Анфас и профиль

 

 

Валерий ЯРХО

 

Невыученный урок,
или «Эффективный менеджмент»

 

Материал можно использовать для подготовки урока-дискуссии на тему
«О характере советско-германских договоров 1939 г. в исторической науке и обществе»,
а также уроков: «Ошибки в оценке военно-стратегической обстановки накануне войны»,
«Расширение братской семьи советских республик в условиях надвигающейся агрессии».
9, 11 классы

 

Когда в редакции одной районной газеты захотели подготовить материал, посвящённый очередной дате начала Великой Отечественной войны, никто и не предполагал, сколь взрывоопасная интеллектуальная субстанция получится в результате этого опыта. Собственно, провинциальных журналистов заинтересовала жизнь их небольшого промышленного города в Подмосковье перед самым началом войны, в июне 1941 г., и они решили заглянуть в прошлое, обратившись к материалам коллег-журналистов, писавших в их же газету, но шестьдесят лет тому назад. Сказано — сделано! Из архивов извлекли подшивки довоенных газет, ждавших своего часа в дальней кладовке, и, не без некоторого трепета, раскрыли старые папки.

Первый вывод, к которому пришли, листая номера районной газеты «Коломенский рабочий» за 1941 г., был таков: всё случилось в точности так, как спустя десятилетия нам не раз говорили, как писали в книгах, как показывали в фильмах на эту тему — война нагрянула совершенно внезапно, «нежданно-негаданно», «как снег на голову в июне». Никаких, даже малейших намёков на какую-то подготовку к возможной опасности по газетным публикациям заметить нельзя — сообщения были сплошь про «успехи в сельском хозяйстве», о «конкурсе пионерской песни», соревнованиях бригад на заводе, да печатались уведомления о спортивных состязаниях на городском стадионе и спектаклях любительской труппы рабочего театра. Рутиной, серенькой скучищей веяло от старых текстов, и, не зная о том, какая беда нависла над этим мирком, в котором всё тишь-гладь да советская благодать, можно было буквально заснуть, сидя за их чтением.

Как и всякое советское издание, «Коломенский рабочий» верстался заранее, а потому, естественно, и номер за 22 июня 1941 г. получился совсем мирным. Лишь на другой день, 23 июня, газета вышла, опубликовав заявление советского правительства на первой полосе и множество отчётов о митингах, прошедших на всех крупных предприятиях города. Проводились последние стандартно, ещё по довоенному шаблону — все как один начинались с того, что парторг или представитель райкома (зависело от того, кто вёл митинг) предлагал избрать в почётный президиум членов ЦК и лично товарища Сталина. Проголосовав, конечно же, за это единогласно, приступали к формированию уже «реального» президиума. Потом, как водится, начинались выступления ораторов, речи которых были переполнены клятвами от лица собравшихся в верности партии, советскому правительству и лично товарищу Сталину, призывами сплотиться вокруг них и быть готовыми оказывать всемерную помощь и всестороннюю поддержку доблестной Красной Армии и могучему Военно-морскому флоту. Самого слова «война» выступавшие старались не употреблять, обходясь формулировкой «провокация фашистских заправил», причём буквально каждая речь завершалась выражением убеждённости в скорой победе. После этих исполненных казённого оптимизма слов остальные участники митингов тренированно аплодировали, и, судя по ремаркам в тексте, выкрикивали здравицы в честь любимого вождя, членов правительства и славных командиров РККА.

Наиболее живым и искренним моментом речей было выражение неподдельного возмущения тем коварством, с которым был нарушен договор, заключённый в августе 1939 г. с Третьим рейхом. Причину столь странного упования на договор с фашистским государством и яростного негодования фактом его нарушения наши дотошные газетчики попытались установить, достав из кладовки ещё несколько подшивок уже за 1939—1940 гг., когда этот самый договор был заключён, и, углубившись в их изучение, основательно погрузились в прошлое, где совершили несколько изумивших их открытий. Оказалось, что возмущение фашистским коварством, высказывавшееся на митингах, имело под собой серьёзную почву: во Вторую мировую войну СССР вступил союзником Третьего рейха и оставался в этом качестве с августа 1939 по самый июнь 1941 г. Поведение немцев с полным основанием можно назвать «наглым предательством», «нападением исподтишка», совершённым внезапно, без видимой причины в тот самый момент, когда, казалось бы, дружба и сотрудничество Рейха и Союза расцветало и набирало силу.

