потрясённый бессмысленной гибелью армии, впал в шок и находился в таком состоянии несколько суток. Однако «сенсационные» утверждения Коняева о том, что Власов вместе с поваром М.И. Вороновой в период с 27 июня по 12 июля якобы прятался на безвестном КП с запасом продуктов — не более чем художественный вымысел. 26 июня отряд Власова, которым командовал полковник Виноградов, переправился через р. Кересть близ Ольховских хуторов и взял направление на село Вдицко. Примерно с 27—28 июня отряд Власова и Виноградова бродил в районе деревни Шелковка. Днём отсиживались в старых блиндажах и примитивных укрытиях, ночью высылали разведчиков на поиски продовольствия. В скоротечных стычках силы отряда непрерывно таяли. О скитаниях Власова на протяжении первой декады июля и обстоятельствах его пленения 12 июля 1942 г. подробные представления дают показания М.И. Вороновой, допрошенной 21 сентября 1945 г. в Барановичском УНКГБ, а также отчёт переводчика XXXVIII армейского корпуса 18-й армии Вермахта зондерфюрера К. Пельхау. Оба источника совпадают между собой в основных деталях. К концу первой декады июля общим решением командиров отряда было решено пересечь железнодорожную линию Батецкая — Ленинград и выдвинуться по направлению к деревне Поддубье. Вероятно, именно при пересечении железнодорожного полотна полковник Виноградов получил ранение. Начальника штаба от потери крови постоянно знобило, и Власов отдал ему собственную шинель с генеральскими знаками различия.

В ночь на 9 или 10 июля сильно поредевший отряд, насчитывавший не более 25—30 человек, остановился в 2 км от Поддубья. Виноградов предложил дальше пробираться мелкими группами, и отряд распался. Судьба Власова, конечно, могла сложиться иначе. Например, генерал Афанасьев уже 13 июля у деревни Остров встретил партизан под командованием И.И. Дмитриева и вскоре эвакуировался самолётом в тыл. Что касается группы Власова, в ней остались еле живой Виноградов, шофер Погибко, солдат Котов и повариха Воронова. Котов и Погибко, вероятно, повели Виноградова в деревню Ям-Тесово, надеясь оказать ему помощь, но от потери крови начальник штаба скончался. Судьба Котова и Погибко осталась неизвестной, а труп Виноградова в шинели Власова был обнаружен 11 июля патрулём противника из состава XXXVIII корпуса во главе с капитаном М. фон Швердтнером. Первоначально немцы приняли умершего за командующего армией. Но в тот же день вечером Власов и Воронова пришли в соседнюю деревню Туховежи в поисках съестного. Дом, в который они обратились, оказался домом местного старосты. Пока Власов и Воронова ели, староста вызвал местную вспомогательную полицию («самоохрану»), которая окружила дом и арестовала скитальцев, при этом Власов настойчиво выдавал себя за учителя-беженца.
Арестованных посадили под замок в сарай, а на следующий день патруль фон Швердтнера прибыл в Туховежи и опознал Власова (по портрету в газете), кстати, подметив его некоторое сходство с умершим Виноградовым. Староста за выдачу Власова получил от немецкого командования 18-й армии корову, 10 пачек махорки, две бутылки тминной водки и почётную грамоту. Конечно, Власов мог при аресте застрелиться — советского человека партия учила безразлично относиться и к собственной, и к чужой жизни. Но к июлю 1942 г. в немецком плену оказались более 70 генералов Красной армии. Подавляющее большинство из них могли застрелиться при пленении, но по странному стечению обстоятельств не застрелились, включая генералов, чья судьба традиционно противопоставляется судьбе Власова: Д.М.Карбышева, М.Ф.Лукина, П.Г.Понеделина и др. Им почему-то никто не ставит в вину отсутствие попытки самоубийства. Те же, кто до сих пор укоряют Власова несостоявшимся самоубийством, пусть попробуют поставить себя на его место.

Поющие солдаты власовской армии. 1944—1945 гг.

