Мировоззренческие портреты
выдающихся русских историков

Монархист-художник

Николай Михайлович Карамзин

Николай Михайлович Карамзин (1766—1826) — виднейший деятель конца ХVIII — начала XIX в., реформатор языка, один из основателей русского сентиментализма, историк, публицист, автор стихов и прозы, на которых воспитывались поколения образованных русских людей.
Главной особенностью творчества Карамзина как историка было стремление совместить в своих исторических исследованиях научный — объективный и художественный — субъективный подходы к историческим событиям и личностям. На его методологию серьезно повлияло длительное занятие литературой и журналистикой.
Карамзин — выходец из поволжских среднепоместных дворян с татарскими корнями (кара — черный). Образование получил домашнее и в частных дворянских пансионах, слушал лекции в Московском университете. В 1782 г. поступил на военную службу в гвардейский полк, но скоро вышел в отставку «за недостатком средств». К этому времени относятся первые литературные опыты Карамзина.
В 1784 г. Карамзин переехал из Петербурга в Москву, где сблизился с либеральным кружком Новикова. В этот период под влиянием творчества немецких и английских сентименталистов Карамзин формируется как писатель-сентименталист.
В 1789—1790 гг. Карамзин предпринял поездку за границу (в Германию, Швейцарию, Францию и Англию). Во Франции он становится свидетелем Великой Французской революции. По возвращении Карамзин публикует «Письма русского путешественника», сразу поставившие его во главе нового направления в русской литературе. Карамзин приступает к изданию «Московского журнала» (1791—1792) — первого русского литературного журнала. Он пишет повесть «Бедная Лиза». Карамзин издает ряд сборников и альманахов, активно сотрудничает в периодических изданиях.
В последние годы правления Екатерины II и в годы правления Павла I в стране происходит ужесточение полицейского режима. Кружок Новикова был разгромлен. Карамзин фактически прекратил писать новые литературные произведения, ограничиваясь изданием старых. Над ним «сгущаются черные тучи».
В 1801 г. Карамзин возвращается к журналистике. Он начинает издавать литературно-политический журнал «Вестник Европы», пользовавшийся огромной популярностью.
В 1804 г. Карамзин принимает предложение Александра I стать придворным историографом. Он полностью сосредотачивается на создании главного труда своей жизни — «Истории Государства Российского». В 1816 г. Карамзин выпускает первые восемь томов. Тираж очень быстро расходится. В последующие годы выходит еще три тома «Истории...». Она переводится на ряд европейских языков. Последний, двенадцатый том остался недописанным...
До 1917 г. оценки творчества Карамзина-историка были самыми разнообразными. От возведения на пьедестал до полного отрицания ценности его исторического труда.
Историк Полевой считал, что у Карамзина часто художник подавлял историка. По его мнению, «истинная идея истории была недоступна Карамзину». Карамзину ставили в вину то, что он превратил историю в «галерею портретов», что это «летопись, а не история».
Полемизируя с Полевым, Пушкин дал свое определение Карамзину: «Карамзин есть первый наш историк и последний летописец».
Обе точки зрения и далее оставались ведущими в русской историографии, обыгрываясь под различными углами зрения. Однако никто уже не ставил под сомнение значение «Истории Государства Российского». Критикуя историософскую концепцию автора, высоко оценивали труд Карамзина Белинский и Чаадаев.
С.М. Соловьев называл себя и своих коллег наследниками Карамзина. Однако он, как и Белинский и Чаадаев, видел в нем лишь «ревнителя прошлого».
В начале XX в. Милюков считал, что у Карамзина не «История Государства Российского», а история государей.
Не утихали споры вокруг Карамзина и в более широких кругах. На него стали смотреть как на официального историка. Это предопределило разграничение в отношении к Карамзину-историку. Сторонники самодержавия чем дальше, тем больше восхваляли и возвеличивали Карамзина. В то же время оппозиционные элементы — от декабристов до революционных демократов и либералов — стремились доказать незначительность и ненаучность «Истории Государства Российского».