Как тогда, так и сейчас многие склонны полагать, что договор о сотрудничестве был вынужденным политическим финтом, который спасал от преждевременного начала большой войны, давая время на лучшую к ней подготовку. В 1939 г. эта уверенность, естественно, была много крепче, и в ноябрьском номере, посвящённом светлому празднику Октябрьской революции, передовица в «Коломенском рабочем» буквально ликовала по поводу того, что «благодаря мудрой политике партии советский народ наслаждается мирной жизнью, в то время когда Европа и Азия полыхают в пожарище второй империалистической войны».

Отрицать факт союзнических отношений Рейха и СССР, рассуждать о дипломатической ловкости большевиков во главе с Отцом народов на поприще международной политики, конечно же, можно, но только если говорить «вообще», используя «геополитические масштабы», и главное, не особенно углубляясь в конкретику фактов. Все разговоры о том, что договор с Германией и последующие действия были только хитростью, что Сталин просто хотел обмануть Гитлера, теряют смысл даже без публикаций секретных документов. Даже перебирая старые номера обычной районной газеты, о которой идёт речь, выходившие после 25 августа 1939 г., волей-неволей убеждаешься в том, что Рейх и Союз на первоначальном этапе Второй мировой войны были именно союзниками.

Слово «шок» — самое верное из тех, которые можно использовать при описании чувств, возникающих у читателя, обнаружившего, что два года кряду газета коломенского райкома партии большевиков, номер за номером, на своих страницах помещала… материалы гитлеровского официоза берлинской «Фёлькишер Беобахтер», перепечатывая оттуда целые статьи, переводы которых рассылались по редакциям с визой ТАСС!

Начало Второй мировой войны в газете было изображено скупыми красками: не высказывая своего отношения к вторжению немцев в Польшу, журналисты корректно сообщали лишь факты при минимальных комментариях. Зато вдоволь позлорадствовали на тему военной катастрофы польской армии, разгромленной гитлеровским вермахтом. Для руководства ВКП(б) это был момент «сладкой мести» — двадцать лет, как бельмо на глазу, существовало независимое польское государство, которое, едва возникнув, мешало осуществить стратегические задачи, намеченные партией. А только что созданная польская армия в 1920 г. успела остановить продвижение Красной Армии под командой М.Н.Тухачевского и С.М.Будённого, шедшей маршем на Берлин через Варшаву, чтобы поддержать революционное выступление германского пролетариата, подготовленное агентами Коминтерна. Серьёзного сопротивления красные стратеги не ожидали, но свершилось знаменитое «Чудо на Висле» (или Варшавское сражение 1920 г.), и после разгрома на подступах к польской столице Красная Армия покатилась обратно. Польские войска не только спасли разорённую Первой мировой войной Европу от большевистского нашествия, но, развивая собственное наступление, захватили немалые территории, населённые украинцами и белорусами, которые оставили за собой. Память об этом поражении и потерях ныла у советских руководителях до самого сентября 1939-го, а потому новости о разгроме давнего обидчика были приятны как пролившийся на старые язвы целебный бальзам.

Стараясь не отстать от коллег, сотрудники «Коломенского рабочего» усердно пичкали своего читателя сводками верховного германского главнокомандования, в каждой из которых сообщалось о поражениях польской армии, её полной дезорганизации и беспорядочном отступлении. Поместили и текст немецкого ультиматума, предъявленного окружённым в Варшаве польским частям.

В разделе «Международные новости» регулярно публиковались корреспонденции из Берлина, часто с фрагментами выступлений Гитлера в Рейхстаге. Там же поместили большую речь фон Риббентропа, которого семь лет спустя признали военным преступником и повесили в Нюрнберге. Преступником Риббентроп был уже в момент произнесения речи, но тогда он назывался министром союзного государства и выступал не где-нибудь, а «в освобождённом от поляков Данциге».

