публикации и републикации

Александр ДЮМА

Юлий Цезарь

Экспозиция к роману

Деяния Цезаря во многом заслонили от потомков таких личностей, как Гай Марий и Луций Корнелий Сулла. Между тем, многие из писателей — как ученых историков, так и романистов, обращаясь к биографии Гая Юлия, пытались дать оценку событий времени гражданских войн.
Безусловный интерес в этом отношении представляет для нас текст великого
французского писателя Александра Дюма (1802—1870), где он высказывает свои предположения о сущности борьбы, охватившей Рим в первой половине I в. до н.э.
Фрагмент из романа «Юлий Цезарь» мы публикуем с сохранением особенностей языка переводчика.

Венера и Анхиз — мифические родоначальники семьи Юлиев. Французская миниатюра XIX в.

Цезарь родился 10 июля за сто лет до нашей эры¹ и, по моему мнению, которое я объясню позже, являлся одним из предтечей христианских идей.
Генеалогическое древо Цезаря не сравнимо ни с чьим другим: ни с древом самого Мерода, который утверждал, что берет свое начало от самого Меровея², ни даже Левия, претендующего на то, что является двоюродным братом Девы Марии.
Послушайте хвастливые слова самого Цезаря, которые он произнес на похоронах своей тетушки Юлии, жены Мария: «Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, по отцу же — к бессмертным богам, ибо от царя Анка Марция³ происходят Марции (цари), имя которых носила его мать, а от богини Венеры — род Юлиев, к которому принадлежит наша семья. Вот почему наш род обладает неприкосновенностью, как цари, которые могуществом превыше всех людей, и благоговением, как боги, которым подвластны и сами цари».
Возможно, современные люди, скептики по природе, могли бы усомниться в этом генеалогическом древе, но за 80 лет до нашей эры, а точнее, в то время, когда Цезарь держал эту речь, никто не смел усомниться в его словах.
И действительно, Цезарь вобрал в себя переданные на протяжении веков многие качества того, четвертого, царя Рима, который, по словам историков, совмещал храбрость Ромула, своего предшественника, с мудростью Нумы — своего деда. Нума был тем, кто расширил Римскую империю до моря, основал колонию в Остии, построил первый прочный мост через Тибр, взял в кольцо в Помериуме⁴ холмы Марса и Авентинский и организовал — если сие слово уместно для того древнего периода — знаменитую римскую общину, которая дала Республике стольких выдающихся личностей.
С другой стороны, Венера тоже побаловала его своими дарами. Цезарь был высокого роста и худощавый, с белой гладкой кожей, а ноги и руки — точный слепок ног и рук богини удачи и красоты; глаза черные, необыкновенно живые, как утверждает Светоний, по словам же Данте, у него были глаза сокола; нос с горбинкой, немного напоминающий клюв сокола или ястреба, что придавало его облику выражение, которое имеют только породистые звери или поистине великие люди.
Его элегантность стала притчей во языцех. С большим усердием он удалял с кожи волоса; с молодости шевелюра у него была жидковата, что привело к ранней лысине. Поэтому с большим искусством начесывал он волосы с затылка на лоб — факт, вызывавший у Цицерона недоверие к этому молодому человеку, который слишком уж аккуратно причесывался, а если случалось ему почесать голову, то делал это одним пальчиком, чтобы не испортить прическу. Но Сулла, куда более тонкий политик, чем адвокат из Тускулы, и наделенный более проницательным глазом, чем друг Аттика⁵, так вот, этот Сулла, увидев однажды, как Цезарь лениво и мягко наступил на полы тоги, указал на него пальцем и сказал: «Обратите внимание на этого молодого человека, он носит ремень, словно девушка!»
О юности Цезаря известно не так уж много.
Рим, занятый кровавыми битвами между Марием и Суллой, не обращает внимания на этого мальчика, который растет в тени.
