|
|
Предварительные пояснения
Жанр учебного текста (текста для школьников,
текста для изучения) предполагает связное и
вразумительное изложение материала, заявленного
в заголовке и в подзаголовках. Предусматриваются
методическое оформление и адаптация этого
материала — с учетом возможностей детей того или
иного возраста, учеников того или иного типа
школ. Кажется, других требований к подобным
текстам и не придумаешь, если не вдаваться в
дидактические умствования.
На первый взгляд, учебный текст — это всего лишь
другое название параграфа учебника;
синонимичность здесь, однако, кажущаяся: есть
существенные различия, проявляющиеся тогда,
когда мы говорим об учебнике как о целостности
и о совокупности учебных текстов.
Учебник должен — в идеале — представлять собой
крепко прошитую множеством нитей систему,
содержащую все необходимое для формирования
первоначальных представлений об упомянутых в
программе курса реалиях, явлениях, событиях,
идеях. Система эта, разумеется, должна быть
предельно открытой; из нее — в случае удачного
исполнения — торчат во все стороны какие-нибудь
безобразные, но надежно укрепленные
штыри-стержни да провоцирующие дикобразовы иглы.
На штыри школьник при желании и умении будет
нанизывать новые сведения, украшая
непрезентабельную арматурную железяку фактами и
интерпретациями, а иглы нужны для того, чтобы
потребитель учебной продукции, уколовшись,
задумался.
Учебные тексты не обязательно выстраиваются в
строгую систему, определенную программой.
Гибкость здесь важнее полноты, и автор не связан
задачей рассказать понемногу обо всем кажущемся
существенным. Эта жанровая особенность делает
более произвольным пресловутый «отбор
материала» и облегчает дополнение
формальнологических связей ассоциативной
организацией текста. Иными словами,
систематичности меньше, зато больше шансов
рассказать об истории в стилистике,
соответствующей особенностям восприятия
тинэйджеров.
Допустимо и желательно использование (во многих
случаях фрагментарное) учебных текстов в рамках
разных курсов. Например, предлагаемые сейчас
вниманию читателей материалы уместны и при
изучении истории России в 9-м классе (в рамках
концентрической структуры исторического
образования), и в старших классах, и при линейном
построении исторического образования. В первом
случае тексты могут как дополнять учебник, так и
заменять его. При этом следует, однако, учитывать,
что фактический материал — из-за упоминавшихся
выше особенностей жанра в некоторых случаях
излагается не столь полно, как в большинстве
учебников. Так, в учебных текстах нет описаний
сражений Второй мировой войны.
Выбор варианта зависит от методических
пристрастий преподавателя. Десятиклассникам же
и выпускникам тексты могут служить подспорьем
при постижении проблемного курса истории
России или курсов-модулей, так или иначе
связанных с реалиями ХХ столетия.
Дополнительный материал, приводимый в конце
каждого учебного текста, можно использовать как
иллюстрацию изучаемого или как основу для
самостоятельно выполняемых ребятами заданий
(сопоставительных, аналитических и т.п.).
В заключение — пара частных замечаний.
Хронологические рамки учебного курса всегда
неизбежно условны. Более или менее
последовательно рассматривая события и реалии,
характеризовавшие развитие нашей страны после
утверждения почти абсолютной власти Сталина до
краха и распада коммунистической системы при
Горбачеве, можно составить представление о
процессе (я бы назвал этот процесс нисходящим
развитием тоталитаризма, но не настаиваю на
таком толковании). Однако в некоторых случаях
понимание материала требует экскурсов в иные
периоды. Так, первый текст, повествующий о
предыстории Второй мировой войны, явно
предполагает краткий рассказ о международных
отношениях 1920-х и начала 1930-х гг.
Методический аппарат предельно прост — даже
нарочито скуден. Как уже упоминалось, существуют
различные варианты включения текстов в
образовательный процесс; понятно, что характер
решаемых на уроках задач определит методическую
организацию материала, а следовательно, нельзя
предложить вопросы и задания на все случаи
нелегкой учительско-ученической жизни.
Тем не менее принципиальным представляется
использование повторительных вопросов и
заданий, облегчающих включение новых фактов и
толкований в контекст уже известного. Такие
вопросы и задания приводятся почти перед каждым
смысловым фрагментом текста.