После Октябрьской революции оценки Карамзина в отечественной историографии стали более одномерными и однозначными.
В 1931 г. Карамзин получил оценку как литератор в Литературной энциклопедии. Освещение Карамзиным «русского исторического процесса» было определено как «тенденциозно-монархическое». По мнению Литературной энциклопедии, «в политическом отношении Карамзин занимал в последний период своей жизни место между “аристократами и демократами, либералистами и сервелистами” — вел особую “среднюю линию” дворянского просвещенного консерватизма, в одинаковой мере враждебного как “свободолюбивым настроениям” дворянской молодежи, так и обскурантистским тенденциям второй половины александровского царствования».
В том же 1931 г. Карамзин получает более однозначную и резкую оценку в Малой Советской энциклопедии. По мнению энциклопедии, «в исторических и публицистических работах Карамзина ясно видны черты помещика-крепостника». Энциклопедия концентрирует внимание читателя на «пансионе», выплачивавшемся Карамзину за написание «Истории Государства Российского» из «личных средств царя». Упрекая Карамзина за восхваление самодержавной власти, энциклопедия утверждает, что «Карамзин ничтожен как исследователь, а многое в его истории просто списано с произведений прежних историков (Щербатова, Шлецера)». В этой характеристике чувствуется влияние оценок М.Н. Покровского, книга которого «Борьба классов и русская историческая литература» (1927) явилась единственным «марксистским» источником при написании статьи о Карамзине.
В 1941 г. историческое творчество Карамзина получило освещение в «Русской историографии» Н.Л. Рубинштейна. По мнению Рубинштейна, у Карамзина «психологическое повествование определяет основную связь между событиями; политическая схема определяет общее содержание исторического процесса ... его содержание дано не развитием самих исторических процессов, а внешним раскрытием политической идеи». Рубинштейн считает политическую концепцию Карамзина политическим итогом «двадцати бурных лет бурных событий европейской истории» конца ХVIII — начала XIX в.
Рубинштейн утверждает, что «отражая идеалы старой, дворянской России, Карамзин защищает традицию XVIII в., идущую от Татищева и Щербатова». «Первым элементом» исторической концепции Карамзина Рубинштейн называет русское самодержавие.
Далее Рубинштейн указывает на то, что у Карамзина «историческое обоснование монархии дополняется историческим обоснованием дворянских прав и привилегий, притом именно родовой знати, аристократии». По мнению Рубинштейна, из вышеназванного положения вытекает «отрицание всякой реформы, всего нового, т.е. самого принципа исторического развития, теории прогресса, утверждаемой передовой исторической мыслью с конца XVIII в.». Рубинштейн считает, что критика Карамзиным деятельности Ивана Грозного, Петра I и Екатерины II явилась следствием «дворянско-монархического принципа» в освещении событий, которым, по его мнению, руководствовался Карамзин.
Рубинштейн, однако, признает, что идеалами Карамзина в первые годы XIX в. были «просвещенный абсолютизм» и «умеренная политическая программа Вольтера».
В 50-е гг. в литературе о Карамзине, как и в начале 30-х гг., намечается тенденция прямолинейного подхода к его исторической роли. Карамзина характеризуют как консервативного и даже реакционного деятеля. Эта точка зрения ярко выражена в литературоведческой книге В.Н. Орлова «Русские просветители 1790—1800 гг.». Рассматривая Карамзина в качестве антипода Радищева, Орлов выступил против стремления «загримировать Карамзина под прогрессивного деятеля», которое, по его мнению, утвердилось в литературе. «И поныне предпринимаются попытки спасти политическую репутацию Карамзина, найти в его деятельности некие смягчающие обстоятельства. Однако ... классовая и политическая физиономия Карамзина совершенно ясны».

