Образовательная экскурсия

 

 

Мария ЕЛИФЁРОВА

Слуга Бога

Материал рекомендуется для подготовки урока по теме:
«Крупнейшие представители ренессансного гуманизма: Томас Мор». 7 класс

 

Что мы знаем о Томасе Море кроме того, что он написал «Утопию»? Кроме нескольких абстрактных автоматических ассоциаций: «гуманист», «гражданский деятель», «яркий представитель эпохи Ренессанса»?

Томас Мор… Фигура почти забытая ныне отечественным читателем. Если советская идеология абсурдно превозносила его — главным образом за сконструированный идеальный мир «Утопии», в котором видели прообраз коммунизма — то в наши дни про Мора не помнят. Приходится сталкиваться с тем, что даже не все студенты гуманитарных вузов могут рассказать, кто это и чем он знаменит. Только слово «утопия» (как имя нарицательное) и сохранилось в нашей памяти.

А между тем на его родине, в Великобритании, — стране, не склонной ни к утопизму, ни к заигрыванию с радикальными политическими учениями — Мора помнят и чтят. Для современного англичанина Мор был и остаётся образцом высочайшего нравственного авторитета. И когда проводятся социологические опросы, призывающие англичан указать своих великих соотечественников в прошлом, в списки неизменно попадает Томас Мор.

7 февраля 1478 г. в Лондоне в семье судьи Джона Мора родился сын Томас. Всё обещает ребёнку блестящее будущее. Он учится в лондонской школе Св. Антония и служит пажом Джона Мортона, архиепископа Кентерберийского. Архиепископ уверен: из мальчика выйдет замечательный человек. Возможно, именно по совету Мортона юный Томас отправляется в Оксфордский университет продолжать образование. Среди его учителей — прославленные в своё время английские учёные-гуманисты Томас Линакр (1460—1524) и Вильям Гросин (1446(?)—1519). В том, что память о них потускнеет, невольно окажется «виновен» их собственный ученик, затмивший их своей известностью…

Уже в Оксфорде определяются интересы Мора как учёного: он штудирует латинских и греческих классиков и пробует сам подражать античной литературе, сочиняя комедии. В не меньшей степени его увлекает итальянский гуманизм. К этому времени относится его первый самостоятельный научный труд — перевод на английский язык биографии своего старшего современника Пико делла Мирандола, итальянского учёного и мистика (1463—1494). Этот перевод выйдет в печать позднее, в 1510 г., когда Мор будет уже признанным общественным деятелем.

А пока Мор считает, что его образование недостаточно. В 1494 г. он возвращается в Лондон и изучает право в Нью-Инн — одной из четырёх корпораций юристов Лондона. Корпорации были не только объединениями по профессиональному признаку, но и образовательными учреждениями, полагавшими себя конкурентами университетов. И небезосновательно: в Англии позднего Ренессанса молодые люди, желавшие получить профессиональную подготовку и работать юристами, шли, как правило, в корпорации, а не в университеты. Университетское образование считалось скорее необходимым для общего развития — несколько лет в колледже давали англичанину необходимый светский лоск и способность поддержать беседу об искусстве. Иногда студент понимал, что его призвание — изучение литературы и древних языков, и оставался заниматься всерьёз. Но Томас Мор ещё не решил для себя, какой жизненный путь он выберет.

В 1496 г. он переходит из Нью-Инн в другую корпорацию — Линкольнз-Инн. А затем карьера юриста внезапно перестаёт его привлекать. Он задумывается о том, чтобы стать монахом. Ещё во время учёбы на адвоката Мор поселяется в картезианском монастыре и готовится к обряду пострижения. В 1501 г. он завершает своё образование и разрывается между желанием удалиться от мира и мечтами о служении обществу. Наконец тяга к гражданской деятельности всё же побеждает. Картезианский монастырь теряет будущего монаха, а Англия приобретает того, чьё имя войдёт в список величайших людей в её истории.

Возможно, этот поворот в судьбе Мора произошёл под влиянием его друга — Эразма Роттердамского (1466—1536), с которым Мор познакомился в 1499 г., когда тот впервые приехал в Англию. Впоследствии Эразм неоднократно навещал Мора. Они вместе трудились над переводом Лукиана с греческого на латынь (перевод выйдет в Париже в 1506 г.); в доме Мора была написана знаменитая «Похвала Глупости» Эразма, которую он посвятил своему английскому другу. Позднее, в 1518 г., Эразм опубликует и латинские стихи Мора. Он видел в Море гениального писателя и сокрушался, что общественная и политическая деятельность отнимает у его друга время, которое он мог бы посвятить литературному творчеству. Но Мор сам выбрал этот путь и сворачивать с него не собирался.