Цезарю исполнилось восемнадцать, когда диктатор стал замечать на Форуме, на Марсовом Поле, на Аппиевой дороге красивого юношу: тот шагал гордо с высоко поднятой головой, с улыбкой на устах, редко садился — а может, и никогда вовсе — в лектику и пожимал самые что ни на есть грубые мозолистые руки своей белой и бархатной ручкой, что отличало его от Сципиона Назики и Эмилиана⁶. Точно не помню, но один из них спросил однажды крестьянина:
«А ты что же, дружище, на руках, что ли, ходишь?»
Этот молодой человек знал по имени даже рабов; перед сильными ходил гордо, не опуская головы, но был учтив и внимателен к плебею в тунике; он был весел, когда все остальные грустили, транжирой, когда остальные прятали деньги, популярным в те времена, когда популярность часто являлась причиной ссылки.
Но помимо всего этого он был племянником Мария.
Диктатор, как мы уже говорили, обратил на него внимание. Он желал знать, чего можно ожидать от юноши, он хотел навязать ему свою волю: если Цезарь поддастся этой воле — то Сулла ошибся, если окажет сопротивление, значит, он оценил его правильно.
Еще в детстве Цезарь был обручен с Коссуцией, одной из самых богатых невест Рима, но по рождению принадлежавшей к сословию всадников. Ему претил подобный союз — сословие всадников, даже его верхушка, богатая знать, не были достойны его запросов и не отвечали его устремлениям, он нуждался в союзе с самым что ни на есть чистым и возвышенным патрицианским родом.
И он отверг Коссуцию, чтобы жениться на Корнелии.
Вот это другое дело! Эта ему подходит. Цинна, ее отец, четырежды был консулом.
Но Сулле не понравилось, что молодой Цезарь одновременно опирается и на свою семью, и на семью своего тестя.
Цезарь получает приказ порвать с Корнелией. Такой прецедент уже имелся: Помпей получил аналогичный приказ от Суллы и повиновался.
Но Помпей по природе своей был посредственностью, чересчур высокомерный, он злоупотреблял всеми несчастьями, которые с ним случались, чтобы через века предстать перед потомками намного возвышеннее и сильнее, чем был в действительности. Так вот, как мы уже говорили, Помпей подчинился.
Цезарь же нет.
Вначале Сулла препятствует его sacerdotium, священному сану жреца, точнее — мешает ему до него добраться. В Риме трудно было заполучить такую высокую должность без денег, к этому мы еще вернемся.
Как сказали бы в наши дни, Сулла лишил его всех средств к существованию.
Каким образом?
На основе закона Корнелия.
Что же это был за закон? Согласно закону Корнелия можно было конфисковать имущество граждан, а также их родителей. Так как Цинна, отец Корнелии, и некоторые родственники Цезаря были объявлены проскриптами — вне закона — вследствие гражданских войн, во время которых они встали на сторону Мария, часть имущества Цезаря была конфискована на основании этого жесткого закона.
Цезарь не сдается.
Сулла отдает приказ арестовать его.
В те времена донос еще не стал политической добродетелью, как это случилось позже, во времена Калигулы и Нерона.
Цезарь находит убежище у крестьян в Сабинии⁷, где его популярность открывала любые, даже самые скромные хижины.
Там он заболел.
Каждый вечер с наступлением темноты его переносили в другой дом, чтобы не оставлять там, где его накануне могли случайно увидеть.
Однажды во время такой смены жилища его увидел и узнал один из легатов Суллы, но за два таланта золота, что составляло применимо к нашим условиям около 10—11 тысяч франков, позволил ему следовать дальше.
В Риме прошел слух, что его схватили, это известие едва не вызвало революцию.
В те времена каждый стоял только за себя и ни за кого больше, но вдруг все бросились на защиту Цезаря. Вся знать и даже весталки заступались за него и вымаливали ему прощение.
— Пусть будет по-вашему, — сказал Сулла, пожимая плечами. — Но вы не знаете: в этом юноше сидят несколько Мариев.

