Был ли хлеб всегда в достатке на Руси?
|
А. Венецианов. НА ПАШНЕ
|
Окончание. Начало в № 19/2004
Вспомогательный
материал для подготовки уроков по курсу
« История Новой России XVI-XVIII вв.». 7-й класс. |
|
В XVI в. сложилась благоприятная
конъюнктура для значительного роста хлебного
рынка. Его масштабы просто поражали иноземцев.
Открывший в 1553—1554 гг. северный путь в Россию
через Баренцево и Белое моря английский
мореплаватель и купец Ричард Ченслер, в
частности, писал: «Земля вся хорошо засеяна
хлебом, который жители везут в Москву в таком
громадном количестве, что это кажется
удивительным. Каждое утро вы можете встретить от
700 до 800 саней, едущих туда с хлебом, а некоторые с
рыбой. Иные везут хлеб в Москву, другие везут его
оттуда, и среди них есть такие, которые живут не
меньше чем за 1000 миль... Едущие за хлебом из столь
отдаленных местностей живут в северных частях
владений великого князя, где холод не дает расти
хлебу — так он жесток».
На протяжении XVI в. цены внутреннего рынка России
на хлеб, по подсчетам А.Г. Манькова, выросли в
4—4,5 раза. В торговле хлебом участвовали и
монастыри: одни из них закупали его для
собственного потребления, другие, наоборот,
сбывали излишки продукции своих земледельческих
хозяйств и натурального оброка с зависимых
крестьян. В 1592 г., например, привезя в Москву
1 305 пудов овса, ячменя, солода и конопли,
приказчики Иосифо-Волоколамского монастыря
получили на рынке «за третной (оброчный — Авт.)
продажный хлеб» 295 рублей 25 алтын.
В северных областях России цены на зерно были
выше, чем в более южных хлебопроизводящих
районах, что отмечал, описывая Вологду,
наблюдательный Сигизмунд Герберштейн,
посещавший Москву в 1517 и 1525 гг.: «...Там была
такая дороговизна хлеба, что одна мера, которая у
них в употреблении, продавалась за 14 денег, и в
другое время ее обычно можно купить в Московии за
4, 5 или 6 денег». Диапазон цен на областных рынках
России колебался в зависимости от
складывавшейся конъюнктуры. Эти колебания были
особенно значительными в неурожайные годы.
Иностранные авторы XVI в., побывавшие в России
(Сигизмунд Герберштейн, Михалон Литвин, Марко
Фоскарини, Джером Горсей и др.), или писавшие о ней
со слов других (Олаус Магнус, Альберт Кампенский,
Иоганн Фабри, Павед Йовий и др.), среди богатств
страны, вывозившихся за ее пределы, чаще
упоминают не хлеб, а меха, мед, воск, лен, сало, лес.
В нашем распоряжении есть лишь два
документальных свидетельства о поставках
русского зерна в Ногайскую орду, откуда в 1557 г.,
например, просили московского царя: «Да и запасу
много пришли голод у нас». В ответ на просьбу
ногайцев, с которыми тогда поддерживались
союзнические отношения, из Москвы направили к
ним 50 четвертей (200 пудов) пшеницы, которой едва
хватило даже для ногайской верхушки. В следующем
году объем хлеба разных сортов, поставленного
Ногайской орде, увеличился почти в семь раз и
составил 340 четвертей (1360 пудов). Но то были
единичные случаи, связанные с неурожаем зерновых
на самом Северном Кавказе. По-видимому, уже тогда
в нашей стране существовала государственная
хлебная монополия.
До XVII в. хлеб в России по-прежнему был продуктом
преимущественно местного и межобластного
обмена, а не внешней торговли. На рынках русских
городов предлагали не только зерно, но и муку. На
операциях с ней специализировались так
называемые мучные прасолы. В Новгороде Великом
на Хлебной горке наравне с местными посадскими
жителями хлебом торговали «всякие приезжие
люди». Зерно нередко привозили на продажу
крестьяне из окрестных сел. Как свидетельствует
один из архивных документов середины XVI в.,
крестьяне из вотчин Кирилло-Белозерского
монастыря, расположенных в Вологодском уезде,
«приезжают в город на Вологду на торг с рожью и со
пшеницею, и с овсом...» Составитель Жития Даниила
Переяславского (а им был будущий митрополит
московский и всея Руси Афанасий) описывает
крестьян, ежедневно спозаранку спешащих «во град
на куплю, несуще от своих трудов земленых плодов
и прочего снедиа и от животных», «дабы на
торговище ранее успети». У них же стремились
скупить хлеб оптовые торговцы для дальнейшей
перепродажи — уже значительно дороже.