С начала 1500-х гг. Мор — уже известная фигура в общественной жизни Англии. В 1504 г. он становится членом парламента и вскоре вступает в серьёзную конфронтацию с королём Генрихом VII. Гражданская смелость дорого обошлась Мору: не посмев тронуть самого противника, Генрих VII арестовал его отца. В обмен на его освобождение Мору пришлось заплатить выкуп и удалиться от общественных дел. Но опала продлилась недолго — до смерти Генриха VII в 1509 г. После воцарения Генриха VIII для Мора настанет золотая пора. По иронии судьбы, отношения именно с этим королём кончатся для Мора трагически. Но тогда ещё ничто не предвещало беды.

С 1510 по 1518 г. Мор служил помощником лондонского шерифа, и именно на этой должности он завоёвывает себе непререкаемый авторитет. Его неподкупность становится почти легендарной. Личные качества Мора привлекают внимание короля, который посылает его с дипломатической миссией во Фландрию, а затем делает его своим советником. При таком количестве обязанностей Мору пришлось оставить должность помощника шерифа. Но в последний год его пребывания на этой службе произошло событие, надолго запечатлевшееся в памяти англичан.

В английской истории оно осталось как «злой майский день» — 3 мая 1517 г. Ему предшествовали беспорядки в Лондоне в конце апреля, когда столичные ремесленники, спровоцированные неким Джоном Линкольном, начали убивать иностранцев. Несколько погромщиков было арестовано. В ответ взбунтовавшаяся толпа взяла штурмом тюрьму, освободила арестованных и двинулась с оружием на иностранные кварталы. Какое отношение имел к этому Томас Мор?

Легенда гласит, что он вышел к бунтовщикам и произнёс перед ними речь — и будто бы одной этой речи оказалось достаточно для того, чтобы предотвратить кровопролитие. Именно так представлены события «злого майского дня» в пьесе «Сэр Томас Мор», написанной 80 лет спустя. Одним из авторов этой пьесы был Шекспир. Предание столь впечатляет, что оно угодило и в некоторые справочные статьи о Море, в том числе русские. На самом деле память подвела английский народ, и всё было гораздо печальнее. Мору удалось лишь приостановить столкновение, но не предотвратить его. Для подавления беспорядков властям пришлось применить силу. И всё же этот эпизод остался в английской истории как свидетельство высочайшего нравственного авторитета Мора. Скорее всего, именно благодаря Мору судьба погромщиков оказалась необычайно мирной: массовых расправ не последовало, почти все были помилованы. Казни подверглись лишь несколько человек — непосредственные подстрекатели беспорядков, включая Линкольна.

Шекспир — а эта часть пьесы принадлежит именно ему — вкладывает в уста Мору такие слова:

Себе представьте: жалкий иностранец
С узлом в руке, с ребёнком на плечах
Плетётся к гавани, чтобы уехать,
Вы ж своего добились, царь-царём
Сидите, власти пасть заткнув скандалом,
Одеты в самомнение, как в брыжи.
Чего добились этим? Научили
Нахальство и насилье рваться к власти
И презирать порядок. Потому
И вы до старости не доживёте:
Другие наглецы с другою дурью,
С такими же резоном и правами
На вас набросятся и, как акулы,
Пожрёте вы друг друга.

Вполне возможно, Мор действительно произнёс нечто подобное. Хотя многое в пьесе недостоверно, эти слова соответствуют убеждениям реального Мора. Вслушаемся в это предупреждение, которому, как мы знаем, не вняли. Многое ли изменилось за прошедшие полтысячелетия? Эта речь словно только ещё ожидает своего часа, чтобы быть произнесённой. Вот только нет второго Томаса Мора, чтобы выступить с ней перед толпой, и вряд ли предвидится.

