Моральный дух русской армии, уверенность в скорой победе уже после нескольких месяцев войны были подорваны. Укрепить их должны были периодические выезды на фронт императора. Однако Николай II не только не сумел внушить веру в победу, но, наоборот, показал полное незнание им обстановки и совершенную неосведомленность в стратегических и тактических вопросах, чем привнес дальнейшую нерешительность и даже растерянность в действия командующих армиями и фронтом. Он тяжело переживал поражения русских войск, даже и не имевших стратегического значения, и такие неудачи, как, например, победа немцев под Сольдау в сентябре 1914 г., доводили его до сердечных приступов, о чем он впоследствии сетовал в своих письмах императрице.
Обстановка ожидания всеобщего наступления, характерная для конца октября, прекрасно отражена в дневнике:

…Сегодня 28 октября прошло 10 дней, и весь фронт стоит. Немцы этим временем пользуются, и из агентурных сведений мы знаем, что они укрепляют свои границы. А брать эти укрепления — лишние жертвы. Вместо того, чтобы на их плечах вторгнуться в пределы Германии, мы ждем, ждем. Почему — неизвестно. Сколько ни запрашивали штаб верховного главнокомандующего, ответы получали, как сказано выше, относительно мостов и т.д.
…Сопоставляя все мелочи, выясняется та картина, что верховный главнокомандующий не в курсе дела, у него нет общего плана — в результате нет общей воли, нет цели, нет идеи. Директивы штаба верховного главнокомандующего в лучшем случае, когда в них и мелькают идеи, являются лишь решением задачи на основании результатов боев, но эти указания никогда не идут вглубь — а ограничиваются указаниями, до какого рубежа дойти. Рубежи эти очень малы — верст 60 — 100. Но дальше — ни полслова. Затем проходит томительно время стоянок, и вдруг снова задача дается, короткая и часто без связи с предыдущим периодом, под влиянием случайных успехов или неуспехов в каком-либо частном месте.
Нынешний приезд Государя в ставку, совершенно атрофировал штаб верховного главнокомандования. В первый приезд Государь осыпал штаб милостями. Ну вот и к этому приезду они приготовились, и действительно их снова покрыли милостями. Но милость милостью, а дело делом. Но вот со дня приезда Государя в ставку 22 октября все застыло. Никаких указаний больше не дают, и сыплют телеграмму за телеграммой о наградах, о представлении к наградам, а о войне как будто и забыли. Все это очень грустно, ибо в результате — лишние жертвы.
Когда Государь был у нас в Седлецах, 26 октября в 8 ч. вечера, то из разговоров за столом и затем частной беседы Рузского с Государем было видно, что он вовсе не в курсе дела. Много его удивляло, многое интересовало. Рузский представил ему карту с боевым расписанием. Когда Рузский уходил, Государь вернул ему карту, на что Рузский сказал: «Ваше величество, не угодно ли сохранить эту карту!». Государь спросил: «А можно ли?». Это мелочь, конечно, но характерно то, что он три дня был в ставке, и там ему общего плана войны не указали (да был ли он, вот еще вопрос?). А боевого расписания и подавно ему не дали, а то не обрадовался бы он так, когда Рузский ему отдал карту. Что Государю говорили в ставке, — думается, что ничего. Да и не ему одному ничего не говорят, но и верховному главнокомандующему тоже…»

