факты, детали, гипотезы

Александр РОМАНОВ

История пушкинских мемориалов 
у Черной речки и в Святогорье

Дуэль Пушкина с Дантесом. Н.Шестопалов. 1929 г.

164 года отделяют нас от дня гибели Александра Сергеевича Пушкина.
За это время всё, что сохраняет память о великом поэте, зачастую приобретает новое звучание. Творчество не подвластно времени, но многие биографические детали продолжают выясняться, некоторые становятся четкими, некоторые — отходят на второй план.
В то же время историю обретают предметы и места, связанные с Пушкиным.
Так случилось и с маленьким клочком земли у Черной речки возле Комендантской дачи между Ланским трактом и Коломяжной дорогой в Санкт-Петербурге. Здесь произошла его последняя дуэль, здесь пролилась его кровь.
Дуэль — независимо от ее исхода — была в России уголовным преступлением, поэтому сами ее участники не озаботились в своих воспоминаниях точной привязкой этого события к карте тогдашних окрестностей Петербурга.
Тем не менее, место поединка отмечено памятными знаками, чья история видится сейчас достаточно интересной.
Еще сравнительно недавно (1957) журнал «Смена» писал: «Сейчас нельзя точно установить, когда впервые оно [место дуэли — А.Р.] было отмечено, нельзя назвать того, кто это сделал». Между тем, достаточно было обратиться к материалам, посвященным пушкинским юбилеям.
В «Петербургской газете» № 28 от 29 января 1887 г. были опубликовано воспоминания барона Эммануила Штейнгеля под заголовком «О поединке А.С.Пушкина (рассказ старожила)». Цитируем его:
«В 1851/52 году, зимою, отцом моим была куплена за Старокомендантской дачей Чернореченская ферма, только что построенная на самой Черной речке, куда он вскоре переехал на житье со всем своим семейством; в то время мне было 10 лет. Во время одной из прогулок мне захотелось осмотреть соседнюю (Старокомендантскую) дачу. Дворник ее, старый унтер-офицер лет шестидесяти, Иван, хорошо знавший меня, на мои вопросы рассказал, что лет 12—14 тому назад он видел сам лично около забора дачи, как приехали четверо господ и как двое стреляли друг в друга на расстоянии 7—8 саженей [15—17 м].
Один, рассказывал он, упал, обливаясь кровью, а другой остался на месте несколько минут, затем, поговорив с другим барином, офицер ушел, а его товарищ подошел к лежавшему раненому, которого спустя короткое время понесли на полевую дорогу к боковым воротам Комендантской дачи, где его усадили в первые сани, и затем они уехали.
Всё это продолжалось не более получаса, потому что он [дворник] не успел даже опомниться от удивления: почему эти господа друг в друга стреляли, почему выбрали это место, а не место в ближайшем лесу вдали от домов и людей. Боялся он еще, чтобы его не впутали свидетелем уголовного дела, и до отъезда раненого убежал в дворницкую.
По исковерканным именам действующих лиц, которые старик впоследствии узнал, я понял, что это были Пушкин и Дантес. Когда дворник окончил свои объяснения, я просил его показать мне место поединка, что он исполнил. На плане я изобразил место поединка именно по его указаниям. Он показал мне и небольшое возвышение, где, по его словам, прежде была куча песку, к которой прислонился раненый Пушкин и где после дуэли явственно видна была его кровь.
Помню, я просил его сломать мне с ближайшей березы здоровую ветку и сам отломал один сук, связал их в виде креста прутьями и воткнул на то место, где лежал Пушкин...»
В то же время в «Московских ведомостях» за тот же 1887 г. Штейнгель передал рассказ старика-дворника более подробно и несколько в ином виде. (В основу, как и в первом случае, были положены личные записи юного барона от 1852 г.)
Текст стоит того, чтобы сравнить его с предшествующим:

Проект памятника на месте дуэли А.С.Пушкина. Скульптор Е.Белашова, архитектор В.Воскресенский