В. Рыжов полагает, что в плену Власов поддался искушению, променяв концлагерь на «комфортный особняк в Берлине», но подобное суждение лукаво. Власов сидел не в концлагере, а в лагере военнопленных — между этими понятиями существовала принципиальная разница. С пленными полковниками и генералами Красной армии обращались несравнимо лучше, чем с рядовыми бойцами и младшими командирами, тем более что страшная для военнопленных по уровню смертности зима 1941—1942 гг. осталась в прошлом. Из 83 пленных генералов, комбригов и командиров, чьи звания к таковым можно приравнять, от голода, лишений, последствий полученных ранений и болезней в немецком плену умерли всего 9 человек — меньше 8%! Власов был физически крепок, здоров, комфортом не избалован. Он имел все шансы сохранить в плену жизнь и, возвратившись после войны на родину, занять тёплую номенклатурную должность начальника кафедры в каком-нибудь вузе. Так произошло с генералами И.И.Алексеевым, И.М.Антюфеевым, И.П.Бикжановым, М.Д.Борисовым, К.Л.Добросердовым, А.С.Зотовым, И.А.Корниловым, И.И.Мельниковым, М.Г.Снеговым и другими, ничем не скомпрометировавшими себя перед режимом. Так могло произойти и с командующим 2-й Ударной армией.
Власов же, подписывая после долгих размышлений первое антисталинское заявление, прекрасно понимал, что меняет лагерный барак... не на «комфортный особняк», а на петлю во дворе Бутырской тюрьмы. Не было у него и иллюзий относительно возможной участи родных и близких, оставшихся в СССР. Лишним подтверждением тому могут служить малоизвестные слова генерал-лейтенанта М.Ф.Лукина, которыми бывший командующий 19-й армией отчасти мотивировал собственное нежелание участвовать во Власовском движении: «Я знаю, что меня ждёт на Родине: пенсия и скромный домик, где я как калека мог бы дожить свою жизнь». И как бы к Власову и его поступку ни относиться, нельзя не признать очевидного: вполне благополучный, успешный советский генерал, обласканный Системой и вождём, сознательно отказался «от пенсии и скромного домика» во имя призрачной, почти неосуществимой возможности стать во главе антисталинского движения. Вот этого серьёзного обстоятельства в судьбе генерала В. Рыжов либо не видит, либо не принимает во внимание.
Конечно, бесспорно, генерал Власов совершил государственную измену, согласившись возглавить антисталинский Комитет. Однако изменил Власов государству, систематически истреблявшему миллионы собственных граждан, лишившему их прав состояния и собственности, наконец, сознательно отказавшемуся защищать права своих военнопленных. Почему, в таком случае, военнопленные были обязаны сохранять гражданскую лояльность подобному государству? Аналогичный поступок в советском плену совершил командир LI армейского корпуса 6-й армии Вермахта генерал артиллерии Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах, ставший в 1943 г. одним из руководителей антинацистских Союза немецких офицеров (СНО) и Национального комитета «Свободная Германия» (НКСГ). В Западной Германии в 1956 г. генерал Зейдлиц был реабилитирован, он считается героем, т.к. «руководствовался в своей деятельности преимущественно враждебным отношением к национал-социализму». Хотя, заметим, масштаб преступлений, совершённых нацистами по отношению к немецкому народу, не идёт ни в какое сравнение с масштабом преступлений, совершённых партийной номенклатурой РКП(б) — ВКП(б) по отношению к русскому народу и другим народам России.

