Образовательная экскурсия

«Большевики у власти, а мы едим сласти»

Лиля Брик. Фото для рекламного плаката А.Родченко

Продолжение. См. № 5, 9/2008

 

Материал рекомендуется для подготовки урока по теме
«Россия нэпманская. 1922—1928 гг.». 9, 11 классы

 

Статья третья
Жизнь и быт различных социальных групп населения в годы нэпа

Город и городское население в годы нэпа играли особую роль в экономической и социально-политической жизни страны. Города стали средоточием практически всей экономической, культурной и политической жизни региона. Именно здесь собирались основные производительные ресурсы страны. Хотя основной объём материальных благ страны в 1920-х гг. производился ещё в деревне, в связке город — деревня именно город играл ведущую роль.

Город или крупное промышленное предприятие влияли на всю округу, являясь крупными потребителями сельскохозяйственной продукции. Нередко местные крестьяне меняли всю структуру своего производства, отказываясь от тех культур, которые не были востребованы в городе.

Связь города и деревни заключалась и в том, что многие рабочие, проживая в сельской местности, часто покидали предприятия во время сельскохозяйственных работ, и это наносило определённый урон промышленному производству. Таким образом город и деревня в 1920-х гг. составляли единое пространство, и часто были неотделимы друг от друга. Как и в сельской местности, в 1920-х гг. в городской жизни сочетались обычаи старой и новой жизни, что приводило иногда к неожиданному результату.

Примером этого может служить празднование Пасхи на некоторых предприятиях Владимирской губернии в 1927 г. (в год 10-летия Октябрьской революции). Так, на Уршельском стеклозаводе им. Троцкого по настоянию рабочих дирекция, по согласованию с местной ячейкой ВКП (б), разрешила осветить церковь электричеством. На средства рабочих были приобретены иллюминационные материалы, а также порох для фугасов, чтобы стрелять в самых торжественных местах заутрени. Первый выстрел был произведён, когда зазвонили колокола. Толпа заполнила ярко освещённую церковь, присутствовали здесь и члены ВКП(б). Из-за того, что все электрики предприятия были заняты для работ в церкви, не удалось подключить громкоговоритель в клубе, где 200 человек собрались на антирелигиозную лекцию.

По данным от 27—28 апреля 1927 г., после празднования Пасхи на семи предприятиях Александровского уезда Владимирской губернии на работу не явилось 1618 человек (1). В этих эпизодах зримо обозначилось сочетание нового и старого в жизни общества, когда, казалось, сошлось несовместимое — партийная организация и церковь, религия и повальное пьянство во время праздника. Как сочетались обычаи дореволюционной жизни и тенденции развития нового общества — это и будет рассмотрено в данной статье.

Городские жители не составляли существенной части в общем составе населения Советской России. В городах проживало лишь 15% населения. Исключениями являлись промышленно развитые районы. Так, в Московской губернии в городах проживало 26,7% населения, в Иваново-Вознесенской — 28,7%. Социальный состав городского населения в 1920-х гг. зависел, прежде всего, от структуры экономики того или иного региона. Это показали переписи населения, проведённые в 1923 и 1926 гг. По их данным можно увидеть, что социальный раздел городского населения проходил по профессионально-имущественным показателям. Основная часть городского населения России 1920-х  гг. состояла из рабочих, служащих, частных предпринимателей («хозяев»), прислуги, духовенства.

Самой массовой группой городского населения России в 1920-х гг. были рабочие — от 44,8%—48,3% в Московской губернии до 27% в Тверской губернии (3). Основная их часть проживала в промышленных центрах либо в посёлках при крупных предприятиях. Например, в таком крупном промышленном центре как Богородск Московской губернии рабочие составляли более 80% населения. Второй по численности группой городского населения Московской губернии в 1920-х гг. были государственные служащие. Бoльшая часть их находилась в тех районах, где были развиты сельское хозяйство и промыслы, и меньшая — в промышленных центрах. Практически везде они составляли около 20% населения, хотя были и исключения. Так, в Звенигороде Московской губернии служащие составляли 73% населения.

