Анфас и профиль

 

 

Сергей КОЗЛОВ

 

“Земледелие есть главный труд”

Материал для подготовки урока по теме
«“Наказ” Екатерины II. Её представление о разумном устройстве сельского хозяйства в России». 7 класс

 

Взгляды Екатерины II на сельское хозяйство России

Личность Екатерины II, ставшей олицетворением могущества Российской империи второй половины XVIII в., и различные аспекты её государственной деятельности нашли подробное отражение как в отечественной, так и в зарубежной историографии. Не осталась без внимания и экономическая политика великой российской императрицы.

В то же время, характеризуя взгляды Екатерины II на состояние и перспективы развития сельского хозяйства Российской империи второй половины XVIII столетия, историки, как правило, ограничиваются обращением лишь к отдельным её высказываниям, посвящённым либо насущным социальным вопросам, либо проблеме частной собственности и т.д. Целостное представление об отношении императрицы к ключевой аграрной стороне хозяйственного быта России при подобном подходе получить довольно трудно. Попробуем это сделать, опираясь как на труды самой Екатерины II, так и на уже накопленные исторической наукой знания.

В России на протяжении большей части XVIII столетия представители государственной власти не рассматривали сельское хозяйство в качестве приоритетной и требующей особого «попечительства» отрасли отечественной экономики. Однако с вступлением на престол Екатерины II ситуация кардинально изменилась, что объяснялось как необходимостью изменения архаичных форм и методов природопользования (замедлявших развитие и других отраслей экономики, а также торговли), так и незаурядными личными качествами императрицы.

Екатерина Великая на протяжении своего долгого правления проявляла постоянное внимание к проблемам аграрного развития России. При этом она умело учитывала как природно-хозяйственные, так и социокультурные особенности страны, преодолевая упорное сопротивление новациям со стороны в основной своей массе достаточно инертного дворянского сословия. Не подлежит сомнению, что Екатерина II стремилась не только к укреплению режима личной власти, но и к процветанию вверенной ей судьбой великой страны. Не случайно впоследствии она отмечала, что её главной целью при работе над «Наказом» было желание «довести империю до высшей степени благополучия всякого рода, людей и вещей, вообще всех и каждого особенно».

Даже учитывая определённую декларативность подобного рода заявлений (как и уверений императрицы, что «всегда моя душа была отменно республиканской»), искренность Екатерины II, приложившей огромные усилия к укреплению Российской империи, несомненна. При этом её подходы к решению государственных проблем (включая и аграрные) носили исключительно прагматический характер.

Вот лишь два характерных её высказывания: «Чем народ будет достаточнее, тем будет в состоянии платить вернее»; «…к разумной бережливости ведут нас истинные начальные основания государственного строительства».

Как же понимала сама императрица насущные задачи, стоявшие перед отечественным земледелием — ключевой отраслью всей экономики страны второй половины XVIII в.?

Говоря о недостатках крестьянского хозяйства, она отмечала в своем наказе «О размножении народа в государстве», что одна из главных причин удручающего состояния сельского хозяйства — «отягчение податями», в результате чего «рачением и трудолюбием своим люди с великою нуждою могут найти себе пропитание». В итоге же крестьяне «закапывают в землю деньги свои… боятся богатыми казаться». Таким образом, по мнению Екатерины II, необходимо «разделити земли всем семьям, которыя никаких не имеют; подать им способы выпахать оныя и обработать».

Ещё определённее императрица высказала свою «монаршую волю» в «Наказе комиссии о составлении проекта нового Уложения», опубликованном в 1767 г. Выделим здесь ряд ключевых моментов.

Во-первых, говоря о земледелии, Екатерина II прежде всего считала важным ещё раз подчеркнуть незыблемость основного принципа, лежащего в основе устройства Российской империи, — жёсткого иерархического сословного деления общества: «Земледельцы живут в сёлах и деревнях и обрабатывают землю, из которой произрастающие плоды питают всякого состояния людей; и сей есть их жребий». Примечательно, что обоснование этого принципа выводилось как из традиций отечественной истории, так и из самой человеческой природы. В «Жалованной грамоте дворянству» 1785 г. Екатерина II отмечала, что российское дворянство, «научась послушанию, тем самым приуготовляется к вышнему начальству», ибо не существует начальника, «который во свое время сам повиноватися не приобык».