Из грамоты царя Бориса Годунова, направленной в
1601 г. в Соль Вычегодскую, можно узнать о
технике сделок скупщиков-оптовиков, которые
«хотя такою же корыстию хлебною продажею от
дорогие цены обогатети, ездя и розсылая в станы и
в волости, и в села, и слободы, и в погосты, в
хлебную дешевую пору», раздавали зерно
земледельцам в долг и «заздачили на хлеб по
дешевой цене многие деньги и, заздача де и
закупая хлеб», они затем его «отсылают на извоз...
и тот свой закупной хлеб продают по той по
большой цене».
На городских торгах, сельских торжках и ярмарках
при продаже зерна власти взимали различного рода
пошлины («померное» — в пользу «померщиков»,
«заповедь» — наместнику), от которых
освобождались лишь те, кто сбывал «всего менши
осмины», что было зафиксировано, например, в
Белозерской таможенной грамоте 1551 г. С
остальных же следовало «померное имати со
пшеницы, и со ржи, с ячменя, и с солоду, и с
конопель, и с гречи, и с гороху, и с заспы, и с
толокна, и с репы, и со всякого жита... имати им с
продавца с четырех четвертей денга; а будет болши
или менши четырех четвертей и им имати померное
по расчету; а тамги им с жита и с сухие рыбы не
имати». И далее: «А кто продаст всякого жита воза
два или три без меры, или кто купит не в их
пятенную меру, ино с него заповеди два рубля,
рубль наместнику, а рубль померщиком; а кто
продаст всякого жита четыре четверти московских,
или кто учнет купити или продавати не в их
пятенную меру, ино с него заповеди рубль, полтина
наместнику, а полтина померщиком; а кто продаст
всякого жита менши четырех четвертей, а болши дву
четвертей или менши дву четвертей, а не явя
померщиком, а наместнику и померщикам имати с них
протаможья по тому ж расчету, как емноти
протаможья с четырех четвертей московских». Как
видим, правительство Ивана Грозного, заботясь о
поступлении средств в казну, четко
регламентировало размеры сборов с хлебной
торговли, которые брали в ряде случаев не только
с продавцов, но и с покупателей.
|
Жатва.
Гравюра |
Тем не менее нет никаких данных о том,
как в XVI в. власти регулировали ситуацию на
хлебном рынке России в неурожайные годы, а они не
раз случались (одновременно с эпидемиями) в пору
опричнины и Ливонской войны. В источниках
отсутствуют и свидетельства о проявлении
человечности и умеренности в получении прибыли
со стороны русских хлеботорговцев в голодные
времена. А вот представители именитого
английского купечества, занимавшие пост мэра
Лондона, на протяжении XV—XVI вв. не раз проявляли
милосердие к беднякам в период неурожаев. Один из
них, Стефан Браун, как-то даже специально
направил корабль в Пруссию, где закупил зерно,
ввоз которого позволил в два раза снизить цену на
лондонском рынке. Отпускал деньги для закупки
хлеба, предназначенного бедноте Лондона, и
коммерсант Ричард Уиттингтон. Для таких торговых
людей христианские заповеди были не пустым
звуком. России же предстояло пережить острейший
голод начала XVII в., чтобы власти наконец осознали
необходимость регулирования не только пошлин, но
и хлебных цен.
Чтобы избежать лишних затрат при перепадах
хлебных цен, составитель «Домостроя»
настоятельно советовал «У ново поместья и пашни,
сел и вочины нет, ино купити головой запас, хлеб и
всякое жита зиме на возех...» Даже феодалам порой
приходилось совершать дополнительные закупки
зерна на торгу.