К середине 1970-х гг. отношение к Карамзину меняется. Его общественно-политические позиции начинают рассматривать более объективно, с учетом общественно-политической обстановки его времени, которая не могла не оказать влияния на его творчество. В 1976 г. в издательстве МГУ вышла книга Л.Г. Кислягиной «Формирование общественно-политических взглядов Н.М. Карамзина (1785—1803 гг.)». И хотя она посвящена периоду деятельности Карамзина, предшествовавшему написанию «Истории Государства Российского», многие оценки Кислягиной относятся ко всему творчеству Карамзина в целом.
По мнению Кислягиной, «в начальный период своей деятельности Карамзин находился на умеренно-либеральных позициях и отражал настроения тех кругов русского дворянства, которые искали путей для прогрессивного развития страны, не ломая основ существующего строя». Кислягина отмечает большое влияние на Карамзина передовых идей эпохи до середины 90-х гг. XVIII в. Она связывает перелом в мировоззрении Карамзина с Французской буржуазной революцией. По ее мнению, «именно к этому времени относится формирование его взглядов на самодержавие как “палладиума России”».
Кислягина считает, что «страх перед революцией и грядущим миром, установление которого он (Карамзин) наблюдал во Франции, заставил его искать силу, способную противостоять новому миру». Такой силой Карамзин считал самодержавие. Кислягина указывает на то, что «доказательства необходимости и разумности самодержавной власти для России Карамзин черпал в ее традициях, в ее прошлом, опираясь при этом на авторитет политического учения просветителей XVIII в., используя их идеи в интересах укрепления самодержавного государства».
Однако, по мнению Кислягиной, «отгородиться от духа времени, от новых прогрессивных идей, которые неизбежно зарождались в русском обществе, Карамзин окончательно не смог». Кислягина отмечает при этом, что «широта кругозора позволила ему (Карамзину) избегнуть крайних и реакционных выводов».
Кислягина относит «сложность и противоречивость его (Карамзина) идеологии» на противоречия его эпохи, «когда феодальный строй уже терял свои потенциальные возможности, а дворянство как класс становилось консервативной и реакционной силой».
С течением времени отношение к Карамзину в исторической науке продолжало меняться. Это особенно видно на примере беллетризированной научно-популярной книги Н.Я. Эйдельмана о жизни и творчестве Карамзина «Последний летописец». Несмотря на выбранный жанр, Эйдельман делает достаточно серьезные выводы в отношении как к самому Карамзину, так и к его главному труду — «Истории Государства Российского».
В Карамзине Эйдельман видит прежде всего историка-художника. Автору исследования очень близка пушкинская формула: «Карамзин есть наш первый историк и последний летописец».
По мнению Эйдельмана, «Карамзин-историк предлагал одновременно два способа познавать прошлое; один — научный, объективный: новые факты, понятия, закономерности; другой — художественный, субъективный».
Эйдельман считает, что у Карамзина есть нечто более важное, чем исторический анализ — «дух целого, летописная атмосфера прошлого». Эйдельман отмечает «тот исторический вклад в русскую культуру, который именуется личностью Карамзина».
Эйдельман утверждает, что «пушкинское “Подвиг честного человека” — это ведь моральная оценка крупного многолетнего научного труда». К этому пушкинскому тезису Эйдельман добавляет свой собственный: «Подвиг свободного человека». Карамзин у него «свободно разговаривал и с царями, и с декабристами, никого и ничего не боясь». И, наконец, Эйдельман выделяет главное в Карамзине-историке: «Писал, что думал, рисовал исторические характеры на основе огромного, нового материала; сумел открыть древнюю Россию, как Америку Колумб, сообщить о своем открытии максимально возможному числу людей и притом — сохранить достоинство Истории, достоинство Историка».
