Дело Сухово-Кобылина,
|
 |
| Дело
Сухово-Кобылина / Сост., подгот. текста В.М. Селезнева и Е.О. Селезневой; вступ. статья и коммент. В.М. Селезнева. — М.: Новое литературное обозрение, 2002. — 544 с. |
Это — одно из самых загадочных уголовных
дел в истории Российской империи. Семь лет
длилось следствие, накопились тома документов. И
— ничего. Подозреваемые либо оправданы, либо
«оставлены в сильном подозрении» (что-то вроде
знаменитой фразы «казнить нельзя помиловать»). И
так бы осталось это дело об убийстве пылиться в
архивах, так бы и могли им поинтересоваться лишь
дотошные историки права, если бы не… Если бы один
из главных обвиняемых не стал впоследствии
знаменитым писателем, драматургом, пьесы
которого до сих пор не сходят со сцен театров. Его
имя — Александр Васильевич Сухово-Кобылин.
Попытаться разобраться в хитросплетениях этого
дела может теперь каждый желающий. Достаточно
открыть книгу «Дело Сухово-Кобылина», изданную
«Новым литературным обозрением» в 2002 году в
серии «Россия в мемуарах». Протоколы
следственных действий, показания обвиняемых и
свидетелей, донесения, постановления,
предписания, высочайшие указы и прочая, и
прочая… И — воспоминания современников, впервые
опубликованный дневник Сухово-Кобылина за те
годы, а также вступительная статья В.М. Селезнева,
в которой приводятся многие интересные факты и
размышления, касающиеся этого чрезвычайного, из
ряда вон выходящего события и дальнейших судеб
его участников. Каждый читатель может
почувствовать себя проницательным следователем.
Вернее — исследователем человеческой души.
Потому что все, происходившее тогда, 150 лет назад,
выходит далеко за рамки обычного уголовного
дела.
Начиналось все во Франции, где молодой
аристократ Александр Сухово-Кобылин
познакомился с юной модисткой Луизой
Симон-Деманш. Он знал, что никогда не сможет
официально жениться на ней. И никогда не обещал
ей этого. Только — любовь и обеспеченную жизнь в
России. Но стоит ли далеко загадывать! Ему — 24
года, ей — 22. Они любят друг друга. И в 1842 г. Луиза
соглашается уехать в Россию. Здесь она
становится московской купчихой, в распоряжении
которой магазин, квартира и несколько крепостных
крестьян Сухово-Кобылина.
Все идет своим чередом. Казалось бы, всех
устраивает это весьма двусмысленное положение. И
лишь трагедия, случившаяся в начале ноября 1850 г.,
положила конец мнимому благополучию влюбленных.
Итак, первый документ Дела — сообщение о
найденном теле: «9-го ноября 1850 года Пресненской
части пристав Ильинский в докладной записке г-ну
обер-полицмейстеру донес, что за Пресненской
заставой на Ходынском поле найдено мертвое тело
женщины неизвестного звания». Вскоре выяснилось,
что убитая — Луза Симон-Деманш…
И закрутилось!
Осмотр квартиры, допросы крепостных — прислуги
Симон-Деманш. Уже с самого начала тень подозрения
падает на Сухово-Кобылина. Очень привлекательной
кажется версия, что гражданская жена мешала
молодому человеку в его дальнейших планах. И
потому решил он ее убрать. Ударом утюга… Дважды
проводились обыски во флигеле, где жил
Сухово-Кобылин — 12 и 16 ноября. И хотя ничего не
нашли, кроме микроскопических пятен, в отношении
которых экспертиза так и не смогла сказать, кровь
это или нет, и давно ли эти пятна появились на
штукатурке, 16 ноября проводится
одиннадцатичасовой допрос Сухово-Кобылина.
После чего, не получив никаких доказательств
вины допрошенного, следователи принимают
решение о взятии его под стражу. В этом отношении
показательно «Донесение начальника 2-го Корпуса
жандармов генерал-лейтенанта С.В. Перфильева
шефу жандармов господину генерал адъютанту и
кавалеру графу А.Ф. Орлову» от 15 ноября. Стиль
этого документа вполне соответствует жанру
любовно-авантюрного романа: «Иностранка Деманш
была в любовной связи с молодым человеком
Сухово-Кобылиным, который, как говорят, предпочел
ей другую, и поэтому имя его упоминается при
каждом рассказе с разными предположениями к
разгадке этой ужасной драмы. До сих пор из многих
предположений нет ни одного основательного.
