Учитель – духовник культуры

 Беседа с поэтом Юрием Кублановским
Юрий Кублановский родился в 1947 г. в Рыбинске. В 1970 г. окончил искусствоведческое отделение истфака МГУ. Работал экскурсоводом на Соловках, в Кирилло-Белозерском заповеднике, в тютчевском музее в Мураново. После того как в 1975 г. выступил в самиздате с открытым письмом «Ко всем нам», работать по специальности уже не мог и вплоть до вынужденной эмиграции служил сторожем, дворником, истопником в храмах Москвы и Подмосковья. В 1981 г. в американском издательстве «Ардис» опубликована первая книга Ю. Кублановского, составленная Иосифом Бродским. После возвращения из эмиграции опубликовал несколько поэтических сборников, публицистические статьи, в настоящее время работает заведующим отделом поэзии журнала «Новый мир». Ю. Кублановский – лауреат Литературной премии Александра Солженицына 2003 г.

 

– Юрий Михайлович, ваше творчество хорошо известно ценителям поэзии. Но мой первый вопрос не о поэзии и – шире – не о литературе, а об истории. Даже будучи достаточно поверхностно осведомленным о фактах вашей биографии, можно сказать, что вы человек к истории в общем и целом прикосновенный. По образованию вы историк искусства, не понаслышке знаете музейное дело. Кроме того, если обратиться к вашим стихам, не говоря уже о вашей публицистике, станет ясно, что в исторических сюжетах вы разбираетесь вполне профессионально. Что для вас значило во времена юности, когда совершается становление личности и мировоззрения, занятие историей? Не официальной историей, которую преподавали в советских школах и вузах, а историей подлинной, которая все же существовала, несмотря на все запреты и умолчания?

– Тогда как воздух нужна мне была история. Я был ранен коммунистическим режимом, видел, что этот режим – России был совершенно чужд, он, как панцирь, сжимал живое тело страны. Я хотел разгадать загадку: почему погибла 900-летняя русская цивилизация, что стало причиной ее обрушения, возможно ли восстановление России на ее исторических путях? Ключ к разгадке этих вопросов лежал, разумеется, в занятиях историей, в трудах Ключевского, Соловьева и других историков. Мое стремление было перебросить мост над десятилетиями советизма в ту настоящую историческую Россию, которая мне была дорога.

– Есть поэты, которые в своем творчестве широко использовали исторические сюжеты, скажем, Леонид Мартынов, Давид Самойлов. Они создавали большие исторические полотна в стихах. Такие вещи не напишешь без серьезного ознакомления с источниками, с учеными трудами. А в вашей поэзии историческая тема живет как-то подспудно. Никогда не пробовали написать что-нибудь сугубо историческое?

У причала. Большой Соловецкий остров. Фото

У причала.
Большой Соловецкий остров.

Фото

– Нет, не пробовал. Мне кажется, что время исторических поэм прошло. Исчез поэтический ключ к созданию таких вещей. Такие великие вещи, как исторические трагедии и баллады А.К. Толстого или «Борис Годунов» Пушкина, наверное, уже, увы, принадлежат прошлому отечественной словесности. Теперь стих стал метафоричней, лаконичней, и, как ни в чем не бывало, писать повествовательный эпический поэтический текст, связанный с историей, мне кажется довольно нелепым. Хотя по молодости я обращался к историческим сюжетам – и к гибели Ксении Годуновой, когда она была совращена Самозванцем, и – неоднократно – к святителю Филиппу Колычеву, который был удушен Малютой Скуратовым, а до этого поднял и обустроил Соловки, и ко временам императрицы Екатерины... Иногда мне хотелось, так сказать, «приподнять» исторический сюжет, показать пафос того или иного события и красоту исторического лица, а иногда высветить низменный смысл исторического разлома и падения. Я писал саркастические исторические стихи, достаточно вспомнить цикл «Канун антихриста – 1666». Как известно, это был год раскола, а раскол повлек за собой и последующие провалы и катастрофы. Безусловно, история должна присутствовать в поэзии, но, очевидно, прошло время большого поэтического полотна на историческую тему. Отсутствует поэтика, в которой такая вещь могла б состояться.