Мор был убеждён, что историческим развитием общества управляют нравственные законы. Как раз в то время, к которому относится его безуспешная попытка предотвратить погром, он трудился над «Историей короля Ричарда III» — книгой, которой суждено произвести яркое впечатление не только на современников, но и на потомков (она ляжет в основу шекспировской пьесы «Ричард III», которая до сих пор остаётся самой популярной исторической хроникой Шекспира). И хотя современные историки считают, что чудовищность образа Ричарда в книге Мора сильно преувеличена — не был Ричард горбатым, не так уж он был нравственно ненормален для XV столетия, знавшего и более кровавых злодеев, а приказ об убийстве двух малолетних наследников престола, скорее всего, отдал не Ричард, а его преемник Генрих VI, — созданный Мором портрет Ричарда до сих пор остаётся символом безнравственной власти, попирающей законы природы и общества.

Альтернативу этой зловещей фигуре — просвещённую власть, которая чтит нравственный закон и несёт ответственность перед Богом и подданными — Мор видел в династии Тюдоров, и в первую очередь в Генрихе VIII. Ему ещё предстоит узнать, как трагически он заблуждался…

А пока Мор пользуется полным доверием короля. В 1521 г. его посвящают в рыцари, и он с этих пор именуется «Сэр Томас Мор» (напомню, что так называется и пьеса). Зная его бескорыстие, Генрих VIII доверяет ему обязанности помощника государственного казначея. Затем, в 1523 г., Мор становится спикером палаты общин, где отстаивает свободу парламентских прений. Параллельно он ведает финансами Оксфордского и Кембриджского университетов. Образование — предмет, постоянно волнующий Мора. Во взглядах на воспитание Мор далеко опередил своё время: он не допускал телесных наказаний для детей, и именно он одним из первых в Европе заговорил о необходимости равного образовательного уровня для мужчин и женщин. Конечно, у Мора были и глубоко личные причины для такой позиции: из шестерых его детей — четверых родных и двоих приёмных — только один был мальчиком. Но уникально не само семейное положение Мора, а его отношение к сложившейся ситуации. В том европейском обществе, которое существовало вплоть до начала XX в., не только отцы, но и матери ждали прежде всего рождения мальчика — наследство могло передаваться только по мужской линии. Когда в семье оказывалось много девочек, это нередко оборачивалось кошмаром и для детей, и для родителей — дочерей требовалось выдать замуж, приданого на всех не хватало, выбор женихов был ограничен определённым социальным кругом. Как ни странно, проблема ущемлённости дочерей в меньшей степени чувствовалась в крестьянских семьях — крестьянская девушка была, по крайней мере, ценна как работница, в то время как горожанка и тем более дворянка становилась обузой для собственной семьи. Казалось бы, Мора как человека его времени должно огорчать такое количество девочек — но он принимает такое положение как должное. Помимо трёх дочерей от первого брака и падчерицы, он воспитывал ещё и удочерённую им девочку-сироту. И всем своим дочерям он старался дать то же образование, что и сыну. Средневековые педагоги относились к женскому образованию пренебрежительно, считая его необходимым только для особ королевской крови — даже для дворянок элементарное умение читать расценивалось как необязательное, а представительниц более низких слоёв населения образование, по средневековым представлениям, только отвлекало от работы и семьи. Чтобы оценить инертность английского общества, вдумаемся в цифры: ещё во второй половине XVII в. две трети жительниц Лондона (а ведь это столица!) не умели читать и писать. И это полтораста лет спустя после Томаса Мора…

Неудивительно, что не все были способны разделить взгляды Мора на равенство сыновей и дочерей. В особенности тот, у кого остро стоит проблема престолонаследия. Образование образованием, но порядок передачи королевской власти никто не менял. И потом, один сын у Мора всё-таки был… Чего не скажешь о Генрихе VIII.

В личной жизни Мор был гораздо удачливее своего государя. Дважды женат, оба раза счастливо. Нежно привязан и к родным, и к приёмным детям — а как же иначе, ведь Мор — убеждённый католик и поэтому верит, что детей дарует Бог. У Генриха VIII, конечно, были причины считать, что Мор не в состоянии войти в его положение. Семейная жизнь короля с самого начала оказалась омрачена множеством социальных и политических проблем.

