Анфас и профиль

 

Марина СКРЖИНСКАЯ

 

Под покровительством Фемиды

 

 

Материалы предназначены для подготовки уроков по теме «Судебная система в Древней Греции и колониях северного Причерноморья». 5 класс

 

Организация суда в античной Элладе
и её колониях в Северном Причерноморье

Во времена античности суды находились под покровительством Фемиды, древнегреческой богини правосудия. Её статуи до сих пор украшают здания многих европейских «дворцов правосудия». По древней традиции, в руках богини находятся весы, на которых она взвешивает все аргументы истца и ответчика, а глаза Фемиды закрыты повязкой, показывающей, что её ничто не отвлекает в поисках беспристрастного и справедливого решения. В европейской и отечественной классической литературе под именем Фемиды подразумевались правосудие и законы, а юристов называли жрецами или служителями этой богини.

В древнегреческих полисах суд входил в число непременных государственных учреждений. Здание суда имелось в каждом более или менее крупном городе; оно входило в число таких обязательных для греческого государства общественных построек, как театр, гимнасий (где тренировались и выступали атлеты) и стоя — крытый портик, в котором собирались граждане по разным делам или просто для общения. Как правило, судопроизводство было открытым, и за его деятельностью могло следить практически всё население. С помощью суда власть наказывала нарушителей законов, а страх перед правосудием должен был удерживать людей от политических, гражданских, религиозных и уголовных преступлений.

Знание права у греков не было привилегией одной профессиональной группы. Многие граждане государств с демократической формой правления выступали судьями, и для этого не требовалось никакой профессиональной подготовки. Достаточно напомнить, что часто судей избирали просто по жребию, а т.к. за исполнение этой обязанности в некоторых государствах полагалась небольшая плата, то в их число стремились попасть люди малоимущие.

Из произведений античных авторов известно, что суды постоянно рассматривали множество подававшихся туда жалоб. Большинство граждан так или иначе участвовали в судопроизводстве, выступая то судьями, то свидетелями, то истцами и ответчиками, то присутствуя на судебных процессах для поддержки тяжущихся друзей и просто из любопытства.

Греческие колонисты, поселившиеся на северных берегах Чёрного моря во второй половине VII—VI вв. до н.э., принесли сюда свои обычаи и культуру, и среди прочих государственных установлений здесь появился суд. Дикастерий (т.е. помещение суда) в Пантикапее упомянут в одном из рассказов Полиэна о боспорском царе Левконе I, а в Ольвии археологи открыли фундаменты здания суда эллинистического времени. Этот «дворец правосудия», как и в других греческих городах, находился в центральном квартале.

Ольвиополиты построили свой суд на главной площади — агоре. Украшенный портиком фасад частично выходил на площадь, частично на вливавшуюся в неё с севера главную улицу. Средняя часть дикастерия возвышалась на два этажа; центральный вход вёл в большой внутренний двор, окаймлённый с одной стороны крытой колоннадой, где можно было укрыться от солнца и непогоды. В здании насчитывалось двенадцать отдельных помещений, в которых одновременно могли слушаться несколько дел.

Судя по находкам археологов, дикастерий на агоре находился по крайней мере с IV по II в. до н. э. Это не означает, что раньше или позже этого времени в Ольвии не вершился суд — он мог происходить в несохранившемся здании, кроме того, известно, что не всякое заседание суда собиралось в дикастерии. В Афинах, например, многие тяжбы рассматривали у храма Аполлона Дельфиния, а процессы о нечестии в отношении богов проходили в Царской стое, именно там осудили Сократа. Поэтому можно предположить, что в Ольвии какие-то дела разбирали в большом крытом портике, занимавшем одну сторону агоры, а также около расположенного неподалёку храма Аполлона Дельфиния — мысль, не лишённая оснований, ведь ольвийское судопроизводство во второй половине V—III в. до н.э. во многом было сходно с афинским. Это подтверждают и найденные артефакты.