Завершаются упомянутые фрагменты проверочными
тестами. Это вынужденный методический ход: в
современной школе увлечение тестовыми заданиями
приобрело пугающе-неприличные масштабы,
ученикам приходится сталкиваться с такой формой
«проверки знаний» на каждом шагу. С этой
практикой (губительной для гуманитарного
образования) приходится считаться как с
неизбежным злом. Автор постарался несколько
минимизировать вред, приносимый использованием
тестов, и предложить детям вопросы, на которые, по
крайней мере, можно ответить, оставаясь в рамках
исторической науки — и не ломая голову над
вкусовыми предпочтениями тех, кто, например,
всерьез требует выбрать дату крещения Руси из
списка, в котором упоминается и 988 год (дата
традиционная, существующая в культурной
традиции) и 991 год (наиболее вероятная дата
массового крещения киевлян). С тестописцами в
ближайшие годы ничего не поделаешь, так что
пришлось последовать мудрому совету — смиряться
с тем, что мы не в силах изменить…
Тема тестов в гуманитарном образовании
заслуживает, конечно, более подробного
разговора. Но здесь развернутая полемика, с
неизбежным теоретическим привкусом и с
сомнительным послевкусием, не слишком уместна.
Оставим пока методические споры и предоставим
читателю судить о возможностях практического
применения текстов.
Текст первый
НА ПУТИ КО ВТОРОЙ МИРОВОЙ
1. СССР в системе
международных отношений 1920-х годов
Вопросы и задания
для повторения:
1. Чем завершилась Первая мировая
война?
2. Какие из перечисленных ниже стран
после Первой мировой войны были вынуждены
отказаться от части принадлежавших им ранее
территорий:
а) Турция;
б) Швеция;
в) Германия;
г) Великобритания;
д) Италия?
3. Какие страны обрели государственную
независимость после войны 1914—1918 гг.:
а) Испания;
б) Индия;
в) Польша;
г) Чехословакия;
д) Украина;
е) Румыния;
ж) Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев?
4. Участвовала ли советская Россия в
послевоенном урегулировании?
5. Когда и зачем был создан Коминтерн?
 |
Демонстрация против
|
Международные отношения в 1920—1930-х гг. во
многом определялись договорами и соглашениями,
заключенными в Версале и Вашингтоне после
окончания Первой мировой войны.
Державы-победительницы сумели навязать свою
волю странам Четверного союза и, как
казалось тогдашним британским, французским и
американским политикам, надежно обеспечили свои
интересы.
В Европе возникли новые национальные
государства (на землях распавшихся
Австро-Венгерской и Османской империй, а также
империи Российской, большая часть территории
которой оказалась под властью большевиков).
Германия, вынужденная уступить часть районов
соседям, отказаться от содержания сильной армии,
обремененная выплатой почти непосильных
репараций, пережившая Ноябрьскую революцию 1918 г.
и финансовый кризис, в 1920-е гг. искала — и лишь с
трудом находила — свое место в экономической и
политической жизни субконтинента. Советская
Россия (РСФСР, с 1922 г. — СССР) долгое время, до 1924
г., официально не признавалась ведущими
европейскими державами.
Однако просто не замечать Германию и Россию было
невозможно. Руководители стран Антанты
постепенно осознавали, что без нормализации
отношений с бывшей военной противницей не
обойтись. Реалистическая политика предполагала
и установление отношений с большевистской
Россией; раз коммунистический режим нельзя
свергнуть, с ним нужно договариваться — как бы
неприятно и сложно это ни было.
Лидеры большевиков, в свою очередь, прекрасно
понимали, что затеянный ими в разоренной
революциями и войнами стране социальный
эксперимент имеет больше шансов на успех, если
удастся получить западную экономическую помощь.
Преемники Ленина, видимо, хорошо помнили слова
основателя большевистской партии, заметившего,
что советская Россия вынуждена на какое-то время
(до пресловутой мировой революции) смириться с
«буржуазным окружением», так как иначе нельзя
было бы заниматься реализацией коммунистических
идей, «не улетая на Луну».
 |
В. Воровский, М. Литвинов, Г. Чичерин.Генуя. 1922 г. |
Политику большевистских руководителей
России в течение 1920-х гг. определяли две не
слишком совместимые идеи, две тенденции:
стремление содействовать скорейшему свержению
«власти эксплуататоров» во всем мире и желание
построить социализм в одной «отдельно взятой»
стране, избегая войн и вооруженной конфронтации
с «капиталистическими» странами.
Первую тенденцию принято связывать с именем
Троцкого, вторую — с деятельностью Сталина.