– Как бы вы могли охарактеризовать состояние исторического сознания современного российского общества? Люди очень интересуются историей, взахлеб читают исторические романы, телевизионные передачи на исторические темы отмечены большими рейтингами. Но, тем не менее, многие «точки» этого сознания остаются крайне болезненными…

– Болезненными, потому что еще со времен Петра I русский человек потерял свою историческую самоидентификацию и в периоды общественного слома и национальных бедствий прибегал к истории для того, чтобы или ее проклясть, или подогнать под свои идеологические клише. Теперешний всплеск интереса к истории тоже вполне понятен. После стольких десятилетий коммунистического беспамятства русский человек пытается обрести себя в истории, нащупать какую-то историческую преемственность. Хотя, конечно, многое порушено. Видите ли, ведь еще от Герцена идет презрительное отношение, допустим, к византийским корням отечественной истории. Посмотрите: когда сейчас наши либералы произносят эпитет «византийский», у них особый глазной прищур и дрожат губы, как будто ничего страшнее не бывает. Да, Россия – преемница византийских исторических и религиозных традиций, это данность, нравится кому-то это или не нравится. И надо принимать русскую цивилизацию такой, какая она есть, со всем ее колоритом, со всеми ее минусами и плюсами.
То, что очень сильна сейчас бульварная струя в трактовке тех или иных исторических проблем, это несомненно. Зачинателем этой «традиции» можно назвать В. Пикуля, но зародилась она еще раньше на почве советского упрощенчества истории, вульгарного социологизма и т.д. Ну что ж, пусть все-таки люди лучше читают вульгаризированную версию отечественной истории, чем детективы Марининой или Донцовой. Так что в целом интерес к истории надо только приветствовать, он свидетельствует о том, что в русском народе еще теплятся язычки культурного пламени и национального самосознания.

– Не считаете ли вы, что сейчас настало время для создания большого исторического полотна в прозе, потому что осмысление в ученых трудах «горячих проблем» отечественной истории – дело долгое и к тому же предназначенное для узких кругов специалистов и знатоков. А вот широкая публика такую «литературу факта» может воспринять с интересом и с пользой для себя?

– К сожалению, время исторических эпопей тоже прошло. Яркое свидетельство этому – не читают «Красное колесо» Александра Исаевича Солженицына. В своей многотомной эпопее А.И.Солженицын выступил в роли «частного детектива» по отношению к нашей революционной истории и скрупулезно раскрыл корни русской катастрофы начала XX в., расследовал суть освободительной идеологии и либерального сознания, зримо показал всю анатомию Февраля 1917-го. Возьмите, скажем, потрясающую сцену отречения Государя, уж лучше не напишешь, но, тем не менее, ее почти никто не читал. Очевидно, время больших литературных объемов кончилось: уходит читатель как таковой, ему некогда воспринимать масштабные тексты. Только небольшие повести могут пользоваться у нынешнего читателя спросом, например «Царица Смуты» Леонида Бородина.

– Может быть, в этом виновата атмосфера постмодернизма с ее раздерганностью, со сбитостью всяких акцентов – и нравственных, и эстетических?

– Конечно, одна из причин – кризис культуры. Но я полагаю, это не главное, просто люди живут теперь по-другому. У них нет больше ни времени, ни желания тратить часы на чтение. Раньше все было иначе. Я, помню, получал самиздатовскую машинопись на папиросной бумаге. И чем рукопись была толще, тем я больше радовался, любые объемы не были мне помехой. Читали ночами, не боясь испортить глаза. Сейчас это ушло, к сожалению. Это ушло не только из России. Мы, обезьянничая, перенимаем опыт западной цивилизации, из которой некоммерческая литература вымывается, побеждает масс-культура со своими вполне определенными бульварными установками.

– Позвольте, я затрону один аспект современного массового исторического сознания. В нем парадоксальным образом уживаются две крайности: с одной стороны, многие убеждены, что России нужен некий идеал государственного деятеля, и находят его в Иване Грозном. С другой стороны, часто можно встретить мнение, что главная позитивная сила истории России – это революционное и освободительное движение. Причем я даже сталкивался с таким случаем, что оба этих взаимоисключающих мнения уживаются в одной голове. Как выйти из этого круга?

– Неудивительно, что русское миропонимание дает петуха после такого исторического провала. Русское сознание – и политическое, и историческое – иерархично. Оно рассматривает власть как заповеданное служение, а не как выборный балаган. Отсюда – тяга к царю. И тут начинается умственная и нравственная смута вместо исторической правды. Я не понимаю, как после страниц Карамзина и Ключевского, всего, что они написали про Ивана Грозного, можно делать из него идеал государственного мужа. Не понимаю, как могут так мыслить православные люди, ведь по его распоряжению был умучен один из самых великих русских святителей – митрополит Филипп Колычев.
С другой стороны, идеалистическая освободительная идеология – это тот микроб, который сидел в сердце каждого отечественного интеллигента и которым было заражено все русское общество, подготовившее революцию. И сейчас живы наследники этой идеологии. Включаю телевизор: сатирик Шендерович кричит с экрана, что у нас свобода всего 10 лет, а до этого целое тысячелетие мы жили при режиме, где «по трубам текло имперское дерьмо». В жилах у этих людей не кровь, а желчь, мне их искренне жаль. Так что обе эти крайности, по-моему, одинаково лживы. Надо трезво смотреть на отечественную историю.