1 ноября штаб Северо-Западного фронта переехал ближе к линии фронта в Варшаву и разместился в великолепном дворцовом комплексе Лазенки в здании бывшей школы подхорунжих. К этому времени готовилось крупное наступление по всей линии фронта. По общей директиве 2 ноября Северо-Западный и Юго-Западный фронты должны были одновременным продвижением вперед выйти на линию Ченстохов — Краков — Карпаты.
Войска долго ждали этого дня. Все понимали, что задержка даст противнику возможность окопаться, вывести главные силы и затем перебросить их на Торнское направление, что впоследствии и произошло. Но штаб верховного главнокомандующего все медлил, ссылаясь на Юго-Западный фронт, который запоздал в своих операциях и не дошел до намеченной линии. Генерал Рузский предлагал операции Юго-Западного фронта выделить в самостоятельные, иначе оба фронта будут лишь мешать друг другу. Две недели армии обоих фронтов стояли бездействуя. Когда же началось общее наступление, то со стороны Торна появились идущие вдоль Вислы три немецких корпуса, начавшие теснить слабые линии 1-й армии на правом фланге. К 3-му ноября неприятель оказался уже в 60 верстах за правым флангом Северо-Западного фронта. Пришлось спешно переправить на левый берег Вислы 2-й корпус 1-й армии, а затем повернуть на север 2-ю и 5-ю армии. Не имея железных дорог, было трудно быстро выполнить всю перестройку фронта, а ситуация становилась все более драматичной, оставалось неясным, успеют ли войска к вечеру 4-го ноября занять намеченные позиции, чтобы принять бой.
Андрей Владимирович по поручению генерала Рузского выехал в Петроград для личной передачи Николаю II карты с расположением войск перед наступлением и после перегруппировки. Прибыв в столицу 6 ноября, он смог встретиться с царем лишь на следующий день. Вернувшись в Варшаву спустя две недели, он застал положение на фронте сильно изменившимся в худшую сторону. Прорывом противника правый фланг был отодвинут назад, и на всем фронте велись ожесточенные бои. Обе стороны несли огромные потери. Большие перемены произошли и в личном составе.
16 ноября в ставке верховного главнокомандующего состоялось совещание командующих фронтами. Неудачи связывали, главным образом, с ошибками в командовании. Было решено заменить командующих: генерала Ренненкампфа (1-й армией) генералом Литвиновым и, соответственно, генерала Шейдемана (2-й армией) —командиром 4-го корпуса генералом Алиевым, временно.
Однако причины были не только в руководстве войсками. Об этом читаем в дневнике великого князя:

Неприятель собрал 11 ¹/₂ корпусов на правом берегу Вислы. Сила, конечно, огромная, но и нас немало — 12 корпусов. Но вот где драма. Состав всего фронта (около 18 корпусов) равнялся 16 ноября 175 000 вместо 600 000, т.е. ¹/₄ , и пополнения не идут.
Вопрос теперь сводится к тому, удержать свои позиции до подхода пополнений, привести войска в порядок и затем лишь мыслить о наступлении. Вот почему был отдан приказ — укрепить весь фронт усиленным профилем. Провести проволочные заграждения и держаться.
Противник каждый день усиленно атакует наши позиции у Лович и Лодзи и старается обойти наш левый фланг. Этот обход был сегодня 22 ноября взят в тиски, и мы ждем отступления обходной колонны. На самом правом фланге, в районе Илова, были частичные отступления, но с возвращением на старые места. Конечно, будь наши корпуса в полном составе, вопрос обстоял бы иначе, и мы могли бы перейти в наступление, но имея лишь ¹/₄ всего состава, трудно что-либо предпринять. Конечно, не следует забывать, что и противник понес большие потери и его корпуса не в блестящем виде. Он до сих пор наступает густыми колоннами, неся при этом большие потери.
Итак, мы теперь стоим на месте, закапываемся, и лишь левый фланг придется отвести за Лодзь на линию Тоглашова. Но это последнее наше предположение зависит от ставки, и мы очень боимся, что не дадут. А это крайне необходимо, ибо V армия имеет ужасно изломанную линию, благодаря чему корпуса растянуты. Осадка назад сокращает боевую линию на ¹/₃, что, принимая во внимание слабый состав корпусов, крайне необходимо, и, главное, выгодно. Линию предполагаемого отхода укрепляют усиленно.
Наша гвардейская кавалерия имела блестящее дело под Петраковым, где ей пришлось удержать наступление целого корпуса, что и было выполнено. К сожалению, командир пехотных гренадер был тяжело ранен и привезен к нам в госпиталь. Сегодня, 22 ноября, положение его было безнадежное…
В некоторых полках в ротах не более 20 — 40 человек, а ХХV корпус почти целиком уничтожен. О каких-либо наступательных действиях с нашей стороны и речи быть не может. Надо пополнить убыль. Освежить материальную часть, пополнить запасы, а на все это потребуется немало времени».