Советская историография творчества Карамзина обогатилась в конце 1980-х гг. серьезным, талантливым исследованием философа, литературоведа и историка Ю.М. Лотмана «Сотворение Карамзина». Автор предисловия к книге Б. Егоров определяет ее жанр как «историю души». Егоров считает, что Лотман стал профессиональным карамзинистом — т.е. профессиональным «исследователем Карамзина». Безусловно, Егоров имеет право на такую точку зрения. Первая работа Лотмана о Карамзине была опубликована в 1957 г., т.е. за 30 лет до «Сотворения Карамзина».
Лотман много внимания уделяет становлению общественно-политических взглядов Карамзина, его литературной деятельности. Однако он останавливается и на деятельности Карамзина как историка. По мнению Лотмана, «задумав историю как историю государства, Карамзин исходил из просветительского представления о разумном начале как основном содержании истории. А поскольку Разум сосредотачивается в великих людях и актах управления, то история есть история государства».
Главу, посвященную написанию Карамзиным «Истории Государства Российского», Лотман назвал «Одинокое путешествие». Почему? У Лотмана Карамзин окружен многочисленными друзьями, вокруг его «Истории...» кипит оживленная полемика. Однако «вера в «превосходные умы» (и, следовательно, в государственность) подорвана». Лотман утверждает, что Карамзин «явно не горит желанием добраться до Петра, собираясь закончить смутой, т.е. распадом государственности».
По мнению Лотмана, «историческая перспектива движения его (Карамзина) мысли» была близка толстовской: «...носителем таинственной воли Провидения является стихийная, бессознательная жизнь народа, а не “муха на возу” — “превосходные умы”».
И, наконец, Лотман делает следующий вывод: «Если Карамзин начинал свою историю с твердой верой в государство и, следовательно, в силу правительственной деятельности, то занятия, размышления — особенно в связи с временем Ивана Грозного — все больше подводили его к мысли о загадочности исторических судеб народов и фактическом бессилии личного начала».
Итак, перед нами предстала вкратце советская историография творчества Н.М. Карамзина как историка. Она развивалась по мере развития политической обстановки в стране.
Как было упомянуто выше, Карамзин был не только выдающимся историком, но и крупным литератором своего времени. Поэтому оценка его творчеству давалась не только историками, но и литературоведами. Их точки зрения часто не совпадали. Для советских литературоведов Карамзин был отцом нового направления в русской литературе — сентиментализма. Советские историографы в 30-х — начале 50-х гг. представляли Карамзина как «помещика-крепостника» с «тенденциозно-монархическим» взглядом на историю. Рубинштейн считал, что Карамзин через «Историю Государства Российского» ретранслировал свою «политическую идею», разумеется «дворянско-монархическую». В начале 50-х гг. Карамзина пытались противопоставить другим, «прогрессивным» деятелям его эпохи (например, Радищеву).
С середины 70-х гг. в отношении историографов к Карамзину наступает перелом. Сначала его монархическую концепцию объясняют «духом эпохи». Затем историческое творчество Карамзина называют «подвигом честного и свободного человека». И, наконец, Ю.М. Лотман предпринимает попытку показать «всего Карамзина» в целом: как выдающегося историка, талантливого литератора, просветителя, общественного деятеля и незаурядного человека своей эпохи.

ЛИТЕРАТУРА

Карамзин // Литературная энциклопедия. М.: Изд-во Комм. акад., 1930. Т. 5. Стб. 107—116.
Карамзин // Малая Советская энциклопедия. М.: ОГИЗ, 1931. Т. 3. Стб. 714—715.
Кислягина Л.Г. Формирование общественно-политических взглядов Н.М. Карамзина
(1785—1803 гг.). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976. 198 c.
Краснов O.K. Вопросы внешней политики в трудах М.Н. Покровского. Дис. ... канд. ист. наук.
Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина / Пред. Б. Егорова. М.: Книга, 1987. 336 с.
Орлов В.Н. Русские просветители 1790—1800-х гг. М.: Госполитиздат, 1950. 478 с.
Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М.: ОГИЗ; Госполитиздат, 1941. 659 с.
Эйдельман Н.Я. Последний летописец (о Н.М. Карамзине). М.: Книга, 1983. 174 с.

Евгений ЕЛЬЯНОВ