Значительную часть населения некоторых регионов России составляли кустари и ремесленники, а также мелкие производители (частные предприниматели-одиночки, либо нанимавшие одного-двух работников). В среднем они составляли около 5% городского населения, однако в отдельных случаях, в силу специфики региона, этот показатель мог значительно вырасти. Например, в Тверской губернии, где было развито кустарное производство обуви, кустари и ремесленники составляли около 15% городского населения (3, подсчёты автора). Остальные социальные группы большого значения в составе городского населения России 1920-х гг. не имели.

Простое упоминание о тех или иных социальных группах в составе населения мало что говорит об их различиях. Они были разительны в городах, по сравнению, например, с деревней, где различия между социальными группами были скорее количественными нежели качественными. Выборочные опросы Центрального статического управления, проводившиеся в семьях рабочих и служащих в 1923—1927 гг., показали, что за исключением отдельных категорий служащих (инженерный персонал на крупных предприятиях, работа в системе высшего государственного и экономического управления) их доходы были ниже, чем у рабочих. Хотя, как и в деревне, существенных различий в образе жизни рабочих и служащих не было.

Данные обследования питания семей рабочих и служащих показали следующее. Завтрак: чай с хлебом (белым или чёрным, в отдельных семьях бутерброды), жареный картофель. Обед: щи или мясной суп (иногда грибной суп), жареный картофель (в некоторых семьях с мясом или котлетами), в отдельных семьях каши (иногда с салом). Ужин: остатки обеда, чай с хлебом (4).

Однако были и различия. Высокий уровень дохода и потребления был, например, в семье сборщика самоваров из Тулы, состоявшей из шести человек. Имея общий доход 173,57 руб. в месяц, семья могла покупать все необходимые продукты (4, подсчёты автора). Такая же семья счётчика Новоторжского Устатфинотдела (г. Торжок Тверской губернии), при зарплате в 1,5 раза меньше, практически по всем видам продуктов ощущала недостаток (4, подсчёты автора).

Тяжёлое экономическое положение сложилось в 1924  г. в семье кассира Ярославского Губфинотдела, где было 9 человек, из них 7 — несовершеннолетние дети. Глава семьи получал всего 30,62 руб. и, несмотря на поддержку государства (предоставление бесплатной квартиры, оплата расходов на обучение детей, возможность два раза в месяц бесплатно посещать театр, полное снятие налогов), экономическое положение семьи было тяжёлым, недоставало хлебобулочных изделий, молока, овощей. Недостаток мяса возмещали говяжьими костями, хлеба — крупами, сахара — сахарином и глюкозой (4). Интересно, что в отличие от продуктов питания, большой разницы в приобретении непродовольственных товаров между семьями рабочих и служащих не было. Если не брать в расчёт одиночек, то все семьи приобретали примерно одинаковые наборы одежды и обуви, в одной и той же ценовой категории, причём цены не претерпели значительных изменений за период 1924—1927 гг. Наиболее часто упоминаются: сапоги (рабочие чаще приобретали более дорогие изделия); валенки; ботинки женские и мужские (4). Также приобреталась одежда. Приоритетов в приобретении белья, посуды и мебели различных социальных групп выделить, к сожалению, невозможно. Особое внимание хотелось бы обратить на приобретение товаров и оплату услуг, связанных с образованием, досугом и отдыхом. Расходы на образование имели преимущественно семьи, где имелись дети школьного возраста. В семьях из разных социальных групп примерно одинаково приобретались учебные пособия, чернила; одна семья тратила 3,6 руб. в месяц на обучение детей (4). Рабочие и служащие посещали театр и кинематограф. В театр чаще всего они старались ходить бесплатно, за счёт государства, реже оплачивали билеты сами.

Многие рабочие, реже служащие, старались самостоятельно повысить свой образовательный уровень и посещали бесплатные лекции, причём это практиковалось в различных регионах России. Рабочие чаще, чем служащие, приобретали газеты и журналы. Из 6 изученных семей рабочие приобретали газеты в 4-х, служащие — в 2-х (4).