Английский престол не был предназначен для принца Генриха. Его должен был унаследовать старший брат, Артур, женатый на Екатерине, принцессе Арагонской (что означало политический союз с Испанией). Но Артур умер молодым ещё в царствование их отца, в 1502 г. Когда в 1509 г. Генрих восходит на престол, то он, не желая терять поддержку испанцев, женится на Екатерине сам. Каноническое право запрещало такие браки — вдова брата формально приравнивалась к сестре, а следовательно, по представлениям Католической церкви, Генрих совершал кровосмешение. Но Екатерина Арагонская сумела доказать, что Артуру не удалось исполнить свой супружеский долг (в этом случае брак мог быть сочтён фиктивным). Папа Юлий II выдал Генриху VIII специальное разрешение на брак с Екатериной. Но в последующие годы Генрих всё больше раскаивается в том, что пошёл на это. Возможно, у Екатерины были серьёзные проблемы со здоровьем, все рождённые ею дети умирают во младенчестве. Выживет только одна девочка, и радости Англии она не принесёт. Это — будущая королева Мария Кровавая.

Екатерина Арагонская стареет, и становится ясно, что наследника не предвидится. Генрих тревожится всё больше и больше и в конце концов принимает решение развестись с супругой.

Хотя в XVI в. развод был далеко не таким простым делом, как в наши дни, королям всё же позволялось больше, чем простым смертным. И, возможно, замысел Генриха было бы осуществить легче, если бы не обстоятельства, при которых когда-то был заключён его брак. Генрих рассчитывал на то, что новый папа — Клемент VII — без особых возражений аннулирует распоряжение своего предшественника. Король подготовил изощрённый довод в пользу расторжения брака: Библия-де запрещает жениться на вдове собственного брата, а Юлий II хоть и наместник Бога на земле, однако же не имел полномочий преступать божественный закон. С этим он в 1527 г. отправит в Рим своего лорда-канцлера — кардинала Томаса Уолси.

Произошло то, чего и следовало ожидать: Клемент VII возмутился, сочтя, что поведение короля перешло все возможные границы. (В конце концов, ведь это сам Генрих когда-то вымаливал у Юлия разрешения жениться на Екатерине!) Католическая церковь и поныне рассматривает брак как таинство, которое нельзя то заключать, то расторгать, руководствуясь сиюминутными соображениями. Папа отказывает Генриху в расторжении брака. Уолси возвращается из Рима ни с чем.

Провал миссии приводит Генриха в ярость. Сочтя, что Уолси не оправдал его доверия, он увольняет престарелого кардинала с должности лорда-канцлера и назначает на его место Томаса Мора. Это беспрецедентный случай — первый раз за всю историю Англии эту должность занимает светское лицо, к тому же не особенно знатного происхождения (Мор — дворянин всего лишь во втором поколении). Уолси тяжело перенёс выпавшие на его долю потрясения: здоровье его расстроилось, и на следующий год он умер. К тому времени Генрих уже забыл о нём. Король рассчитывал добиться своего с помощью Мора, в котором он видел своего верного соратника. Поклонник принципиальности Мора и твёрдости его позиций, Генрих не учёл, что эта принципиальность может обернуться против него самого.

Когда-то Мор поддержал Генриха VIII, написавшего в 1521 г. полемический трактат против Лютера в защиту Католической церкви. Теперь же, когда отношения короля с Римом круто меняются, его планы не встречают сочувствия Мора. Мор не допускает для себя — и тем более для главы государства — мысли менять убеждения как перчатки. К тому же он противник религиозных конфликтов и считает, что единство христианской Церкви надо укреплять. Пока Генрих выясняет отношения с Клементом VII, Мор на посту лорда-канцлера предпринимает самостоятельные меры по борьбе с религиозным расколом — в том числе такие, каких, казалось бы, сложно ожидать от убеждённого гуманиста, проповедовавшего веротерпимость в «Утопии»: шестерых лютеран он лично приговорил к сожжению на костре.

Что это — лицемерие со стороны Мора? Двуличие? Ведь в его утопийском государстве мирно живут и трудятся бок о бок представители всех религий, даже язычники (запрещён только атеизм — Мор считал, что человек, не чтящий Высшее начало, не будет чтить и светский закон). Но, во-первых, «Утопия» написана пятнадцатью годами раньше, её автор — совершенно другой Мор, более молодой и более оптимистичный. Он мог за прошедшие годы разочароваться в идее веротерпимости. Во-вторых, из прекрасного далёка слишком легко рассуждать о том, чего следовало, а чего не следовало делать нашим предкам. Мор наблюдал, как склонность Генриха рубить сплеча постепенно ставит Англию на грань религиозных войн с католическими странами Европы, и в первую очередь с Испанией, которая вряд ли смогла бы проигнорировать оскорбление, нанесённое Екатерине Арагонской. В XVI в. вероисповедание не было частным делом одного человека или даже отдельно взятой страны. Ответить на вопрос: «Ты католик или протестант?» — значило принять решение: «С кем ты воюешь?». При всех своих нравственных качествах и при всём гуманизме своего мировоззрения, Мор был человеком своей эпохи. И увидев, что Англия близка к социально-политической катастрофе, попытался спасти положение доступными ему методами.