Это, однако, не совсем точно. Троцкий понимал, что
укрепление большевистского режима в России не
менее важно, чем подрывная деятельность за
рубежом (так, в 1926 г. этот соратник Ленина признал,
что государственные интересы «страны
победившего пролетариата» важнее, чем
устремления китайских коммунистов). Сталин же,
склонный к прагматизму и легко отказывавшийся от
любых идеологических догм ради достижения
практических результатов, в зависимости от
обстоятельств то грозил Западу жупелом
пролетарской революции, то убеждал
«капиталистов» в том, что СССР — вполне
нормальное государство, с которым можно и
полезно иметь дело.
Сочетание несовместимого определило
двойственность внешней политики СССР в период
между двумя мировыми войнами.
Экономические интересы побудили советских
руководителей обратиться к западным державам с
предложением созвать международную конференцию
для обсуждения спорных вопросов (нота 28 октября
1921 г.). Такая конференция была созвана в
итальянском городе Генуе, но большевистской
России, отказывавшейся выплачивать долги
царского правительства и предъявлявшей ответные
претензии к странам Антанты, не удалось достичь
соглашения с Западом. Зато в городке Рапалло 16
апреля 1922 г. было подписано
советско-германское соглашение, на долгие годы
определившее особые отношения двух стран, не
удовлетворенных версальским урегулированием.
После поражения поддержанных Коминтерном
авантюрных восстаний в Гамбурге и в Болгарии (1923)
официальная Москва сделала ставку на
установление нормальных отношений с «миром
насилия», который, вопреки обещанному в
пролетарском гимне, разрушить «до основания»
никак не получалось. Подрывная работа
просоветских коммунистических партий и иных
созданных с одобрения большевиков организаций
продолжалась, однако осуществление мировой
революции явно откладывалось.
Международная ситуация благоприятствовала
планам московских руководителей. В 1924 г.
большевикам удалось установить дипломатические
отношения с несколькими западными странами.
Показательно, что в великих державах советский
режим признали законным левые правительства
(лейбористы в Великобритании, Левый блок во
Франции), а также возглавляемый Муссолини
фашистский кабинет министров (Италия), т.е. те
политические силы, которые критически
относились к традиционной «буржуазной
демократии». В том же 1924 г. СССР установил
дипломатические отношения и с некоторыми
другими государствами Запада (Норвегия, Швеция,
Дания, Австрия, Греция, Мексика). Соединенные
Штаты Америки, проводившие политику
изоляционизма, т.е. невмешательства в
европейские дела, признали СССР лишь в 1933 г.
|
Доктор Вальтер Ратенау,
|
Дипломатическое признание и заключение важных для проведения индустриализации торговых и хозяйственных соглашений с западными правительствами (а также с частными компаниями) не мешало большевикам содержать за рубежом обширную агентурную сеть, вести подрывную пропаганду и исподволь готовиться к гипотетическим будущим революционным схваткам.
Проверочный тест
Соотнесите события и даты.
— дипломатическое признание СССР Англией;
— советско-германский договор, подписанный в
Рапалло;
— инспирированные Коминтерном восстания в
Гамбурге и в Болгарии;
— 1922 г.;
— 1923 г.;
— 1924 г.
2. СССР готовится к войне
Вопросы и задания
для повторения:
 |
 |
1. Какие из перечисленных ниже
факторов способствовали восстановлению
отечественной промышленности в 1920-е гг. и
проведению политики индустриализации:
а) западная технологическая помощь и кредиты;
б) использование преимуществ частной инициативы;
в) изъятие средств из аграрного сектора за счет
неэквивалентного товарообмена между городом и
деревней;
г) государственная монополия на основные
средства производства;
д) использование дешевой рабочей силы;
е) поставки сырья из стран Юго-Восточной Азии;
ж) энтузиазм масс?
2. Каким группам отраслей
промышленности уделяли основное внимание
руководители СССР в 1930-е гг.:
а) тяжелой промышленности;
б) производству товаров широкого потребления?
3. Какие отрасли промышленности в первой
половине ХХ в. были особенно важны для создания
боеспособных вооруженных сил?
4. Красная армия в 1930-е гг.:
а) строилась на добровольных началах;
б) была наемной;
в) формировалась на основе закона об
обязательной воинской службе.
