Русский «крот» в паутине

Первые сведения о провале русской разведывательной сети докатились до России в начале апреля 1913 г., когда пришли сообщения о том, что «русский военный агент» (так тогда называлась должность военного атташе) М.И. Зенькевич вынужден был спешно отбыть из Вены в Петербург. Отъезд его был столь стремителен, что о нем даже не известили венские власти, хоть это и было грубым нарушением дипломатического протокола. Хотя в тот момент атташе было не до протоколов: офицер русского Генерального штаба Зенькевич, будучи руководителем разведывательной сети в Австро-Венгрии, поддерживал контакт с нелегальным резидентом Николаем Бравурой, арестованным несколькими днями ранее австрийской контрразведкой в Будапеште. Когда сообщения об аресте Бравуры достигли русской столицы, многие петербуржцы, прочитав об этом в газетах, были немало озадачены: репутация петербургского денди, тащившаяся за Кокой Бравурой, как хвост за мастодонтом, и секретная миссия за кордоном многим его знакомым показались вещами несовместимыми.
Семейка, из которой вышел этот нелегальный резидент русского Разведывательного Бюро, в столице была, что называется, «на слуху». Мать Николая, урожденная Базилевская, в свое время слыла первой красавицей Петербурга, к тому же она считалась «выгодной партией», поскольку ее отец Ф.И. Базилевич был очень богат и давал за дочерью хорошее приданое. Однако сердце красавицы пленил скромный молодой человек, зарабатывавший себе на хлеб преподаванием языков детям «из порядочных семей», носивший, как «остатки прежней роскоши», звучную фамилию Бравура. Несмотря на явный мезальянс, молодые люди поженились, и состоятельный папаша невесты их не отринул.
Но счастье продолжалось недолго, и отец Коли вскоре умер, а мать, став красавицей-вдовой, вскоре снова вышла замуж, на этот раз за графа Галье. Но и с графом прожила недолго, разошлась, и тут же сочеталась браком с английским лордом Энглези. Ей, вечно занятой устройством личной жизни с титулованными особами, воспитывать сына было некогда, но деньги семьи позволили Николеньке получить отличное образование: первоначально он обучался в частной гимназии Гуревича, затем в университете. Предоставленный сам себе и компании ветреных товарищей, он с ранних лет вкусил «запретных плодов», и вкус их так его пленил, что, получив после смерти матери большое наследство, Николаша, как говорится, «пустился во все тяжкие». Его частенько встречали в театрах, он слыл завсегдатаем Купеческого клуба, где была разрешена карточная игра, а играл Бравура всегда «по-крупному». Николай волочился за женщинами, и на этой почве готов был «встать к барьеру». Из всех его дуэлей самая известная — с братом графини Соллогуб, Дмитрием, в 1900 г.

Конечно, никакое наследство такого образа жизни долго поддерживать не могло! За несколько бурных лет Николай промотал все состояние и вернулся к тому, с чего начинал его отец, — занялся преподаванием языков. Очевидно, именно в этот период к нему «сделали вербовочный подход» люди из Разведывательного Бюро, и Бравура, склонный к авантюрным приключениям, заведший с молодых лет привычку жить широко, согласился сотрудничать, лишь бы избежать невыносимого для него удела «мизерного существования». Для разведки он был привлекателен светским лоском, знанием основных европейских языков, множеством знакомств среди бывавших в Петербурге иностранцев. Репутация Бравуры, «честно заработанная» на званых обедах и ужинах, за ломберным столом и в будуарах светских львиц, служила надежнейшим щитом для прикрытия его тайной деятельности. Ему не нужна была «легенда-прикрытие» — Бравуре достаточно было быть самими собой.
Выезжающие за границу русские туристы, знавшие Николая по Петербургу, встречали его в европейских столицах, чаще всего в Париже или Вене, где он теперь проводил большую часть года. На вопросы знакомых о роде его занятий и источниках существования он бодро отвечал, что преподает здесь языки, при этом выглядел прилично и в долг денег ни у кого не просил. В последний раз его видели в Петербурге, за несколько месяцев до ареста, осенью 1912 г. Здесь Коку Бравуру по-прежнему считали великосветским шалопаем, не годным ни на что путное. Его светские знакомые лишь из сообщений газет узнали о том, что Кока руководил, ни много ни мало, агентурной сетью, собирая сведения от двух десятков агентов — подданных Австро-Венгрии — и переправляя их в русское посольство.