Казак-пулемётчик власовской армии

Зейдлиц был лишь травмирован судьбой десятков тысяч солдат и офицеров 6-й армии, обречённых Гитлером на смерть в Сталинграде и в последующем советском плену. А Власов и те, кто пошёл за ним, могли предъявить Сталину и партии гораздо более страшные обвинения, помимо бездарно погубленных армий в 1941—1942 гг. Наиболее серьёзным упущением В. Рыжова нам представляется и тот факт, что феномен судьбы Власова и его обречённого движения он рассматривает вне контекста эпохи и предыдущих десятилетий истории советского государства. Напомню читателям, что размах террора, развязанного в 30-е гг. партийно-чекистской номенклатурой против собственного народа, вряд ли имеет аналоги в истории. Например, только по официальным данным, в 1932—1940 гг. в местах спецпоселений от нечеловеческих условий существования и каторжного труда умерло 1,8 млн раскулаченных крестьян. Жертвы организованного властью после коллективизации голода 1932—1933 гг. на Дону и Кубани, в Казахстане, Молдавии, Поволжье, на Украине составили не менее 7,5—8 млн человек. Только в 1936—1938 гг. в СССР органы НКВД арестовали 1 420 711 человек, из которых 678 407 были приговорены к расстрелу. В 1917—1941 гг. большевики уничтожили 134 тыс. клириков Русской Православной церкви. Какой ещё народ пережил что-то подобное?! Нетрудно представить, что беспрецедентные социальные коллизии неизбежно должны были привести к массовому сотрудничеству части населения и военнопленных с противником в условиях большой войны. И не с этим ли печальным обстоятельством в первую очередь связан тот факт, что в 1941—1945 гг. на стороне германских вооружённых сил несли военную службу примерно 1,1 млн граждан СССР? А ведь это означает, что примерно каждый 17-й военнослужащий на стороне противника был нашим соотечественником. В этой связи появление на исторической сцене такой фигуры, как генерал Власов, было в известной степени естественным событием, порождённым советской реальностью. Так что бессмысленно сводить к заурядному предательству поступок человека, совершённый по отношению к стране, находящейся фактически в состоянии гражданской войны, никуда не исчезнувшем с началом Второй мировой.