На месте дикастерия обнаружены уникальные для Северного Причерноморья предметы, связанные с судопроизводством. Во-первых, более 500 глиняных кружков, имеющих либо гладкую поверхность, либо просверлённое посередине отверстие. Античные судьи голосовали гладкими кружками за оправдание, просверлёнными — за осуждение. По-гречески подобные жетоны для голосования назывались псефами. Их бронзовые аналоги найдены в Афинах, а в Ольвии обнаружено два бронзовых псефа второй половины IV — начала III в. до н.э., совершенно тождественных по форме афинским. Разнятся лишь надписи на псефах: афинские указывают на голосование по гражданским делам, а ольвийские — по религиозным обвинениям.

Во-вторых, кроме псефов, на месте дикастерия оказалось много черепков с написанными на них одним или несколькими мужскими именами, процарапанными или нанесёнными краской. Может быть, на некоторых черепках указаны имена судей, а на других сохранились черновые наброски списков коллегий магистратов. Во всяком случае, здесь названы ольвиополиты, так или иначе связанные с судопроизводством.

Вероятно, из раскопок в Ольвии происходит хранящаяся в Эрмитаже прямоугольная бронзовая пластинка с надписью и отверстием для подвешивания. Подобные пластинки выдавались судьям, и они носили их на поясе, а дома или в суде вешали на гвоздь. На одной стороне эрмитажной пластинки прочерчена буква «Г» и имя — «Артемидор, сын Полихарма», на другой — такая же буква и имя — «Мик, сын Артемидора». Буква «Г», означающая цифру 3, указывает на то, что пластинка принадлежала судье из третьего отделения. Там заседал Артемидор, а затем его сын Мик. Сходными пластинками пользовались судьи и в других городах Северного Причерноморья, например, в Херсонесе.

Что же касается упомянутых отделений, то в греческих судах их было несколько. Они специализировались на разборе определённой категории дел. Истцу надлежало сделать правильный выбор, иначе дело отклоняли с рекомендацией обратиться в другое отделение. Так,в Афинах в одном отделении разбирали дела, связанные с религиозными преступлениями и гимнастическими состязаниями, которые обычно приурочивались к религиозным празднествам, в другом судили свободных людей, не имевших афинских гражданских прав, в третьем занимались военными делами, а в четвёртом — торговыми.

В эпиграфических памятниках из Северного Причерноморья уцелело упоминание об одном из местных отделений суда. В декрете IV в. до н.э. о равных правах граждан Милета и Ольвии сказано, что в случае судебной тяжбы жалоба милетянина должна быть рассмотрена в пятидневный срок в народном отделении ольвийского суда, которому подведомственны дела между гражданами. Соответствующее право имели и ольвиополиты в Милете. По всей вероятности, этот декрет, изданный в 330—320 гг. до н.э., подтверждал ранее существовавший закон о равноправии милетян и ольвиополитов. Из текста надписи видно, что в Ольвии существовало отделение суда, где разбирались тяжбы между гражданами и негражданами города.

Другая ольвийская надпись с упоминанием суда относится к тому же времени. Это декрет о деньгах, который гласит, что преступившие ольвийский закон об обмене иноземных монет на местные преследуются в судебном порядке; дело против них возбуждают лица, взявшие у государства на откуп получение штрафов с нарушителей закона. В зависимости от социального статуса нарушителя и откупщика решение выносилось в соответствующем отделении суда, т.е. либо решавшем споры между гражданами, либо судившем неполноправных жителей Ольвии и иностранцев.

Кроме двух упомянутых декретов, свидетельства о суде содержат несколько ольвийских граффити. Более древняя надпись относится к IV в. до н.э. Внутри жёлтой глиняной чашки прочерчены слова: «Я связываю языки противников по суду и свидетелей Телесикрата и сыновей Телисикрата, Агрона, Гиппоника, Артемидора, Ахиллодора и остальных всех, кто вместе с ними».