Луций Корнелий Сулла

Кого же представляли эти двое, борясь не на жизнь, а на смерть, Марий и Сулла?
Марий представлял Италию, Сулла — Рим.
Победа Суллы над Марием стала триумфом Рима над Италией, аристократов — над богатыми; людей, носивших копье, — над теми, кто носит кольцо; квиритов — над всадниками.
Тысяча шестьсот всадников и сорок сенаторов, состоявших в одной партии, попали в проскрипции. Стали проскриптами не в смысле того, что просто были объявлены вне закона или депортированы в другие провинции, нет, они были перебиты, вырезаны, истреблены словно дикие звери. Их состояние перешло к солдатам, военачальникам и сенаторам.
Марий убивал безжалостно, как простолюдин из Арпина⁸.
Сулла убивал, как аристократ, методично, неспешно. Каждое утро отдавал новые списки, вечером же проверял точное количество убитых.
Одни головы оценивались в двести талантов, то есть в миллион двести тысяч ливров. Другие же соответственно их весу в серебре. Известен и такой факт: убийца залил в череп жертвы свинец, чтобы тот больше весил.
Если ты богат, этого было вполне достаточно, чтобы попасть в проскрипционные списки: один попал туда за то, что имел виллу, другой — за сад.
Некий гражданин, никогда не причислявший себя ни к сторонникам Мария, ни к сторонникам Суллы, обнаружил свое имя в очередном списке.
— Вот несчастье! — воскликнул он. — Это моя вилла в Альбе уничтожила меня!
Проскрипции составлялись не только в Риме, они распространялись по всей Италии. Не только подозрительные попадали в списки смертников, но и их родственники, друзья и даже те, кто случайно встретил их во время побега, когда они стремились укрыться, и перемолвился с ними всего лишь одним словом.
Крепости, подобно людям, тоже попадали в проскрипции — их грабили, разрушали, уничтожали. Этрурия была буквально стерта с лица земли, вместо нее в долине реки Арно основали город Флору, получивший римское религиозное название.
Рим имел три имени: гражданское — Рим, мистическое — Эрос, или Амор, священное — Флора, или Антуза.
Флора стала сегодняшней Флоренцией — на сей раз этимологию нетрудно проследить.
Под предлогом обеспечения безопасности Рима Сулла истребил древнюю итальянскую расу. По его словам, Риму угрожали его же союзники, готовые призвать варваров. Халдеи же, фригийцы и сирийцы, только этого знака и ждали.
К моменту смерти Суллы жители Рима уже не были прежними настоящими римлянами, это был в основном сброд из освобожденных рабов и их детей, чьи предки, родители и даже они сами продавались на площадях. Как мы уже упоминали, один только Сулла освободил десять тысяч рабов.
Еще со времен Гракхов, а точнее — за сто тридцать лет до нашей эры и примерно за пятьдесят лет до смерти Суллы, Форум был переполнен этим сбродом.
Однажды, когда они особенно сильно галдели, мешая Сципиону Эмилиану говорить, тот крикнул:
— Замолчите, незаконнорожденные дети Италии!
Тут они стали ему угрожать, тогда он смело направился в сторону тех, кто особенно яростно грозил кулаком, и сказал:
— Можете продолжать, но знайте — те, кого мы привозили в Рим связанными, меня не пугают, пусть даже теперь у них и развязаны руки.
И они притихли.
И вот в этот Рим и к этому народу возвращался после смерти Суллы Цезарь — наследник и племянник Мария.