Великий князь в то время не мог знать, что «собранные неприятелем» корпуса были переброшены из Франции, в то время как русские армии в течение полумесяца ожидали начала наступления. Следствием переброски дополнительных сил на восток германское верховное командование во главе с генерал-фельдмаршалом Гинденбургом и генералом Людендорфом провели успешную Лодзинскую операцию, сорвав наступление русской армии. Отметим, что русское командование, переоценивая свои успехи и уступая просьбам союзников, прежде всего, находившихся на грани военной катастрофы французов, стало на роковой путь, решив вторгнуться внутрь Германии. Эта активность в ведении войны не отвечала ни ресурсам России, ни общему характеру войны.
Большие потери в ноябре несли обе стороны, причем как немецкие, так и русские войска, лишенные боеприпасов и продовольствия, изнуренные многодневными оборонительными боями, вынужденные сдаваться в плен иногда целыми подразделениями. Так, в одном из сообщений генерала Сиверса в штаб Северо-Западного фронта отмечалась массовая сдача в плен отдельными ротами в 84-й пехотной дивизии. Давая оценку этому явлению, он просил провести законодательным путем закон, по которому всякий пленный терял бы право в будущем возвращаться на родину и фактом сдачи в плен считался бы выбывшим из русского подданства. В этом Сиверса поддерживали и в штабе верховного главнокомандующего.
Оценивая данное предложение, Андрей Владимирович как юрист отмечал, что юридически эта мера совершенно необоснованна. За сдачу в плен предусмотрено наказание, включительно до смертной казни, но признание всех попавших в плен выбывшими из русского подданства повлечет много несправедливостей, так как не все попадают в плен добровольно.
К концу ноября фронт стабилизировался. Отход левого фланга прошел благополучно. Атак не было ни с той, ни с другой стороны. Лишь в некоторых местах шла легкая артиллерийская перестрелка.
В это время в Польше активно разворачивалось национально-освободительное движение. Организовано оно было польскими патриотическими и революционными организациями, однако приписывалось, прежде всего, вражеской (немецкой) агентуре и местным «подрывным» элементам, саботажникам. Об этом писал и великий князь Андрей Владимирович.

…Разведывательное отделение очень жаловалось на беспорядки в г. Варшаве и приписывает это слабости военного губернатора генерала Турбина и предлагает заменить его Енгалычевым. Разговор был также о секвестрации Варшавского газового завода, находящегося всецело в руках немцев. В других городах отделы этого общества были секвестрованы. Вероятно, так и будет сделано…
Из мелочей можно отметить, наблюдающееся за последнее время распространение брошюр и воззваний к полякам и немцам против России. Было много случаев ловли шпионов в Варшаве. Особенно подозрительные люди были замечены в гостинице “Аполло” и в доме № 18 по Краковскому предместью. Установлено наблюдение. Вообще шпионство сильно развито. Много хлопот задает “Бристоль”. Там все подслушивают разговоры, и было много случаев, что именно из “Бристоля” выносились сведения весьма секретного характера. Хотели даже закрыть ресторан в “Бристоле”, но этому воспротивился начальник штаба Орановский…
Начальник Привислинской железной дороги генерал-майор Гескет делает все возможное, чтобы задерживать движение эшелонов. С этой целью поезда простаивают несколько часов на полустанках, а в Люблине при постройке перекидного моста рабочим материалом завалено несколько путей, мешающих движению. Кроме того, сократив доход машинистов с 90 руб. в месяц до 40, он будто желает вызвать этим с их стороны забастовку, которую они не сделают в виду войны и общего патриотического духа, но после войны такая забастовка возможна, ибо действия генерал-майора Гескета нетерпимы и явно вредят военным действиям. Названные выше три офицера желали бы, чтоб их выслушали и готовы подтвердить свои показания».

