В Россию верил, Европу уважал

Ф.И. Тютчев-политик — по материалам юбилейной выставки в Государственном историческом музее

Окончание. Начало в № 45/2003

Фотопортрет Ф.И. Тютчева Петербург. 1860—1861 гг.

В статье Тютчева, изданной отдельной брошюрой, — «Письмо доктору Г. Кольбу, редактору “Всеобщей газеты”» (в России известна под названием «Россия и Германия»), Тютчев напоминал немцам о спасительной миссии России во время наполеоновских войн: «После веков раздробленности и долгих лет политической смерти немцы смогли получить свою национальную независимость только благодаря великодушному содействию России». Традиционно Запад высокомерно не хочет понять, что существует другая Европа, восточная часть христианского мира. Она живет своею собственной, самобытной жизнью, но не обособлена от европейского исторического процесса. Своеобразие российской жизни, ее государственного строя, образа жизни ее народа не помешали России спасать Европу во время вражеских нашествий и восстанавливать национальную независимость европейцев. Общественный строй, недостатки администрации, положение низших слоев раздражают Запад, но не стоит представлять Россию чудовищем и людоедом, не критиковать надо Россию, но придерживаться с ней союза в борьбе с революцией.
Статьи «Россия и Революция» и «Папство и римский вопрос» написаны в 1848—1849 гг. под впечатлением от западноевропейских событий, когда, начавшись во Франции, революционное пламя охватило почти все страны Западной Европы. В эти же годы Тютчев намеревался обобщить свои раздумья в трактате, названном им «Россия и Запад».
Статьи и сохранившиеся наброски трактата дают представление о политических и историософских воззрениях русского мыслителя. Революция — чистейший продукт Запада, «логическое следствие и окончательный итог современной цивилизации». Революция — «апофеоз эгоизма человеческой мысли, не обузданной верой», она имеет антихристианский характер. Люди Запада, народы и правительства, богачи и бедняки, ученые и невежды, философы и светские люди — все погружены сообща в чтение одной и той же книги — книги раскрепощенного человеческого разума. Но события исторические и современные показывают — как только провозглашаются демократические свободы — этот объект европейского культа, — на следующий день все общество прибегает к вооруженной силе, к военной дисциплине ради спасения Цивилизации. Революция — болезнь, пожирающая Запад. «1848 год явился землетрясением, обрушившим не все поколебленные им здания, но и те, что устояли, дали, вследствие толчка, такие трещины, что им продолжает грозить неминуемый обвал». Запад исчезает, все рушится и гибнет в этом общем воспламенении. Лишь Россия непоколебима, в ней правит законная власть, освященная христианской верой. Империя сильна своим единством, «ее душа — Церковь, ее тело — славянское племя». Объединив всех славян, став центром всеславянской державы, Россия явится спасением Запада. «И когда над этим громадным крушением мы видим всплывающую святым ковчегом эту империю, еще более громадную, то кто дерзнет сомневаться в ее призвании, и нам ли, сынам ее, являть себя неверующими и малодушными?»
Размышляя об исторических судьбах православия и католичества, Тютчев считал, что последнее отошло от истоков христианской веры, и во многом вследствие развития папизма. Воспринимая Запад как христианский мир, поэт глубоко чувствовал своеобразие русского православия: оно отвергает индивидуализм, развивает способность подчинять частные интересы общим, православие ближе к первоисточнику, оно сохранило двухтысячелетние традиции. Церковные обряды столь глубоки исторически, что «сам Рим представляется нововведением». Христианскому миру вредят папизм и революция. Объединение двух Церквей возможно, но на основе православия, а не Римско-католической церкви.
Оппонентами Тютчева признавался талант русского автора, — человека «многоопытного в государственных делах», «выдающегося ума, склонного к духовным размышлениям». Немецкие публицисты соглашались с ним в характеристике антихристианской сущности революции. Французские признавали справедливость указанных недостатков на Западе. Но все оппоненты решительно защищали Ватикан. Общей была и тревога, вызванная укреплением авторитета России на балканских землях, что могло, по их мнению, угрожать единству Западной Европы. Католические журналы выражали опасение по поводу усиления православия. Католический публицист Лоранси посвятил спору с Тютчевым не только отдельные статьи, но и целую книгу. Перешедший в католичество И.С. Гагарин, в своей книге расценивал суждения своего бывшего друга как «хаос ложных идей и туманных выражений». Он призывал Восточную церковь обратиться в лоно католичества. Споры вокруг идей, высказанных Тютчевым, снова разгорелись в годы Крымской войны (1853—1856). Россия вновь стала объектом нападения, но уже вооруженного, в основе которого лежит «не просто политическая конкуренция … а роковое, вечное противоборство друг с другом … Запада и Востока», — писал Федор Иванович жене в 1854 г. Здесь следует заметить, что Тютчев испытывал враждебность не к Западу в целом, а к тем силам, которые определили политическую ситуацию: к прусскому милитаризму, французскому воинствующему индивидуализму, к римскому папству.
Более 30 авторов откликнулись на статьи Тютчева в Берлине, Брюсселе, Кёльне, Кракове, Лондоне, Мюнхене, Познани, Штуттгарте, более всего в Париже. Идеям публицистических работ созвучны стихотворения «Море и утес», «Русская география», «Рассвет», «Наполеон», «Пророчество».