Отдельные суждения В. Рыжова способны повергнуть в шок. Например: «Кого-то сотрудничество с КОНР, возможно, спасло от голодной смерти, но после войны почти все они оказались в северных лагерях». Подобный тезис типичен не столько для историка, сколько для сформированных Коммунистической партией управленцев, десятилетия вдохновенно утверждавших: «Главное наше богатство — это люди». Действительно, в Советском Союзе людей было столько, что ими можно было мостить бескрайние дороги и шоссе, оставлять сотнями тысяч в немецких «котлах», использовать на воинских учениях с применением атомного оружия и так далее. Во-первых, не уточнённая Рыжовым абстрактная категория «кто-то» составляла на деле сотни тысяч людей. Фактическое существование КОНР и деятельность Главного Гражданского управления КОНР имели неоценимое значение для реального улучшения зимой 1944—1945 гг. бытового положения советских военнопленных и остарбайтеров, от защиты прав которых правительство СССР полностью отказалось. По логике В.Рыжова, никакого смысла оказанная этим людям помощь не имела, т.к. всё равно их ожидал сталинский ГУЛАГ. В.Рыжову для полноты картины осталось только посожалеть, что нацисты не уничтожили всех советских военнопленных и всех остарбайтеров — советским карательным органам было бы меньше хлопот после войны.
Цитируя опубликованный 60 лет назад Пражский манифест 1944 г., В.Рыжов не упоминает о том, что написан этот манифест был тремя советскими интеллигентами, репрессированными до войны, — микробиологом А.Н.Зайцевым, сыном священника архитектором Н.А.Троицким и журналистом Н.В.Ковальчуком. Авторы документа пытались не просто сформулировать какую-то позитивную программу, они выражали чаяния, реально разделявшиеся значительной частью «подсоветских» людей. В. Рыжов практически умолчал о главных положениях Пражского манифеста, хотя они заслуживают упоминания: свержение сталинской тирании, прекращение войны и заключение почётного мира с Германией на условиях, не затрагивающих чести и независимости России, уничтожение режима террора и насилия, роспуск концлагерей и колхозов, передача земли крестьянам в частную собственность, введение действительной свободы религии, совести, слова, собраний, печати. Нет сомнений, что в конце 1944 г. все власовские мероприятия безнадёжно опоздали, здесь с В.Рыжовым нельзя не согласиться. Но, как свидетельствовал автору в 1995  г. хорошо знавший генерала И.Л.Новосильцев, «Власов хотел этим манифестом показать, за что он и его единомышленники боролись и в конце концов отдали собственные жизни». Пражский манифест ценен именно тем, что он был написан тремя гражданами СССР и, несмотря на условия нацистской цензуры, представлял собой положительный и притягательный документ, привлекавший к Власову сторонников и в 1945 г. Ведь последние 9 командиров Красной армии прибыли из лагерей военнопленных для вступления во власовскую армию... 8—9 апреля. В.Т.Шаламов в «Колымских рассказах» свидетельствует, как один из власовцев, прибывший в 1946 г. на их лагпункт этапом из Италии, сумел чудом сохранить и довезти на Колыму экземпляр манифеста. Многие власовцы и рассчитывали не столько на силу оружия, сколько на действенность собственной политической программы.