Во-вторых, признавая всю значимость земледельческого труда для великой империи и для человечества в целом («Земледелие есть самый большой труд для человека»; «Без земледелия не будет первых веществ на потребу рукоделиям и ремёслам»), императрица обратила особое внимание на коренные недостатки традиционного российского землепользования — недостатки, которые, по её убеждению, были тесно связаны с проблемой частной собственности: «Не может быть там ни искусное рукоделие, ни твёрдо основанная торговля, где земледелие в уничтожении или нерачительно производится. Не может земледельство процветать тут, где никто не имеет ничего собственного».

По-видимому, Екатерина II интуитивно понимала всю пагубность экстенсивного ведения сельского хозяйства, преобладавшего в тот период в империи. Об этом косвенно свидетельствует и её признание, что в основе «хозяйского (государственного. — Авт.) строительства» следует «хранить безвредными источники оного, сделать их, если можно, обильнейшими и почерпать из них, не приводя в скудость и не иссушая их».

Особо подчёркивала императрица, что в «государственном строительстве» необходим прежде всего комплексный подход(по современной терминологии). На практике это означало теснейшую связь государственной аграрной политики с политикой промышленной, финансовой и торговой, поскольку, по её твёрдому убеждению, «только одно всех сих частей сопряжение может составить, укрепить и в веки продлить безопасность Государства, благосостояние народа и славу Самодержца».

В-третьих, Екатерина II отмечала необходимость материального поощрения наиболее преуспевших в хозяйственных делах крестьян:

«Не худо было бы давать награждение земледельцам, поля свои в лучшее пред прочими приведшим состояние. ...Земледелие есть первый и главный труд, к которому поощрять людей должно».

В-четвёртых, важная роль в практической реализации задач, направленных к улучшению сельского хозяйства Российской империи, отводилась законодательной политике. Интересно, что значимость подобных мер, по мнению императрицы, напрямую обуславливалась природно-климатическими условиями огромной евразийской державы. «Чем больше климат приводит человека к избежанию сего труда (земледельчества. — Авт.), тем больше законы к оному возбуждать должны». Подчеркнём, что это были отнюдь не декларативные заявления, а принципиальная позиция, подкреплённая реальными общегосударственными мероприятиями. Правда, далеко не все задуманные императрицей начинания удалось реализовать: так, остался на бумаге составленный ею законопроект о правах свободного сельского населения. Если бы эти меры были осуществлены, то они фактически подорвали бы саму основу феодализма в деревне, на что власть решиться так и не смогла.

В-пятых, Екатерина II обращалась и к такой проблеме, как высокая детская смертность в России среди крестьян. Однако она признавалась, что не знает причин этой «пагубы»: «…порок или в пище, или в образе их жизни, или в воспитании».

Этот вывод, помимо прочего, свидетельствует и об огромной социальной пропасти между представителями власти и «народом» (крестьянством), которые зачастую не только не понимали друг друга, но даже говорили «на разных языках».

Не случайно в «особой тетради» императрицы мы встречаем следующий пассаж, который вряд ли нуждается в особых комментариях:

«Пойдите в деревню, спросите у крестьянина, сколько у него было детей; он вам скажет (это обыкновенно): десять, двенадцать, часто даже до двадцати. А сколько в живых? Он ответит: один, два, четыре, редко четвёртая часть; следовало бы поискать средства против такой смертности; посоветоваться с искусными врачами, более философами, чем заурядными в этом ремесле, и установить какое-нибудь общее правило, которое мало-помалу введут землевладельцы, так как я уверена, что главная причина этого зла — недостаток ухода за очень маленькими детьми; они бегают нагие в рубашках по снегу и льду… но девятнадцать (из 20. — Авт.) умирают, и какая потеря для государства!»

Как мы видим, элементарная мысль о том, что высокая детская смертность среди крестьян прежде всего была вызвана тяжёлыми условиями физического выживания и социально-экономического гнёта, даже не приходила Екатерине II в голову, что позволяет говорить о своего рода «абстрактном гуманизме» монаршей особы в данном конкретном случае. Императрица стремилась как можно лучше узнать нужды империи и её отдельных губерний (что нашло отражение во время её путешествий по России), однако о многих важных аграрных проблемах имела весьма смутное представление. Об этом свидетельствуют опубликованные её биографом В.А.Бильбасовым материалы бесед Екатерины II с великим философом Дени Дидро в 1773 г.: так, по мнению Екатерины II, русские крестьяне-однодворцы «живут в полном довольстве; есть целые уезды, где они не садятся за стол без индейки; курица для них слишком обыкновенна». Как отмечал историк, императрица «умалчивала при этом, что были не только уезды, но целые области, где люди ели овёс и сено, пихтовую и еловую кору… конопляную избоину, нередко с примесью извести».