Петербург. Большая церковь в Зимнем дворце Хромолитография. 1858 г.

Время плодотворной работы в России, куда Федор Иванович вернулся в 1844 г., пришлось на царствование императора Александра II, политику преобразований которого Тютчев назвал словом «оттепель». В 1845 г. он вновь был зачислен в Министерство иностранных дел. Цензор при Особой канцелярии, старший цензор, председатель Комитета цензуры иностранной (с 1858 г.) — таковы ступени его чиновничьей карьеры. В обязанности Тютчева входил просмотр газетных статей по вопросам внешней политики, и либеральный цензор стремился гораздо более других допускать материал в печать. Благодаря его деятельности в русском обществе читали ранее запрещенные книги Бёрнса, Диккенса, Теккерея, Дюма, Бокаччо, Спинозы, Тьера, Гизо, Ч.Дарвина «О происхождении человека» (по просьбе ученого И.М. Сеченова). Не раз он заявлял протест против цензурных притеснений. Например, на запрет, наложенный духовной цензурой на продажу изданных в Праге «Сочинений богословских» А.С. Хомякова.
В 1857 г. Тютчев представил министру иностранных дел А.М. Горчакову записку, раскрывающую проблемы печати в Европе и России и взаимоотношения власти и журналистики. Цензура, по мнению Тютчева, призвана ограждать общество от вредного и предосудительного воздействия, но она должна служить «не пределом, а руководством». Печать же — орган выражения общественного мнения, и цензурный гнет вреден для общественного организма. «Письмо о цензуре в России» Тютчева было опубликовано в 1873 г. «Русским архивом» П.И. Бартенева. Издатель отзывался о нем как о «произведении, знаменующем собою важную минуту в истории русского умственного развития». Увидев свою записку напечатанной спустя 16 лет после ее написания, Тютчев сделал горький вывод о практически не изменившемся положении в цензуре: «Перечитывая свою записку, которая еще и сейчас полна злободневности, я убеждаюсь, что самое бесполезное в этом мире — это иметь на своей стороне разум» (Из письма А.Ф.Аксаковой). Более всего возмущали Тютчева не правительственный контроль над печатью, а «безапелляционная диктатура мнения чисто личного» свойства, позиция облаченного властью чиновника.
«Величайшим интересом его ума и величайшей страстью его души было следить день за днем за происходящим в России», — сообщала Эрнестина в письме к родственникам в Германию. Об отношении Тютчева к российской действительности позволяют судить его поэтические произведения и богатейшее эпистолярное наследие, содержащие точку зрения автора буквально на все сколько-нибудь примечательные события современной ему жизни.
Федор Иванович приветствовал крестьянскую реформу, освобождение крестьян. Он перевел Манифест об отмене крепостного права на французский язык для газеты внешнеполитического ведомства России. Восторженный отклик на знаменательное событие отразился в стихотворении «Ты взял свой день», посвященном царю-освободителю. В письме же к И.С. Аксакову в 1866 г. признавался, что у мыслящих людей возникает чувство испуга при виде действительности, и опасался, вдруг зашевелится гора и пойдет, а «гора — народ Русский… И куда тогда деваются наши теории и соображения». Великая кара за зло приходит согласно «роковому закону человеческой истории при первой попытке возврата к добру». Тютчев понимал, что долгожданная свобода хоть и взошла для «непробужденного народа», заживление «старых гнилых ран», «рубцов насилий и обид» произойдет очень не скоро. Святая Русь осуществит преобразования, но прежде переживет неизбежные страшные бедствия.
Нерадивое проведение реформ в жизнь вызывало резкую критику Федора Ивановича. Он считал, что чиновническая система оторвана от исторического прошлого страны, поэтому представители власти не понимают настоящего. «Власть безбожна», она не признает никакого права, кроме своего (Из письма к А.Д. Блудовой. 1857 г.). «В правительственных сферах бессознательность и отсутствие совести» (Из письма к М.Ф. Бирилевой. 1867 г.). Поэт негодовал, видя равнодушие и беспечное поведение великосветских кругов во время трагедии Крымской войны. «Папа теперь похож на зверя, который мечется в клетке. Он чрезвычайно обеспокоен поворотом событий… Он говорит, что это война прохвостов с кретинами», — сообщала в письме к П.А. Вяземскому А.Ф. Тютчева о реакции отца на поражение 8 сентября русской армии при Альме, на потерю Балаклавы и начало осады Севастополя. Восхищение поэта вызывали чудеса храбрости защитников Севастополя, 11 месяцев сопротивлявшихся силам противника. В доме Тютчева хранились ядро и картечь с полей севастопольских сражений, которые были привезены его зятем Н.А. Бирилевым.