Представления В. Рыжова и о власовской армии — вооружённых силах КОНР (ВС КОНР) — в той же степени поверхностны. Бывшие бойцы антипартизанской бригады Б.В Каминского, действительно безобразничавшие в Варшаве в августе 1944 г., никак не служили «ядром для формирующейся 1-й дивизии». Во-первых, в бригаде Каминского к тому моменту, когда началось Варшавское восстание, насчитывалось около 7 тыс. военнослужащих, а в Варшаву был отправлен только сводный полк, сформированный из наиболее маргинальных элементов (1,7 тыс. человек — 25% от личного состава бригады). Во-вторых, из всей бригады Каминского в состав 1-й дивизии были зачислены всего лишь 3,2 тыс. человек, в то время как итоговая численность дивизии превысила 18  тыс. человек. Её основную часть составляли не каминцы, а военнослужащие бывших восточных батальонов РОА, переданные Власову из группы армий «Запад». Вероятно, среди каминцев были преступники и уголовники, но их мародёрское отношение к гражданскому населению Варшавы мало чем отличалось от отношения военнослужащих Красной армии к гражданскому населению Восточной Пруссии зимой — весной 1945 г. Дело, наверное, не в армейской принадлежности, а в особенностях ментальности советского человека. Кстати, заметим, что при перемещениях маршем 1-й дивизии во второй половине апреля 1945 г. немецкие гражданские власти отмечали дисциплину и корректное поведение власовцев по отношению к местному населению.
В бой против частей Красной армии власовцы вступили в первый раз не в апреле, а 8 февраля 1945 г. В тот день противотанковый отряд полковника И.К. Сахарова добился частного успеха в атаке у местечка Ней-Левин на позиции, занимаемой подразделениями 990-го полка 230-й Сталинской стрелковой дивизии. Боевая операция 1-й дивизии «Апрельский ветер» на Одере 13 апреля, которую В. Рыжов упорно именует «проигранным сражением», на самом деле проиграна не была. Два пехотных полка власовцев атаковали плацдарм, удерживаемый силами 415-го отдельного пулемётно-артиллерийского батальона из состава 119-го укреплённого района 33-й армии 1-го Белорусского фронта. Во время первой же атаки власовцы заняли первую линию траншей, добившись успеха там, где немцы не могли его добиться два месяца. Но затем в ходе боя командир дивизии генерал-майор С.К. Буняченко отказался от продолжения бесперспективных атак ввиду сильного артиллерийского прикрытия плацдарма с восточного берега Одера. Он аккуратно вывел полки из боя, а боевые качества власовцев в положительном контексте были упомянуты в сводке Верховного командования Вермахта (ОКВ) от 14 апреля 1945 г.
Вызывает удивление, что В. Рыжов практически ничего не пишет об офицерах, служивших в армии Власова. А ведь среди них были кадровые командиры Красной армии (5 генерал-майоров, 2 комбрига, 29 полковников, 16 подполковников, 41 майор), имевшие отличные аттестации во время службы в РККА, и даже три Героя Советского Союза (лётчики Антилевский, Бычков и Тенников). Ряд командиров Красной армии, пробыв от года до трёх лет в немецких лагерях, присоединились к Власову после публикации Пражского манифеста и создания КОНР, когда уже никто не сомневался в исходе войны. Среди них — полковники А.Ф.Ванюшин, А.А.Фунтиков, подполковники И.Ф.Руденко и А.П.Скугаревский и др. В.Рыжов не сообщает читателю, что в апреле 1945 г. под юридическим командованием А.А. Власова находились более 120 тыс. человек, правда, не успевших завершить переформирование. На вооружении власовской армии, возникшей в период с ноября 1944 г. по апрель 1945 г., состояли 44 самолёта, около 25 танков и бронемашин, более 570 миномётов, 230 орудий, 2 тыс. пулемётов и т.д. Разве что-то подобное имело место в отечественной военной истории? Всего лишь 25 лет отделяли Первую мировую от Второй мировой войны. Но в 1914—1917 гг. ни один попавший в плен кадровый русский офицер не служил на стороне Германии. Попытки формирования воинских частей из русских военнопленных низшего состава также не дали кайзеровскому командованию ощутимого результата. Спустя всего чуть более четверти века ситуация выглядела прямо противоположным образом. Следовательно, что-то произошло в стране за эти 25 лет...