Знала Екатерина II или нет о реальном положении крестьян на местах, сегодня однозначно судить трудно, однако несомненно, что хозяйственной информацией она себя не слишком утруждала. Так, на 28 из заданных ей Дидро вопросов, касавшихся сельского хозяйства, императрица ответить так и не смогла, либо признавшись в отсутствии необходимых знаний, либо отметив, что Дидро нужно обратиться за подобными сведениями к графу Миниху, «которому по должности, им занимаемой, это известно, как свои пять пальцев…».

Примечательно, что даже в ходе путешествий по России её основное внимание было обращено на представителей дворянства и гораздо меньшее — на купцов и мещан; крестьяне же оказались на периферии её интересов. Как и все российские императоры, Екатерина II жила в оторванной от реальной жизни большинства подданных придворной среде, для которой были характерны лесть, лицемерие, потакание личным прихотям монарха.

В-шестых, императрица вынуждена была признать и за дворянами серьёзные ошибки, тормозившие аграрный прогресс. Прежде всего, это касалось методов феодальных повинностей, налагавшихся помещиками на крестьян. Екатерина II отмечала: «…новозаведённый способ от дворян — сбирать свои доходы — в России уменьшает народ и земледелие. Все деревни почти на оброке. Хозяева, не быв вовсе или мало в деревнях своих, обложат каждую душу по рублю, по два и даже до пяти рублей, несмотря на то, каким способом их крестьяне достают им деньги». По её мнению, нужно было «предписать помещикам законом, чтоб они с большим рассмотрением располагали свои поборы, и те бы поборы брали, которые менее мужика отлучают от его дому и семейства». Отметим, однако, что о проявлении гуманизма по отношению к крестьянам здесь речь не шла; налицо лишь явная попытка урегулировать взимание феодальных повинностей, сохранив при этом status quo в имперской социальной иерархии и по возможности «законсервировать» архаичные нормы семейно-бытового деревенского уклада. Так, в ответ на вопрос Дидро о том, «каковы условия между господином и работником относительно возделывания земли», Екатерина II весьма цинично отвечала, что «всякий помещик, имеющий здравый смысл, не требуя слишком многого, бережёт корову (т.е. крепостного. — Авт.), чтобы доить её по своему желанию, не изнуряя её».

Понимая под словом «народ» лишь совокупную массу людей, не принадлежащих к дворянскому сословию, Екатерина II, безусловно, недооценивала древние традиции нашей отечественной культуры, как материальной, так и духовной. По мнению известного историка Н.И.Павленко, она воспринимала русский народ как духовно нищий и дикий, что, по его мнению, было характерно и для наиболее образованных лиц из её ближайшего окружения. Полностью с этим выводом согласиться всё же трудно: как мы знаем, приехав в страну робкой пятнадцатилетней ангальт-цербстской принцессой Софией-Августой Фредерикой и обретя здесь императорскую корону, она приложила огромные усилия, чтобы лучше узнать и понять незнакомую ей страну. И это ей, по большей части, удалось: Екатерина II пристально изучала историю и культуру России, включая русский язык, к освоению которого под руководством академика В.Ададурова она приступила сразу же после своего приезда. Хотя Екатерина II постоянно допускала при письме орфографические ошибки, она, по свидетельству секретаря императрицы А.Грибовского, весьма чисто говорила по-русски и была склонна употреблять «простые и коренные слова, каковых… знала множество». Не случайно, по её мнению, «законы должны быть писаны простым языком; и уложение, все законы в себе содержащее, должно быть книгою весьма употребительною, и которую бы за малую цену достать можно было на подобие букваря. …Предписать надлежит, чтоб во всех школах учили детей грамоте попеременно из церковных книг и из тех книг, кои законодательство содержат». Что касается изучения законов, то это весьма мудрый совет и в наши дни, когда «массовый правовой нигилизм населения», по замечанию президента РФ Д.А.Медведева, стал одним из ключевых факторов, замедляющих наше движение к гражданскому обществу.

