Вестник "Истории"

О концепции курса истории России
1900—1945 гг.

Извлечения

В июне этого года на сайте издательства «Просвещение» был опубликован текст «О концепции курса истории России 1900–1945 гг.» (http://history.standart.edu.ru/). Эта концепция, как предполагается, ляжет в основу новой книги для и учителя и учебника для 10 классов, по которым будет вестись преподавание, как уверяют работники издательства, начиная с 2009/2010 уч. году. Мы публикуем извлечения из данной концепции в надежде на то, что наши читатели выскажут свои соображения, замечания и предложения. Газета «История» намерена освещать все этапы создания этого учебного комплекта по Отечественной истории для 10 классов.

 

...В учебнике следует отдельным блоком, разделом выделить события 1914—1922 гг. как период общенационального кризиса в России. Здесь необходимо отметить, что первые две группы противоречий оказались в 1914—1917 гг. дополнены третьей группой противоречий, связанных с начавшейся войной. Именно они, в конечном счёте, предопределили грядущую Великую Российскую революцию.

Обозначив её в учебнике именно таким образом, при описании конкретных событий следовало бы, как представляется, больше внимания уделить её сравнению (в тех случаях, когда это очевидно) с Великой Французской революцией. В числе описываемых здесь проблем следовало бы в числе главных обозначить следующие.  Одна или две революции имели место в 1917 г.? Следует ли считать Февраль революцией, а Октябрь переворотом, или наоборот? Какой характер носила революция 1917 г.? Когда и почему этот характер изменился? Какие альтернативы развития страны существовали после Февраля? В чём причина неудачи реформаторской альтернативы? Под влиянием каких процессов происходило усиление право- и леворадикальной альтернативы? В чём причины победы большевиков в Октябре? Хронологические рамки тоже исключительно важны. Отменить названия Февральская и Октябрьская никому уже не дано, но надо объяснить, почему сложилось такое категорическое разделение единого процесса в общественном сознании и историографии. Показать, что существуют различные датировки, в частности окончания революции (вплоть до 1991 г.), и пояснить, на чём они основываются. Это само по себе красноречиво говорит о неоднозначном содержании революции.

Особым разделом учебника должен стать раздел о Гражданской войне в России. В нём важно показать мысль о том, что любая революция всегда чревата гражданской войной, ибо является одной из её форм. Однако в каких-то случаях её удаётся предотвратить и свести к минимуму потери общества, а в других — не удаётся в силу ряда субъективных причин. Поэтому главной причиной широкомасштабной (фронтовой) гражданской войны в России следовало бы признать политику захвативших власть в Центре большевиков, а главной причиной их действий — особенности большевистской идеологической и политической доктрины. В то же время, нельзя допустить популярной ныне апологетики белого движения, которое в ряде случаев выступало альтернативой профашистского толка, из которого вполне могла реализоваться националистическая модель развития, как это случилось позже в фашистской Италии и нацистской Германии.

Гражданская война, с одной стороны, привела к процессу распада, атомизации общества, но, с другой, послужила толчком к социальному творчеству, поиску путей обновления власти и общества…

...В плотную к теме Гражданской войны примыкает вопрос о сущности и значении политики «военного коммунизма».  Нацеленная на то, чтобы «железной рукой загнать человечество к счастью», направленная на  «прорыв в светлое будущее» при помощи беспрецедентного насилия, она не только не обеспечила этого прорыва, но, наоборот, привела к «провалу в прошлое» — в доиндустриальную деспотию, голод, падение нравов, бесправие, по сути, всех граждан.

Отражая историю разработки и реализации новой экономической политики, в учебнике следует отметить, что в данном случае В.И.Ленин вслед за Л.Бланом и П.-Ж.Прудоном шёл по пути создания рыночной модели социализма. Но, в отличие от них, он не ограничился лишь теоретическими конструкциями. Это был очевидный отход от доктрины большевизма, что повлекло за собой нараставшее недовольство в самой политической элите, в рядах «правоверных» большевиков.

Следует, видимо, в какой-то мере показать тезис о том, что для большевиков это была не просто вынужденная, но и временная мера, способная гарантировать выход из острого политического и социально-экономического кризиса конца 1920 — начала 1921 гг. То есть, это был вопрос сохранения власти.