Этот город (по-польски — Гданьск) в 1924 г. от Лиги Наций получил статус «вольного города». Польского населения в нём было всего лишь десять процентов, но это был порт, что значит много. Требование Гитлера о включении Данцига в состав Рейха стало одним из главных поводов для нападения на Польшу, категорически отказывавшуюся ликвидировать свои институты на этой территории. Речь шла о военно-транзитном складе на полуострове Вестерплатте, нескольких менее значимых объектах, а также польском почтамте в самом Данциге — важнейшем пункте государственной связи. Через этот почтамт осуществлялась рассылка корреспонденции за границу и доставлялись адресатам зарубежные письма и посылки — почту тогда возили морем, на специальных пакетботах.

Оборона этих объектов — один из немногих эпизодов славы польского оружия и боевого духа в той короткой войне. Согласно предвоенным планам, защитникам польских учреждений в Данциге нужно было продержаться 6 час., пока не подойдёт армия. К выполнению этой задачи готовились весьма тщательно — семьи сотрудников эвакуировали в Польшу, большинство служащих «польской почты» стали членами тайной организации «Стрелецкий союз», прошли военную подготовку под руководством чиновников из числа офицеров в отставке, имевших боевой опыт. В здании почтамта устроили тайный арсенал, пронеся туда три пулемёта системы «льюис», несколько карабинов, 40 пистолетов, гранаты. Всё это было пущено в ход, когда 1 сентября почтамт атаковал эсэсовский батальон из состава полка «Остмарк», поддержанный бронемашинами и огнём гаубиц. Тогда поляки держались 15 час., ожидая своих, но подмога так и не пришла. Немцы не смогли взять здание штурмом, и подорвали его стену фугасом. Защитники ушли в подвалы и отстреливались до тех пор, пока их не стали выжигать огнемётами.

Сдавшихся почтовиков немцы рассматривали не как пленных (они не были военными), а как вооружённых бандитов, а потому поступили с ними «по закону военного времени» — частью расстреляли прямо у стены почтамта, частью отправили в лагерь Штутгоф, где они в большинстве своём и умерли. Братскую могилу убитых при обороне почтамта и расстрелянных нашли лишь в 1991 г. Их останки торжественно перезахоронили.

Полуостров Вестерплатте обороняли 183 человека (солдаты и офицеры польской армии), имея лишь одно полевое орудие и несколько пулемётов. Их атаковали 3500 пехотинцев — при поддержке огнём орудий крейсера «Шлезвиг-Голштиния» с моря, гаубичных батарей с суши и бомбардировок «Ю-87» с воздуха. Единственная польская пушка успела произвести только 28 выстрелов, но сумела уничтожить несколько пулемётных гнёзд. В первый день немцы потеряли убитыми более 80 человек и более 100 ранеными. Защитники Вестерплатте продержались неделю, иногда совершая вылазки и уничтожая гранатами опасные огневые точки немцев. Только 8 сентября польский гарнизон капитулировал на почётных условиях: из всех сдавшихся расстреляли только одного — телефониста, который знал все шифры связи, но отказывался их раскрыть. Офицеры, командовавшие обороной Вестерплатте, сохранили право носить саблю даже в плену — они были помещены в привилегированный лагерь и на работах не использовались. Рядовой же состав попал в трудовые лагеря, на заводы Рейха. Кто-то из них бежал и примкнул к отрядам «Армии Крайовой» — партизанам, подчинявшимся польскому правительству в изгнании.

Однако об этом отчаянном и героическом сопротивлении советские газеты не сообщали ничего. Зато с каким-то нехорошим восторгом описывали, как отступают под натиском немцев разгромленные части польской армии, называя их «бандами польской солдатни». В репортажах собкоров, двигавшихся вслед за частями Красной Армии, отправившимися навстречу союзникам-немцам «присоединять» западные территории, так и мелькали полные оптимизма описания «бесконечных колонн польских пленных», «восстания украинских селян, громивших усадьбы польских панов», арестов католических священников, жандармов, полицейских, офицеров, «кулаков», просто неких «панов», к которым весьма произвольно причисляли всех, не блиставших рабоче-крестьянским происхождением.