Надписи сходного содержания известны по многочисленным находкам в Афинах, а в Северном Причерноморье — в Ольвии и в Пантикапее. Это судебные магические наговоры; их чаще всего писали на свинцовых пластинках и закапывали в могилы, чтобы предать богам подземного царства перечисленных в надписи людей и лишить их возможности успешно вести тяжбу. Находки наговоров в некрополях говорят о том, что греки верили в способность умерших причинять вред живым.

К колдовству подобного рода прибегали не только рядовые эллины, но даже ораторы и политики. Судебные наговоры составлялись заранее; слова «связать языки» призывали лишить убедительности речи оппонентов во время их выступления на судебном процессе. Ведь судьи, избранные из числа рядовых граждан, зачастую выносили оправдательный приговор, руководствуясь не столько законами, сколько впечатлением от речей истцов и ответчиков.

Первоначально суды Ольвии и Пантикапея копировали соответствующие процедуры Милета, потому что колонисты какое-то время продолжали жить по законам и обычаям своей метрополии.

Затем, в V в. до н.э., когда Ольвия и некоторые другие города-государства Северного Причерноморья на какое-то время вошли в Афинский морской союз, туда проникло влияние Афин, сказавшееся на разных сторонах их жизни, в частности, в ориентации на афинское судопроизводство. Ольвиополиты поместили свой дикастерий у входа на агору так же, как расположен главный афинский суд Гелиэя, а при его постройке избрали похожую планировку здания. Бронзовые ольвийские жетоны для голосования изготовили по образцу афинских.

Позднее, в эллинистический период, судопроизводство унифицировалось во всём греческом мире. Поэтому представляется возможным обрисовать в общих чертах ход заседаний греческого суда в Северном Причерноморье, основываясь не только на местных археологических материалах, но и на сообщениях античных авторов, главным образом на «Афинской политии» Аристотеля и судебных речах афинских ораторов.

Обратиться в суд с иском позволялось только совершеннолетним полноправным гражданам данного государства или иностранцам, которым было даровано почётное право местного гражданства. Они могли выступать истцами от имени неполноправных лиц: хозяин — за раба, старший в семье мужчина или опекун — за женщин и несовершеннолетних детей, а также за приезжих и свободных, но не полноправных жителей. В качестве ответчиков привлекали людей всех сословий.

Как уже говорилось, суд имел несколько отделений, специализировавшихся на определённых вопросах. Роль председателя каждого отделения выполняли государственные должностные лица; в Афинах эту обязанность поручали, по большей части, архонтам. В их функции входили также приём жалоб, производство предварительного следствия, получение документов от каждой из тяжущихся сторон.

Перед судебным заседанием по жребию определялся состав присяжных из числа избранных народом граждан на роль судей. Они давали клятву, что будут выполнять решения, руководствуясь законами, а при отсутствии соответствующего закона, — исходя из наивысшей справедливости. Демосфен в речи «Против Тимократа» велел секретарю суда прочесть текст клятвы афинских судей:

«Я буду подавать свой голос в соответствии с законами и постановлениями народа афинян и Совета пятисот. Я не окажу поддержку тирании или олигархии, и, если кто попытается упразднить демократию афинян или станет против неё выступать или вносить предложения, направленные против неё, я не стану им подчиняться. Я не буду поддерживать требования отмены частных долгов или передела земли и домов афинян. Я не стану возвращать на родину изгнанных или тех, кто приговорён к смертной казни. Я не буду изгонять граждан, живущих здесь, в нарушение существующих законов и постановлений народа и Совета афинян, и не буду делать этого сам, и не допущу, чтобы так поступали другие. Я не буду утверждать в должности тех, кто не отчитался за свою прежнюю должность... Я не допущу того, чтобы один и тот же человек занимал дважды одну и ту же должность или чтобы один человек занимал в течение одного года две должности. Я не буду брать взяток, используя должность судьи, сам или кто-нибудь другой или другая от моего имени по сговору со мной, прибегая к каким-либо уловкам или хитростям. Возраст мой — не менее 30 лет. Я буду одинаково беспристрастно выслушивать выступления как обвинителя, так и обвиняемого, и голос свой буду подавать по существу рассматриваемого дела» (перевод Г.В.Боруховича).