В то же время, по мере реализации нэпа, была предпринята попытка создания «бюрократического рынка», где роль государства носила исключительный характер в определении не только направлений экономической политики, но и ценообразования, обеспечения сырьем и т.п. В связи с этим целесообразно подчеркнуть, что это был опыт создания первой в мире модели регулируемой государством рыночной системы. Этот опыт оказался востребован на Западе уже через несколько лет, в условиях экономической депрессии. Однако именно оттого, что это был первый опыт подобного рода, он и был несовершенен…

Главная задача нэпа состояла в том, чтобы обеспечить решение задачи быстрого индустриального рывка советской экономики, построения основ индустриального общества в СССР. Однако решить её не удалось. История нэпа — это история кратковременных успехов и затяжных кризисов новой экономической модели. С помощью нэпа так и не удалось обеспечить бесперебойный канал снабжения хлебом и сырьём городов, армии, промышленности России. Экономические рычаги не работали. Индустриализация требовала ежегодных капиталовложений во много раз больше, чем мог дать нэп. Это и определило, главным образом, его судьбу. Нэп не «сломали», а он «сломался» под тяжестью стоявших перед ним задач. Следует также показать влияние депрессии и мирового кризиса на нэп.

В этой связи сплошная коллективизация стала лишь иным, альтернативным способом решения задачи получения средств для индустриализации, которую не смог решить нэп. Да, она была ломкой сельской жизни. Но иного варианта  решения стоявших задач (в том числе и нэповского) просто не существовало. Следует упомянуть размах крестьянских волнений в 1930 г. — более 1300 восстаний с числом участников более 2,5 млн человек. Во многом в результате этих волнений и начавшейся борьбы с «перегибами» к лету 1930 г. число оставшихся в колхозах после насильно записанных зимой-весной составило 23,6% крестьян СССР (в марте — 56%).

В этом разделе следует особо отметить тезис о том, что организованного голода на селе в СССР не было. Тем более, он не был «спровоцирован» властью в отношении тех или иных народов или социальных групп. Голод был связан как с погодными условиями, так и с незавершённостью процессов коллективизации (колхозы ещё не могли обеспечить необходимый уровень производства товарного хлеба, в то время как кулачество уже было «ликвидировано как класс» и в производственной деятельности не участвовало).

Следовало бы привести здесь и цифры жертв от голода.  По уточнённым данным, они достигали на Украине не 10 млн, как об этом пишут сегодня украинские историки, а не более 1—2 млн, в то время, как по всему СССР 2—3 млн (по данным ЗАГСов).

Большой террор. Эта тема представляется самой болезненной и тяжёлой во всём курсе. Любая попытка что-либо объяснить в современном российском обществе способна вызвать шумную критику и отвергаться с порога.

Тем не менее, важно показать две составляющие проблемы. Первая относится к числу объективных факторов. Сопротивление курсу Сталина на форсированную модернизацию и опасения лидера страны утратить контроль над ситуацией было главной причиной «большого террора». Являясь единственной партией, ВКП(б)) была и единственным каналом «обратной связи» для власти. В итоге, под влиянием нараставших оппозиционных настроений в обществе, она становилась питательной средой для формирования различных идейных и политических групп и течений, утрачивала свою монолитность. Это грозило не только Сталину утратой позиций в руководстве и даже физическим устранением (что наглядно продемонстрировало голосование на XVII съезде ВКП(б)). Это создавало угрозу общей политической дестабилизации. Активность эмигрантских группировок усиливала эти опасения. Опыт использования внешними силами «пятых колонн» в других странах (Испания — самый яркий пример) внимательно изучался руководством СССР. К тому же Сталин не без основания мог считать тех, кто начинал военную карьеру в Гражданскую войну «выкормышами» Троцкого. Перед войной между компетентностью и преданностью Сталин выбрал преданность командования армией и вообще бюрократии.

Вполне реальными были негативные настроения в армейском руководстве, которые не могли быть сброшены со счетов. Это было особенно важно с учётом опасения совершения терактов против руководителей страны. Убийство С.М.Кирова в этой связи стало катализатором уже назревших процессов. Популярными в партийной бюрократии были идеи «правых» (Бухарина и К°), с которыми нужно было вести не только идейную, но и политическую борьбу. Сталин не знал, от кого именно можно ожидать удара, поэтому с его стороны последовал удар по всем известным группам и течениям, а также по всем, кто не был его безусловным единомышленником и союзником.