Следствием также еще ничего не обнаружено; но к
раскрытию употребляются самые деятельные меры».
Странно, что решение об аресте Сухово-Кобылина
принимается практически только на основании
того, что его показания разошлись с показаниями
его камердинера и повара, служившего у
Симон-Деманш. Предпочтение было отдано
показаниям слуг. И даже когда спустя несколько
дней повар и его сообщники — прислуга
Симон-Деманш — признались в совершении
преступления, даже когда они во всех
подробностях рассказали, как что было, — все
равно следствие упорно продолжало разрабатывать
другую версию.
Следствие велось тщательно. Сухово-Кобылин был
освобожден под подписку о невыезде. Стоит
внимательней прочитать следственные документы
— это не менее увлекательно, чем наблюдать за
перестрелками и погонями. Шаг за шагом
перепроверялись все показания, все факты. Можно
ли верить слугам? Почему они признались в
совершении преступления? А не были ли они
подкуплены? Или запуганы? И так далее, и так
далее.
Вряд ли есть смысл пересказывать ход дела — это
лишило бы читателя возможности постепенно
проникать во все тонкости следствия. Только
пройдя вместе с Сухово-Кобылиным все ступени, все
этапы этого дела, можно хотя бы отчасти понять,
как рождался новый русский писатель. Не случайно
в своем предисловии к пьесе «Дело» писатель
говорит, что эта пьеса «не есть, как некогда
говорилось, плод досуга, ниже, как ныне делается,
поделка литературного ремесла, а есть в полной
действительности сущее и из самой реальнейшей
жизни с кровью вырванное дело». Дотошный
исследователь может решиться сопоставить пьесу
с материалами дела — и аналогии начнут
вырисовываться сами собой. Кто из персонажей
написан «с натуры»? И кто послужил прототипом
того или иного героя пьесы? Это «расследование»
тоже небезынтересно.
Но, в конце концов, спустя столько лет для нас
вряд ли так важно, с кого писались эти портреты.
Пожалуй, интереснее, каким образом полученный
жизненный опыт отразился на мировоззрении
писателя, что ему раскрылось в те необычайно
насыщенные для него годы, как преломлялись
трагические, почти неправдоподобные, события в
его творческом сознании. Это можно проследить по
страницам дневника Сухово-Кобылина, где он
эмоционально и в то же время скрупулезно
описывает все происходящее с ним и внутри него.
Особенно интересен фрагмент дневника от 16
сентября 1956 г. — дня рождения Сухово-Кобылина, —
где он кратко, безжалостно к себе подводит
итоги прожитых лет. «Итак, — пишет он, — с 1842 по
1952 десять лет совершенно пропали…». И дальше — о
том, что он сделал к 39 годам: «Написал пиэссу,
давшую мне литературное имя («Свадьба
Кречинского»), перевел Гегеля, и главное, пришел к
полноте сознания, понял значение жизни и понял
как надо жить. Если и перенесены мною страшные
муки, то муки эти и довели меня до ясного
понимания жизни и ее цели».
Ярким дополнением служат воспоминания
современников, безусловно субъективные и
противоречивые, если их рассматривать по
отдельности, но в то же время создающие
объемную, красочную картину, если их соединить
воедино.
А для каждого, прикоснувшегося к теме Дела
Сухово-Кобылина, это в какой-то мере станет
пробным камнем: согласитесь ли вы с писателем? С
его современниками? Какие струны вашей души
дрогнут? И в конечном итоге, кто в ваших глазах
предстанет убийцей, так и не найденным
следователями XIX в.?
Александр Васильевич Сухово-Кобылин дожил до
глубокой старости. Он успел увидеть пьесы своей
трилогии на сцене и в печати. Успел стать
классиком русской литературы. И за год до смерти
— почетным академиком Российской академии наук
по разряду изящной словесности. Судьбы крестьян,
попавших под подозрение, вряд ли кого-то
интересовали, но, как известно, на каторгу никто
не пошел. У кого на совести осталось жестокое
преступление, доподлинно выяснить не удалось.
Дело закрыто. Казнить нельзя помиловать...
Алла КОЛИБАБ