Крупным центром торговли хлебом была в те
времена столица России, куда везли зерно из
Коломны, Рязани, Ярославля и других мест. В Москве
Хлебный и Калачный ряды издавна располагались на
Никольском крестце, находившемся на Большом
посаде, в пределах Китай-города. О нем
упоминается, например, в летописном описании
грандиозного московского пожара 1547 г.: «Да и
лавок на Никольском Кресце з десять или мало
больши не згорели же, а в них сидели с хлебы и с
колачи и з солью. Да за теми же лавками стояли
житницы те с хлебам торговых людей...». В
источниках XVI в. они обычно именуются
«хлебниками» и «колачниками» (калачниками).
Первые, очевидно, торговали зерном и мукой, а
вторые — готовыми хлебными изделиями (калачами и
пр.) собственного производства. В материалах
сотных переписей Каргополя (1561—1564 гг.) и
Устюжны Железопольской (1597 г.), дворы и лавки
хлебников встречаются чаще, чем калачников.
Последние, как и редко упоминающиеся пирожники
(например, «Ивашко пирожник молотчеи» из Устюжны
Железопольской), являлись мелкими
товаропроизводителями и торговцами. Надо
сказать, что специализация хлеботорговцев не
была жесткой, при случае они могли промышлять и
другими товарами. Из записи в хозяйственной
книге Чудова монастыря в Москве следует, что 8
февраля 1586 г. было «куплено на монастырскои
обиход масла коровья у углеченина у Онкундина у
хлебника тритцать четыре пуда с полупудом» за
«дватцать рублев и дватцать алтын з гривною».
Вообще хлеботорговля (особенно оптовая)
считалась на Руси выгодным делом. И на рынке
интересы продавцов нередко вступали в
противоречие с интересами покупателей.
Благоприятную почву для обмана создавало
разнообразие употребляемых в разных областях
мер объема, поэтому с завершением объединения
русских земель вокруг Москвы понадобилась их
унификация в масштабах всего государства. 21
декабря 1550 г. Иван Грозный, утвердив Двинскую
грамоту, направил ее вместе с новым медным
эталоном — «осьмины» — местным «старостам, и
соцким, и целовальникам, и лутчим людем, и
середним, и молодшим земским людем» и повелел им
изготовить с присланной меры точные деревянные
копии с клеймом. Городские «померщики» должны
были беспрепятственно выдавать их «всем людем,
всякое жито мерити купцом и продавцом, а мерили
бе купцы и продавцы и всякие люди в те в новые
меры вровну без верху». Такие эталонные меры
рассылались тогда и в другие земли Руси, чтобы
упорядочить продажу товаров и избавить
покупателей от злоупотреблений купцов.
Уличенных в применении старых мер ждал
значительный денежный штраф и даже тюрьма.
Но прошло еще немало времени, прежде чем власти
осознали необходимость введения твердых
расценок на хлеб — основной продукт питания
бедняков. Этому предшествовали драматические
события Смутного времени. Накануне, в
1601—1603 гг., из-за нескольких неурожаев подряд
население России поразил сильнейший голод. В
одной лишь Москве он унес жизни 127 тысяч человек,
которых не успевали даже хоронить. Спасаясь от
голодной смерти, крестьяне толпами бежали в
города, а наиболее отчаянные и непокорные
бунтовали и грабили богачей. В Замосковном крае
тогда произошло выступление низов под
предводительством Хлопки Косолапа.
Запасы зерна, конечно, были — и в хозяйствах
светских феодалов, и в монастырских житницах, и в
купеческих закромах. Их придерживал даже сам
патриарх Иов. Последний, «имея большой запас
хлеба, объявил, что не хочет продавать зерно, за
которое должны будут дать еще больше денег». А
цены на хлеб с 1601 по 1603 гг. подскочили в 18 раз,
что сделало его недоступным для бедноты. Как
писал Исаак Масса, «на рынок необходимо было
тайком провозить хлеб, в противном случае его
могли отнять». С другой стороны, дабы не лишиться
баснословных барышей, этому всячески мешали
спекулянты-хлеботорговцы: «Не хотя тех крестьян
с хлебом на торг и на ярманку для вольные дешевые
продажи пропустити».