После ареста Бравуры и бегства Зенькевича в течение двух последующих дней в разных местах Австро-Венгрии были взяты под стражу 18 офицеров австрийской армии, еще несколько их агентов покончили с собой. Все арестованные офицеры были славянами по крови и пошли на контакт с русской разведкой добровольно, передав через Бравуру в руки командования русского Разведывательного Бюро секретнейшие документы.
Эта агентурная сеть, раскинувшаяся по всей Австро-Венгерской империи, исправно функционировала несколько лет. Русские разведчики были неуловимы, их австрийская агентура оставалась нераскрытой, а все попытки контршпионажа оборачивались, выражаясь языком гадалок, «пустыми хлопотами». Так продолжалось до тех пор, пока под подозрение контрразведки не попал полковник Альфред Рёдль, который долгое время как раз и занимался «русским направлением», состоя в должности «эксперта по вопросам разведки и контрразведки» в разведывательном отделе австрийского генштаба.
Альфред родился в Галиции, в семье небогатого железнодорожника. Мальчик с ранних лет проявлял способности к учебе, и хотя его отцу это далось нелегко, он все же поступил в кадетский корпус, а потом в офицерское училище, которое окончил с отменными аттестациями.
Карьеру подпоручик Альфред Рёдль начал, служа во Львове, потом в крепости Перемышль. Способного офицера заметили и пригласили работать в военную разведку. Именно там его таланты раскрылись во всем блеске. Он был переведен в Вену и здесь, служа экспертом по вопросам разведки и контрразведки при генеральном штабе, Рёдль уверенно шагал по карьерной лестнице. Никому в голову не могло прийти заподозрить его в предательстве и работе на чужую разведку. Но в 1912 г. Рёдль был переведен в Прагу, на должность начальника штаба 8-го армейского корпуса, поэтому уже не мог блокировать поиски русской агентуры и самого себя. В книгах и статьях, посвященных провалу Рёдля, высказывается немало версий «начала конца» этой сети. Наиболее реальной из них выглядит та, что была оглашена «по горячим следам», через несколько дней после самоубийства Рёдля в номере венского отеля «Кломзер». Согласно этой версии полковника сгубило свойство секретной информации самопроизвольно выдавать источник своего происхождения, так бывало уже не раз в истории разведки.

Австрийский актер Клаус Брандауэр в роли Рёдля	Собственно Рёдль	Кадр из фильма «Полковник Рёдль»

В ноябре 1912 г. Рёдль в составе группы высших офицеров Австро-Венгерской армии присутствовал на совместном совещании с офицерами германского генерального штаба, на котором шла речь о взаимодействии армий двух государств во время вероятных совместных действий «на русском направлении». Был намечен ряд слабых позиций в распорядках русской армии и принято решение: произвести скрытную перегруппировку сил обеих армий с тем, чтобы при начале военных действий было удобнее наносить по ним удары. Когда эта скрытная перегруппировка была произведена, в ответ совершенно неожиданно русская армия, изменив прежнюю дислокацию частей, перекрыла уязвимые участки, сведя тем самым на нет все усилия союзников. Это не осталось незамеченным, и под подозрение попали все участники совместного совещания. Им устроили негласную проверку, о которой Рёдль, уже переведенный в Прагу, ничего не знал.
Его бывшие коллеги, многое из которых были учениками Рёдля, обратили внимание именно на него, раскопав давнюю историю — ища аналоги утечки информации, они припомнили случай, происшедший в марте 1909 г. Тогда Пражский и Юзефовский корпуса получили приказ двинуться через территорию Германии в Селезию — кратчайшим путем на восток, — русские тут же предприняли ответные меры. Из всех офицеров, знавших о той секретной переброске войск в 1909 г., участником совещания в 1912 г. был только Рёдль. Бывшего эксперта генерального штаба «взяли под колпак»: за ним следили несколько месяцев, выявляя его связи.