Собор Святого Стефана в Вене Литография. 1840-е гг.

Тютчева поражала «умственная апатия» среды, которую он хорошо знал. Современное общество — «одно из самых бесцветных, самых заурядных в умственном и нравственном отношении среди тех, что когда-либо проявлялись на мировой арене» (Из письма к А.Ф. Аксаковой. 1872 г.).
Возмущала его и недальновидность полицейского режима, способствовавшего распространению зла — революционного мышления. Далекий от демократической идеологии и совершенно чуждый революционной, Тютчев с тревогой отмечал распространение «бредней нигилистов». Пистолетный выстрел Д. Каракозова, стрелявшего в императора Александра II в 1866 г., «лег позорным пятном на всю историю российского народа». Целый сонм тяжелых мыслей и чувств вызвал у Тютчева политический процесс над членами тайной организации «Народная расправа». Слушая судебные заседания, он ужасался «пылкой убежденности», «революционному материализму» молодых людей и задавался вопросом: а что может противопоставить ему «пошлый правительственный материализм»? И все же убежденный, что «все революционное в России — мираж», с уверенностью писал жене, что террористический заговор — всего лишь симптом, а сами заговорщики настолько ничтожны, что не представляют никакой опасности для государства. Суд над «нечаевцами» был самым первым открытым политическим процессом и явился результатом Судебной реформы 1864 г., вводившей суд присяжных и гласность процесса. Эту самую прогрессивную реформу Тютчев назвал «могучим зародышем новой России». «Там чувствуется будущность и будущность, слава Богу, совершенная, чем та среда, в которой мы теперь живем. Просто невероятно, до какой степени привился у нас правильный и самостоятельный суд» (Из письма к Эрн. Тютчевой).
Однако к учебной реформе 1864 г., увеличивавшей контингент учащихся в средних учебных заведениях и тем самым облегчающей учебный процесс, к расширению университетской автономии, — относился отрицательно.
Проблемы внутренней жизни страны Федор Иванович постоянно связывал с решением внешнеполитических задач. Войны Австрии и Пруссии за лидерство в объединении немецких земель, Франции и Пруссии, объединение Италии, Германии, образование Австро-Венгрии — все рассматривалось Федором Ивановичем относительно интересов России. Так, кризис отношений между Францией и Пруссией в 1866 г. позволил Тютчеву предвидеть неизбежность войны между этими странами (разразилась в 1870 г.) и обосновать необходимость для России принять сторону Пруссии. Тогда Австрия, где решается вопрос о славянах, окажется в противоположном лагере. И пока будет длиться поединок между силами Запада, Россия усилит свое влияние в Галиции и может дойти до линии Карпат. «Война состоится, она неизбежна, она вызывается всею предыдущею историею западного развития, Франция не уступит без бою своего политического преобладания на Западе, а признание ею объединенной Германии … равносильно отречению от всего своего европейского положения… Это будет первая сознательная племенная война между составными частями Европы Карла Великого … поворот в судьбах Восточной Европы» (Из письма к И.С. Аксакову).

