Рецензия

 

 

В плену теней

История России, 1900—1945 гг. 11-й класс:
Учебник для общеобразовательных учреждений / под ред. А.А.Данилова, А.В.Филиппова.
— М.: Просвещение, 2009.

В издательстве «Просвещение» вышел учебник и методическое пособие по истории России первой половины XX в. под редакцией А.Данилова и А.Филиппова. Год назад вывешенная на сайте издательства концепция учебника вызвала острые общественные дискуссии (см. “История”. № 20/2008). Тогда её разработчики шокировали общественное мнение рядом обескураживающих суждений. Например, о репрессированных в годы сталинского террора. Авторы предложили считать таковыми только расстрелянных. Или, что ещё более «смело», — тоталитаризма в СССР вообще не было.

Нам представляется, что только что вышедший учебник не только даёт традиционный повод в очередной раз подлить масла в огонь бесконечных дискуссий о нашем недавнем прошлом, но и поразмышлять — чтo после таких учебных пособий останется в головах детей, которые через десять-пятнадцать лет станут самой активной частью общества. Будут ли они смиренно опускать голову пред «государевы очи» или возьмут в привычку отстаивать свои права? Будут ли вообще знать об этих правах или привыкнут к мысли об обоснованности, а подчас и «эффективности» властного произвола? Будут ли предпочитать «государственный интерес» «общечеловеческим ценностям», или всё же наоборот?

Нельзя недооценивать воспитательную роль истории или, по крайней мере, преподавания истории. Она воспитывает и на положительных примерах, и на отрицательных.

С тех самых пор, как западному обществу ещё в эпоху Просвещения показалось, что оно научилось жить без религиозных идолов, оно на самом деле лишь заменило их новым изводом древнейшего языческого «культа предков». Отныне прошлое стало для нас новым кумиром, ориентироваться на который мы привыкли в нашей повседневной и уж точно — политической жизни.

Борхес где-то пишет, что для индусов вполне нормально перепутать порядок правления своих правителей или отправить на пару-сотню лет вперёд или назад какую-нибудь важнейшую битву. Для европейца это невозможно, это покажется настоящим кощунством. А в России, стране с «горячей памятью», где потеряв великое настоящее, россияне, как за соломинку, держатся за великое прошлое, история стала не просто священной коровой, но и, может быть, последней отдушиной для национальной гордости. Прошлое стало сакральным, а значит, если оно критикуется, то оскорбляется память предков. В этой психологической атмосфере история становится замечательным средством манипуляций умами граждан: объясни, как «было» в прошлом, и... получи нужный образец для настоящего и будущего.

Вот и для А.Данилова с А.Филипповым написание учебника истории — труд скорее не научный, а идеологический. У них есть некая сумма идей по воспитанию патриотизма (как понимают его авторы) и есть определённый (пусть даже личный, внутренний) заказ на «правильную» трактовку нашей недавней истории. Поэтому, несмотря на то, что одиозных пассажей в учебнике практически нет, и, на первый взгляд, его появление вряд ли можно назвать общественно значимым, он, тем не менее, представляет определённый интерес. Ибо, во-первых, учебник по истории — сам по себе книга-путеводитель по её непростым закоулкам. И часто она заказывается «пиар-кампаниям»: в результате вам предлагают выборочные маршруты по идеологически «прикормленным» местам. Вот сюда советуют заглянуть, а сюда — ни ногой. А во-вторых, смягчив формулировки, авторы данного издания сохранили определённый идеологический дух, знакомый читателям по прошлогодней концепции. Более того, в традиционном пособии для учителя, вышедшем в комплекте с учебником, где авторы, видимо, чувствуют себя намного свободнее и откровеннее, основные трактовки и подходы сохранены.

Начать с того, что авторы снова с первых абзацев бездоказательно заявляют, что тоталитаризма в СССР не было. Авторы сообщают лишь, что к концу 1930-х годов в СССР была построена некая «некапиталистическая модель развития, особый вариант индустриального общества». Тем самым история СССР как бы встраивается в нормальный мировой контекст, но при этом подчёркивается её особый цивилизационный статус.