Вероятно, в эллинистический период клятва судей других античных государств содержала сходные обязательства.

За несколько дней до разбора тяжбы глашатай ходил по городу, объявляя на агоре и на улицах дату заседания. Суд собирался в любые дни, кроме праздничных и дней, считавшихся тяжёлыми и несчастливыми. В такие дни судили только убийц. При объявлении присутствовали понятые; они свидетельствовали в случае неявки в назначенный срок тех, кого призвали в суд, что приглашение было сделано. Между прочим, суд имел право разобрать дело и без соответствующего участника тяжбы, но это оказывалось, в конечном счёте, невыгодным.

Председатель суда заранее собирал свидетельские показания. Из круга свидетелей исключались женщины, несовершеннолетние и близкие родственники. Показания рабов получали, непременно применяя пытки, поскольку считалось, что только тогда они говорят правду. Философ-софист Антифонт в речи «О смерти одного хоревта» сказал, что свободный человек даёт показания под присягой, а раб под пыткой, «которая надёжно вырывает у него истину». Эту мысль развивает Исей в речи «О наследстве Кирона», подчеркивая, что в глазах судей пытка рабов — самый точный приём следствия: «Если рабы и свободные люди присутствовали при событии, в котором надо осветить какую-нибудь тёмную сторону, вы не доверяете показаниям свободных людей, но предаёте пытке рабов... И вы правы. Вы говорите себе, что видели, как многие свободные свидетели давали ложные показания, между тем среди рабов, отданных под пытку, не нашлось таких, у которых она не вырвала бы истины». Аристофан в комедии «Лягушки» перечислил разные роды пыток рабов: побои, сдирание кожи, вывертывание членов, литьё в нос уксуса и др.

Все свидетельские показания записывались и вместе с другими документами, например, выписками из соответствующих законов, помещали в эхин — специальный глиняный или бронзовый сосуд. Его запечатывали и открывали только во время заседания суда. Документы каждой тяжущейся стороны хранились в отдельном эхине. На судебном заседании запрещали добавлять новые документы и ссылаться на те, которые отсутствовали в эхине.

В день суда присяжные собирались в определённом по жребию помещении дикастерия. Каждый предъявлял металлическую или деревянную табличку со своим именем и получал псефы для голосования. Председатель садился на высокое кресло, около него располагался секретарь. Перед ними стоял стол, на который ставили эхины и урну для голосования. Присяжные занимали скамьи, отделённые от остального зала перегородкой или верёвкой. За ними теснились друзья, родственники и знакомые тяжущихся. Чем серьёзнее была тяжба, тем больше привлекалось судей. Как правило, процессы велись публично, и на них собиралось немало народа.

Заседание начиналось с молитвы богам и, вероятно, жертвоприношения. Затем секретарь вызывал истца и ответчика, просил назвать их имена и читал текст жалобы. После этого на специальное возвышение (бему) выходил истец и произносил свою речь; вслед за ним выступал ответчик.

Часто такая речь за определённую плату была заранее написана опытным в законодательстве и риторике человеком, которого греки называли логографом. Логографы имели специальное образование, владели ораторскими приёмами, знали, как учесть настроение судей. Хороший логограф при составлении речи от лица заказчика умел войти в образ клиента, передать индивидуальную манеру говорить, учитывая при этом его культурный уровень. Особенно успешно это удавалось Лисию. Сейчас известно немало речей, написанных выдающимися ораторами Лисием, Демосфеном, Исократом и другими; они гордились удачно написанными судебными речами и включали их в сборники своих сочинений. Многие логографы ориентировались на такие произведения, как на образец, и использовали их приёмы в своём ремесле.