Командующий ВВС КОНР генерал-майор (в 1945 г.) Виктор Иванович Мальцев (сын крестьянина Владимирской губернии, полковник ВВС Красной армии). Фото сделано после освобождения из органов НКВД и реабилитации. 1941 г. Начальник штаба власовской армии, генерал-майор Фёдор Иванович Трухин (сын предводителя дворянства Костромской губернии, в 1941 г. — генерал-майор Красной армии). Начальник Главного Организационного управления КОНР (1944—1945 гг.) Василий Фёдорович Малышкин перед арестом органами НКВД в 1938 г. (сын бухгалтера, командир Красной армии в 1941 г. — генерал-майор Красной армии).

Кроме того, В.Рыжов недостоверно излагает историю вмешательства власовцев в Пражское восстание 5—8 мая 1945 г. Буняченко согласился помочь чешским повстанцем лишь после того, как получил ультиматум от немецкого коменданта Праги генерала Р. Туссенна. Туссенн угрожал применить против 1-й власовской дивизии все силы пражского гарнизона в том случае, если Буняченко будет продолжать игнорировать приказы командования немецкой группы армий «Центр». И бывшему полковнику Красной армии ничего не оставалось делать, как поддержать повстанцев. Капитан М.И. Якушов никак не мог арестовать генерала Власова 12 мая 1945 г. на глазах «разоружённой власовской дивизии» по той простой причине, что Власов был задержан советскими автоматчиками в глубине американской зональной территории в маленькой колонне из семи автомашин, в то время когда 1-й дивизии уже несколько часов как не существовало. В.Рыжов не упомянул и о том, что десятки тысяч казаков и власовцев, сдавшихся на милость англо-американских союзников, в 1945—1947 гг. ждали кровавые насильственные репатриации в советские зоны оккупации из Лиенца, Платтлинга, Дахау и других столь же страшных мест.
Наконец, описывая финал судьбы А.А.Власова, В.Рыжов игнорирует три важнейших факта, на которые любой исследователь обязан был бы обратить внимание. Во-первых, Власов трижды отказался бросать собственных солдат. В первый раз — в июне 1942 г. на Волхове под Новой Керестью, когда за ним прилетел последний самолёт, чтобы эвакуировать командующего в глубокий тыл. Во второй раз — в апреле 1945 г., когда генерал Ф. Франко предоставил Власову политическое убежище и специальный самолёт был готов доставить Председателя Президиума КОНР в Испанию. В третий раз — 12 мая 1945 г., когда американский комендант, капитан армии США Р.Донахью предлагал тайно вывезти Власова в глубь американской оккупационной зоны, снабдив его продовольственными карточками и документами. Но Власов поехал в штаб 3-й армии США в Пльзень, чтобы добиваться политического убежища для солдат и офицеров ВС КОНР. Хотел бы заметить, что, например, руководившие обороной Севастополя вице-адмирал Ф.С.Октябрьский и генерал И.Е.Петров позорно бросили в конце июня 1942 г. войска Севастопольского оборонительного района и благополучно спасли собственные жизни, явив пример характерной для советской системы полководческой доблести.
Во-вторых, над А.А.Власовым, С.К.Буняченко, В.Ф.Малышкиным, В.И.Мальцевым, М.А.Меандровым, Ф.И.Трухиным и другими руководителями Власовского движения в 1946 г. готовился открытый процесс. Все советские люди должны были гневно заклеймить презренных предателей. Однако упомянутые «предатели» проявили незаурядное для тисков сталинского следствия упорство, отстаивая собственные политическе взгляды. В итоге начальник ГУКР «СМЕРШ» генерал-полковник В.С.Абакумов 26 апреля 1946 г. обратился к Сталину с письмом. Главным препятствием, помешавшим провести открытый процесс в Октябрьском зале Дома Союзов, по выражению Абакумова, стало поведение «некоторых подследственных». Опасаясь изложения подсудимыми на открытом процессе антисоветских взглядов, «которые объективно могут совпадать с настроениями определённой части населения, недовольной советской властью», Абакумов просил Сталина «дело предателей... заслушать в закрытом судебном заседании... без участия сторон». Закрытое судилище — одно из самых убедительных доказательств политического характера Власовского движения. Наконец, в-третьих, решение о казни генерала и его единомышленников было принято не 31 июля, как пытается уверить читателя В. Рыжов. Тем более, не принимала его и Военная коллегия Верховного Суда СССР. Решение о казни генерала Власова и других руководителей КОНР было принято на заседании Политбюро 23 июля 1946 г. представителями высшей партийной номенклатуры ВКП(б) за неделю до начала «процесса». Коллегия Ульриха лишь озвучила сталинский приговор, а так называемый «суд» представлял собой обычную расправу по политическим мотивам. Повесили Власова и других руководителей движения не 2-го, а ночью 1 августа 1946 г. во дворе Бутырской тюрьмы. Останки казнённых кремировали и захоронили в безымянном рву Донского монастыря, где с 1930-х гг. хоронили прах жертв сталинских репрессий.
Генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов — трагическая фигура в новейшей русской истории. Он не был заурядным предателем, т.к. сохранение статуса военнопленного гарантировало ему жизнь и карьеру в гораздо большей степени, чем опасная и неясная перспектива антисталинского лидера. В судьбе Власова в известной степени отразились судьбы сотен тысяч людей, изломанных сталинским режимом и методично стиравшихся в лагерную пыль, для которых бело-сине-красная нашивка «РОА» осталась последним шансом вернуть утраченное достоинство. Власов не был и удачливым, хитроумным политиком, знавшим, когда и на какую лошадь поставить; в нём удивительно сочетались незаурядная воля и наивное упование на порядочность отдельных немцев или на верность англо-американских союзников собственным демократическим принципам. Но председатель КОНР сам был порядочным солдатом, сумевшим преодолеть психологическую зависимость от сталинщины и осмелившимся бросить ей открытый вызов. Конечно, из-за колючей проволоки немецкого лагеря это было сделать проще, но и для такого поступка требовались незаурядные решимость и мужество. Ведь большинство наших соотечественников до сих пор не желает должным образом оценить и осмыслить советский период русской истории. Нет сомнения, что о Власове и трагедии власовской армии будут написаны ещё десятки исследований. Важно лишь, чтобы их авторами были профессионалы, не только знающие фактическую сторону событий, но и чувствующие боль того времени.

СОВЕТУЕМ ПРОЧИТАТЬ

Александров К.М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова, 1944—1945. СПб., 2001.
Александров К.М. Против Сталина. Власовцы и восточные добровольцы во Второй мировой войне. Сб. статей и материалов. СПб., 2003.
Александров К.М. Армия генерал-лейтенанта А.А. Власова 1944—1945. Материалы к истории Вооружённых сил КОНР. СПб., 2004.
Дробязко С.И. Русская Освободительная Армия. М., 2000.
Ермолов И.Г., Дробязко С.И. Антипартизанская республика. М., 2001.
Окороков А.В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. М., 2000.
Хоффманн И. История власовской армии. Париж, 1990.
Цурганов Ю.С. Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне. М., 2001.

Кирилл АЛЕКСАНДРОВ,
кандидат исторических наук,
учитель истории
(Санкт-Петербург)