Действительно, Сулла умер, но прежде успел отречься от престола. Это неожиданное отречение вызвало удивление всех последующих поколений. Бедные потомки! Им пришлось бы потратить изрядно времени, дабы сосчитать всех людей в Риме, заинтересованных в том, чтобы, не дай Бог, ничего не случилось с Суллой, которого охраняли с большим рвением теперь как частное лицо, нежели прежде как диктатора, имевшего, между прочим, личную гвардию.
Он назначил в Сенат около 300 своих людей. Только в Риме число рабов, получивших от него вольную — их прозвали «корнелиями», — намного превысило десять тысяч.
Он также наделил землей в Италии сто двадцать тысяч солдат, которые воевали под его командованием, отдав им земли из ager publicus — государственного земельного фонда.
Неужели действительно отрекся тот, который, находясь уже на пороге смерти на вилле в Кумах, приказал поймать квестора Грания и убить его прямо на своих глазах, рядом с постелью, убить только за то, что Граний, считая, что всеми ожидаемое событие вот-вот свершится, со дня на день откладывал выплату крупной суммы казне.
На следующий день после казни он умирал. Отвратительная, ужасная смерть досталась тому, кто называл себя наследником Венеры и Фортуны, кто посмел претенциозно заявить, что неспроста пользовался благосклонностью всех самых красивых женщин Рима: он сгнил прежде, чем его настигла смерть. Точь-в-точь как те, о которых говорит могильщик из «Гамлета»: «Rotten before be dies — сгнил раньше смерти».
Он испустил последний вздох, съедаемый червями, кишевшими в язвах, покрывавших всё его тело. Но это не помешало превратить похороны в самый прекрасный и пышный из его триумфов.
Прах земной из Неаполя в Рим сопровождал эскорт ветеранов. Впереди смердящего трупа вышагивали двадцать четыре ликтора с фасциями через плечо; за повозкой несли две тысячи золотых корон, присланных городами, легионами и даже частными лицами; гроб со всех сторон окружали жрецы.
Необходимо отметить, что Сулла, воссоздатель римской аристократии, не пользовался особой популярностью, но кроме жрецов были еще и Сенат, и всадники, и армия.
Народ опасался восстания. Но те, кто не посмел ничего предпринять при жизни диктатора, оставили мертвого в покое, пусть себе уходит с миром. И мертвец уходил под торжественные возгласы членов Сената, под громкие звуки фанфар, гремевших на все четыре стороны.
В Риме смердящее тело донесли до Ростральной трибуны, где в честь покойного произносились хвалебные речи.
Наконец его похоронили на Марсовом Поле, где давным-давно уже никого не хоронили.
Итак, как мы уже говорили, после смерти Суллы в Кумах, после его сожжения у Ростральной трибуны и погребения пепла на Марсовом Поле Цезарь вернулся в Рим.
Возможно, он не верил, что настало его время, возможно, просто не понял, что пробил его час, как и Бонапарт, который после штурма Тулона попросился на службу в Турцию. Не успев появиться в Риме, Цезарь тут же отправился в Азию, где стал учиться военному искусству под началом претора Термия.