В двух случаях отмечены незначительные расходы на религиозные нужды по 10 и 15 копеек в месяц. В этих семьях проживали пожилые люди. Интересен пример семьи кассира из Ярославля с большим количеством детей. Несмотря на проблемы с деньгами, семья приобретала одежду и обувь, чаще подержанную. Одновременно они покупали книги, бесплатно ходили в театр, а глава семьи в свои 48 лет посещал бесплатные лекции.

Как видно, разница в доходах двух основных социальных групп российского города 1920-х гг. не привела к существенным различиям в их образе жизни. Скорее наоборот. Служащие, несмотря на скромные доходы, старались вести активную культурную жизнь, а рабочие от них не отставали, старались повысить свой культурный и образовательный уровень.

Оценивая те или иные аспекты жизни и быта горожан, нельзя забывать, что многие из них были выходцами из деревни, не порвали связь с ней и часто переносили деревенский быт в город. Вот характерный эпизод, описанный Пантелеймоном Романовым в рассказе «Плохой председатель» (1920). В разговоре одна из героинь рассказа заявляет: «А в квартирах-то что делается? Прежний председатель цыпленка не позволял держать, а теперь кроликов развели, коз. Я поросёнка купила, тащу его на третий этаж к себе по парадной лестнице, нарочно, чтобы на Председателя не налететь (он по чёрной лестнице ходит), а, глядь, он как раз тут и идёт навстречу. Этот поросёнок у меня сигает, из рук вырывается, а он загородился газеткой, будто читает, и прошёл, ничего не сказал, словно не видал» (5).

Сложнее всего поддаётся изучению жизнь и быт частных предпринимателей. Они старались как можно меньше общаться с государственными органами и редко шли на контакт с его представителями. Определённое представление о данной группе населения даёт обследование Починковской волости Смоленского уезда Смоленской губернии, проведённое в 1924 г. Авторы обследования дали следующее описание местных предпринимателей: «Лабазник — бакалейщик гражданин Т. в местечке Починок. До 1915 г. был сцепщиком на Александровской железной дороге и из-за увечья кисти левой руки получил от железной дороги страховую премию в размере 1000 золотых рублей. Деньги вложил в хозяйство отца и работал у него до 1921 г. Позднее ушёл от отца, получив часть вложенного капитала». «Владелец бараночной лавки и пекарни гражданин К. Своё производство он открыл 1 апреля 1923 г. До этого он работал в бараночной отца. Средства на обзаведение торговлей получил у него. Работает с одним наёмным работником» (6). Даже такое, очень поверхностное описание представителей мелкого частного сектора экономики показывает, что они по уровню жизни незначительно отличались от рабочих и служащих.

Иная ситуация была в секторе крупного частного рынка. К таковым в местечке Починок относился частный предприниматель Эпштейн — совладелец компании «Эпштейн, Любман, Мавшин и К?». Доход данного предприятия в 2–5 раз превосходил доходы местной кооперации. О себе подобные представители частного рынка говорили: «Большевики у власти, а мы едим сласти» (6). Очевидно, что у них доход и уровень жизни был намного выше, чем у большинства жителей региона, но каким он был конкретно, выяснить сложно.

Определив общий уровень жизни различных слоёв населения, рассмотрим их политические позиции, требования и действия. Именно здесь мы обнаруживаем основные отличия. Каждая из социальных групп, имея различный образовательный и культурный уровень, занимая различные позиции в общественной жизни, имела и различные политические взгляды.

Как уже указывалось, наиболее крупной социальной группой городского населения России в период нэпа были рабочие. Они были и наиболее активными участниками политической жизни своих регионов. В этом есть определённый парадокс. Рабочие были по всем советским канонам наиболее привилегированной группой населения. Что же могло не устраивать их в новой политической ситуации, в создании которой они принимали самое активное участие?