Установили, что полковник в Праге жизнь ведет очень замкнутую: из дома на автомобиле отправляется в штаб корпуса, в обед идет в кафе. После обеда сидит в одиночестве около часа, читая газету, после чего возвращается на службу. Вечером, в том же кафе, ужинает, вечерок коротает за кружкой пива и опять же — газетами. Правда, наблюдатели зафиксировали, что во время послеобеденного сидения в кафе к нему за столик иногда подсаживалась дама, которая проводила в его компании не более десяти-пятнадцати минут. То, что Рёдль является «звездой» элитарной компании армейских гомосексуалистов, секретом для контрразведчиков не было, поэтому «амурную» причину этих свиданий наблюдатели отвергли сразу же, «взяв даму в разработку». За ней пустили слежку и оказалось, что дамочка входит в странную компанию русских, которые с неясной целью и неизвестно на какие средства живут в различных городах Австрии и Чехии, снимая несколько квартир разом. Так начался провал: контрразведка вышла на связников разведывательной паутины, а через них на Бравуру и его «контакты».
Когда контрразведчики стали собирать сведения о личной жизни Рёдля, они ужаснулись — настолько все было очевидно! Полковник вел вызывающе роскошную жизнь, требовавшую огромных денег. И они у него всегда были, возникая из неизвестных источников. Каких? Реальное объяснение было только одно — широкий образ жизни офицера незнатного происхождения, из небогатой семьи, мог вестись только на гонорары за предательство, не иначе. В начале мая 1913 г. Рёдля вызвали в Вену, где он, совершенно неожиданно для себя, предстал перед специально сформированной комиссией генштаба, обвинившей его в шпионаже в пользу русских. Полковнику предъявили обвинения: в копировании и извлечении из секретных материалов сведений для передачи русским агентам; в информировании русского командования об австрийской агентуре, внедренной в русскую военную службу; в лакировании расследований против русского шпионажа в самой Австро-Венгрии. Рёдлю было объявлено, что он с позором изгоняется из армии, лишается всех наград и заключается под домашний арест в номере отеля «Кломзер», в котором он остановился до вынесения решения о его дальнейшей судьбе. Вечером того же дня в отель, взятый под усиленную негласную охрану агентами контрразведки, явились несколько человек в штатском, но с весьма явной военной выправкой. Они недолго пробыли в номере экс-полковника и удалились. Ночь в гостинице, по уверениям владельца, прошла без всяких эксцессов, а утром эти же господа явились вновь и попросили портье сообщить господину Рёдлю, что к нему пришли. На стук в дверь постоялец не отозвался, а когда ее открыли запасными ключами и вошли, то обнаружили Альфреда Рёдля мертвым. Он покончил с собой, выстрелив себе в висок из браунинга новейшей системы — со встроенным глушителем, поэтому выстрела никто и не слышал. Убедившись, что дело сделано, военные удалились, забрав с собой браунинг, оставленный в номере во время предыдущего посещения специально для того, чтобы предатель сам исполнил «приговор бесчестья». Полиция, вызванная хозяином «Кломзера», не стала проводить никакого расследования, просто констатировала факт самоубийства протоколом. Делу старались придать вид частного случая, но так как Рёдль был фигурой весьма заметной, то вовсе умолчать о его самоубийстве было невозможно, и Венское телеграфное агентство сообщило о «неожиданном самоубийстве полковника начальника штаба 8-го корпуса австро-венгерской армии». В этом сообщении в последний раз о Рёдле говорили красиво и высокопарно: «Высокоталантливый офицер, которому предстояла блестящая карьера, находясь в Вене при исполнении служебных обязанностей, в припадке сумасшествия покончил с собой». По официальной версии Рёдль наложил на себя руки, свихнувшись на почве нервного истощения и бессонницы, вызванной горением на служебной ниве. Венскому телеграфному агентству доверили сообщить о происшествии не случайно — оно было тесно связано с разведкой, предоставляя австрийцам возможность работать под личиной «собственных корреспондентов» в разных странах.