К концу 1920-х гг. Сталин, судя по всему,
разочаровался в возможностях Коминтерна и
контролируемых через эту организацию
коммунистических и иных просоветских сил. Более
эффективным способом расширения сферы влияния
большевистского режима теперь казалось
использование государственной мощи СССР. Правда,
ее, эту мощь, еще надо было создавать и
упрочивать.
В 1920-е гг. — во многом благодаря западной, прежде
всего германской, помощи — в советской России
было восстановлено промышленное производство.
Cложились благоприятные условия для нового витка
индустриализации. Развитие промышленности
полностью контролировалось государством,
которое стремилось в первую очередь развивать
отрасли, прямо или косвенно обслуживающие армию.
Тоталитарный режим, репрессиями и пропагандой
укрепивший свои позиции в стране, мог не слишком
считаться с населением. Оппозиционные партии и
группы к 1930-м гг. были ликвидированы, открытого
проявления недовольства и тем более социального
взрыва после коллективизации, многочисленных
чисток, инсценированных показательных процессов
всерьез опасаться не приходилось. Низкий уровень
жизни и тяжелые условия труда не могли поэтому
вызвать серьезных потрясений. Это позволило
Сталину сосредоточить свое внимание на решении
внешнеполитических задач — и на повышении
боеспособности армии, основного инструмента их
решения.
Мировой экономический кризис 1929—1933 гг.,
казалось, должен был породить в умах
большевистских лидеров соблазн использовать
нестабильную ситуацию для активизации
революционной деятельности на Западе. Однако
Сталин рассудил иначе. Он предпочел извлечь из
кризиса экономические и пропагандистские
выгоды.
Перепроизводство многих видов продукции на
Западе побуждало предпринимателей искать новые
рынки сбыта; в таких условиях СССР был желанным
покупателем. Поставки товаров (в основном речь
шла о промышленном оборудовании) и технологий
оплачивались за счет продажи дешевой советской
продукции, в том числе за счет безудержного
хлебного экспорта, породившего во многих районах
СССР массовый голод. Многие европейские и
американские капиталисты, политические деятели
добивались ограничения демпингового импорта из
«страны победившего социализма», особенно
губительного в условиях кризиса; но не меньшим
влиянием пользовались и экспортеры,
заинтересованные в развитии экономических
отношений с СССР.
По подсчетам американского историка Сеттона,
около 95% советских предприятий получали — в той
или иной форме — западную помощь.
Иностранные специалисты, оставшиеся без работы,
охотно ехали в Россию — несмотря на тяжелые
условия жизни и на то, что шахтинский процесс
должен был вроде бы продемонстрировать всему
миру, что жертвами большевистского «правосудия»
становятся не только советские граждане.
В 1930-е гг. заметную роль в международной политике
стал играть и такой фактор, как просоветское
общественное мнение. Сопоставляя положение в
переживавшей тяжелые времена капиталистической
экономике с успехами — действительными и
мнимыми — экономики социалистической,
сталинские пропагандисты усердно и небезуспешно
создавали в западном массовом сознании миф о
«стране, которой принадлежит будущее».
Европейские и американские левые интеллектуалы
самого разного толка охотно поддерживали этот
миф.
Итак, в годы первой пятилетки удалось добиться
заметного экономического роста — хотя и не столь
стремительного, каким его хотела изобразить
официальная пропаганда. О готовности СССР к
войне, однако, говорить было еще рано. Внутренние
резервы для развития военной промышленности
были отнюдь не безграничными. Бесплатный труд
заключенных и скудно оплачиваемая работа тех,
кто оставался на воле, облегчали экстенсивное
народнохозяйственное развитие, но для того чтобы
дать армии новейшую технику, было необходимо
«догнать и перегнать Запад» (один из лозунгов той
поры) не только в пропагандистских заявлениях, но
и на деле. А этого можно было добиться только с
помощью того же Запада...
СССР до 1933 г. продолжал поддерживать весьма
тесные связи с Германией. Договоры 1926 и 1931 гг.
зафиксировали готовность веймарской республики
и сталинской империи и впредь сотрудничать — ко
взаимной выгоде. Одним из основных направлений
сотрудничества стало именно военное
производство. Советские инженеры получали
технологии, немецкие генералы — заводы для
производства и полигоны для испытания оружия,
которое их стране было запрещено иметь после
Версальского договора. С 1923 г. в Филях (ныне на
территории Москвы) концерн «Юнкерс» строил
самолеты; артиллерийские заводы Круппа работали
в Средней Азии; под Липецком действовал
тренировочный центр для немецких летчиков, под
Казанью — танковая школа; продолжались
совместные изыскания, необходимые для
производства химических снарядов…
В годы мирового кризиса упрочились и связи с
некоторыми другими западными державами. В 1929 г.
