Экология истории, или О нравственной роли личности

Ведущий рубрики Анатолий БЕРШТЕЙН

Может ли история воспитывать? На первый взгляд, вопрос риторический — конечно, может. Но также очевидно, что очень часто ее воспитательный эффект бывает равен нулю. Люди живут в современных обстоятельствах, и именно эти обстоятельства воспитывают их больше, чем далекие героические времена. Они ведь не герои, не великие люди, — они принадлежат глубине веков. И нам остается только учить то и изучать тех, кто остался там, в истории, и наша жизнь, казалось бы, не имеет к той никакого отношения. Она другая, как бы вне магистральной дороги, на обочине, незаметная, серая, короткая — что с нее взять.
Недавно посмотрел уже ставший знаменитым фильм Ларса фон Триера «Догвилль». Не буду, естественно, говорить о фильме — другая тема — затрону лишь один эпизод. Для затравки разговора... В одной из семей маленького городка дети получают имена Ахилла и Ариадны, а мать преподает им учение стоиков, что, правда, совершенно не сказывается ни на их порочном образе мышления, ни на скотском поведении. Можно досконально знать все подвиги Геракла и оставаться трусом.
Но зададим тогда другой вопрос — а должна ли все-таки история воспитывать? Несмотря на то, что иногда очевидно, — не может. Или это происходит само собой? Для тех, для кого происходит. Делать ли упор в преподавании на героику и благородство исторических персонажей, на их нравственный выбор, моральный взлет или просто, без пафоса констатировать факты и цитировать источники? То есть нужны ли в преподавании морализирование, акцентирование нравственно-этического контекста, или история — это увлекательная социология? Конечно, хороший преподаватель будет придерживаться фактов, тенденций, закономерностей, но при этом не обойдет и воспитательный, эмоциональный момент. Но не более, чем не обойдет, так как история — не литература и не ее предмет — чувства, души людей, мотивы их поступков… Так ли это? Ведь не случайно литература и история располагаются в одном разделе — гуманитарном. То есть среди наук, изучающих человека.
Что касается меня, то всегда старался на уроках ставить перед учениками нравственные вопросы. Не примитивно — а как бы вы поступили? (Хотя и в такой постановке вопроса не вижу ничего зазорного, если она уместна и не столь провокационна.) А что вы думаете о…, почему он так поступил…, как мы можем квалифицировать его поступок…, принесло ли это практический результат или он был не так важен…? Все эти вопросы — не на тему исторического мышления, и не для того, чтобы учиться на ошибках истории, а сугубо этические.
Но практически вся история состоит из поступков, которые можно обсуждать с морально-нравственной точки зрения. Да в общем и все человеческие поступки имеют этот контекст. Легче всего рассматривать этические вопросы на многочисленных примерах древней мифологии: похищение Парисом Елены, попытка Одиссея «откосить» от Троянской войны, Тезей и Ариадна, Федра и Ипполит… Не говоря уже о поступках самих богов (если не бояться их обсуждать)… Или на не менее многочисленных примерах самой античной истории: как не поговорить, например, о «милосердии» Цезаря, от которого почему-то спешит покончить с собой Катон, или вынужденном самоубийстве Сенеки, или суде над Сократом… Обильную пищу дает, конечно, XIX век в России. Хрестоматийные эпизоды из истории декабристов и народников: поступок Ростовцева, предупредившего Николая I о восстании, но и сказавшего об этом своим товарищам Рылееву и Оболенскому; Трубецкой, не пришедший на площадь; Якубович, не сдюживший убить царя; Булгарин — доноситель и одновременно друг Рылеева и Грибоедова, которые доверяли ему свои личные архивы; бывший сотрудник Третьего отделения Клеточников, заморивший себя голодом в Алексеевском равелине, но спасший остальных; Мышкин, отбывавший срок за попытку освободить Чернышевского и приговоренный уже в крепости к смерти за оскорбление действием охранника; Засулич, стрелявшая в Трепова только потому, что он приказал высечь незнакомого ей политзаключенного и сенсационное решение суда над ней; бывший директор департамента полиции Лопухин, который открывает «охотнику за провокаторами» Бурцеву своего самого ценного агента Азефа… А какие сложные и неоднозначные персонажи и их действия времен Французской революции: авантюристичный и блестящий Мирабо, неподкупный Робеспьер, фанатичный Сент-Жюст, лицемерный Фуше, кровожадный доктор Марат… У каждого свои почитатели, свои хулители… В конце концов, даже поступок Павлика Морозова — серьезная и неоднозначная тема для обсуждения. Притом бесспорно, что все это надо обсуждать, не забывая о интерьере времени, его нравах, господствующей морали у тех или иных народов и сословий.

Скульптор М.М. Антокольский Смерть Сократа

Кому-то кажется, что если требовать от истории той же гигиены, как от ребенка, — мыть руки перед едой, она станет стерильной, дистиллированной и вообще прекратит свое существование. История, мол, как и революция, не делается в белых перчатках и тому подобное. Но, слава Богу, история состоит не из одних революций, а во-вторых, нравственные качества ее главных участников порой определяют суть того, что они натворили. Хотя и не перестают быть великими деяния того же Грозного, Петра или Екатерины, оттого что Карамзин осуждал саму личность Ивана IV, Георгий Федотов называл Петра I большевиком на троне, а Ключевский считал Екатерину II развратительницей нравов. Но после таких заявлений начинаешь думать об амбивалентности их действий, о соразмерности цели и средств, об, если угодно, экологии истории. И понимать, что можно славить отдельные выдающиеся эпизоды из истории своего народа, но не обожествлять его правителей. Разве блекнет слава героев Бородино от того, если признаться, что битва не выиграна, что силы были равны. (Было как-то очень неловко и странно смотреть, как в Пантеоне Наполеона в Париже среди его главных военных побед начертано Бородино. Для французов — это победа, потому что после этого русские отступили и они вошли в Москву. Логично. У нас логика другая: мы выстояли, проявив чудеса героизма, отступили по стратегическим соображениям, то есть это наша победа.) Главное, в конечном счете, не кто и как трактует ту или иную победу, а что за этим стоит. Надо строго разделять преподавание истории, ее воспитательные, общечеловеческие задачи и использование истории для пропаганды идеологических догм, для одурманивания людей, для мифологизации их сознания. Это уже не история, а политика, не истинный, а квасной патриотизм, преследующий опасные цели.
Приведем пример из не столь далекой немецкой истории, обратившись к той же немецкой рефлексивной литературе: конфликт нового преподавателя гимназии и гимназиста Бертольда из романа Лиона Фехтвангера «Семья Опперман». Ученик попытался рассмотреть тему реферата рационально, в первую очередь исторически, а педагог-фашист требовал лишь эмоциональной, духовно-патриотической трактовки, обвиняя юношу фактически в космополитизме. В нашей недавней истории подобных примеров также было много...

Кто хочет высказать свое мнение или поспорить с автором этой статьи, направляйте свои письма и реплики по адресу: 121165, Москва, Киевская ул., 24. Редакция «Истории» или по электронной почте Hisred@yandex.ru