Екатерина не только внимательно изучала древние русские летописи, составив на их основе большие исторические заметки (включая оригинальную редакцию «Жития Сергия Радонежского»), но и собрала огромную коллекцию народных пословиц, песен и сказок. Всё это позволило ей стать и для себя лично, и, главное, для миллионов своих подданных настоящей российской императрицей. Едва ли всё это мог сделать человек, относившийся к якобы «дикому» русскому народу лишь пренебрежительно и свысока. Другое дело, что в основе личного мировоззрения Екатерины II находились дворянско-сословныепредставления, что накладывало весомый отпечаток на её восприятие разных сословий империи и проявилось прежде всего в хозяйственной и духовной недооценке созидательных возможностей крестьянства и православного духовенства. Не забудем и о том, что именно она резко ограничила (до 200) число русских монастырей, фактически приравняв монахов к государственным чиновникам (переведя их на штатный оклад); наконец, она неоправданно-жестоко боролась с раскольниками, санкционировав при этом уничтожение уникальных памятников русской книжности.

Всё это не случайно: по её убеждению, народу, который никаких «благородных чувствий» «иметь не может в нынешнем своём («невежественном» — Авт.) состоянии», не следует знать того, «что ему знать не положено». Императрица была твёрдо убеждена в том, что русский народ «от природы безпокоен, неблагодарен и полон доносчиков…»

Даже внёсшая огромный вклад в российскую культуру княгиня Екатерина Романовна Дашкова, очевидно разделявшая подобный подход, заявила Дидро: «Просвещение ведёт к свободе; свобода же без просвещения породила бы только анархию и беспорядок. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены, тогда они будут достойны свободы…»

Императрица явно предпочитала архаичные, но испытанные десятилетиями принципы самодержавно-крепостнического управления. Именно они лежали в основе её взглядов на пути развития сельского хозяйства Российской империи, но в ряде случаев эти воззрения выходили за рамки своей эпохи.

Прежде всего это относилось к стратегической оценке будущих перспектив развития народного хозяйства России, к стремлению сохранить национальные природные богатства и приумножить государственные доходы, что в долгосрочной исторической перспективе отвечало национальным интересам. Как отмечала Екатерина II, «выгоды от богатств естественных и приобретённых… не вмещаются в пределы времени настоящего; они распростираются и на будущее, приуготовляя в нужде надёжные способы по умножению дохода, сии составляют также отрасль государственного строительства».

Разработанные Екатериной Великой основные положения аграрной политики легли в основу не только ряда реальных мер, направленных на развитие отечественного сельского хозяйства, но также социальной, идеологической и культурно-просветительской деятельности, проводимой в этот период в Российской империи. Разумеется, мы должны учитывать, что на планы императрицы огромное влияние оказали события массового бунта под предводительством Емельяна Пугачёва 1773—1775 гг. (обычно оцениваемого в современной научной и учебной литературе как «крестьянская война»). Об идеях «Наказа» 1767 г. (ключевую из них историки В.К.Былинин и М.П.Одесский иронично характеризуют как «создание правового самодержавного государства») пришлось забыть.

Главный акцент в идеологической сфере был сделан на том, что, по мнению императрицы, в первую очередь укрепляло имперские основы самодержавной власти и российской государственности — на консервацию верноподданнических чувств и патриархальных устоев. Так, русский национальный характер, по её мнению, состоит «в остром и скором понятии всего, в образцовом послушании(выделено нами. — Авт.) и в корени всех добродетелей, от Творца человеку данных».

Любопытно, что отмеченные элементы рассматривались ею как составные части отнюдь не деспотизма, а, напротив, гражданского общества. Она писала: «Гражданское общество… требует известного порядка; надлежит тут быть одним, которые правят и повелевают, а другим, которые повинуются».

Как подчеркивает историк А.В.Гордон, «Екатерина II вступала в открытый спор с авторитетами Просвещения, доказывая необходимость приспособления универсальных принципов к национальным особенностям», однако «вся специфика России сводилась, в конце концов, к одному — к исконности самодержавия, необходимости абсолютной монархии».

