Слово городничий с момента написания Гоголем «Ревизора» оказалось изрядно скомпрометированным. Отныне и вовеки, произнося его, все держишь в уме Антона Антоновича Сквозника-Дмухановского. Русским чиновникам вообще изрядно досталось от литераторов, в особенности от тех из них, которые сами никогда не были ни в военной, ни в гражданской службах. Вот Александр-то Сергеевич Пушкин, хоть в большие чины и не вышел, но в чиновном сословии состоял, а потому в суждениях по предмету государственной службы был воздержан. Да и так ли уж безнадежны были русские «служилые люди»? Были ли честные городничие в Российской империи? Представьте себе, были! Правда, о них известно мало. Вот если кто стащил сто тысяч, да, заметая следы, поджег городское казначейство… тот становится притчей во языцех.
Коломенский городничий Семен Васильевич Гололобов был как раз одним из тех, о ком так мало известно. Ни откуда он родом, ни кем были его родители, к сожалению, узнать не удалось. Сведения о нем начинаются сразу с того момента, когда он вышел из Дворянского полка в армию, где и тянул лямку 15 лет, дослужившись до невеликого чина капитана. Он участвовал в двух войнах, пройдя турецкую и польскую кампании, сражался храбро, за что и был награжден боевыми орденами. Особенно отличился он при штурме Варшавы, где капитан Гололобов при атаке сильно укрепленной 54-й батареи варшавской цитадели получил сквозную рану ружейной пулей в плечо. Ранение оказалось тяжелым, и после долгого лечения капитан вынужден был в 1832 г. оставить военную службу «за ранением». Что же было дальше? Гоголь своего капитана Копейкина, оказавшегося в схожей ситуации, сделал разбойником «в темных муромских лесах». Гололобов, словно задавшись целью строить свою жизнь наперекор гению русской литературы, поправив здоровье, подал прошение об устройстве его на государственную службу в Комитет, занимавшийся устройством гражданской судьбы подобных ему ветеранов. Судьба гоголевского капитана Копейкина сложилась столь печально от того, что в бытность его пребывания в Петербурге такого Комитета еще не существовало, ибо царь был заграницей и лишь вернувшись «в 18 день августа 1814 г.» тот Комитет высочайше утвердить соизволил.
По ходатайству Комитета в 1835 г. Гололобов был назначен городничим в уездный город Богородск (ныне Ногинск), а после нескольких лет службы переведен в Коломну.
Усердный служака, он не был, однако, что называется «сухарем». Никакого «возношения над головами» горожан он не допускал, хотя город был в основном купеческим и мещанским, а сам он был дворянином. Приходили к нему с разными делами, и всех он принимал, во всякую нужду старался войти, чем заслужил всеобщую любовь. Он не изменился даже после того, как судьба нанесла ему жестокий удар: в 1851 г. у Семена Васильевича умерла жена, оставив ему двух малолетних детей. Гололобов решил воспитывать их сам, не передоверяя этого важного дела никому. И продолжал служить. Коломна в те годы была процветающим торгово-промышленным городом. Этим во многом она была обязана своим местоположением при слиянии Оки и Москвы-реки, бывших тогда основными транспортными артериями — в течение одной навигации через речные пристани города проходили до 3 тысяч разного рода судов. Москва-река изобиловала мелями и имела сложный фарватер, поэтому при доставке грузов речным путем их приходилось перемещать на суда с меньшей осадкой. Эту операцию проводили в речном порту Коломны, здесь же нанимались команды речников, подряжались «конные тяги», чтобы тащить барки вверх по течению. В разгар навигации местность у впадения Москвы-реки в Оку буквально была запружена барками. Судохозяева, служащие контор, лоцманы, матросы, рабочие — до 20 тысяч человек ежедневно — находили себе ночлег и пристанище в городе, табуны в 10 тыс. голов лошадей, тянувших вверх по реке суда, ночевали возле него. Все это напоминало огромную ярмарку, гигантский торговый муравейник. Через Коломну пролегала проезжая дорога на Рязань, движение по которой тоже было очень оживленным. Торговые операции давали до 4 млн рублей в год, в небольшом городе концентрировались в руках купцов огромные деньги; в Коломне было более десятка купеческих фамилий, чьи капиталы превышали миллион. Мог ли городничий, в чьем городе деньги буквально текли рекой, устоять перед соблазном и не воспользоваться тем, что само плыло в руки? Это выяснилось только после его скоропостижной кончины. Заболел Семен Васильевич совсем неожиданно и, промучившись несколько часов, почил 9 января 1853 г. Готовясь к погребению, в доме городничего как ни искали, не нашли никаких денег, кроме одного серебряного рубля, обнаруженного в его потертом кошельке. Управляя богатейшим торговым городом, Гололобов ничего на своем посту не стяжал и, кроме этого рубля, после себя никаких средств не оставил. Пришлось горожанам открыть подписку, чтобы достойно похоронить своего начальника и кавалера орденов. В Коломне в те поры квартировала сводная гвардейская и гренадерская артиллерийская бригада, офицеры которой во главе со своим командиром приняли посильное участие в погребении доблестного офицера, ветерана двух военных кампаний.

Коломна. Историческая застройка

Рано утром 12 января 1853 г. весь город собрался у дома городничего, отдавая последний долг почившему начальнику. Многие во время панихиды вполне искренне плакали. Гроб его несли на руках феерверкеры гвардейской артиллерии, которые и опустили его в могилу на городском кладбище.
Порукой его кристальной честности служит то, что плохого о нем никто не помнил. Человеческая память очень цепка на пакости. Вот скажем, коломенский городничий Губерти: хоть и сражался он на Бородинском поле в 1812 г. и был там ранен, хоть и женился на местной помещице, однако запомнили его в основном потому, что свой дом он выстроил из кирпича, добытого из стен коломенского кремля. Помнили Губерти и сто лет спустя после смерти. А про Семена Васильевича Гололобова просто забыли, и неизвестно даже, где именно находится его могила на срытом городском кладбище. Всего и напоминания о нем — лишь короткий некролог в «Московских губернских ведомостях». Вот если бы он стащил сто тысяч….