«Поэзия» Автограф. 1850 г.

Славянский вопрос рассматривался Тютчевым как ключ к позиции внешней и внутренней политики. «Вопрос этот … является самым глубоким, самым заветным из всех наших вопросов и касается всего и всех» (Из письма к И.С. Аксакову. 1867 г.). В Европе росло освободительное движение славянских народов, и, по мнению Тютчева, именно сейчас пришло время понимания, что для народов Восточной Европы не может быть иного центра освободительной борьбы и духовного объединения вне России. Славянские страны — «дроби», а Россия — «знаменатель», и только подведением под этот знаменатель может осуществиться сложение дробей. Большое значение для понимания реального положения дел в славянском мире имело для Тютчева общение с представителями южных и западных славян, приглашенных на Всероссийскую этнографическую выставку в мае—июне 1867 г. Это мероприятие подтвердило ранее предполагаемое Тютчевым — «существуют силы, которые губят славянское дело». Ими являются вековая славянская рознь, отсутствие общего языка, католицизм, амбиции славянской интеллигенции, «сбивающей с толку инстинкт славянских масс». «Увы, через сколько бедствий, вероятно, придется им пройти прежде, чем они примут эту точку зрения целиком и со всеми ее последствиями» (Из письма к Ю.Ф. Самарину. 1867 г.). Но и русскому обществу необходимо расширять отношения со славянством «в области языка, религии, искусства, промышленности, — одним словом, во всем, что, объединяя их между собою, могло бы связать с Россией рассеянные члены великой семьи» (Из письма к Е.Э. Трубецкой. 1871 г.).
В славянском вопросе Тютчев стоял на одной позиции с И.С. Аксаковым, московским издателем и публицистом. Аксаков стремился сделать свои издания «День» и «Москва» центром агитационной деятельности в пользу славян. Федор Иванович был консультантом и советчиком Аксакова по внешнеполитическим вопросам, старался оградить издания от цензурного гонения.
Как и прежде, Тютчев осуждал Польшу за разрушение славянского единения, тем более, что польские дела традиционно вызывали реакцию Западной Европы, направленную на ослабление России. Восстание 1863 г. в Польше вызвало настоящую «дипломатическую войну». Англия и Франция выступили с предложением передать польский вопрос на обсуждение странам-участницам Венского конгресса 1814—1815 гг. Министр иностранных дел А.М. Горчаков в ответ направил в июле 1863 г. депеши российским представительствам в Лондоне, Вене и Париже с отказом рассмотреть предложение, которое расценивалось Россией как вмешательство в ее внутренние дела. На следующий же день Тютчев отправил Горчакову письмо, в котором отмечал достойный и твердый тон депеш. «Впервые действия русской дипломатии затронули национальные струны души» (Из письма к Е.Ф. Тютчевой). До конца своей жизни Федор Иванович был крайне обеспокоен, чтобы Россия не превратилась в «козла отпущения всех европейских осложнений».
Внешняя политика, построенная на национальных интересах, убежден Тютчев, приводит к нравственному преобразованию во всех слоях общества, так как в нем растет осознание всемирно-исторической роли России.
Русские вопросы он соединял с европейскими, но, говоря об общеевропейской общности, определял и «особую стать» России. Русское самодержавие «принадлежит только нашей почве, вне русской почвы оно немыслимо» (Из письма к А.И. Георгиевскому. 1865 г.). Самодержавная власть в России — плод многовековой истории, ее органическое порождение. Со времени своего становления самодержавие отвечало народным интересам. «Чем народнее самодержавие, тем самодержавнее народ» (Из письма к И.С. Аксакову. 1866 г.). Но «без прочного национального самосознания русское самодержавие есть нелепость и противоественность» (Из письма
к Е.Э. Трубецкой. 1872 г.). Между самодержавием и народом не может быть никакого посреднического органа, порожденного Европой. Парламент, «конституционные затеи вредны и не нужны». На идею учреждения дворянского парламента, высказанную в адресе московского дворянства Александру II в 1865 г., поэт откликнулся злой эпиграммой. А вот земство, представительский институт местного самоуправления, произрастает на национальной почве, поэтому в будущем ему принадлежит право народного представительства. Но надо дать время, чтобы этот институт «сложился и устроился» (Из письма А.И. Георгиевскому. 1865 г.).
Православие — один из залогов будущего России. Но в современном обществе «дух растлился», человек «безверием палим и иссушен», «он жаждет веры, но о ней не просит». Истинное чувство веры живет в народе. В своих историософских взглядах Тютчев был близок славянофилам. С ними его объединяла искренняя вера в избранность России, во всемирную судьбу «колыбели исполина». Но в отличие от славянофилов он рассматривал реформаторскую деятельность Петра I как прогрессивную, влияние европейской культуры как благотворное, а концептуальный тезис славянофилов — «Россия не Европа» расходился с тютчевским — «Россия — органическая составная часть Европы».
Мнением Федора Ивановича в обществе дорожили. В светских салонах, гостиных, а их он считал цивилизованной формой общения образованных людей, непременно был в центре внимания. Среди петербургских знакомых Тютчева были крупные государственные чиновники — К.В. Нессельроде, А.М. Горчаков, Д.Н. Блудов, А.В. Никитенко, К.П.Победоносцев, литераторы В.А. Соллогуб, И.С.Тургенев, А.Н. Майков, Я.П. Полонский, близкие ему семейства Вяземских, Карамзиных, Мещерских. Частым гостем поэт был во дворце великой княгини Елены Павловны, в салон которой, по мнению современников, «люди попадали не по милости звезд и чинов». Здесь встречались государственные мужи, литераторы, музыканты, художники, обсуждались внешнеполитические новости, российские преобразования, проходили поэтические вечера, театрализованные представления. Московское окружение включало западника П.Я. Чаадаева, славянофилов А.С. Хомякова, И.С. Аксакова, журналистов А.И. Георгиевского, М.Н. Каткова. Несмотря на радушные приемы москвичей, поэт признавался, что жить в Москве, в «архилитературном городе», где «писатели и читатели принимаются как нечто весьма серьезное», где интерес к литературным заседаниям преобладает над событиями за рубежом, он не смог бы.
«Настоящею его службою была беседа в обществе», — писал Н.П. Погодин. Тютчев увлекал слушателей как поэт, публицист, историк. Говорил изящно и спокойно. «Но когда задевали за живое русское чувство … он выходил из себя и говорил огнем» (Из воспоминаний В. Мещерского). В 1860—1870-е гг. Тютчевым было написано около 40 политических стихотворений.