Истец или ответчик заучивал написанную для него речь наизусть и произносил её от своего имени. Кроме того, не возбранялось пригласить синэгора — гражданина, защищавшего одного из тяжущихся и говорившего вместо него. Для каждого выступления отводилось определённое время, измерявшееся с помощью водяных часов — клепсидры. Если оратор просил привести свидетельские показания, процитировать закон или другой документ, то секретарь вынимал соответствующую запись из эхина и читал. На это время клепсидру останавливали. Если вода из клепсидры полностью вытекала, а выступающий не успевал закончить свою речь, то председательствующий его прерывал. Поэтому логограф при составлении текста речи должен был уложиться в определённый временной размер.

Выступавшие в суде ссылались в своё оправдание на законы, а также всячески стремились произвести хорошее впечатление на судей и очернить противников. Поэтому во многих уцелевших судебных речах постоянно приводятся доводы, не имеющие отношения к существу дела: выступающий, например, подчёркивал свои заслуги перед государством, упоминал личные средства, затраченные на общественные нужды, обвинял противников в безнравственности, корыстолюбии, лживости. Истцы и ответчики взывали к состраданию судей, противопоставляли свою бедность богатству оппонента, указывали на собственную неопытность в судебных тяжбах, приводили плачущих родственников.

До наших дней дошла одна из речей Исократа, написанная между 394 и 391 гг. до н. э. по заказу боспорянина Сопеида. Он был сыном влиятельного гражданина — Сопея, приближённого царя Сатира. Отец послал его в Афины, где он учился в риторической школе Исократа и вёл торговые дела, связанные с большими деньгами. В результате сомнительной финансовой сделки с самым богатым афинским банкиром Пасионом, он, как ему представлялось, потерял крупную сумму. Банкир это отрицал и отказывался возвращать деньги. Поэтому боспорянин обратился с жалобой в афинский суд. Чтобы выступление против авторитетного банкира было убедительным, он попросил своего учителя написать речь, ведь Исократ считался в то время лучшим логографом. Именно эта речь, называемая Банкирской, или Трапезитиком, вошла в сборник сочинений знаменитого оратора, и потому в отличие от множества таких произведений не пропала, а сохранилась для потомков. На основании текста Исократа учёные пришли к выводу, что в IV в. до н.э. между Афинами и Боспором существовал политический договор, в который были включены пункты о взаимной выдаче преступников и о судопроизводстве в спорных делах между гражданами обоих государств.

Услуги хорошего логографа стоили дорого, так что из-за недостатка средств далеко не каждый мог воспользоваться квалифицированной помощью, и тогда в ход шло колдовство, проклятие противников, о чём сохранились свидетельства в упомянутых граффити. Состоятельные граждане обращались к местным логографам; этой деятельностью занимались учителя красноречия, о существовании которых в Ольвии упоминает историк философии Диоген Лаэртский в биографии античного философа и писателя Биона Борисфенита. В экстраординарных случаях греки прибегали к помощи выдающихся логографов из других государств. Так поступил, например, один аристократ из Сифноса, обратившись к афинянину Исократу, чтобы тот написал речь для решения дела о его наследстве в суде Эгины.

После окончания речей тяжущихся сторон судьи голосовали, бросая в урну псефы. Затем их высыпали на стол, и председатель производил подсчёт. При равном количестве голосов за и против дело считалось выигранным. Председатель оглашал результаты голосования и меру наказания.

Самое суровое наказание — смертную казнь — применяли за государственную измену, за покушение на государственный строй, за предательство, за отрицание государственной религии, за умышленное убийство. Возможно, в Северном Причерноморье, как и в Афинах, дети казнённых граждан расплачивались за преступления родителей лишением гражданства.

Следующее по тяжести наказание — изгнание из полиса. Оно сопровождалось лишением гражданских прав и, в большинстве случаев, конфискацией имущества. Наказание было весьма тяжёлым, т.к. вне пределов родного города гражданин не обладал никакими привычными ему правами. Он оказывался беззащитным и, поселившись в другом государстве, попадал в число неполноправных членов общества; в частности, не имел возможности сам обратиться в суд.