Постепенно немцы укрепляли свои позиции и подтягивали на левый берег Вислы новые корпуса. К декабрю здесь были сосредоточены тринадцать с половиной корпусов противника, который с каждым днем усиливал атаки на правом фланге.
За первую неделю декабря положение войск Северо-Западного фронта осложнилось. Растянутость линии фронта 1-й, 2-й и 5-й армий с изломанными фронтами ставила перед ними трудную задачу. Линия фронта шла от Вислы на юг восточнее Ловича, образуя здесь выдающийся полукруг, и далее на юго-запад, поворачивая на юг западнее Лодзи на Рзгов, Тушин. В итоге правый фланг находился в 100 верстах от Варшавы, а левый — более чем в 200. Неприятель сосредоточил главный удар на правый фланг 5-го и 6-го Сибирских корпусов, которые, понеся большие потери, вынуждены были отступить. Не имея ближайших резервов, туда с левого фланга направили 1-й Сибирский корпус, но, учитывая большое расстояние, было решено левый фланг оттянуть назад. Таким образом, неприятелю оставляли г. Лодзь, но сокращением фронта выигрывали в силе линии огня.
В течение 10 дней 5-й и 6-й Сибирские корпуса выдерживали ожесточенные атаки и вынуждены были отойти за р. Бзуру. Это поставило левый фланг в еще более сложное положение, и пришлось отвести уже весь фронт за реки Бзуру и Равку. Состав корпусов составлял лишь четверть нормального состава. Кроме того, не хватало боеприпасов, что не позволяло вести интенсивный огонь.
Все это привело в очередной раз к угрозе Варшаве. К 1 декабря штаб Северо-Западного фронта переехал в г. Седлец. Андрей Владимирович записал в своем дневнике 8 декабря следующее:

Войска благополучно отошли за Бзуру — Равку и стали укреплять свои позиции, усиливая их искусственными препятствиями. Неприятель все же около Сохачева форсировал переправы, но был отбит. По донесению разведывательного отделения, неприятель стал перегруппировывать свои силы. Сперва была заметна группировка против нашего крайнего правого фланга, а теперь агенты доносят, сосредоточение идет против центра, т.е. южнее Сохачева примерно у слияния Бзуры и Равки. Попытки неприятеля нажать на наш левый фланг (V армии) не удались. Также не удались атаки в стык между Северным и Южным фронтами, т. е. между V и IV армиями. Сильный кавалерийский заслон, действовавший во фланг наступающим колоннам, успешно помог отражению натиска. На Млавском направлении неприятель отошел к Сольдау за пределы границы. На линии Мазурских островов в общем без перемен. Сиверс медленно ведет наступление чисто осадными работами.
За вчерашний день на Млавском направлении немцы снова повели наступление на Цеханов — Мехов со стороны Млавы. Расположенный там 1-й Туркестанский корпус под начальством генерала Шейдемана (бывшего командующего II армией) начал отражать натиск, но, по мнению генерал-квартирмейстера Бонч-Бруевича, Шейдеман, проникнутый вечной паникой, не способен принять должные меры, и с минуты на минуту можно ожидать весьма нежелательных результатов.
У Млавы был выдающийся геройский поступок двух прапорщиков, которые ночью подползли к артиллерийскому биваку и, начав стрелять из винтовок, навели панику, причем одно орудие в полной запряжке двинулось по их направлению без ездовых, которые разбежались. Поймав лошадей, они сели верхом и привезли орудие в штаб корпуса. Орудие оказалось 4 ¹/₂ дюймовой гаубицей.
На остальном фронте немцы вели отчаянные атаки, понесли огромные потери, но успеха не имели. И наши потери немалы. В одном из полков V корпуса осталось лишь 4 офицера. Пленных взято мало. По донесению видно, что пленных не берут. Против 10-й армии в ночь к аванпостам явился немецкий офицер и сдался в плен.
По сообщениям пленных, укомплектование немецких частей идет из добровольцев. Это свидетельствует о том, что запасы людей исчерпаны и приходится взывать к добровольцам.