Тем не менее Мор не считал своей главной задачей преследование лютеран — он понимал, что костры не решат вопроса. В первую очередь он пытается воздействовать на короля, взывая к его христианским и человеческим чувствам. Рассчитывавший на полную лояльность Мора Генрих воспринимает его несогласие с текущей королевской политикой как предательство. Уже в первые годы канцлерства Мора его конфронтация с королём приобретает открытый и опасный характер.

Ситуация только усугубляется в 1530 г., когда Мор демонстративно отказывается подписать коллективное письмо виднейших представителей английской общественности папе Клементу VII с просьбой аннулировать брак Генриха и Екатерины Арагонской. «Подписантов» нашлось достаточно и без участия Мора, но письмо не возымело действия. Папа был непреклонен. Через год Генриху надоела эта затянувшаяся борьба, не приносившая видимых результатов, и он объявил о разрыве с Римом и о создании собственной Церкви Англии, которая вскоре получит название англиканской. А чтобы окончательно развязать себе руки, главой новой Церкви король назначил себя самого.

Этот жест был довольно двусмысленным. С одной стороны, он запоздало воплощал в жизнь средневековый идеал единства духовной и светской власти (византийская идея «симфонии») — не зря же в Средние века и в Западной, и в Восточной Европе получила популярность легенда об утопическом царстве пресвитера Иоанна, одновременно государя и священника. С другой стороны, этот идеал уже не отвечал современным представлениям об устройстве и задачах государства, тем более что Генрих VIII не слишком походил на образец праведного властителя — мотивы, которыми он руководствовался, бросали сомнительный оттенок на его реформы. В ходе богословских прений о том, является ли брак нерасторжимым таинством, король даже не считал нужным особенно скрывать своё сожительство с молодой и хорошенькой Анной Болейн…

Мор не терпел двусмысленностей. В его глазах поведение Генриха VIII было цинизмом по отношению к христианской вере, к институту семьи и лично Екатерине Арагонской, с которой король развёлся самостоятельно, как только присвоил себе новые полномочия. Когда Генрих потребовал от своих подданных присягнуть ему как главе новой Церкви, Мор отказался это сделать. Угрозами его всё же привели к присяге, что вызвало у него психическую травму. В знак протеста Мор подаёт прошение об увольнении с должности лорда-канцлера.

Генрих VIII искусно делает вид, что не понимает, к чему клонит его бывший соратник, и оставляет просьбу без ответа. В 1532 г. Мор изменяет формулировку и просит уволить его по состоянию здоровья. На этот раз он получает просимое, которого добивался целый год. Он удаляется в Челси и живёт там в уединении, продолжая писать. Но в 1533 г. происходит катастрофа, которая рано или поздно должна была случиться. Анну Болейн, уже обвенчанную с Генрихом по обряду новой Церкви, официально провозглашают королевой Англии. Коронация обнажает всю серьёзность столкновения между Генрихом и Мором. Возможно, король простил бы бывшего лорда-канцлера, если бы тот явился на коронацию. Но Мор там не присутствовал, ограничившись поздравительным письмом королю. Хотя в письме он желал Генриху счастья в новом браке и говорил об Анне как о законной королеве, его уклонение от участия в коронации было воспринято как демарш против короны.

Реакция последовала незамедлительно. Мор был арестован и предстал перед судом. За неимением доказательств политического преступления его попытались обвинить во взяточничестве. Но смехотворность этого обвинения была столь очевидна — честность Мора была известна всем, — что его пришлось отпустить.

Год спустя король предпринял новую попытку приструнить опасного подданного. На этот раз Мору вменяли в вину попытку заговора — он состоял в переписке с католической монахиней Элизабет Бартон, в своё время убеждённой противницей развода Генриха и Екатерины Арагонской. Мор продемонстрировал, что его обвинители сами не знают материалов, на которых строят своё обвинение. Он предъявил письмо, где отговаривал свою знакомую от попыток вмешиваться в политику. Судебное заседание и на этот раз завершилось конфузом для обвинения и триумфом для Мора.