Вторая же сторона вопроса лежит в сфере субъективных причин «большого террора». Она связана, с одной стороны, с доктринальными особенностями большевистской идеологии и практики, а с другой — с личностью самого Сталина. Таким образом, важно показать, что Сталин действовал в конкретно-исторической ситуации, действовал (как управленец) вполне рационально — как охранитель системы, как последовательный сторонник преобразования страны в индустриальное общество, управляемое из единого центра, как лидер страны, которой в самом ближайшем будущем угрожает большая война. «Большой террор» прекратился сразу, как только Сталину стало ясно, что монолитная модель общества реализована. Это произошло к лету 1938 года.

Но весьма скоро «большой террор» приобрёл уже совершенно иное своё качество и предназначение. С приходом к руководству НКВД Л.П.Берия, пусть и не в прежних масштабах, но террор был поставлен на службу задачам индустриального развития: по разнарядкам НКВД обеспечивались плановые аресты инженеров и специалистов, необходимых для решения оборонных и иных задач на Дальнем Востоке, в Сибири. Террор превращался в прагматичный инструмент решения народнохозяйственных задач. Оправдания и объяснения этому, конечно, нет. Однако репрессии выполняли и функцию устрашения для тех, кто нерадиво работал.

В учебнике следует, безусловно, оценить масштаб репрессий в годы «большого террора». Однако для этого следует чётко определить, кого мы имеем в виду, говоря о репрессированных. Думается, было бы правильно, если бы здесь появилась формула, в которую будут включены лишь осуждённые к смертной казни и расстрелянные лица.

Это позволит уйти от  спекуляции на этой теме, когда в число жертв репрессий приплюсовывались все, причём не по одному разу (включая тех, кто лишился работы по политическим мотивам, был исключён из комсомола и из партии и т.п.). А опираясь уже на эту большую цифру, люди, не понимающие, о чём идёт речь, говорят уже о таком количестве погибших.

Весьма важной представляется постановка вопроса в учебнике о том, что же мы построили в 30-е годы? Возможен прямой и обычный для этого жанра ответ: была создана мобилизационная политическая система, без которой в короткий срок невозможно было решение задач индустриального рывка.

Однако для 11-го класса можно было бы расширить понимание этой стороны нашей истории. Советское общество, созданное к середине или к концу 30-х гг. было в равной степени далеко и от классического капитализма того времени, и от теоретических моделей социализма. Это был особая некапиталистическая модель развития, державшаяся на трёх основаниях: индустриализме, государственном управлении экономикой, социальном государстве. Таким образом, это был своеобразный вариант индустриального общества.

...СССР накануне войны. Эта тема также является весьма важной и полной самых различных важнейших нюансов и оценок.

Оценивая заключение пакта о ненападении с Германией, следует подчеркнуть, что альтернативой ему мог стать аналогичный пакт Германии с Англией, означавший, по сути, объединение Запада против СССР. Тезис критиков пакта, осуждающих «безнравственность» решения судеб стран и народов, упомянутых в секретных приложениях, весьма легко опровергается примерами такого же манипулирования судьбами малых стран и народов «демократическими» Англией и Францией, наряду с той же Германией (это и Мюнхенский сговор, и др.). Здесь следовало бы подчеркнуть, что значение документа состоит в другом — СССР стал наряду с другими великими европейскими державами участвовать в решении судеб Европы.

Относительно похода Красной Армии в сентябре 1939 г. следовало бы подчеркнуть, что речь шла о реальном освобождении тех территорий, которые отошли к Польше по Рижскому мирному договору 1920 г., т.е. было ничем иным, как освобождением части Отечества. При этом важно напомнить историю вопроса. Накануне Второй мировой войны в Европе, пожалуй, не было другого государства так открыто враждебно относящегося к СССР. Поляки заявляли, что не видят Советы в европейской политике. Польша сама принимала активное участие в захвате чехословацкой территории в 1938 г., а польские лидеры даже говорили о братстве немецкого и польского оружия в этой связи.

Кстати, следовало бы включить и важный аргумент: Англия и Франция в то время не считали, что своими действиями в Польше СССР вступил в их войну с Германией.