Читать всё это и страшно и стыдно. Ведь в тех же газетах, совсем как будто недавно и даже в начале того же 1939 г., германских национал-социалистов и их союзников рисовали кровожадными нелюдями — Франко, Гитлер, Муссолини выглядели предводителями планетарных сил зла. Под стать им был японский империализм, ну и ещё, конечно, британский колониализм, американский капитализм, а так же «прогнившие западные демократии» Европы. Но из всего этого набора фашизм был хуже всего — словом «фашист» клеймили тех, кого приговаривали к смерти на публичных процессах во время репрессий. При этом ни у кого не возникало вопросов, все знали, что фашист — хуже некуда. И вдруг, сливаясь в идейном экстазе с газетами этих самых германских «бешеных собак» осенью 1939-го, каждый советский газетчик старался, как мог, изощряться в описаниях того, как «разрозненные банды польской солдатни» уничтожаются доблестной Красной Армией.

Свою лепту в освещение польского похода Красной Армии в 1939 г. внесла и районная газета «Коломенский рабочий», опубликовав интервью с пулемётчиком — местным уроженцем, приехавшим в отпуск из армии. Красноармеец был первым номером в расчёте станкового пулемёта и поведал корреспонденту, что отпуском его поощрили за участие в боевой операции. Оказывается, поверив словам пулемётчика, армейские разведчики обнаружили «банду польских окруженцев, скрывавшихся в лесах, наивно ожидая, что за ними пришлют самолёты из Лондона». По приказу советского командования тот лес прочесали, выдавив прятавшихся польских солдат на опушку, где их уже ждали пулемётные засады, открывшие огонь, косивший длинными очередями метавшихся между редких деревьев поляков. По словам скромного героя, он не знал, сколько точно врагов поразил из своего верного «максимки», но потом в лесу товарищи подобрали более сотни трупов.

Про подобные «эксцессы» во время «присоединения» западных территорий и «включения в братскую семью народов СССР» стран Прибалтики в школах не рассказывают. Мимо учащихся эта информация проходит отчасти из-за того, что заботливые педагоги опасаются травмировать их психику и загубить ростки патриотических начал в детских душах, но главным образом потому, что и самим педагогам, в массе своей, ничего такого ни в школе, ни в институте не рассказывали. Нынешние учителя и преподаватели относятся к поколению, представители которого в юном возрасте совершенно искренне не могли разобраться в событиях первых трёх серий любимейшего ими приключенческого сериала «Четыре танкиста и собака», снятого польским телевидением в начале 1970-х гг. прошлого века. Для советских мальчиков и девочек, родившихся двадцать лет спустя после войны, совершенно непонятно было, каким образом юный герой, красавчик-поляк Янек Кос, оказался в глухой тайге на Дальнем Востоке? Невнятной абракадаброй звучали тогда (а для многих и сейчас) реплики о «героях Вестерплатте», где сражался отец Янека, поручик Кос. Про «Армию Крайову» мы узнали и того позже — прочли в романе В.Богомолова «В августе 44-го», где «аковцы» представлены врагами, с которыми воюют доблестные чекисты. Даже казни пленных польских офицеров в Катынском лесу, много раз подтверждённые фактами и документами, мы как бы и признали, а вроде бы и не очень. Поэтому так важны для нас откровения старых советских газет. Не зная описанных выше исторических подробностей, многие совершенно искренне недоумевают: почему к нам так плохо относятся в странах, которые мы освободили от фашизма? За что их неблагодарные жители так нас не любят? В праведном негодовании мы всё время вычисляем, сколько «наших» полегло «за них», и от ужасной огромности этих потерь, утрачивая способность мыслить критически, клеймим граждан и политиков соседних стран «фашистами», «наймитами американского капитала», орудиями «заговора мировой закулисы, управляемой сионистами» и т.д. На самом деле, всё просто — у людей оказалась слишком хорошая память: хоть и учились они в наших советских школах-институтах, где «ничего лишнего не говорили», но тот кровавый вал прокатился по их семьям, и они без всяких учебников знают и помнят, что и как было «до», «во время» и «после» войны. Той Большой войны, которая для всего мира называется Второй мировой. Мы же упорно стараемся делать вид, что для нас всё началось в 1941 г., 22 июня, а что было до того, так это вроде бы «совсем другая история».