Долго, однако, так длиться не могло. Раздражение Генриха против Мора нарастало. В этом же году Генрих выпускает новый закон — «Акт об измене», приравнивавший к государственным изменникам всех, кто не признаёт короля главой Церкви. Невозможно отделаться от ощущения, что этот акт был разработан специально «под Томаса Мора», хотя, конечно, Генрих имел в виду и более долгосрочную перспективу устрашения несогласных.

Формальным поводом для ареста Мора стало его неприятие вышедшего тогда же «Акта о престолонаследии». 12 апреля 1534 г. Мора вызвали в Ламбет для принесения присяги этому закону — такова была процедура вступления закона в действие. Возражения Мора вызвало не содержание Акта (с тем, что Анну Болейн придётся считать законной королевой, он уже смирился), а текст присяги.

Присягавшему следовало дать клятву не признавать никакой иной власти, кроме короля и парламента. Хотя в тексте не говорилось этого прямо, но было понятно, что речь идёт не только о светской власти, но и о духовной. Мор неизменно был католиком и не мог пойти против своих убеждений. Этого было достаточно для того, чтобы 17 апреля 1534 г. его арестовали как изменника.

Следствие тянулось больше года. Сидя в Тауэре, Мор написал свою последнюю книгу — «Диалог об утешении среди невзгод». Как подобало верующему христианину, знавшему, что смерть не за горами (Мор не испытывал иллюзий насчёт своей возможной судьбы), он стремился размышлять о Страстях Христовых и даже написать о них, но это сочинение так и не было им завершено, хотя он дважды брался за него. В последний месяц заключения у него отобрали письменные принадлежности, и о литературном творчестве пришлось забыть. Тем не менее Мору удавалось передавать родственникам письма, написанные углём.

Доказательств виновности Мора в государственной измене всё не удавалось получить. Мор отказывался объяснять, почему он не принёс присягу, уверяя, что причины его поступка сугубо личные и к политике отношения не имеют. В глазах самого Мора, безусловно, так оно и было: он всего лишь отстаивал право на собственные религиозные взгляды. Но в Англии эпохи Генриха VIII религия и политика переплелись так, что человек, подобный Мору, не мог выпутаться из этого устрашающего узла. Он был обречён.

1 июля 1535 г. Мор предстал перед судом, немалую часть которого составляли родственники Анны Болейн, затаившие обиду на бывшего лорда-канцлера. В дело пошло свидетельство Ричарда Рича, помощника генерального прокурора, который якобы слышал, как Мор отвергает главенство короля над Церковью. Хотя это соответствовало реальным убеждениям Мора, свидетельство было, судя по всему, ложным, так как другие свидетели не смогли подтвердить, что слышали подобный разговор. Тем не менее присяжные были настроены против Мора и готовы любой ценой признать его виновным.

Тогда уклончивости Мора приходит конец. Он не желает больше играть в кошки-мышки на пороге неминуемой смерти. Наболевшее наконец прорывается, и Мор в присутствии суда произносит речь, которой фактически отдаёт себя в руки палача.

Да, он не признаёт верховенства короля над Церковью. И не собирается. Ни один смертный человек не может быть главой Церкви, потому что истинный глава её — Христос. Разве Христос не говорил в Евангелии: «Царство Моё не от мира сего»? Разве земной владыка может стоять во главе царства духовного?

Этого было вполне достаточно для вынесения смертного приговора. Судьи получили то, что они хотели, хотя, вероятно, и не всё. Униженным, вымаливающим пощады Мора они не увидели. По новому закону изменникам полагалась казнь, которую по-английски называли hanging, drawing and quartering — повешение, при котором ещё живого осуждённого снимали с виселицы и тут же подвергали четвертованию и вырыванию внутренностей. Помимо неимоверной жестокости, эта казнь была ещё и позорной, так как требовала раздевания догола. Но Мора ей подвергнуть не решились. Не настолько Генрих VIII и его советники потеряли уважение к себе, чтобы проделать такое с человеком, перед которым преклонялась вся Англия. Мору заменили этот вид казни отсечением головы. Как бы в насмешку, Генрих проявил в последний момент своеобразное благородство по отношению к бывшему любимцу.