Вообще, мысль о том, что в целом в прошлом нашего Отечества всё было с особенностями, но «нормально», красной нитью проходит через весь текст учебника, а в пособии — с удвоенной определённостью. Вот основные постулаты: нэп объективно не мог решать масштабные задачи, не его свернули, а он сам «сломался» под их тяжестью; «организованного голода» не было, а уничтожение крестьянства стало «ценой за индустриализацию»; сама же индустриализация носила объективный характер, была необходима и безальтернативна.

В предвоенный годы сговор т.н. «демократий» в Мюнхене (авторы постоянно ставят западные демократии в кавычки) не оставил нам выбора, и мы были вынуждены заключить договор с Германией. А секретные протоколы и, согласно им, наша дальнейшая оккупация земель суверенных государств есть восстановление справедливости, возвращение своих исконных, некогда принадлежавших России территорий.

К слову, об исторической справедливости. Авторы вновь связывают расстрел в Катыни с гибелью в польском плену тысяч бойцов М.Тухачевского во время Гражданской войны. Они не называют это «историческим возмездием», а просто высказывают возможную, по их мнению, версию убийства поляков.

В новом пособии авторы не раз оговариваются, что не оправдывают преступления, а лишь объясняют логику и мотивы власти. Но опять-таки непонятно — почему такое эксклюзивное отношение именно к власти, а не к жертвам её политики? Ведь речь идёт всё же об истории всей страны, а не только «государства советского».

Говоря о «самом больном месте» — репрессиях, авторы вновь акцентируют внимание лишь на Большом терроре 1937—1938 гг., обосновывая его массой опять же объективных причин: угрозой образования перед войной «пятой колонны», наличием подлинной оппозиции, мешающей доделать дело до конца, широким недовольством военных, а также боязнью проиграть демократические (а вот здесь без кавычек!) выборы.

После Н.Ежова смысл репрессий — борьба с врагами модернизации — меняется: при Л.Берии террор — это уже эффективный, «прагматический инструмент в решении народнохозяйственных задач». И тут же авторы снова делают «ремарку в зал»: оправданий нет. Но вновь оговариваются: а куда было деваться — время такое, война на носу…

Вообще, сознательно не акцентируя внимания на тотально-террористической сущности сталинизма, они стремятся к тому, чтобы у школьников не возникло мысли, что террор был не только вынужденным средством «эффективной политики», но составлял основное содержание последней.

Второй столп концепции учебника — безальтернативность прошлого России. По мнению Данилова-Филиппова, получается, что история, согласно известному выражению, не знает не только сослагательного наклонения, но и альтернативного, что по-другому страна просто не смогла бы выжить. Можно, конечно, отметить, что через год, прошедший с публикации концепции, авторы наконец вспомнили о том, что у «грандиозных успехов» СССР в 1930-е гг. всё же была своя цена, и измерялась она в миллионах жизней. Появились даже упоминания об общечеловеческих ценностях. Но — подчёркиваем: там, где о них хоть косвенно заходит речь, тут же возникает обязательное «однако». Из всего дальнейшего повествования вытекает вывод: всё происшедшее, с точки зрения государственной целесообразности, оправданно. Ибо мобилизационная политика (термин, который используют авторы учебника) естественным образом включала и террор. Что поделать — надо было решать масштабные, жизненно важные для государства задачи, а ресурсов не хватало.

Центральной фигурой в учебнике, естественно, является И.Сталин. И он представлен не жестоким тираном, а этаким умудрённым опытом «государственным человеком» с некоторыми личными особенностями характера, которому ничего не оставалось, кроме как действовать по жестоким законам своего времени.

Его политические противники в свою очередь выглядят в лучшем случае опасными мечтателями (Л.Троцкий), в худшем — мелкими интриганами (Г.Зиновьев, Л.Каменев), на дискуссии с которыми у вождя попросту не было возможности отвлекаться.

Вся деятельность самого Сталина выглядит в учебнике искусным слаломом между многочисленными флажками, мешавшими прохождению по трассе государственного строительства. А пролитая кровь — хорошо подобранной мазью для лыж.