Когда обстановка в Риме немного успокоилась, Цезарь вернулся и обвинил Долабеллу⁹ в вымогательстве. Обвинение являлось великолепным средством не только прославиться, но и быстро достичь популярности; впрочем, в случае неудачи грозила отправка в ссылку.
Цезарь проиграл.
Тогда он решил удалиться на Родос, чтобы избавиться от новых врагов, которых себе нажил, а заодно изучить ораторское искусство, которое, как ему казалось, он еще недостаточно постиг, раз Долабелла выиграл у него процесс.
Действительно, в Риме в ту пору почти все поголовно были в какой-то степени ораторами; очень редко просто беседовали, постоянно выступали с защитительными или обвинительными речами, сами же выступления являлись настоящими перлами ораторского искусства, выверенными и выстроенными точно оперная партия. Многие ораторы имели за спиной флейтиста, который предварительно настраивал их на ноту «ля» или же возвращал к нормальному тону, когда они фальшивили.
Обвинять имел право каждый. Если обвиняемый являлся римским гражданином, он оставался на свободе — достаточно, чтобы один из друзей поручился за него. Если обвиняемый был всадником, квиритом или патрицием, то обвинение потрясало Рим до основания, становилось сенсацией дня. Сенат решал, чью сторону принять — поддержать обвинение или отвергнуть. В ожидании этого великого дня друзья обвиняемого или обвинителя поднимались на трибуну, возбуждали и настраивали народ — за или против. Каждый искал доказательств, подкупал свидетелей, рыскал по всем углам, чтобы отыскать правду или же, в случае ее отсутствия, ложь. Для этого был установлен срок: тридцать дней.
— Богатый человек не может быть обвинен! — громогласно кричал Цицерон с трибуны.
А Лентул, когда его оправдали с перевесом всего в два голоса, воскликнул:
— Ну вот, выбросил на ветер пятьдесят тысяч сестерциев!
Такова была цена, заплаченная им за один из двух голосов. Затрата оказалась напрасной, так как для оправдания было достаточно перевеса в один голос. Однако иметь перевес в один голос считалось рискованным и ненадежным.
В ожидании суда обвиняемый ходил по улицам Рима, одетый в лохмотья, стучался в каждый дом и просил, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы граждане были к нему снисходительны, падал на колени перед судьями и унижался, умоляя их и плача.
Но кто были эти судьи?
Иногда одни, иногда другие. Их всё время меняли, считая, что новые неподкупны, не успели еще продаться, в отличие от тех, прежних, но и новые тоже продавались, только еще дороже. В 630 году от основания Рима братья Гракхи отобрали у сенаторов привилегию выступать судьями и отдали ее всадникам, воспользовавшись законом Семпрония.
В 671 году, согласно закону Корнелия, Сулла разделил эту власть между трибунами, всадниками и представителями казначейства. Именно из-за закона Корнелия у Цезаря возникли проблемы в Сенате.
Прения длились день, два, иногда даже три дня. На Форуме под жарким небом Италии две противоборствующие партии сталкивались, словно огромные волны во время бури, меча громы и молнии и изливая потоки ненависти, слова, точно огненные змеи, летали над головами простых слушателей.
Затем судьи, даже не дававшие себе труда скрывать свои симпатии и антипатии к тем или другим, подходили к урне. Число судей достигало порой восьмидесяти, а то и ста человек, каждый отдавал свой голос, оправдывая или осуждая обвиняемого. Так случилось и в 72 году до нашей эры, когда после обвинения Цицерона был сослан Веррес¹⁰.
Буква «А», сокращение от absolvo¹¹, была у большинства, что позволило Долабелле оказаться оправданным.
Итак, как уже говорилось, Цезарь покинул Рим, точнее сказать, его заставили бежать из Рима на Родос. Здесь он надеялся на помощь знаменитого оратора и педагога Молона¹².

¹ Называются и другие даты (12 июля 101 или 102 гг. до н.э.).
² Меровей — полулегендарный основатель династии Меровингов во Франции.
³ Анк Марций — четвертый римский царь.
⁴ Помериум — местность вокруг Рима.
⁵ Адвокат из Тускулы и друг Аттика — Марк Туллий Цицерон.
⁶ Сципион Назика и Эмилиан Корнелий Сципион Африканский Младший — выдающиеся римские полководцы, представители древних аристократических родов.
⁷ Сабиния — местность по р. Тибр.
⁸ Арпин — город вольсков (затем — самнитов), родина Гая Мария и Марка Цицерона.
⁹ Публий Долабелла — претор в Киликии.
В 80 г. до н.э. был приговорен к изгнанию
за злоупотребления в этой должности.
¹⁰ Гай Веррес — наместник Сицилии, обвиненный Цицероном и осужденный ввиду неслыханных преступлений.
¹¹ Absolvo — отпускаю, формула оправдания.
¹² Аполлоний Молон (р. ок. 100 г. до н.э.) — преподаватель риторики, учитель Цицерона.