Источники фиксируют различные формы выступлений рабочих. Это могли быть выступления на собраниях, обращения в профсоюзные, партийные и государственные органы, увольнения с предприятий и наконец как крайняя форма — забастовка. Что вызывало недовольство рабочих? На разных этапах проведения новой экономической политики возникали разные трудности. Так, после перехода к нэпу основной проблемой были задержки заработной платы, невыдача продпайков. По данным московской губернии, это стало причиной забастовок в 1921 г. в 64,6% случаев, в 1922 г. — 49,5%, в 1923  г. — 23,6% случаев (7).

В дальнейшем недовольство рабочих было вызвано другими факторами. Так, уже в середине 1920-х гг. рабочим не понравились изменение норм выработки, условия заключения коллективных договоров, продолжение задержки жалования и авансов, невыдача спецодежды. Рабочие понимали, что проблему с жалованьем нельзя было решить только разовым прибавлением денег или даже его регулярным повышением. Это видно из выступлений рабочих патронного завода в Туле в феврале 1926 г., которые говорили о неправильной форме исчисления зарплаты: «Дело не в том, чтобы повысить зарплату. Нужно, в конце концов, выровнять наши заработки в соответствии с ценами. Мы ведь не забыли то время, когда получали тысячи и миллионы и в то же время голодали» (8).

Другой важной проблемой для рабочих предприятий было повышение интенсификации труда, связанное, прежде всего, с увеличением норм выработки при сохранении старых временных нормативов, переход на обслуживание нескольких станков одновременно. Достаточно жёстко выступил в тот же период рабочий торфоразработок Новоторжского уезда Дорохин, заявивший: «Рационализация проходит за счёт рабочих, вначале работали на трёх станках, теперь на четырёх, разве это свобода? Очевидно, мы подходим к крепостному праву. Прежде мы работали на Морозова, а теперь на товарищей» (7).

Критика и выступления рабочих обращались и на политические события. Они бывали обращены и на проведение нэпа в целом. Так, в июле 1926 г. один из рабочих фабрики «Пролетарская диктатура» Орехово-Зуевского уезда Московской губернии сделал следующее заявление: «У нас нет диктатуры пролетариата, партия коммунистов поправела, она отдала рабочий класс в распоряжение нэпманов. И теперь они вместе жмут его, и рабочему негде искать защиты» (7).

Рабочие критиковали более высокий уровень жизни советской элиты. Например, в августе 1926 г., в выступлении рабочего фабрики Озерского треста Коломенского уезда на одном из собраний прозвучало: «Сейчас хорошо живут только коммунисты. Получают хорошее жалование, занимают хорошие квартиры, а рабочие получают 30—35 рублей и живут как сельди в бочках. Говорили, что все будут равны, а на деле как раньше, одни живут хорошо, а другие плохо» (7). Не остался без внимания рабочих возникший в 1920-х гг. раскол внутри правящей партии. Сравнивая подходы к этой проблеме со стороны крестьян и рабочих, хорошо видно, что последние лучше представляли себе ситуацию. Рабочие имели общие представления о программных установках противоборствующих сторон, знали руководителей, тактику их действий. Мнения их были разными.

Крестьяне же в своих выступлениях и репликах, касавшихся раскола в правящей партии, преимущественно поддерживали оппозицию. В рабочей среде иногда тоже, но в основном рабочие поддерживали партийное большинство, полагая, что любое изменение в расстановке сил правящей элиты негативно скажется на их интересах. Отметим одно характерное выступление, с оттенком антисемитизма. В рабочей среде распространилось суждение о том, что: «Власть СССР состоит только из жидов, русских там только и есть Рыков и Калинин. Жиды в лице Троцкого и Зиновьева хотят свергнуть русских и стать полными хозяевами страны» (9).