Косвенной причиной предательства Рёдля стала его сексуальная ориентация: ласки молоденьких офицеров стоили очень дорого, любовники постоянно тянули с него деньги, требовали подарков, а его «большая любовь», уланский поручик Стефан Горинка, практически жил за счет Альфреда. Он оплачивал счета Горинки и давал ему средства на содержание любовницы — за счет Рёдля была обставлена ее квартира. Для того чтобы объяснить свои «высокие отношения» с поручиком Горинкой, Рёдль выдавал его за своего незаконнорожденного сына, но в это мало верили завсегдатаи увеселительных заведений Вены, частенько застававших «папулю» и «сынка» в укромных уголках.

Кадр из фильма «Полковник Рёдль»

Варшавское охранное отделение, которое противодействовало австрийскому шпионажу, собирая сведения об офицерах, его организовывавших, наткнулось на информацию о сексуальных предпочтениях Рёдля. К нему подвели своего агента, как говорят, некоего красавца, входившего в кружок светских содомитов Санкт-Петербурга. Не устояв перед чарами соблазнителя, Рёдль закрутил с ним роман, который ввел его в такие расходы, что он, будучи не в силах преодолеть свою порочную страсть, принужден был влезть в долги. Его друг свел полковника с «добрыми людьми», которые ссудили Альфреду крупную сумму, дав деньги «под простую расписку». Потом, как водится, этой распиской его шантажировали, склонив к сотрудничеству. Мотивы своего падения Рёдль сформулировал в предсмертной записке, написав: «Легкомыслие и страсти погубили меня. Молитесь обо мне. Я искупаю свои ошибки смертью».
Среди арестованных по делу провалившейся сети русской агентуры особенно яркими личностями были братья Ядрич, хорваты по национальности. Оба делали блестящую карьеру в имперской армии благодаря своим способностям: старший брат, полковник, служил в австрийском генеральном штабе, младший был воспитателем кадетского корпуса в Вене, где обучались дети военной элиты империи. Ядричи передали в распоряжение агентов русского Разведывательного Бюро планы новейших крепостей на австро-русской границе, укрепленных районов Львова и Кракова, всей военной инфраструктуры приграничья. Полковник Ядрич, дружа с сыном своего командира, начальника австрийского генштаба Конрада фон Генцендорфа, привлек того к работе на русскую разведку: фон Генцендорф-младший ходатайствовал о Ядриче перед папочкой, и тот поручал полковнику различные важные задания, которые полковник образцово выполнял, что весьма способствовало его карьерному росту и одновременно открывало Ядричу доступ к самым секретным документам, которые он копировал для своих тайных руководителей. Чины контрразведки, производившие обыск в доме младшего фон Генцендорфа, испытали шок, когда в обнаруженном ими тайнике помимо секретных бумаг, подготовленных для передачи по цепочке связников русским, они нашли русский паспорт, выписанный на имя фон Генцендорфа! Там же была найдена приличная сумма денег: дружбу с разведкой деликатно подогревали материально — от Ядрича фон Генцендорф-младший получил свыше 150 тыс. крон.
Мотивация перехода на сторону России блестящих офицеров-славян — со стремительно развивавшейся карьерой, не замаранных никакими историями, была гораздо сложнее и вместе с тем весомее, нежели у запутавшегося в своих содомитских похождениях и денежных махинациях Рёдля. Они сотрудничали с русской разведкой, работая на страну, которую считали оплотом всего славянства, считая это собственным вкладом в дело служения идее великой славянской революции. Молодые военные грезили идеями национальной и политической независимости для своих народов, надежды на которую связывали именно с политикой Российской Империи. Их надежды родились не на пустом месте и вовсе не были несбыточными фантазиями. Эти офицеры высокого ранга, как никто, были реалистами, и, пожалуй, лучше других знали истинное положение вещей в тогдашнем политическом раскладе, имея доступ к самым секретным сведениям.
Австро-Венгрия и Россия в одинаковой степени претендовали на «турецкое наследство на Балканах», да и не только на Балканах. После того, как в Турции произошла революция и образовалась республика, огромные территории, подвластные прежде могущественной блистательной Порте, остались практически беззащитными! Первой в турецкие владения вцепилась Италия, осадив Триполи, в Аравии англичане «бунтовали племена», а Россия рассматривала земли, населенные славянами, как часть единого «панславянского пространства», роль лидера на котором отводила себе. Испокон веков Россия привечала самых разнообразных бунтарей с Балкан — греки, албанцы-арнауты, македонцы, сербы, черногорцы спасались здесь от преследования правительств своих стран. В России было превеликое множество всяческих славянских землячеств и «комитетов освобождения», подкармливаемых правительством, а также эмигрантских союзов и культурных обществ, словом, тех организаций, откуда черпаются кадры надежнейшей агентуры-влияния, через которую выходят, как правило на агентуру-действия, различные тайные общества, действующие на территории, где ведется работа.