В условиях обнищания значительной части
населения немногие могли приобрести даже
четвертую часть бочки с зерном — «четверть», «и
от того времени начаша на Москве и во всех градех
руских всякое жито четвериками покупати, а
четверик имянуется осмая доля четверти». Борису
Годунову пришлось тогда организовывать для
страдавших от голода простолюдинов общественные
платные работы, раздавать царскую милостыню и
даже временно отменить запрет на переходы в
Юрьев день голодавших крестьян от
провинциальных мелкопоместных дворян, не
имевших хлебных запасов. Запоздалые меры властей
оказались малоэффективными. Чуть позже новый
царь Василий Шуйский (1606—1610) столь же напрасно
призывал «всех от вельмож и до простых людей,
чтоб на купилищи всенародном продавали всяко
жито во едину цену и не возвышает ли цены». Хлеб
придерживали до поры и бояре, и монастыри, и
купцы.
Трагические события Смуты послужили уроком для
царя Михаила Федоровича и его отца — патриарха и
великого государя Филарета. Для предотвращения
неконтролируемого роста цен они пытались
установить строгую таксу на печеный хлеб. Эта в
общем-то своевременная и справедливая мера
вызвала недовольство владельцев пекарен,
терявших прибыль и обратившихся с челобитной, в
которой мотивировалась невозможность
изготовления калачей и пирогов из-за заниженной
фиксированной цены на изделия, ведь хлебопекам
приходилось закупать сырье, платить наемным
работникам и вносить налоги в казну. Все большее
распространение в российских городах получала
розничная торговля зерном и мукой. В 1624 г. были
восстановлены московские хлебные меры —
«осьмины», правильность которых проверялась
должностными лицами. Специальная служба
наблюдала и за выпечкой хлеба в Москве. Ее
чиновники взвешивали находившиеся в продаже
разные сорта хлебных изделий и при нарушении
установленных норм подвергали виновных довольно
значительному по тем временам штрафу: первый раз
— полуполтина, второй — полтина, а третий —
свыше двух рублей.
В XVI в. русский хлеб, как уже упоминалось, лишь
время от времени вывозился на Северный Кавказ,
например, в Ногайскую орду. К его более массовому
экспорту в Англию, Голландию, Швецию и другие
европейские страны приступили только в
следующем столетии. Этому способствовало: резкое
повышение там цен в результате так называемой
революции цен, сокращение в некоторых странах
(например, Англии) посевных площадей, возросшего
в Западной Европе спроса на импорт зерновых
продуктов. Сыграли заметную роль и внутренние
факторы — освоение южных, более плодородных
районов России и формирование барщинной системы
хозяйства.
Но и после Смуты более или менее регулярный
экспорт русского зерна стал осуществляться на
основе государственной хлебной монополии,
причем порой в условиях его нехватки на
внутреннем рынке, особенно в северо-западных
районах. И происходило это нередко по
политическим причинам. Так, во время
Тридцатилетней войны, длившейся с 1618 по 1648 гг.,
Россия беспошлинно поставляла зерно по
заниженным ценам государствам
антигабсбургского блока, тем самым фактически
субсидируя военные действия в ущерб интересам
собственного народа, страдавшего от резкого
вздорожания хлеба. Из-за попытки его вывоза в
Швецию в 1650 г. вспыхнули мощные волнения в
Новгороде и Пскове, где простой люд направил свой
гнев против зажиточных гостей, закупавших хлеб
для последующего экспорта. Не поздоровилось во
время этих хлебных бунтов известным
новгородским купцам Стояновым, Тетериным,
Михаилу Вязьмитину, Василию Никифорову и Василию
Проезжалову, а также псковитянину Федору
Емельянову, чьи дворы были разграблены
восставшими.
Приведем еще одно свидетельство нехватки хлеба в
стране в XVII в. Проживший немало лет в России
славянский просветитель Юрий Крижанич счел
необходимым подчеркнуть в своем сочинении
«Политика»: «А мед, воск, икру, пшеницу, рожь, лен,
кожи и другие товары вывозимые отселе, вывозят не
из-за обилия (их), а по необходимости и из-за
козней чужестранцев, и при этом мы сами лишаемся
плодов своей земли и терпим недостаток в них».
Живя в ссылке в Тобольске, Крижанич знал о
ситуации на российском хлебном рынке. Ведь до
конца XVII в. наряду с поставками в Западную Европу
хлеб приходилось вывозить из центральных
областей России в Сибирь, пока к началу XVIII в.
русские крестьяне-переселенцы не стали сами
производить его в достаточном количестве.