Судьи могли присудить либо к пожизненному изгнанию, либо — на определённый срок. Так наказывали граждан по политическим и уголовным мотивам: за лжесвидетельство, подкуп, злоупотребления опекунов и др. Случай изгнания группы граждан по политическим причинам отмечен в ольвийском декрете в честь Антестерия. В III в. до н.э. он выступил инициатором изгнания нескольких своих соотечественников, которые «преступали законы, провоцировали распри в городе и грабили священное имущество».

Ещё один вид сурового наказания — обращение в рабство преступивших закон вольноотпущенников и лиц, незаконно выдававших себя за граждан города. Государство и сами граждане не были заинтересованы в расширении состава гражданской общины, члены которой пользовались всей полнотой прав и различными привилегиями. Поэтому находилось немало желавших опротестовать в суде гражданские права того или иного лица. Об обращении в рабство ольвийского вольноотпущенника в III в. до н.э. известно на примере семьи упомянутого Биона Борисфенита. Его отец, будучи вольноотпущенником, торговал рыбой на ольвийском рынке, где его уличили в воровстве (или в обмане откупщиков торговых сборов); за это суд приговорил продать в рабство не только самого торговца, но и членов семьи, в частности подростка-сына, ставшего впоследствии известным философом-киником.

В ряде случаев подсудимого наказывали ограничением гражданских прав. Например, запрещали выступать в народном собрании, подавать жалобы в суд, занимать определённые должности и пр. Если виновный продолжал незаконно пользоваться отобранными у него правами, его приговаривали к более тяжёлому наказанию вплоть до смертной казни.

Большинство судебных приговоров ограничивалось наложением денежных штрафов (различной величины) или конфискацией имущества. В ряде случаев размер штрафа определялся законом. Так, по ольвийскому закону о деньгах у продавца, торгующего на иноземные монеты, конфисковался весь товар, а покупатель расплачивался штрафом в размере цены приобретённого товара. Если осуждённый не выплачивал назначенный судом штраф, то выигравший дело имел право на имущество своего противника. Нередко при отторжении оно оценивалось на большую сумму, чем следовало по штрафу, в результате чего возникали новые судебные иски. Право взимания штрафа государство за определённую плату предоставляло откупщикам, которым было выгодно выявить как можно больше уклоняющихся от закона, чтобы получить прибыль сверх внесённых денег. Против преступников такого рода откупщики возбуждали уголовные дела, и в случае выигрыша по ольвийскому закону они получали весь товар подсудимого или деньги, за него вырученные.

В греческих судах особенно часто разбирались иски, связанные с претензиями на наследство. Показательно, что подобным искам посвящены одиннадцать из двенадцати сохранившихся речей Исея. Судьи выносили также решения о всевозможных денежных спорах, слушали жалобы на злоупотребления опекунов, на незаконное возбуждение дела или на неправомерность иска, на лжесвидетельства, на избиение одного гражданина другим.

Особую группу дел представляли жалобы, связанные с морской торговлей. От неё во многом зависело благосостояние многих греческих государств, поэтому они заботились о быстром и справедливом разрешении подобных споров. В IV в. до н.э. афинское законодательство обогатилось рядом законов, облегчающих судопроизводство по подобным искам. Вероятно, и в Северном Причерноморье появились сходные законы. Например, о внеочередном рассмотрении таких жалоб в сезон судоходства и вынесении решения по ним не более чем через месяц после подачи иска, о праве иноземных купцов защищать свои интересы в местном суде, о равной защите прав местных и чужеземных купцов и судовладельцев. Морские займы, в отличие от прочих, обязательно оформлялись письменным соглашением в присутствии свидетелей. Текст соглашения сторон скреплялся подписями кредитора и получателя денег, а также свидетелей, после чего его сдавали на хранение доверенному лицу, обычно трапезиту (так называли греческих банкиров). Этот документ потом непременно требовался в суде, если возникал спор о возвращении займа для морской торговли. Подобные письменные обязательства стали важным шагом к появлению в эллинистический период различных документов, имевших юридическую силу. До этого решающее значение придавали свидетельским показаниям.