Рабочие не стояли в стороне и от проблем внешней политики. Через различные источники информации они следили за ситуацией в мире, на границах страны, обращали внимание на то, что затрагивало интересы Советской страны за рубежом. Наиболее активно рабочие откликнулись на разрыв отношений с Великобританией в 1926—1927 гг., переворот Пилсудского в Польше, переворот в Китае и последовавшие за ним события. Чаще всего высказывания рабочих носили сочувственный по отношению к Советской власти характер. Так, в конце 1927 г. на собрании в мастерской № 38 Павловской слободы Московской губернии была принята резолюция: «… рабочие и служащие завода возлагают большие надежды на наше советское правительство, которое сумеет дипломатическим путём уладить последствия инцидента, дабы избежать войны и кровопролития» (10).

Внешнеполитические события часто использовались рабочими как форма защиты своих интересов. В частности, рабочие Вышневолоцкой мануфактуры Тверской губернии в 1927 г., осуждая переход на обслуживание трёх станков, заявляли: «Придут англичане, разберутся с большевиками и образуют производство. Нам всё равно какая власть» (выступление произошло во время обсуждения вопроса о разрыве дипломатических отношений Великобритании и СССР в 1927 г.) (8). Выступления рабочих по вопросам международной политики показывают высокую степень интереса к данной теме. Они пытались реагировать, высказывать своё мнение по этим вопросам. Внимание к внешней опасности было выражением сознания угрозы для спокойной жизни и работы. Иногда в репликах рабочих ощущалось их оппозиционное отношение к власти большевиков.

Цель своих выступлений рабочие видели в исправлении негативных последствий экономической политики государства. Такие проблемы как смена государственного устройства, повышение уровня демократизации страны, расширение политических свобод в их выступлениях рассматриваются в единичных случаях. Значительная часть рабочих, представителей той социальной группы, которая прошла через революции и гражданскую войну, поддерживая большевиков, видела в Советской власти свою власть и выступала против политики правящей партии только в том случае, если были затронуты её экономические интересы.

Наиболее действенным оружием борьбы рабочих за свои интересы были забастовки, они давно поняли действенность этой формы протеста и научились её эффективно применять. В период нэпа советское руководство испытало на себе действие этой формы рабочего недовольства, и в весьма значительных масштабах. Всего за 1921—1929 гг., по данным пяти губерний Центральной России, было зарегистрировано 285 забастовок. Наибольшее число — 151 — были отмечены в Московской губернии, наименьшее — 10 — в Смоленской. Их масштабы, продолжительность, количество участников были различны и зависели от многих факторов. Так, если в первой половине 1920-х гг. основной причиной забастовок были задержки зарплаты, пайков, невыдача спецодежды, то во второй половине 1920-х гг. на их место пришли размеры заработной платы, тарифов, бесхозяйственность администрации, изменения, внесённые в технологический процесс производства.

Иногда забастовки приобретали значительные размеры. Так, летом 1923 г. руководство регионов столкнулось с волной забастовок рабочих-торфяников. Они охватили Московскую, Тверскую и Иваново-Вознесенскую губернии. Стачка проходила в апреле-мае 1923 г., начавшись на Редькинских торфоразработках на станции Завидово. Рабочие потребовали повышения и своевременной выдачи заработной платы, а кроме этого и выдачи 50—60 аршин мануфактуры. Только в Подмосковье на 13 торфянках бастовали 13 185 человек, было потеряно 42 000 рабочих дней (7). Ещё больших масштабов забастовки охватили предприятия Иваново-Вознесенской губернии в 1925 г. В январе—апреле случаи забастовок были единичны и не затрагивали большого числа рабочих. Ситуация стала переходить во взрывоопасное состояние в мае 1925 г., когда забастовало 12 000 рабочих на 6 предприятиях (8). В июне — июле 1925 г. при сохранении числа предприятий, охваченных забастовками, сократилось число забастовщиков. Однако движение перешло в иное качество. Появились забастовки солидарности, бастующие обменивались опытом, выделились признанные лидеры. Советское руководство понимало всю сложность создавшейся ситуации. Рост забастовочного движения не мог не вызывать беспокойства и со стороны местного губернского руководства. И.А.Зеленский, руководитель Московской организации ВКП(б), говорил на XI Московской губернской партийной конференции, что усиление стачечного движения рабочих было вызвано задержками заработной платы, её снижением (прежде всего при перечислении зарплаты из совзнаков в золотые рубли), необходимостью улучшения быта рабочих (11). В результате: в 1924—1925 гг. была повышена заработная плата рабочих, составлявшая в 1923/24 г. — 1,09 руб., а в сентябре 1925 г. — 1,4 руб. в день (12). Более оперативно стали решаться конфликты на предприятиях. Для этого были созданы третейские суды и примирительные камеры. Чаще всего противостояния заканчивались в пользу рабочих.