– Что, по вашему мнению, должно служить внутренним посылом для человека, берущегося за изучение истории?

– Понимание духовных корней нашего прошлого. Понимание богатства и красоты русского Православия. Того лучшего, что было, безусловно, в русском самодержавии, в русской культуре, в искусстве, вообще в русской цивилизации. Надо любить отечественную историю и вместе с тем смотреть на нее без шор, без розовых очков. Это очень трудный путь, но для каждого просвещенного человека он единственный.

– Юрий Михайлович, социологические опросы показывают, что наши сограждане черпают сведения об истории главным образом из исторических фильмов и телепрограмм, на втором месте стоят исторические романы и только в третью очередь источником исторических знаний служат уроки в школе. Как сделать так, чтобы школа стала тем авторитетным местом, где наша молодежь получала бы солидное историческое образование?

– Необходима, конечно, авторитетная государственная комиссия из известных и уважаемых людей – историков и педагогов. Они будут отбирать и рекомендовать только такие учебники, которые несут школьнику подлинный свет исторических знаний, чтобы школьник не был предоставлен на волю часто случайного миропонимания учителя, а получал на уроке плоды знаний просвещенных историков.

– Стал расхожим выражением афоризм, что уроки истории состоят в том, что не дают никаких уроков. Также некоторые утверждают, что воспитание патриотических чувств, гражданственности на уроках истории – это уже все устарело, это тоталитарный подход к образованию, навязывание подростку ненужных ему представлений и взглядов.

– Это пустой разговор пустых людей. Общечеловеческие ценности никак не противоречат патриотизму, любви к Родине. Это взаимодополняющие, а не взаимоисключающие друг друга понятия. Да, есть такие, кто считает патриотизм последним прибежищем негодяев. По моему мнению, они не должны влиять на воспитание подрастающего поколения новой России.

– Современный учитель стоит на распутье…

– …На распутье между классом и приусадебным участком, где он вынужден горбатиться, чтобы вырастить картошку на зиму …

– К нему относятся как к некоему поставщику образовательных услуг. В традициях русского учительства, кажется, были заложены другие принципы…

– Сейчас принято так: все мы якобы всего лишь наемные клерки, в том числе и педагоги, дающие некую фиксированную сумму знаний. Конечно, в отечественной традиции другое отношение к учительству. Учитель – это в некотором смысле духовник культуры. Педагог должен быть просвещен, добр, строг и пользоваться безусловным авторитетом среди молодых.

– Сложилось так, что великими русскими историками были, прежде всего, писатели – Карамзин, Пушкин, Толстой. Как вы считаете, стоит ли в этом ряду Солженицын?

– Безусловно. Он одержим желанием разгадать причины русских катастроф. Эта жажда знать, что же произошло с Россией, привела его к тому, что он начал писать «Красное колесо», засел за исторические изыскания, включая и последний двухтомник «200 лет вместе», посвященный русско-еврейским взаимоотношениям. Это замечательная историческая литература. Каждая из его книг и статей заполняет лакуну, образовавшуюся за время семидесятилетнего исторического беспамятства.

– Как сделать так, чтобы его работы были более доступны?

– Следовало бы разработать федеральную программу по изданию книг последнего русского классика. Он должен издаваться достойно, на государственные деньги и доходить до своего читателя. Это поможет возрождению России. Государство тратит деньги на что угодно. Но должны же быть культурные приоритеты, тем более, это не такие большие деньги по сравнению с теми, что ежедневно уходят неизвестно куда.

– Может быть, стоит подготовить хрестоматии по произведениям Солженицына, в частности, включающие отрывки из его исторических сочинений, предназначенные для школы, для учащихся?

– Это было бы замечательно.

– Ваши пожелания читателям еженедельника «История» в новогодние праздники.

– Не будем терять надежды. При всех «но» в нашей жизни что-то меняется в лучшую сторону. Боюсь сглазить, но мне кажется, что в последние годы в духовном и культурном климате России происходят обнадеживающие процессы.

Беседовал
Алексей СОКОЛОВСКИЙ

TopList