В отношении «претензий» СССР на территории Финляндии, Прибалтики, Бессарабии — с одной стороны, речь шла о территориях, ранее входивших в состав нашего государства; с другой — Сталин создавал в последний момент «пояс безопасности» у своих западных границ (не в последнюю очередь опасаясь «клещей» с юга и севера, в которых мог оказаться СССР в случае войны с Германией).

Советско-финская война также имеет ряд нюансов для отражения по-новому в учебнике. В частности, следовало бы показать, что одной из причин неуспехов Красной Армии было то, что финны использовали преимущественно партизанские методы войны в борьбе против регулярной армии СССР. Важно подчеркнуть, что СССР выиграл войну с Финляндией, получив всё то, к чему стремился до её начала. Вместе с тем,  используя в качестве повода Советско-финскую войну, Англия и Франция в последний раз попытались спланировать и осуществить  широкомасштабную военную операцию против СССР сразу с нескольких направлений, подталкивая тем самым и Германию к нарушению пакта. Смысл затеи ясен, если учесть готовившееся продвижение Германии через Турцию, Ирак, Персию — в Индию.

Одна из главных тем учебника — история Великой Отечественной войны.

В числе первых здесь стоит вопрос о предпосылках и виновниках развязывания войны. С учётом новейших достижений отечественной и зарубежной историографии следует показать, что виновником развязывания войны стала Германия, вместе с союзными ей странами. Вместе с тем, следует вновь подчеркнуть двойственную роль Англии и Франции в конце 30-х гг., что в немалой степени способствовало усилению агрессора, увеличению его военно-технических возможностей.  

В вопросе о характере войны также ничего не изменилось и не может измениться. Это была Великая Отечественная война советского народа за свободу и независимость своей страны, одна из самых героических страниц Отечественной истории.

В числе новых для учебной литературы вот уже несколько лет встаёт проблема возможного превентивного удара СССР по Германии летом 1941 г. Не вдаваясь в излишние детали и подробности в тексте школьного учебника, в книге для учителя стоит, вероятно, подчеркнуть, что Сталин не исключал превентивного удара, но при этом полагал, что следует дождаться сосредоточения войск противника для агрессии. Тогда это выглядело бы как мера самообороны. Однако летом 1941 г. возможностей для таких действий у Сталина ещё не было.

Предмет особого внимания в учебнике — причины временных неудач Красной Армии в годы войны. Следует вернуть в учебные материалы незаслуженно забытые в учебниках истории последних лет объективные причины неудач. Однако с причинами субъективного толка следует, на мой взгляд, разобраться, используя метод объяснения мотивов действий политического и военного руководства страны.

С учётом фальсификаций последних лет (особенно в связи с празднованием 60-летия открытия Второго фронта, Победы) следует вновь на фактическом материале показать решающую роль советско-германского фронта. Таблицы потерь на советско-германском фронте и других фронтах Второй мировой войны были бы прекрасной иллюстрацией к этому материалу.

Не грех показать, почему в английской историографии битва под Эль-Аламейном рассматривается как важнейшее сражение войны. Англичан можно понять, если иметь в виду последствия выхода немцев в Палестину и Ирак, формирование антианглийского средневосточного пояса и перспектива утраты Индии.

Освещая проблемы ленд-лиза, следует отметить, что он действительно сыграл крайне важную роль для нашей страны в конце 1941 — начале 1942 гг., когда враг стоял у ворот Москвы, а перестройка экономики на военный лад, а также эвакуация промышленного потенциала из прифронтовых районов не были завершены. Однако здесь же целесообразно показать незначительный удельный  вес помощи по ленд-лизу в общем объёме производства вооружений в СССР.  Кроме того, нельзя не упомянуть, каким образом произошло прекращение поставок по ленд-лизу в мае 1945 г., и как американцы на этом этапе пытались превратить ленд-лиз в инструмент политического давления на СССР в польском вопросе. Это в значительной степени девальвирует саму идею такой помощи.

Говоря о вкладе СССР в победу над Японией, следовало бы показать традиционную сюжетную линию, поставив перед учителями в книге для них вопрос о том, можно ли считать войну с Японией частью Отечественной войны, если иметь в виду, что война ставила своей целью разгром союзника Германии и возвращение утраченной части Отечества.