При этом авторы не желают признать, что уже в первые месяцы войны стало ясно, что «чудо индустриализации», ради которого было угроблено столько жизней, не требовало таких жертв. Разгромленная в первые же месяцы в результате бездарной внешней и внутренней политики Сталина экономика страны была воссоздана за Уралом. И потребовалось для этого не 10 лет, а год-два, и не под дулом автоматов, а на вполне понятном патриотическом энтузиазме советских людей.

Так что причина террора была несколько иная, и к модернизации экономики или к подготовке к войне она имела лишь косвенное отношение. Это была, главным образом, борьба за власть. Сталин боролся за установление и сохранение своей абсолютной деспотической власти над страной. И мешали ему не столько реальные или мнимые политические противники, а параноидальные страхи её потерять. Говорят — это слишком упрощённый взгляд на историю и роль в ней личности. В таком случае, взгляд авторов учебника — явно «усложнённый», хотя цель такого усложнения довольно проста: под видом выдержанного, «объективного» отношения к истории они фактически проводят мысль об имманентности «мобилизационной» схемы управления и безальтернативности деспотической власти в России.

И последний вопрос — моральный. Принципиально он формулируется так: можно ли, когда речь идёт о школьном учебнике истории, отказаться от моральных оценок прошлого, заменив их рассуждениями об «эффективности»? Ведь ещё В.О.Ключевский отмечал, что «закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности», добавляя, что «если тень человека идёт впереди его, это не значит ещё, что человек идёт за своею тенью».

Кому-то кажется — если требовать от истории, так сказать, гигиеничности (например, мыть руки перед едой), она станет стерильной, дистиллированной и вообще прекратит своё существование. История, мол, как и революция, не делается в белых перчатках и тому подобное. Но, к счастью, история состоит не из одних революций, а кроме того, нравственные качества её главных участников порой определяют суть того, что они натворили.

И это нельзя объяснить или уж тем более оправдать какой-то «исторической традицией». В лучшем случае, перед нами всего лишь миф, в который нас, а главное, наших детей, гипнотическим образом погружают. С «холодным носом», с высокомерием «научного» мышления предлагая без эмоций и без морали (кроме пресловутой «общечеловеческой») отнестись к историческим явлениям.

…Справедливости ради заметим, что у вышедшего учебника есть и свои достоинства. Среди них стоит отметить, прежде всего, главы о повседневной жизни СССР — часть лучшая не только в самом учебнике, но и чуть ли не самая удачная среди всех вышедших на сегодняшний день пособий. Ведь не секрет, что до последнего времени авторы российских учебников истории, как правило, в лучшем случае формально обращались к теме истории повседневности, а реально пичкали школьников не первой свежести информацией о материальной культуре общества, никак реально не связанной с остальным изложением. Авторы же этого учебника действительно попытались адаптировать достижения весьма популярного в исторической науке направления — «истории повседневности» — для школьников. И надо сказать, справились с задачей довольно успешно: главы получились насыщенными, а изложенная в них информация не кажется искусственно вмонтированной в пособие.

Кроме того, неплохо сделана методическая часть учебника: вопросы построены так, что учащимся, дабы отстоять своё мнение, приходится знакомиться с различными точками зрения, самим искать информацию. И тут немаловажно — авторы не игнорируют очевидный, пусть и неприятный многим учителям факт, что главным источником информации для современных детей стал Интернет. Чтобы максимально «обезопасить» им свободный поиск, в конце книги расположен список наиболее качественных сетевых ресурсов по истории — и, надо сказать, список получился и полным, и не отличающимся явной тенденциозностью.

Другое дело, что «методичности» в учебнике, возможно, даже слишком много: можно запутаться в обилии промежуточных и главных выводов, предложениях и заданиях подумать, сравнить, найти и написать…

Конечно, учебник — это лишь часть декорации, внутри которой происходит действие урока. Да, это сценическое пространство наполнено по большей частью многочисленными призраками истории. Но основные действующие лица всё же двое — учитель и ученик.

Анатолий БЕРШТЕЙН,
Дмитрий КАРЦЕВ