«В разговоре дворник спросил, почему “царь позволяет господам убийства, а Черный народ идет за это на каторгу”. По словам дворника, он видел сам одно убийство около этой дачи, но не слыхал, чтобы убийцу судили и наказали. Затем дворник рассказал о дуэли Пушкина следующее:
«Сижу я зимою, этак около конца января, в дворницкой у окна; стало смеркаться; было градусов 18—14 холода; на улице не было ни души: ни ездока, ни пешехода... И в это время вижу, что на Коломяжной дороге остановились господские сани; из них выскочили господа и пошли по полевой дороге мимо окон; подивился я, что им под вечер вздумалось пройти по этой дороге, которая оканчивается в лесу ... Поглядываю из окна на этих господ и вижу, что идут вдоль моего забора. Недолго спустя подъехали другие сани и тоже остановились; из них еще другие господа выскочили и тоже идут вслед за первыми. Много ли прошло времени, не знаю, но я накинул шубу на плечи и шапку на голову и вышел на дорогу смотреть, что там господа делают: вижу, что господа стоят двумя кучками, сажен семь-восемь друг от друга... Разговоры какие-то были, но не слыхать явственно, о чем толковали; вдруг я вздрогнул от двух один за другим выстрелов, и один из господ у насыпи падает, к нему скоро подошел другой господин и что-то спрашивает: обращается к четвертому, кажется, офицеру, и оба переходят через разобранный частокол, идут мимо меня и, сев в сани, уехали шибкою рысью; я еще стою ни жив ни мертв и раздумываю, что меня притянут в свидетели за душегубство — зачем попустил, и вижу ешё, что лежащего господина облокотили к насыпи, что-то ему делают, надели на голову упавшую шляпу и через короткое время стали подымать с земли и тащат его под руки, кликнули сани к себе, и я без оглядки бросился назад в дворницкую; сижу себе сам не свой на лавочке и думаю, вот-вот все войдут ко мне, но напрасно струсил, потому что сани с господами проехали мимо дворницкой очень шибко... Весь вечер не выходил и всю ночь я волновался: заснул лишь под утро, встал уже, как было совсем светло на дворе. Помолился, надел шубу, шапку и с лопатой пошел по следу саней до изгороди, перешел ее и дошел до места убийства; тут я видел густокрасный и красновато-розовый снег в комках; много крови на снегу не было, а так себе, местами окрашен снег кровью. Я живо сгреб руками и лопатой окрашенный снег к выемке в насыпь, утрамбовал его и натаскал свежего снега в подоле шубы, раструсил его на этом месте, пока ничего уже не было видно... Этак спустя недели две-три, вызванный к коменданту крепости, я в его кухне узнал, что в Питере говорят о дуэли двух господ, из которых один ученый писатель умер, а другой куда-то уехал-пропал, но суда и следствия, чего я пуще всего боялся, никакого не было... Вот вам, милый барин, всё, что я видел и знаю, и место вам укажу...” Дворник Иван со мною вышел из ворот и показал мне, где сани стояли, куда господа пошли и где лежал Пушкин...»

Место дуэли. Вторая половина XIX в.

Далее Э.А.Штейнгель кратко указывает:
«Поблагодарив Ивана, я побежал домой и рассказал всё отцу, с которым я пошел к месту поединка, и отец мой, выдернув кол из ближайшей изгороди, воткнул его у подошвы насыпи, где лежал Пушкин, а я положил маленький крест из сучьев около кола и булыжный камень, где стоял Дантес».
Вернувшись к «Петербургской газете», обнаруживаем, что с этого момента она становится более информативным источником:
«Обо всем этом, пришедши домой, я рассказал моему отцу, с которым мы вместе отправились под вечер на указанное место и, выдернув два кола из ближайшего забора, воткнули их довольно глубоко в землю на месте падения Пушкина. Часто после этого я проходил это место и всегда поправлял кол. Когда приезжали ко мне гостить товарищи, я им показывал место поединка и поправлял этот кол при них. Много позднее, в одно лето короткое время гостили у меня мой добрый друг и двоюродный брат Василий Николаевич Неппен, ярый поклонник Пушкина, и хорошие друзья мои Виктор Яковлевич Краковский и Ланской. Мы все отправились на место поединка и порешили поставить Пушкину прочный
столбик, для чего взяли бревнышко в 2—3 вершка (9—13 см) толщины и 3 аршина (2,13 м) длины со двора фермы, добыли топор и лопату, вбили его в землю, выкрасили и каждый из нас написал не крупно подходящие строки из Пушкина.
Многим лицам показывал я впоследствии это печальное место...»
Такова несколько путаная история первого памятного знака дуэли 1837 г. Читатель, разумеется, увидит серьезные разночтения в текстах, отметит странное для дворника середины XIX в. упоминание температуры «по Цельсию».
Представляется весьма вероятным, что Штейнгель уже в 1852 г. некоторым образом «отредактировал» рассказ свидетеля, а при публикации еще и дополнил его — вольно или невольно — той информацией, которой располагал помимо детской записи.
Эти сведения могут восходить к 1848 г., когда книгоиздатель Я.A.Исаков, желая приложить к сочинениям Пушкина рисунок местности, где происходила дуэль, обратился к секунданту поэта Данзасу с просьбой показать место дуэли. Данзас охотно согласился и они отправились на Черную речку.
Исаков впоследствии горько сетовал, что эта территория никак не оберегается, что вырублены деревья и остались только две-три березы, быть может, единственные свидетельницы трагического события. Отказавшись от намерения заказать рисунок, книгоиздатель, тем не менее, посчитал «священной для себя обязанностью сообщить сведения, полученные от Данзаса».
Первое изображение поляны за Черной речкой сделано художниками И.Криницким и В.Рейнгардтом. Рисунки этих художников, сделанные с натуры, и рисунок художника В.Табурина стали драгоценными документами.
В «Петербургской газете» за 1881 г. был описан памятный знак, сходный с тем, о котором говорил Э.А.Штейнгель.
«Под одной из березок, близко к дороге, находился ... небольшой деревянный столбик (около аршина вышиной) с прикрепленной к нему поперечной дощечкой. На поперечной дощечке, представлявшей из себя рамку за стеклом, на белой бумаге помещены были следующие строки:

Далее стояла черта, и было написано:

Пятидесятилетие со дня смерти Пушкина было отмечено многочисленными публикациями (к ним принадлежат и цитированные выше воспоминания).
27 января по решению Петербургского земства на месте дуэли была отслужена панихида. Во второй половине дня всегда пустынная дорога в Коломяги оживилась. К двум часам на ней скопилось множество экипажей. Приехали старшие воспитанники Александровского (Царскосельского) лицея во главе с директором. Прибыл сын Пушкина, писатели, журналисты.
Тогдашняя пресса писала:

Могила Пушкина. А.К.Саврасов

«К четырем часам вся площадь была полна народу...», «Собралось всего более 1000 человек, — только что приготовленный помост далеко не мог вместить всех собравшихся, и многим, несмотря на пронизывающий сильный ветер, пришлось стоять в снегу... Три хора певцов в сумерках под открытым небом среди снежного поля и многолюдной толпы оглашали звуками печальных молитв на том месте [так!], где 50 лет тому назад пал жертвой людской пустоты и низости великий поэт».
Тогда же на траурном собрании было принято решение о сооружении памятника, в жизнь, к сожалению, не воплощенное.
В начале 1890 г. вся описываемая территория, находившаяся в запущенном состоянии, была передана скаковому обществу. Журнал «Живописное обозрение» сообщал, что этот «пушкинский уголок» хотят превратить в ипподром. Здесь был помещен рисунок художника В.Табурина, показывавший в каком запущенном состоянии находилось место дуэли.
Любители скачек оплатили изготовление и установку постамента с гипсовьм бюстом, но некоторых поклонников поэта это не удовлетворило.
Так, некто Н.Петров в 1899 г. писал:
«Сегодня, 28 мая посетил я то место, где в 1837 г. 27 января, в Петербурге, на пустыре около Черной речки, близ Новой деревни, на дуэли была пролита кровь А.С.Пушкина. Шел я сюда с чувством благоговения; ухожу удрученный, обиженный. Обнесенный желтым забором ипподром, где летом происходят скачки. Перед ипподромом — скаковой двор, с изгородью вокруг. По двору бродит сторож. Спрашиваю: “Где место поединка Пушкина?” Говорит: «Не знаю». Но другой сторож указал, и вот что я увидел.
На скаковом дворе, между забором и изгородью, рядом с конюшнями, сиротливо торчит грязный, грубо сложенный четырехгранный столбик с бюстом великого человека наверху.
Около “памятника” ни цветочка, ни ограды; о венках, конечно, нет и помина; только четыре старых березы, быть может, свидетельницы страшного дела, скрашивают совсем голый пустырь. Вдохновенный взгляд поэта, точно недовольный соседством скаковой арены, устремлен куда-то в сторону от ипподрома ввысь.
Отвратительное впечатление производит безграмотная надпись на лицевой стороне пьедестала: Александръ Сергеевичъ Пушкинъ, — место его поединка, состоявшагося 27 января 1837 г.
Грустно, что даже теперь, когда столько разговоров и шума о Пушкине, когда прогремели все эти столетние юбилейные праздники, место убиения поэта, невольника чести, осталось в полном забвении, рядом с конюшнями. Неужели нет возможности выкупить несколько десятков сажень земли на месте дуэли, чтобы разбить здесь хоть какой-нибудь скверик-цветник, построить, что ли, часовенку, — вообще, так или иначе, создать на месте поединка Пушкина маленький, тихий и уютный уголок».
Весьма характерно, что автор, как это делается и по сей день, относит и отсутствие цветов и венков, и безграмотную надпись, и «грязный пьедестал» на чей-то безымянный счет, не задумываясь о собственном вкладе в это дело...
Описываемый памятник (автор бюста неизвестен) простоял до середины 1920-х гг. Изображение его встречаетсяя в периодической печати 1900—1920-х гг. Имеется фотография в архиве кинофотодокументов. В 1924 г. бюст был утрачен, что опять же не делает чести образованному обществу того времени.
В начале 1930-х гг. возникла необходимость как-то зафиксировать место дуэли А.С.Пушкина. Ему грозила опасность в связи с намечающимся здесь строительством хранилища для овощей.
По инициативе Пушкинского общества и Архитектурно-планировочного отдела Ленсовета и проекту Е.П.Катонина был изготовлен памятник — надломленная колонна из гранита и мрамора.
В 1936 г. «Крестьянская правда» сообщала, что место дуэли Пушкина превратилось в «культурно устроенную площадку с зелеными насаждениями, цветочными клумбами, красивыми дорожками». Здесь стелу сменил в 1937 г. — к столетию со дня смерти Пушкина — гранитный обелиск, созданный по проекту архитекторов А.И.Лапирова и Е.П.Катонина, с бронзовым барельефом поэта работы скульптора М.Г.Манизера. Впоследствии здесь установили еще две гранитные стелы А.И.Лапирова. Надпись на одной напоминает: «Здесь на Черной речке 27 января (8 февраля) 1837 года великий русский поэт Пушкин был смертельно ранен на дуэли». На другой начертаны строки М.Ю.Лермонтова:

Дуэль Пушкина. П.Ф.Пирожков. 1910-е гг.

Несколько позднее стали распространяться слухи об использовании при устройстве мемориала надгробных памятников с чужих захоронений. В конце 1998 г. председатель Союза писателей России Валерий Ганичев обратился к губернатору Санкт-Петербурга с письмом. В нем, в частности, отмечалось, что памятная стела на месте дуэли Пушкина на Черной речке была снята с чужой могилы. «Сам по себе этот нехристианский поступок вызывает чувство горечи и побуждает нас исправить кощунственное легкомыслие недавнего времени. Как бы радовались сердца людей, если бы на месте гибели Пушкина появилась хотя бы маленькая часовня, где можно было бы зажечь свечу и помянуть, помолиться за упокой его души».
В качестве разоренной молва указывала могилу Фридриха Клингера (1752—1831), с которой некогда (время не установлено) исчез памятник. Этот человек — уроженец Франкфурта, писатель, драматург, друг Гёте, служил при дворе великого князя Павла Петровича (будущего Павла I). В чине генерал-майора управлял сухопутным шляхетским кадетским корпусом, был попечителем Дерптского (Тартуского) университета и учебного округа, работал в комиссии по устройству учебных заведений. Сын его погиб при Бородине. Клингер был похоронен на Смоленском лютеранском кладбище в Санкт-Петербурге.
Выяснением обстоятельств с установлением памятника на Черной речке по поручению мэра Санкт-Петербурга Владимира Яковлева занялись сотрудники государственного музея городской скульптуры Санкт-Петербурга. Им удалось обнаружить в архиве Российской Академии наук фотографию могилы Клингера.

Обелиск на месте дуэли

Надгробие представляло собой гранитный обелиск на прямоугольном цоколе, увенчанный вазой с изображением пламени. В основании памятника — насыпной холм. Общая высота памятника, насколько можно судить по фотографии, не превышала 5—6 метров. Разница в рисунке, пропорциях и масштабе этих памятников очевидна. Обелиск на месте дуэли Пушкина выполнен из однородного камня, и его высота составляет более 9 метров.
По итогам расследования администрация Петербурга не нашла оснований для обвинения в «кощунственном и легкомысленном» использовании надгробия другого человека при сооружении памятника на Черной речке. В то же время она сочла разумной мысль о возведении поблизости от пушкинского мемориала каменной церкви и часовни: такая попытка не удалась сто лет назад, так как церковные власти не благословили проект из-за пресловутого пушкинского атеизма.
Ныне церковь в лице патриарха Алексия II такое начинание одобрила.
Заканчивая рассказ о памятниках на Черной речке не могу не упомянуть об одном проекте (1962), который осуществлен не был.
Скульптор Е.Белашова и архитектор В.Воскресенский противопоставили канонической идее обелиска принципиально новое решение.
— Черная речка — не место гибели, а место трагедии поэта, — считала Е.Белашова.
Авторы проекта посвятили свой труд не кончине Пушкина, но началу его бессмертия. Черная речка — не место гибели поэта, нет. Так пусть человек при встрече с поэтом, как в античной драме, унесет не безнадежную боль утраты, а испытает потрясение, возвышающее и очищающее душу.
На земле должна была лежать прямоугольная плита черного мрамора, равная 20 шагам; на ней с двух сторон — идущие вверх беломраморные «четыре смертные ступени». Плита асимметрична: там, где стоял Пушкин, она выдается вперед, по тому месту, где находился Дантес — срезана, по ней проходит дорожка.
Таково описание торжественного и скорбного мемориала, оставшегося невоплощенным.

Продолжение следует