В учебнике следует обозначить также проблему коллаборационизма, показав принципиальные черты отличия этого явления в СССР от покорённых Гитлером стран Европы, а также причины его появления в советском обществе военной поры.

Более общая проблема взаимоотношений во время войны между властью и обществом заслуживает правильной расстановки акцентов. Центральное направление в ней — это показ роли государства для объединения всех сил, средств, ресурсов для борьбы с врагом. В то же время нельзя забывать о том, что война высвободила огромную творческую и душевную силу советского человека, дала ему возможность проявить свой талант и лучшие человеческие качества на поле боя и в тылу.

Тема репрессий военной поры может быть показана не только как продолжение политической линии довоенного времени, но и как необходимое средство борьбы с мародёрством и паникёрством, средство укрепления трудовой и исполнительской дисциплины. При этом важно подчеркнуть, что суровые законы военного времени действовали во всех воюющих странах с равной степенью жесткости. Вместе с тем, с учётом политической заострённости катынского вопроса, не оправдывая убийства военнопленных в Катыни, следовало бы отметить, что со стороны Сталина расстрелы в Катыни — это был не просто вопрос политической целесообразности, но и ответ за гибель многих (десятков) тысяч красноармейцев в польском плену после войны 1920 г., инициатором которой была не Советская Россия, а Польша.

Особой осторожности и сдержанности требует отражение в тексте учебника вопроса о депортации народов Кавказа и др. в годы войны.

Важной частью раздела должен стать показ сущности и специфики советской экономической модели. В книге для учителя целесообразно было бы сравнить её с экономикой других воюющих стран, чтобы показать общее и особенное. Достигнув точки почти коллапса, наша промышленность благодаря невероятной самоотверженности советских людей совершила чудо — при общем резком сокращении национального производства выросла численность и качество производимого оружия. Наши танки и самолёты обогнали немецкие и по количеству, и по качеству. И, как это ни удивительно, в СССР была выше производительность труда.

Можно провести сравнение с Первой мировой войной. «Обществом взаимного грабежа» называл «Московский вестник» в декабре 1916 г.   экономику России.  Советская же система сумела при утрате почти половины угодий   накормить и армию, и тыл, а потом кормила еще и немецких детей.

Центральное место следует отвести вопросам мужества и героизма советских людей. Можно показать их, отметив, что это не только феномен советского общества, но и любой воюющей страны, включая и стран-агрессоров. Но, в отличие от них, мужество и героизм в СССР носили массовый характер. Следует также решительно пресечь попытки героизации изменников Родины (Власова и др.), включив в учебник обязательные сюжеты по истинным героям войны — героям фронта и тыла, партизанского движения и т.п.

В той части учебника, где речь пойдет о значении победы, её итогах и цене, следует сделать главный акцент именно на значении и величии Победы.

Отдельная и важная составляющая — история формирования и деятельности антигитлеровской коалиции. При этом важно показать причины недоверия и постепенности складывания союзнических отношений, противоречия и пределы этих взаимосвязей.

Во-первых, Сталин органически не доверял Западу, а Запад, в свою очередь, не доверял режиму, который считал искусственным и в устойчивости которого сомневался.

Во-вторых, ведущие английские и американские эксперты в основной своей массе разделяли точку зрения немцев относительно того, что сопротивление России в 1941 г. будет недолгим.

В-третьих, (и это главное) препятствием были стратегические соображения. Они были различными у СССР и двух главных держав Запада — Великобритании и США.  Исходя из этого, и их планы были различны в отношении СССР, равно как у США и в отношении Англии и Франции. Именно в свете этого видения Запад хотел использовать до конца силы Советской Армии, а высадку союзнических войск в Западной Европе осуществить лишь на этапе коллапса либо СССР, либо Германии. Практически, это было продолжением курса Англии и США периода Первой мировой войны. В-четвёртых, препятствием в формировании союза были культурные и прочие различия. Наконец, самым большим — пятым — препятствием на пути создания союза России с Западом была неравномерность их военных усилий. По мере того, как Красная Армия в жестоких боях сдвигала линию фронта на запад, Советский Союз становился одной из двух величайших мировых сил.

В связи с этим следует рассматривать и проблему Второго фронта. Масштабность десантной операции — это, в самом деле, одно из крупнейших событий Второй мировой войны. Но Второй фронт не был решающим фронтом на завершающем этапе войны.