Вот о войне с Финляндией, начавшейся в ноябре 1939 г. и продлившейся до марта 1940-го, советские газеты писали мало и как-то вяло — далеко не в каждом номере появлялись коротенькие сообщения, содержавшие минимум подробностей и конкретики. С освещением хода польской компании и сравнивать нельзя — ни по объёму информации, ни по настроению авторов. Зато подшивка «Коломенского рабочего» за 1940 г. пестрит речами Гитлера и интервью с генералами вермахта. Регулярно печатались сводки немецких штабов о ходе боевых действий, ведущихся германской армией на Западном фронте, под которые отводились целые полосы. Очень увлекательно описывалось, как «в ответ на наглые провокации» англо-французских империалистов «доблестные немецкие войска» наносили им сокрушительные поражения. По версии советских газет, германские фашисты «спасли от английской оккупации» Норвегию и Данию, захватив их территорию, и в № 54 за 1940 г. газета «Коломенский рабочий» поместила актуальное интервью на эту тему с гросс-адмиралом Редером, полученное по каналам ТАСС — командующий ВМФ Третьего рейха был инициатором и разработчиком плана высадки в Норвегии и сам руководил всей операцией.

В общем, тон публикаций советской прессы был таков: о немецких фашистах писали как о доблестных союзниках, а о противостоящих им, особенно англичанах, как о давних и заклятых врагах советского народа. В статье, посвящённой первомайским праздникам 1940 г., так прямо и говорилось, что «англо-французские империалисты готовят новые плацдармы для нападения на СССР». И это была сущая правда! Ведь до этого окаянные «англо-французские империалисты» не дали расправиться с Финляндией, обещав прямую военную поддержку правительству Маннергейма: высадку объединённого экспедиционного корпуса в 150 000 штыков и начало боевых операций английского военно-морского флота в Балтийском море. Для нас это означало риск ударов по Кронштадту и Ленинграду, а также ставило под большой вопрос финал и так очень неудачной военной кампании, а потому, удовлетворившись тем, что часть финской Карелии была всё же захвачена, от похода на Хельсинки и установления советской власти в Финляндии руководители СССР решили временно отказаться.

Новые боевые планы англо-французской коалиции в отношении СССР сосредоточились вокруг подготовки массированного бомбового удара авиации по кавказским нефтепромыслам, откуда шли поставки горючего для Люфтваффе, Панцерваффе и других моторизованных частей, воевавших на Западном фронте. Советский Союз поставлял воевавшим немцам, кроме этого, продовольствие, цветные металлы, марганец, сырьё для химической промышленности, без которых Рейх был обречён на военное поражение из-за острой нехватки собственных ресурсов. Во время польской кампании минская радиостанция использовалась как радиомаяк для немецкой авиации, а когда начались налёты на Англию, советские друзья снабжали геринговский Люфтваффе сводками погоды, получаемыми с арктических станций, которых у немцев не было. Но в этом перечне услуг и поставок нефть была важнее всего: английский флот блокировал немецкие порты, прекратив доставку «чёрной крови войны» с Ближнего Востока, и Гитлеру пришлось столкнуться с острейшим дефицитом горючего и смазочных материалов.

Оба главных источника нефти, которыми пользовались немецкие фашисты, находились за границей — румынские месторождения Плоешти и кавказские промыслы в Советском Союзе. Кавказ попадал в зону, доступную для союзной авиации — у англичан были свои дальние бомбардировщики «Бленхэйм» и американские «Мартин», а в распоряжении французов находились аэродромы в Сирии.