Хлеботорговцев в России порой именовали также
«житниками». При раскопках нижней церкви храма
Покрова Богородицы Данилова монастыря в Москве
археологи наткнулись на каменное надгробие
Соломонии Матвеевны, жены Анисима Житника,
находившееся в фундаменте подвала Покровской
церкви. Многие из таких купцов, стремясь нажиться
на оптовой торговле зерном, брали на откуп у
властей право закупки хлеба у крестьян для
государственной казны.
«Перекупщиков зерна и тех, кто набивает цену на
хлеб, надо наказывать без всякой пощады, — считал
Юрий Крижанич, — а перекупщикам других съестных
товаров не давать обижать общину и недозволять
им ничего покупать до полудня или на дорогах
перед городом под угрозой неминуемого
наказания». Напрасно, однако, он призывал
правительство отказаться от системы откупов,
связанных с государственной монополией на
торговлю рядом важнейших товаров, в том числе и
хлебом. По его мнению, «такие сделки крайне
несправедливы и безбожны». Но в погоне за
прибылью об этом мало кто думал.
Рост цен на хлеб продолжался и во второй половине
XVII в., поэтому правительство царя Алексея
Михайловича на состоявшемся в 1660 г. совещании
с московскими торговыми людьми приняло решение,
по которому ранним утром хлеб в Москве могла
закупать в небольшом количестве городская
беднота, и лишь с шести часов дозволялось
производить оптовые его закупки торговцам. В
ряде статей Соборного уложения 1649 г.,
Торгового устава 1653 г. и Новоторгового устава
1667 г. предписывалось строго соблюдать
узаконенные эталоны веса и объема. Одно из
требований Устава 1653 г., например, гласило:
«Хлебным мерам и всяким весом и саженем и аршином
на Москве и в городах быти равным и учинити вес
протиф фунтов. А хлебные меры учинить в одно
кружало с железными обручьми и мерить всякой
хлеб с верхом».
Правительственная политика в сфере хлебной
торговли не отличалась последовательностью. То
русским торговым людям дозволялось, например,
вывозить хлеб на продажу в Сибирь по вольным
ценам (грамота царя Василия Шуйского 1609 г.), то
власти, учитывая интересы покупателей из числа
служилых людей, устанавливали для них цены
заниженные (в сравнении с рыночными) — «указные».
На такие попытки регулирования обмена косо
смотрели оптовые торговцы зерном, не желавшие
упускать свою выгоду. Более строго осуществлялся
контроль властей за хлебным экспортом — без их
специального разрешения в XVII—начале XVIII вв.
вывоз зерна за рубеж купцами вообще не
дозволялся. И в эпоху Петра I иностранным
коммерсантам (английским, голландским, немецким)
дозволяли вывозить хлеб только при условии
хороших урожаев в России, когда на внутреннем
рынке сохранялись доступные большинству цены. А
во время неурожаев, например, в 1705, 1717, 1721 гг.,
вывоз зерна за рубеж был совсем запрещен.
Регулируя хлебный экспорт, правительство
по-прежнему учитывало внешнеполитические
интересы страны. И лишь к рубежу XVIII—XIX вв. после
приобретения выхода к Черному морю и роста
зернового производства в южных губерниях
Российская империя превратилась в одну из
ведущих хлебных держав мира.
Владимир ПЕРХАВКО,
кандидат исторических наук
СОВЕТУЕМ ПРОЧИТАТЬ:
Бахрушин С.В. Научные труды. М., 1952. Т.1. С.
38—39.
Борисенков Е.П., Пасецкий В.М. Тысячелетняя
летопись необычных явлений природы. М., 1988.
Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском
государстве ХУ1 века. М.; Л.,
1951. С. 25—47, 104—113.
Милов Л.В. Великорусский пахарь. М., 1998.
Пашуто В.Т. Голодные годы в Древней Руси //
Ежегодник но аграрной истории Восточной Европы.
Минск, 1964. С. 65—87.
Перхавко В.Б. Хлеботорговля в Древней Руси //
Отечественная история. М., 1996.
№ 4. С. 16—28.
Россия XV—XVII вв. глазами иностранцев. Л., 1986.
С. 22—23.
Черепнин Л.В. Новгородские берестяные
грамоты как исторический источник.
М., 1969. С. 269—273.
|