В свою очередь, русские добровольцы принимали участие практически во всех военных авантюрах на Балканах, а победа в войне с Турцией принесла России славу освободительницы Болгарии и вселила в сердца многих надежду на такую же помощь. Охотно принимались выходцы с Балкан и на русскую службу, а в военных академиях Российской Империи готовились наиболее квалифицированные военные специалисты Сербии и Болгарии.
В 1910-х гг. Россия действовала в отношении своих стратегических противников решительно. Пользуясь тем, что Турция увязла в войне с Италией за Триполи, четверо союзников России: Сербия, Черногория, Болгария и Греция, призрев собственные разногласия, нанесли удар по Турции, объявив ей войну. В 1912—1913 гг. на Балканах разразилась целая серия конфликтов, которые можно назвать предтечей Первой мировой войны. Отчего-то принято относиться к воевавшим тогда странам (кроме, пожалуй, сербов и черногорцев) пренебрежительно. Между тем эти армии не раз и не два сходились с противником в жесточайших битвах. В этих войнах только со стороны коалиции выступили: Болгария с армией в 300 тыс. человек, Сербия — 250 тыс., Греция — 100 тыс., Черногория — 50 тыс. В ходе боевых действий применялась современнейшая в то время артиллерия, впервые на европейском театре военных действий застрочили пулеметы. Именно на этой войне состоялся дебют военной авиации: болгары, имея парк аэропланов и пилотов, как собственных, так и французских, при осаде крепости Адрианополь обрушили на позиции турок пусть примитивные, но все же бомбовые удары, широко применяя впоследствии авиацию при разведке и бомбардировке турецких фронтовых позиций.
Об участии России в этих событиях можно судить хотя бы по одним только послужным спискам болгарских военачальников, находившихся на ключевых постах в воюющей армии. Начальником штаба одной из группировок был полковник Пападеков, бывший военный агент в Петербурге, участник войны в Манчжурии; командующий Второй армией (72 тыс. штыков) генерал Иванов окончил русскую Академию Генерального штаба; командующий Третьей армией Радко Дмитриев во время войны 1877—1878 гг. вступил добровольцем в лейб-гвардии Уланский Ее Величества полк, затем окончил Академию Генштаба, а когда из-за политических преследований был вынужден эмигрировать в Россию, то в течение десяти лет командовал ротой в 15-м гренадерском Тифлисском полку. Фактический главнокомандующий болгарской армией генерал Савов так же закончил русскую Академию Генштаба. Многие другие офицеры этих армий: сербы, болгары, черногорцы, окончившие русские военные училища и академии, годами служили в русских войсках. Немало там было и добровольцев из числа спешно «вышедших в отставку» русских офицеров. Вложения сил и средств оправдали себя: в короткий срок были отвоеваны огромные территории на Балканах, оставалось только взять Стамбул! Идея эта веками вынашивалась, лелеялась в умах и сердцах россиян. Каждое новое царствование начиналось с упования на то, что уж новый-то государь исполнит старинное пророчество, согласно которому: «православный царь освободит Константинополь от власти басурман, отвоюет Гроб Господень и установит царство свое над всеми царями мира». Такова была идейная подоплека.
Прозаическая же причина необходимости этих действий российского правительства заключалась в попытке спасения русской монархии от грядущей катастрофы: империя балансировала на грани революции, но не той, о которой мы привыкли говорить! Приверженцы монархии опасались не радикальных партий, объединявших недоучившихся гимназистов, выгнанных за плохое поведение студентов, психопатов и неудачников, «взявших курс на революцию». По-настоящему опасны для трона были добивавшиеся превращения России в буржуазную парламентскую республику крупные капиталисты и промышленники, которые финансировали эти самые революционные партии и террористические организации, газеты «либеральной оппозиции» и фракции Государственной Думы.

Окончание следует

Валерий ЯРХО