Как члену императорского Дома Андрею Владимировичу неоднократно приходилось выполнять личные поручения монарха. Так, 14 декабря он был срочно вызван в ставку, куда в это время приехал Николай II. Туда же прибыли и другие находившиеся на фронте великие князья — Георгий Михайлович, Николай Михайлович, принц Ольденбургский. Им было поручено объехать войска и благодарить от имени императора особо отличившиеся части в следующих выражениях: «Горячее спасибо за доблестную боевую службу». Для выполнения этого поручения Андрею Владимировичу предстояло объехать штабы корпусов 1-й, 2-й и 5-й армий, и, по возможности, отдельные части. Вернувшись в штаб фронта и доложив генералу Рузскому о высочайшем поручении, великий князь стал готовиться в очередную командировку.
Генерал Рузский попросил Андрея Владимировича в ходе поездки по армиям собрать сведения о состоянии их артиллерии. Помимо поданного рапорта на имя главнокомандующего фронтом, включавшем данные о состоянии артиллерии, великий князь проанализировал и положение пехотных полков, а также армейских тылов, которые были доведены до сведения штаба фронта. Эти данные он также зафиксировал в своем дневнике:

…Артиллерия: среднее состояние боевых припасов в корпусах: I, II, V армий и укрепленного района — указаны в приложенной таблице … из которой видно, что легких орудий в бригадах и мортир в дивизионах осталось около ¹/₄ боевых припасов при нормальном соотношении между шрапнелями и гранатами.
В тяжелой артиллерии остаток колеблется от 1/5 до 1/6 нормального запаса, но соотношение между шрапнелями и бомбами нарушено.
Бомб по норме должно быть ¹/₃, а налицо в 42-линейных пушках около ¹/₁₀, а в 6-дюймовых несколько лучше.
По данным некоторых корпусов, можно определить в среднем суточный расход на одно орудие в 5 патронов для легких орудий. Эту норму следует признать за среднее максимальное. За первый период войны, т.е. до того дня, когда было указано на необходимость в соблюдении экономии в расходовании снарядов, артиллерийская стрельба велась очень интенсивно и весьма часто без определенной задачи. Благодаря этому, подвижные запасы быстро истощались и пополнение из местных парков, не поспевало за расходом. В данное время, местные парки почти пусты. В настоящее время на весь фронт поступает 4 парка в месяц, что составит, считая на весь фронт, около 1800 3-дм орудий; в сутки на одно орудие 2,2 патрона. Можно допустить даже не 2,2, а 3 патрона, так как часть орудий находится в ремонте. Такое пополнение запасов, с соблюдением известной разумной экономии, вполне обеспечивает легкую артиллерию. В наиболее тяжелом положении — наши лучшие пушки 42-линейные дальнобойные. По частным сведениям, заготовление фугасных бомб также затруднено. Это очень тяжело отзывается на успехе нашего огня в борьбе с неприятельскими дальнобойными пушками. Легкая артиллерия бессильна с ними бороться.
Почти все инспектора артиллерии корпусов указывали на желательность увеличить количество пулеметов в дивизиях или, по крайней мере, довести их до нормы. За последнее время много пулеметов выведено из строя и не заменено новыми. Уменьшая силу артиллерийского огня при отражении атак, в силу вынужденной экономии в расходовании снарядов, следует восполнить этот недостаток усилением пулеметного огня.
Инспектор артиллерии I армейского корпуса, князь Масальский просил дать ему поршневые пушки, ежели они обеспечены достаточным количеством снарядов. При нынешней позиционной войне окопы сближены на очень короткие расстояния, и поршневые пушки вполне могли стрелять с успехом. Это дало бы возможность еще более экономить снаряды и накопить ко дню наступления полный боевой комплект.
Материальная часть во всех бригадах вполне исправна. Снабжение с большим успехом справляется с этой задачей, заменяя новыми предметами испорченные и сломанные. В II кавалерийском корпусе нарезы почти во всех пушках сорваны и еще не заменены новыми, о чем сообщено в снабжение.
Парковая бригада 79-й артиллерийской бригады была сдана в г. Двинск по распоряжению коменданта Новогеоргиевской крепости генерала Бобыря в августе месяце, и бригада возить свой боевой комплект полностью не может. Обывательские подводы, коими заменены зарядные ящики, цели не достигают. Та же участь постигла и 77-ю артиллерийскую бригаду.
Офицерский состав почти во всех пехотных полках не превышает 10 — 15 и лишь в редких случаях достигает в некоторых полках 25. Были полки с одним офицером. Этот вопрос сильно озабочивает всех корпусных командиров и командующих армиями. Без офицеров вести атаки почти невозможно. Даже сидение в окопах без офицеров пагубно действует на людей. Командир 1-го армейского корпуса рассказал случай. Когда пришел из окопа унтер-офицер просить дать им в окоп офицера, хотя бы чтобы только сидел у них, а то, как он выразился: «Мы сбегим».
Командующий 1-й армией предлагал расформировать 67 и 76[ю] пехотные дивизии как проявившие недостаточную доблесть и влить их в другие дивизии, чем увеличить состав офицеров. В крайнем случае, взять офицеров с этапов.
Командующий II армии полагал бы лучше взять офицеров от кавалерии, где есть сверхкомплект.
Общее мнение, ежели будут выбиты из строя последние офицеры, то, сколько бы не присылали на укомплектование нижних чинов, полк сформировать невозможно.
Саперы работают, по отзывам всех корпусных командиров, свыше всякой похвалы. Впереди окопов устроены проволочные заграждения. Окопы доведены до полной профили и расположены в два ряда. Впереди ночные, а сзади денные. Для резервов сделаны убежища с печами. Сибиряки даже умудрились устроить бани под землей. Лопата, к которой раньше относились весьма небрежно, считая ее за лишний груз, теперь ценится солдатами, и каждый бережет свою лопату, как винтовку.