Петербург. Внутренний вид Пассажа на Невском проспекте 1850—1860-е гг.

Свою жизненную активность, ежедневное внимание к происходящему поэт, мыслитель объяснял убежденностью в причастности каждого к созиданию исторического полотна. В 1872 г., будучи больным человеком, он признавался дочери: «…я все-таки по своему неисправимому легкомыслию по-прежнему не могу не интересоваться всем, что происходит в мире, словно мне не предстоит вскоре его покинуть». Каждый человек — творец, каждый несет ответственность за действия, результаты которых будут видны потомкам, а сами творцы видят пока, словно ткачи, обратную сторону гобелена.
Мировоззрению Тютчева исследователи давали различные оценки. Он не вписывался в рамки какого-либо направления общественно-политической мысли, его умозаключения часто зависели от эмоциональности и художественного воображения. Но можно согласиться с мнением молодого современника, писателя А.П. Плетнева: «В Тютчеве, как в интеллигентном фокусе, сосредоточились одновременно лучи русской поэзии и лучи русской политической мысли».
Исторические прогнозы Ф.И. Тютчева, их ошибочность и оправданность оценены временем. На новом витке исторической спирали мы видим, что многие проблемы, волновавшие поэта, остались, что пути их решения, предлагавшиеся Тютчевым, не потеряли своего значения. Историософские взгляды Тютчева — не плод мысли одного человека, они развивались в контексте общеевропейской политической и духовной жизни и были характерны как в Европе, так и в России. Поэзия же Ф.И. Тютчева — составная часть общеевропейской культуры.

Наталия КАРГАПОЛОВА