были восстановлены дипломатические отношения с
Великобританией, разорванные в 1927 г. — после
того, как СССР активно поддержал участников
всеобщей забастовки в Англии (1926).
В 1932 г. СССР восстановил отношения с Чан Кайши,
лидером китайской партии Гоминьдан. Это укрепило
позиции Сталина на Дальнем Востоке.
В феврале 1929 г. Советский Союз, незадолго до того
присоединившийся к пакту Бриана—Келлога
(об отказе от войны как средства решения спорных
вопросов), подписал соответствовавшие букве и
духу этого пакта соглашения с Латвией, Эстонией,
Польшей, Румынией, а чуть позже — с Литвой,
Турцией и Персией.
В 1932 г. был заключен договор о ненападении с
Францией. Подобные акции отнюдь не означали, что
Сталин отказывался от возможной территориальной
экспансии; грядущее расширение советской
империи откладывалось — до лучших времен.
Как и в первое десятилетие советской власти,
официальная дипломатия оставалась не
единственным средством воздействия на
международные отношения. Коминтерн (Сталин
называл эту организацию «лавочкой») явно был не в
состоянии устроить мировую революцию, но более
частные задачи послушные Москве западные
партии-секции решать могли. Одной из таких задач
«вождь народов» считал борьбу против
социал-демократов, которых большевики на VI
конгрессе Коминтерна (1928) объявили «главными
врагами рабочего класса».
Провозгласив приверженцев умеренных
социалистических доктрин «социал-фашистами»,
московские политики потребовали от немецких
коммунистов прекратить соперничество с
нацистами и сосредоточить свои усилия на борьбе
против тех, кто пытался сочетать марксистские
представления об общественном развитии с
демократическими идеалами. Такая политика
объяснялась не только традиционной нелюбовью
большевиков к социалистам менее радикального
толка, но и надеждами на то, что сторонники
Гитлера, неоднократно заявлявшие о своем
противостоянии ценностям западной демократии,
придя к власти, станут естественными союзниками
российских коммунистов. Кроме того, Сталин
полагал, что нацизм избавит массы от «буржуазных
иллюзий» и расчистит почву для настоящей
пролетарской революции. Советскому лидеру
приписывают слова: «Гитлер у власти сегодня —
коммунисты завтра».
Подобная установка, данная немецким
непримиримым борцам за счастье пролетариев,
облегчила Гитлеру путь к власти. Однако после
того как в 1933 г. в Германии утвердилась
национал-социалистическая диктатура, положение
СССР усложнилось. Сталин не стал искушать судьбу
и затевать традиционную для большевиков игру в
использование противоречий между
«империалистическими хищниками». В 1934 г. Москва
заявила о прекращении военно-технического
сотрудничества с Берлином, однако Сталин и его
окружение не отказались от негласных попыток
восстановить прежние партнерские отношения с
Германией. Антинацистская риторика и поддержка
тактики единых антифашистских фронтов, как
и упрочение отношений с западными демократиями,
не означали, что СССР уже сделал окончательный
выбор. Сталин вел сложную игру и не собирался
связывать себя однозначными обязательствами.
В 1935 г. был подписан договор о взаимопомощи с
Францией (ратифицирован в 1936 г.). Этот договор,
объективно направленный против германской
опасности, был обречен, однако, остаться лишь
декларацией. Конкретных военных соглашений
стороны не подписывали и даже не обсуждали; кроме
того, СССР явно не смог бы помочь своей новой
союзнице в случае франко-немецкого конфликта,
так как Польша и Румыния заявили о том, что они не
пропустят через свою территорию иностранные
войска (общей границы у Советского Союза и
Третьего рейха не было).
Система коллективной безопасности, о которой
много говорили политики и в Западной Европе, и в
СССР, так и не была создана.
А в мире тем временем нарастала напряженность.
Проверочный тест
Пакт Бриана—Келлога предполагал:
— совместные действия Франции и Англии против
нацистской Германии;
— отказ от применения военной силы для решения
спорных вопросов межгосударственных отношений;
— противостояние деятельности Коминтерна;
— заключение военного союза всех западных
держав, включая США.
Окончание следует
Анатолий ГОЛОВАТЕНКО