По данным на 1925 г., подобный результат был достигнут в 66,6% случаев разбирательств на территории Московской губернии. Работодатели и администрация выиграла 29,3% дел, в 4,1% случаев дело было завершено частичными уступками обеих сторон (12). В Тульской губернии в пользу рабочих закончились 56% выступлений, частично — 6,5%, не в пользу рабочих — 36,9% конфликтов. (13). В Смоленской губернии за период с октября 1927 г. по апрель 1928 г. из 159 трудовых конфликтов, рассмотренных этим органом власти, 57% завершились в пользу рабочих, 18,3% — досрочным соглашением, 13,2% — победой нанимателей (14). Как видим, советское руководство пыталось не только фиксировать события социальной жизни общества, но и реагировало на возникавшие проблемы, используя не только «кнут», но и «пряник».

Политическую активность в период нэпа проявляли и непролетарские слои населения. Среди городского населения она имела более разнообразные формы и часто оппозиционную по отношению власти направленность. Многим из представителей старой интеллигенции и непролетарских слоёв населения Советская власть была чуждой, политика большевиков вызывала у них либо враждебно-нейтральное, либо просто враждебное отношение. Это не исключало их активной работы в органах Советской власти, особенно в том случае, если была возможность проводить с их помощью политику в своих интересах.

Объектом деятельности чаще всего становились Советы небольших городов губернской периферии. Так, в Осташковском городском Совете в феврале 1926 г. была отмечена активность его члена Гречникова, о котором говорили как о представителе городских мелкобуржуазных кругов. В своих выступлениях он часто критиковал политику местного руководства. В одном из своих выступлений он подчеркнул: «Указания беспартийной части городского совета не принимаются во внимание вообще, с ними мало считаются и как-то обходят. Но раз Советская власть признаёт широкую демократию, раз мы идём к строительству социализма, то нужно широкую демократию допустить к местному самоуправлению, а вы тратите 70% городского бюджета на жалование коммунистов, а беспартийным ничего не даёте» (9). На выборах в среде неорганизованного населения (чаще всего это были домохозяйки, не входившие в профсоюзы) Гречникову удавалось проводить свои резолюции, оставляя позади членов ВКП (б). Большевикам трудно было победить во враждебной для них социальной среде, хотя итоги голосования говорят о том, что даже там они получили поддержку части населения.

Одним из «медвежьих углов», где наметилось серьёзное противостояние между большевистским руководством и оппозиционно настроенной частью населения, стал город Весьегонск. Население, состоявшее преимущественно из торговцев и кустарей, также создавало почву для противостояния правящей партии. Основные события в ходе борьбы за управление в Весьегонском городском совете развернулись в августе 1925 г. Во время выборов в совет, проходивших достаточно бурно, неорганизованное население на двух участках поддержало группу жителей из 10 человек во главе с бывшим меньшевиком Мостниковым и его помощником Грибановым. На перевыборном собрании им была оказана значительная поддержка.

Иногда использование демократических институтов Советского государства позволяло противникам большевиков достигать явных и значительных успехов. Примером может служить совет города Кашина Тверской губернии. В периодической печати конца 1920-х гг. город Кашин характеризовался как город попов, церквей, купцов, «лишенцев», где на долю лиц, лишённых избирательных прав, приходилось 40% населения. В состав городского совета в Кашине входило 69 человек. Из них членами РКП(б) были 7 человек, рабочих было 19 человек, лиц, лишённых избирательных прав — 11. В нарушение всех советских законов в состав городского совета входила владелица парикмахерской, использовавшая в своей работе наёмный труд, — дочь крупного купца Черенина, владелец частной типографии Птицын, бывший поп Модестов, бывший меньшевик, ранее осуждённый за контрреволюционную деятельность Вьюшин и другие (16).