Примечательно, что идея незыблемости существующего социального устройства и строгой иерархии основных сословий (прежде всего, дворянства и крестьянства) воспитывалась у подданных империи и при помощи иностранных сочинений, переведённых на русский язык.

При этом применялся сугубо избирательный идеологический подход: из всего богатейшего наследия западноевропейской мысли использовались лишь идеи, необходимые для укрепления имперского социального строя; всё остальное (включая богатейший опыт управления) неукоснительно отсекалось.

В решении этой задачи важную роль сыграла переведённая с немецкого языка работа австрийского педагога И.Фильбигера «О должностях человека и гражданина». Эта книга, ставшая учебником в народных городских училищах Российской империи и многократно переиздававшаяся, являлась настоящей энциклопедией нравов и жизненных установок. Поскольку она была отредактирована в начале 80-х гг. XVIII в. при личном участии самой императрицы (что говорит о значимости книги), остановимся на ней подробнее.

Прежде всего, через всю работу красной нитью проходит идея незыблемости существующего социального устройства, строгой иерархии основных сословий государства и соблюдения гражданами традиционных жизненных устоев. При этом для обоснования указанных постулатов умело привлекалась «патриотическая» подоплёка: «Любовь к Отечеству в том состоит, чтобы мы Государю, начальству и законам общества, в коем мы живём, усердно покорялись…» Основная масса населения России — «простой народ» («питающиеся хлебопашеством и рукоделием») — должна была проявлять чувство патриотизма «особливо повиновением и деятельностию, то есть трудолюбием…»

В сочинении И.Фильбигера, умело приспособленном для восприятия представителей различных сословий россиян, подчёркивалось, что «человеку состоянием своим… должно быть довольным, и в оном по возможности стараться себе и другим быть полезным». Необходимость укрепления верноподданнических чувств и патриархальных устоев в этот период была особенно очевидна: и широкие слои социальных «низов», и дворянство хорошо помнили трагические события Крестьянской войны 1773—1775 гг., правящие круги делали всё, чтобы не допустить повторения подобного. Поэтому не случайно, что наряду с общими положениями, стремящимися обосновать нерушимость сословной иерархии, в сочинении немалое место отводилось описанию традиционных, проверенных временем способов «доброго домоводства» — основы надёжного хозяйствования, а, следовательно, и определённой гарантии «послушности» крестьянства. К ним относились: наличие «имения» (движимого и недвижимого), обладание необходимыми для вотчинника сведениями, «твёрдая и добрая воля», «много прилежания», а также помощь хозяину со стороны жены, детей и подчинённых. Усиленное внимание обращалось на соблюдение «порядка» в хозяйстве, запись «приходов и расходов», экономию и бережливость. По-видимому, эти качества Екатерина II ценила особенно высоко.

Через всю книгу проходит также мотив строгого выполнения христианских заповедей. Однако и здесь сословные приоритеты «власть имущих» остаются на переднем плане: так, в главе IV части III книги с красноречивым названием «О союзе господ и слуг» подчёркивалось, что помещикам не следует «рабов своих и домашних работами выше сил их отягощать». Последние, в свою очередь, должны «господ своих любить и почитать».

Отметим, что Екатерина II, несмотря на попытки создать образ набожной христианки (что являлось составным элементом официального облика императрицы как покровительницы всех православных), судя по всему, не была глубоко религиозным человеком: в её системе личных ценностей, по-европейски рациональной и расчётливо-циничной, Бог занимал далеко не первое место. Как справедливо отмечает исследователь А.Б.Каменский, императрица «в практической деятельности руководствовалась прежде всего здравым смыслом». Кроме того, ей, видимо, не была свойственна духовная рефлексия. Возможно, ключевую роль сыграли здесь и домашнее воспитание, и эклектичное религиозное образование (её наставниками в юности одновременно (!) были католический пастор, лютеранский священник и кальвинист), а также лицемерная придворная обстановка с её постоянными интригами, в которой почти никому нельзя было доверять.