Таким образом, из дневника великого князя Андрея Владимировича мы узнаем, что уже в первые месяцы войны выявились главные слабости русской армии: плохая организация в обеспечении оружием и боеприпасами, несогласованность в действиях командования, недостаточно четкая координация действиями частей и соединений. Несмотря на героизм солдат и офицеров, талант отдельных полководцев, победа в этой войне могла быть добыта лишь ценой колоссальных усилий и больших жертв. История рассудила иначе. Но это уже другая тема.

Сухомлинов Владимир Александрович (1848—1926) — участник Русско-турецкой войны 1877—1878 гг., кавалер ордена св. Георгия 4-й ст., имел ранения, награжден именным оружием за храбрость. Генерал от кавалерии (1906), генерал-адъютант свиты императора. Командующий войсками Киевского военного округа, Киевский, Подольский и Волынский генерал-губернатор (1905—1908), подвергался покушению революционеров-террористов. Член Государственного Совета, начальник Генерального штаба (1908—1909), военный министр (1909—1915). В марте 1916 г. арестован, но за недостаточностью улик со стороны обвинения освобожден, в 1917 г. после Февральской революции вновь арестован и осужден за государственную измену и преступления по должности к бессрочной каторге. Амнистирован большевиками по возрасту и состоянию здоровья 1 мая 1918 г., тогда же эмигрировал в Финляндию, а затем в Германию. Скончался в Берлине в бедности.

Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич (1870—1956) — генерал-лейтенант, в 1915 г. — начальник штаба Северо-Западного фронта. Позднее был начальником штаба ставки верховного главнокомандующего (ноябрь 1917 г.), затем военным руководителем Высшего военного совета (с марта 1918 г.), начальник Полевого штаба Красной армии (июнь — июль 1919 г.), начальник Высшего геодезического управления ВСНХ (1919—1923).