6 июля 1535 г. Мор взошёл на эшафот. Последние его слова перед смертью были: «Я верный слуга короля, но в первую очередь я служу Богу».

Как легко догадаться, история такого человека, как Томас Мор, не заканчивается с его смертью. Казнь Мора станет ударом для всей Европы, в том числе для его друга Эразма Роттердамского. Некоторые начнут почитать Мора как святого. Появятся первые биографии Мора, свидетельствующие о том, какой след оставила его жизнь в сознании современников: светские жизнеописания, конечно, уже существовали и раньше в Европе, но они относились преимущественно к великим историческим фигурам античности, а если жизнеописания удостаивался современник, то это уж на худой конец монарх. Но вот в центре внимания оказывается Томас Мор — не древнеримский полководец и даже не король. Величие Мора иное, это величие его личности и нравственного примера. Так пробивается в европейской культуре новое понимание великого.

История иронична и иногда проделывает злые шутки. Та самая Анна Болейн, что стала причиной религиозного раскола в Англии, чьи сторонники погубили Мора, через год после его казни настолько наскучила Генриху VIII, что сама была отправлена им на эшафот по спешно сфабрикованному обвинению в измене. А усилия Генриха, не желавшего передавать престол девочке, так и не будут вознаграждены. Его единственный мальчик Эдуард VI, рождённый в одном из последующих браков, умрёт юным, и до 1603 г. Англией будут править женщины. И разве мог подумать Генрих VIII, что монархом, чьё правление будут вспоминать как пору расцвета и величия Англии, окажется его нелюбимая младшая дочь — Елизавета? Кто знает, не был ли Мор провидцем?

…Читатель спросит: а что же с «Утопией»? С «Утопией», ещё при жизни Мора выдержавшей несколько изданий и переведённой на иностранные языки, название которой стало нарицательным?

Сложно обсуждать в наше время это сочинение Мора. Слишком похоже его описание «идеального общества» на известные нам из недавней истории примеры тоталитарных государств. Взять хотя бы то, что в Утопии отсутствует разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную (так как утопийские законы якобы понятны всем). Государственное устройство Утопии вроде бы демократическое (выборные органы власти), но при этом в нём полностью отсутствует представление о гражданских свободах — более того, допускается обращать провинившихся граждан в рабов, а провинностью может быть и просто поездка внутри страны без разрешения властей. А кое-что не рискнули взять на вооружение даже социальные экспериментаторы XX столетия — например, одинаковый цвет одежды для всех или обязанность жениха осматривать невесту голой, чтобы убедиться в её здоровье… Страшновато выглядит «разумное общественное устройство».

Но не забудем: «утопия» в переводе с греческого — «место, которого нет». Река, протекающая на острове, называется «Анидр» — «безводная». А рассказывает об Утопии путешественник Гифлодей, что означает «болтун».

Вот почему некоторые современные исследователи полагают, что «Утопия» — шутка. Не случайно рассказ об утопийцах начинается лишь после длительного сатирического описания современной Мору Европы. Может быть Мор в действительности не предлагает рецепт идеального общества, а всего лишь вглядывается — что получится, если принципам разумности следовать до конца?

В пользу этой версии говорит «утопийский алфавит», придуманный Мором (он был помещён в первом издании книги, но затем снят). Друг Эразма Роттердамского вряд ли был лишён чувства юмора. И всё же в «Утопии» несомненно присутствуют и личные убеждения Мора — например, тема женского равноправия. «Утопия», как всякая великая книга, прежде всего ставит вопросы, пробуждает желание размышлять. А уж как отвечать на эти вопросы — дело каждого из нас.

Что до Мора, то он на поставленные им вопросы ответил собственной жизнью и смертью, ни на шаг не уйдя от ответственности за принятые решения. В 1935 г. он был причислен к лику святых. Это единственный святой Нового времени, которого одинаково чтят и Католическая, и Англиканская церкви. День его памяти отмечают 6 июля.

М.ЕЛИФЁРОВА,
кандидат филологических наук

---

Советуем прочитать

Осиновский И.Н. Томас Мор. М.: Мысль, 1985. — Серия «Мыслители прошлого».

Штекли Э.А. Истоки тоталитаризма: виновен ли Томас Мор? — В кн.: Анархия и власть. М., 1992.

Томас Мор (1478—1978). Коммунистические идеалы и история культуры. М.: Наука, 1981.