С другой стороны, наряду с пропагандой традиционализма, в сочинении И.Фильбигера «О должностях человека и гражданина» появляются и новые моменты, свидетельствующие о том, что правящие круги России (включая, прежде всего, царствующую императрицу) стремились как-то поощрить (хотя бы морально) усилия земледельцев, направленные на усовершенствование сельского хозяйства. «Простые люди оказывают себя тогда сынами Отечества, — отмечалось в работе, — когда они, не оставаяся при старинных своих привычках, стараются перенимать полезное у других стран сколько возможно и оное употреблять для блага своего Отечества, или насаждая и разводя в своей земле иностранные произведения, или подражая, для пользы своей, образу земледелия соседей своих… дабы не иметь нужды в чужих плодах и работе и вывозимыя за то из государства деньги удержать в своём Отечестве».

Итак, работа И.Фильбигера, пользовавшаяся большой популярностью в России, ярко отразила складывающийся в екатерининской империи своеобразный симбиоз традиций и новаций, основу которого, однако, ещё составляли патриархальные культурно-хозяйственные стереотипы поведения и мышления. В то же время, мы не можем категорично оценивать эти нормы поведения в качестве отсталых либо даже «реакционных» (как ещё сравнительно недавно утверждалось в советской историографии по причине идеологических соображений и классовых симпатий): во-первых, в массовом сознании всех сословий России почти безраздельно господствовали идеи патернализма, а, во-вторых, необходимость сохранения самой российской государственности в условиях постоянной внешней и внутренней угрозы приводила к тому, что власти апеллировали именно к силе многовековой традиции (в форме обычаев), при этом жёстко подавляя любые попытки свободомыслия и критики.

Этот незамысловатый, но действенный приём использовался и по отношению к отечественным деятелям культуры. Так, драматург Д.И.Фонвизин всего лишь за сформулированный «эзоповым языком» иронический вопрос о сущности фаворитизма, заданный Екатерине II через журнал «Собеседник», был лишён императрицей права публиковать свои произведения.

Но в российском обществе при Екатерине вызревали и новые тенденции (правда, весьма робкие), в конечном счёте направленные на стимулирование буржуазных отношений. Екатерина Великая прекрасно понимала, что без изменения «старинных своих привычек» оживить аграрный быт империи не удастся. Об этом же писали и некоторые современники, приходившие к выводу о малой производительности труда крепостных крестьян. Так, выдающийся дипломат Д.А.Голицын утверждал: «Без упразднения крепостного состояния нечего и думать о дальнейшем процветании государства… Труд крепостных не выгоден ни государству, ни помещикам».

Однако в XVIII столетии ресурсы крепостничества были ещё далеко не исчерпаны, а к его отмене большая часть общества не была готова. Этот мировоззренческий и нравственный барьер мало кто осмеливался преступить. Слишком велик был риск массовых социальных и государственных потрясений.

Так, известный поэт А.П.Сумароков писал: «Сделать русских крепостных вольными нельзя… будет ужасное несогласие между помещиков и крестьян, ради усмирения которых потребны будут многие полки…»

В той же беседе с Дидро на его вопросы: «Рабство земледельцев не влияет ли на культуру земли? Отсутствие собственности у крестьян не ведёт ли к дурным последствиям?» — Екатерина II отвечала вполне «политкорректно» (в полном соответствии с господствующей идеологической доктриной): «Я не знаю, есть ли страна, где земледелец более любил бы землю и свой домашний очаг, чем в России. Наши свободные провинции (где не получило развития крепостничество. — Авт.) вовсе не имеют более хлеба, чем провинции несвободные. Каждое состояние имеет свои недостатки, свои пороки и свои неудобства».

В заключение приведём ещё один отрывок из написанных рукою императрицы автобиографических материалов, который позволит нам лучше понять её позицию по отношению и к аграрному сектору экономики, и к своей роли в качестве единовластной правительницы огромной евразийской державы: «Столь великая империя, как Россия, погибла бы, если бы в ней установлен был иной образ правления, чем деспотический, потому что только он один может с необходимой скоростью пособить в нуждах отдалённых губерний, всякая же иная форма парализует своей волокитой деятельность, дающую всему жизнь».

С.А.КОЗЛОВ,
доктор исторических наук
(Институт российской истории РАН)

 

Советуем прочитать

Каменский А.Б. Жизнь и судьба императрицы Екатерины Великой. М., 1997.

Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало ХХ в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. Т. I—II. СПб., 1999.

Павленко Н.И. Екатерина Великая. М., 2000.

Законодательство Екатерины II: В 2 тт. М., 2000—2001.

Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. Пер. с англ. М., 2002.

Екатерина II. О величии России. М., 2003.