Объединив свои возможности, союзники собирались уничтожить «советский бензобак нацисткой военной машины», существенно сократив паёк горючего гитлеровских войск. Осуществить эту акцию просто не успели: на подготовку операции требовалось время, и дату налётов назначили на лето 1940 г., но последовало знаменитое наступление немцев, прорыв обороны французов и разгром англичан у Дюнкерка. Так, благодаря немецкому блицкригу, Баку, Грозный и Майкоп избежали бомбёжек, а в Париж летом 1940 г. немецкие машины въехали, работая, вполне возможно, на советском бензине.

Защитники «мудрой политики партии» упорно твердят о том, что советские поставки нефти были лишь частью хитроумной комбинации, затеянной Сталиным, и стратегического значения они не имели. Дескать, СССР поставил «всего лишь 865 тысяч тонн нефтепродуктов» из тех 7 млн тонн, которые были израсходованы Германией в период с осени 1939-го по 1941-й. Но они забывают, что речь идёт о поставках в нацистскую Германию!

Говоря о том, что СССР поставило, пусть на иной взгляд и небольшое количество литров горючего Гитлеру и его преступной банде, в любом случае следует употреблять слово «целых», а не выражение «всего лишь». Каждая капелька горючего, отправленная в Рейх, усиливала преступный режим со всеми его концлагерями, расовыми теориями, планами построения арийской цивилизации и прочими выкрутасами, увеличившими людское горе.

Для того, чтобы понятнее было, сколь возмутительно легкомысленно звучит это «всего лишь» в отношении данных о поставках Рейху, нелишне будет напомнить, что возможно именно бакинский высококачественный авиабензин залили в баки бомбардировщиков люфтваффе, ночью 14 ноября 1940 г. взлетевших со своих баз и взявших курс на Англию. Бомбы, которые они сбросили на Ковентри, полностью уничтожили 4330 домов, пламя пожара, пожиравшего город и людей, поднималось на 30 м, а отсветы этого зарева были видны на расстоянии 200 км. И если самолёты были действительно заправлены советским бензином, то «Сталин и К°», помимо всего прочего ими содеянного, стали ещё и «всего лишь» соучастниками этого «миленького дельца».

Как раз тогда в советской прессе писалось о блестящих перспективах взаимовыгодного культурного, торгового и научно-технического сотрудничества СССР и Германии. Вот уж правда — мало с какой страной у Советского Союза сотрудничество продвигалось такими темпами! Уже осенью 1939 г. в Германию поехала представительная делегация из 48 человек во главе с наркомом судостроения И.В.Тевосяном. В составе делегации были авиаконструктор А.С.Яковлев, ракетчик С.П.Королёв и другие не менее компетентные лица. Они посетили десятки(!) военных заводов, принимали участие в испытаниях новейшей техники на полигонах.

По результатам этого вояжа был составлен план закупок и обмена с немцами — из Германии пошла оптика, сложные станки, инструменты, оборудование для тяжёлой промышленности, товары химической индустрии. В обратном направлении — сырьё, продовольствие, нефть.

В 1940 г. большая группа офицеров Балтфлота приняла участие в совместных учениях с немецкими моряками, выступив в морской поход на борту линкора «Гнейзенау», а делегация немцев в таком же составе побывала на советских кораблях — флоты двух стран отрабатывали моменты взаимодействия против англичан во время боевых действий на Балтике.

Далее, делегация сотрудников НКВД посетила Берлин, встретившись там с коллегами из РСХА и произведя «обоюдовыгодный обмен опытом». Чекисты и гестаповцы легко нашли общий язык, и вскоре из СССР в Рейх стали высылать удравших от гитлеровского режима социал-демократов, которых по определению ждал концлагерь. А если учесть, что среди высланных на расправу было немало евреев, так им и вовсе открывался прямой путь на тот свет. Всё это было только началом ещё одной чёрной главы «плодотворного сотрудничества» Рейха и Союза.