Как и в любом портовом городе, суд в античных государствах Северного Причерноморья особенно напряжённо работал в период навигации, когда к обычным делам прибавлялись многочисленные тяжбы, связанные с морской торговлей. Некоторые постановления суда, в первую очередь, взимание штрафных сумм, поручались исполнителям судебных решений. Надпись римского времени сообщает о такой должности в Пантикапее.

Судьями в некоторых делах, наверное, выступали цари боспорские. В IV—III вв. до н.э. они именовали себя архонтами, а эти государственные лица в Элладе нередко исполняли судейские функции. Видимо поэтому боспорянин Сопеид и афинянин Пасион представили на суд боспорского царя Сатира свой спор о денежном вкладе. Но так как их сделка была заключена в Афинах, царь счёл это делом афинского суда и направил туда письмо в поддержку своего соотечественника. Одной из мер наказания была конфискация имущества, и приближённый Сатира — Сопей подвергся именно этой каре, но позже получил своё назад, видимо, посредством нового постановления суда, признавшего прежние обвинения несостоятельными.

Цари Боспора не всегда затрудняли себя долгими процедурами судопроизводства. Так Левкон, по словам писателя Полиэна, пригласил в дикастерий подозревавшихся в измене триерархов, но вместо разбирательства вины, распорядился там их убить. В демократической Ольвии такие расправы в суде были невозможны. Однако желание незаконным путём повлиять на судей и свидетелей проявлялись у жителей обоих государств. Так, одно ольвийское граффито указывает на желание подкупить судью, а несколько упомянутых выше магических наговоров, записанных ольвиополитами и боспорянами на свинцовых пластинках и керамике, имели целью навредить оппонентам.

В греческой ойкумене отсутствовал единый свод законов — в каждом полисе существовали собственные установления. Чтобы не оказаться в суде, морякам и купцам следовало знать законодательство тех государств, в которые они направлялись. Об этом подчас заботились государственные власти: они выставляли стелы с текстами законов причерноморских государств в гавани Гиерон у пролива Босфор, куда приставали корабли перед выходом в Чёрное море. Именно там найдена упомянутая выше надпись с ольвийским законом о деньгах, т.е. об обмене иностранных монет и торговле в городе только на местные деньги. Сочинения Исократа и Демосфена свидетельствуют о знакомстве боспорян с афинским судопроизводством. Например, находясь в Афинах, сын приближённого царя Сатира вызвал в суд местного трапезита, боспорский купец Формион предстал перед афинским судом как обвиняемый в неуплате взятых взаймы денег, а нанятый им хозяин пантикапейского корабля давал свидетельские показания.

В заключение упомянем о третейском суде в Северном Причерноморье. Во II в. до н.э., когда в Херсонесе не утихали внутренние раздоры среди граждан, а власти не могли с ними справиться, было решено призвать на помощь известного и уважаемого ольвиополита Никерата; он сумел примирить враждующие стороны, за что херсонеситы почтили его установкой статуи и бюста в своём городе.

Греческие суды, как правило, были переполнены поданными исками, так что многим приходилось долго ждать своей очереди. Вот почему наряду с другими привилегиями государство давало заслуженным гражданам и иностранцам право продикии, т.е. рассмотрения вне очереди их обращения в суд. Из нескольких уцелевших до наших дней надписей известно, что в III в. до н.э. таким правом в Дельфах обладали некоторые граждане Ольвии, Боспора и Херсонеса.

Что ж, Фемида, богиня правосудия, имела право карать и миловать, налагать штрафы и конфисковывать имущество, лишать гражданства и взыскивать долги. Имела она право и давать привилегии. И до сих пор этих прав никто у неё не отнимал...

М.В. СКРЖИНСКАЯ,
доктор исторических наук (Киев)

 

Советуем прочитать

Глускина Л.М. Социальные институты, экономические отношения и правовая практика в Афинах IV в. до н. э. по судебным речам Демосфеновского корпуса // Демосфен. Речи. М., 1994. Т. 2.

Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Государственные и военные древности. СПб., 1997.

Леви Е.И. Ольвия. Город эпохи эллинизма. Л., 1985.