Однако не всегда представители оппозиционных элементов общества стремились к устранению своих политических оппонентов. Иногда им предлагали просто «поделиться» властью. Достаточно интересная ситуация сложилась в городе Веневе Тульской губернии в марте 1926 г. Там накануне выборов в городской совет было отмечено оживление местных торговцев, которые от имени местного базарного комитета в горизбирком предложили список своих кандидатов. Понимая, что на перевыборных собраниях борьба за состав городского совета будет очень сложной, представители городской торговли предлагали свой компромиссный вариант: «Зачем нам с вами, коммунистами, ссориться? Давайте сделаем так, что в составе городского совета будет половина ваших и половина наших депутатов. Мы будем вести себя смирно и против ваших выступать не будем» (8).

Подводя общий итог, можно отметить, что даже в городах, где влияние правящей коммунистической партии было наиболее сильным, коммунистам постоянно приходилось отстаивать своё влияние в системе управления. Городское население лучше деревенского впитало все политические достижения начала ХХ в., знало, как использовать те или иные формы борьбы за свои права, но в то же время это не лишало правящую партию монополии на власть, так как она пользовалась поддержкой основной части городского населения — рабочего класса.

Игорь ЛОЗБЕНЁВ,
кандидат исторических наук

 

ИСТОЧНИКИ

1. Государственный архив Владимирской области. Ф. Р-24. Оп. 5. д. 30. Л. 972–973.

2. Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926  г. Вып. 1. М. 1927 г., с. 10–15; Статистический справочник. Тула. 1924 г., с. 6–10; Справочник по населённым местам Московской губернии. М., 1929 г., с. 5–8. Расчёты автора.

3. Итоги Всесоюзной городской переписи 1923 г. Часть II. Вып. I. М., 1924. С. 222, 525–526. Расчёты автора.

4. Российский государственный архив экономики. Ф. 1562. Оп. 15. Д. 550. Л. 21–24, л. 29–32;
д. 552. л. 19–22, л. 23–26, л. 50–53, л. 54–57, л. 58–61, л. 62–65; д. 579. л. 42–44, л. 46–48.

5. Романов П. Рассказы. М., 1991. С. 203.

6. Гагарин А. Хозяйство, жизнь и настроения деревни (по итогам обследования Починковской волости Смоленской губернии). М.–Л., 1925 г. С. 26.

7. Центральный архив общественных движений г. Москвы. Ф. 3. Оп. 2. Д. 46. Л. 10, 13, 66, 112.; д. 48, л. 18–189; д. 49, л. 7–189; д. 50, л. 30, 52, 184; оп. 3, д. 34, л. 3–368; оп. 4, д. 49, л. 75, 88–89, 92–94, 99–101, 112.

8. «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении дел в стране (1922–1934 гг.). Т. 1.
Ч. 2. М., 2001. С. 172–173.

9. Тверской центр хранения документов Новейшей истории. Ф. 1. Оп. 3, д. 1079, л. 42.

10. Центр научной информации Тульской области. Ф. 1. Оп. 4. Д. 267. Л. 56.

11. Стенографический отчёт заседаний Пленума Московского губернского исполнительного комитета советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1926 г. № 11. С. 318.

12. Труд в Москве и Московской губернии в 1924—1925 гг. М., 1926. С. 115.

13. Народное хозяйство Тульской губернии (отчёт Тульского губернского экономического совещания Совету труда и обороны за время с 1 апреля по 1 октября 1922 г.). Тула. 1923. С. 45. Подсчёты автора.

14. Государственный архив Новейшей истории Смоленской области. Ф. 3. Оп. 1. Д. 3804. Л. 14.

15. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 1235. Оп. 140. Д. 485. Л. 95.

16. Советская работа 1929. № 18–19. С. 26.