 

 

Литвинов Александр Иванович (1852—?) — генерал от кавалерии, до Первой мировойвойны и в начале ее командовал 6-м армейским корпусом; в ноябре 1914 г. принял от генерала П.К. Ренненкамфа 1-ю армию.

 

Данилов Юрий (Георгий) Никифорович (Данилов-черный) (1866—1937) — генерал от инфантерии (1914). Окончил Михайловское артиллерийское училище (1886) и Академию Генерального штаба (1892). С началом Первой мировой войны назначен генерал-квартирмейстером при верховном главнокомандующем. Играл важную роль в планировании стратегических операций, которые проводили русские войска против германской и австро-венгерской армий в период 1914—1915 гг. В феврале 1917 г. занимал должность начальника штаба Северного фронта, затем командовал 5-й армией. После провала выступления генерала Корнилова в августе 1917 г. отчислен в резерв. В феврале 1918 г. возглавил группу военных консультантов при советской делегации в Брест-Литовске, выступал против заключения мира с Германией. Вернувшись в Петроград, участвовал в разработке плана строительства новой армии, но, не найдя общего языка с Л.Д. Троцким, подал в отставку и уехал на Украину. Осенью 1920 г. стал начальником военного управления в правительстве П.Н. Врангеля. После Гражданской войны жил в эмиграции, где написал ряд трудов по Первой мировой войне. Автор воспоминаний «На пути к крушению. (Очерки последнего периода Российской монархии)» (Ганновер, 1928; Берлин, 1929, М., 2000).

Шейдеман Сергей Михайлович (1857—1922) — генерал от кавалерии, до и в начале войны командовал 2-м армейским корпусом, после гибели генерала А.В. Самсонова принял от генерала Алиева 2-ю армию; позднее состоял в резерве, но снова вернулся на фронт в должности корпусного командира.

 

Николай Михайлович (1859—1919) — великий князь, внук императора Николая I, старший сын великого князя Михаила Николаевича и великой княгини Ольги Федоровны, двоюродный дядя Николая II. Участвовал в Русско-турецкой войне в чине поручика конной артиллерии. Окончил Николаевскую военную академию. Генерал-адъютант свиты императора Николая II, генерал от инфантерии по гвардейской пехоте, с 1884 по 1903 г. — на различных командных должностях в армии, в т.ч. командующий Кавказской гренадерской дивизией (1897); историк, энтомолог: председатель Императорского Русского географического (с 1892) и Императорского Русского исторического (с 1910) обществ, доктор философии Берлинского университета (1910—1914), доктор русской истории Московского университета (с 1915 г.), занимался изучением эпохи императора Александра I, автор работ по истории России и международных отношений конца XVIII—начала XIX вв. Расстрелян в Петропавловской крепости
28 января 1919 г.

Иванов Николай Иудович (1851—1919) — генерал от артиллерии (1908), генерал-адъютант свиты императора Николая II, член Государственного совета. Перед Первой мировой войной — командующий Киевским военным округом. С июля 1914 г. по март 1916 г. — главнокомандующий Юго-Западным фронтом; позднее находился при ставке в Могилеве. В первые дни Февральской революции (27 февраля) был назначен Николаем II командующим Петроградским военным округом с чрезвычайными полномочиями. 28 февраля во главе Георгиевского батальона выехал в столицу для руководства войсками и водворения порядка, однако оказался блокированным недалеко от Царского Села. По указаниям начальника Генерального штаба генерала Алексеева, а несколько позднее и самого Николая II, не предпринимал военных действий. Позднее арестован Временным правительством и находился под следствием ЧСК, но по личному распоряжению А.Ф. Керенского был освобожден по состоянию здоровья. Уехал в Киев. После октября 1917 г. — участник Белого движения: в октябре — ноябре 1918 г. командовал белоказачьей особой Южной армией у атамана П.Н.Краснова. Умер в 1919 г. на Дону от сыпного тифа.

Владимир ХРУСТАЛЕВ,
кандидат исторических наук,
Владимир ОСИН