После «присоединения» прибалтийских стран тысячи евреев, выехавших из Германии после начала репрессий и знавших о том, что советские власти собираются выслать их «на родину», осаждали консульства различных государств, вымаливая визы и пытаясь вырваться из адской мышеловки, в которой оказались. Беженцам, конечно же, совершенно мотивированно отказывали, говоря, что консульства сворачивают работу в странах, которые стали частями СССР, и за визой теперь надо ехать в Москву. Сделать же это несчастные люди не могли, т.к. не имели соответствующих документов и подлежали высылке в Рейх. Фактически это был смертный приговор, вынесенный государственным равнодушием, хотя и по всем правилам международных законов. Только немногие дипломаты имели смелость ослушаться начальство, не испугавшись «задеть интересы союзников».

Схема спасения была такова: беженцы заявляли, что следуют в голландскую колонию Кюрасо (один из Антильских островов у побережья Венесуэлы), представитель голландской фирмы «Филипс», исполнявший должность консула Нидерландов в Литве, выдавал всем желавшим удостоверение о том, что для въезда в Кюрасо визы не требуется.

Тем не менее советские власти соглашались пропускать владельцев этой псевдовизы только при наличии транзитной визы государства, границу с которым «едущие в Кюрасо» должны были пересечь, проехав по территории СССР.

Стоит сказать несколько слов и о японском консуле в Каунасе Тиуне Сугихаре, который добился у советских властей отсрочки закрытия консульства на месяц, чтобы оформить необходимые документы всем беженцам, которые к нему обращались. Он работал днями и ночами, успев выдать более 2000 «семейных виз» на несколько человек каждая. Сугихара спасал беженцев до последней минуты своего пребывания в Каунасе — уже находясь в поезде, он выбросил в окно вагона пачку заполненных бланков толпившимся на перроне людям.

За это «самовольство» дипломат Сугихара был переведён в кёнигсбергское консульство с понижением в должности, в 1941 г. получил назначение в Бухарест, где прослужил до конца войны. По визам, выданным представителем «Филипс» и Сугихарой, более 6000 человек проследовали через территорию СССР во Владивосток, откуда перебрались в Японию. Там им особенно не обрадовались, но и убивать не собирались: японские власти переправили беженцев в Шанхай, где были дипломатические представительства разных стран, — откуда все пути были открыты: кто-то выехал Австралию, кто-то в США, многие остались на месте до конца войны. Эти люди выжили и дали жизнь другим — подсчитано, что сейчас более 50 000 человек живёт благодаря доброте и смелости всего нескольких людей, противостоявших в, казалось бы, безнадёжной борьбе двум государственным машинам, перемоловшим миллионы человеческих судеб. Другие дипломаты исполняли свой долг более традиционно, став фактически соучастниками преступлений фашистов и коммунистов.

Но обо всём этом в советских газетах не писали — зачем смущать людей, рассказами о страданиях каких-то там беженцев-евреев? Зато строго выдрессированная советская пресса очень оживилась, когда в июне 1941 г. английское правительство известило СССР о том, что располагает точными данными о готовящемся нападении Гитлера.

Реакция последовала мгновенно — в виде заявления ТАСС о том, что предупреждение англичан «является грубой провокацией империалистов, пытающихся поссорить двух надёжных союзников». Газеты бурно негодовали на коварство и подлость британцев и утверждали, что союз СССР и Рейха нерушим в обозримом будущем. До войны оставалось всего две недели, а в заявлениях советского правительства чувствовалась полная уверенность в себе и в том, что оно делает...

И тут «вдруг» наступило 22 июня 1941 г., когда все расчёты «кремлёвских мечтателей» разлетелись в кирпичную пыль, поднятую первыми бомбовыми ударами по советским городам.

В то страшное воскресное утро выяснилось, что «мудрая политика партии» на самом деле — позорная и рискованная авантюра, обернувшаяся крахом, едва не погубившим огромную страну.

Миллионами и миллионами жизней был оплачен — нет, не просчёт политиков — а образ мышления лидеров коммунистической партии, их способы ведения дел, словом, всё то, что теперь в некоторых учебниках истории XX в. настойчиво предлагают называть «эффективным менеджментом». И если мы всю эту постыдную политическую акробатику с некоторых пор должны считать, в общем-то, правильным курсом, имевшим «лишь отдельные перегибы и издержки», значит, исторический урок так и остался нами невыученным.