Петр I — ребенок в игрушечном магазине
Самою главною стороною, которую мы видим в
деятельности Петра, это возбуждение
общественных сил русского народа; это выражается
во всем. До него все было сосредоточено в одном
лице великого государя; государь был хозяин и
хозяйственным образом распоряжался в стране. Это
было не то, что мы разумеем под именем
неограниченной монархии. Петр не переставал быть
неограниченным государем, но этот характер
хозяина переменился, он поставил на вид для
русских людей другое понятие — государство,
которому все обязаны служить от малого до
великого. Отказавшись от древней царственной
обстановки, Петр Великий мог лучше выставить это
новое понятие, став слугою и вечным работником
для государства и общества; ставши вождем своего
народа по новому пути, он лучше мог бы применить
понятие о хозяине. Прежде при великом государе
постоянно находилась его челядь, разделенная на
разные чины, при важных делах государь созывал
этих людей, иногда самых близких, иногда всех, и
посылал за патриархом, как ему вздумается. При
важнейших делах царь посылал за выборными из
всех областей — это называлось Собором. Петр,
оставив с младенчества дворец, переменил и эти
отношения; перемена была естественна и
необходима: он ставит в челе государственного
управления особенное учреждение — Сенат
Правительствующий; название
«Правительствующий» имело смысл при Петре и
иногда и после — это было учреждение
правительственное, поставленное для управления
страною. Все русские должны повиноваться Сенату,
как государю; только в особенных случаях, когда
мнение Сената расходилось с мнением Генерал-Прокурора,
дела переносились на решение государя; все части
управления были подчинены Сенату. Следовательно,
целое учреждение явилось для русских людей в
челе управления; эти люди, действовавшие в Сенате,
поступали по изданным законам, их деятельность
была определена инструкциею; царь уже являлся
верховным блюстителем всего. Положение государя
от этого не унижалось; напротив, оно еще
увеличивалось, он являлся в высшем для человека
положении, а между тем все управлялось
определенными законами, известными для всех
порядками.
При Петре приказы исчезли вообще; коллегиальное
устройство и выборное начало — вот две стороны
петровской деятельности; ограничение личного
произвола как можно более; устройство учреждений,
состоящих из многих лиц, сдерживающих друг друга;
деятельность лица подчинена контролю других лиц
и целого общества — вот характер учреждений
Петра. Этими учреждениями лучше достигалась цель,
чтобы приучить русского человека к общественной
деятельности. Все у Петра шло дружно, связно и
обличало одну систему.
Западные народы далеко опередили нас в эпоху
преобразования, как они рабствовали идеям
древних народов — греков и римлян, что ясно
обнаруживается в их исторических сочинениях и
политической деятельности: человек отставший,
народ необразованный, сталкиваясь с другим
народом, поражается многообразием явлений, ему
неизвестных; если этот народ не способен к
развитию, то остается холоден к этим явлениям, и
если они вводятся к нему, то они его теснят, он не
выдержит натиска новых явлений, и этот переворот
отразится на его физическом существовании, и
народ этот вымирает. Но если народ сильный, по
обстоятельствам отставший, встретится в
известное время с другим, более цивилизованным и
пораженный множеством новых идей, он, будучи не
приготовлен к принятию этого, чувствует тяжесть
этой встречи; он со временем переварит все это, но
для этой переварки нужно время, а на первых порах
он оглушен новым и начинает рабствовать,
подражать ему; старое и новое сталкивается в нем.
Огромную силу нужно иметь народу, чтобы пережить
этот переворот; русский народ пережил его — но
как он пережил? Это нашествие Западной Европы
было гораздо тяжелее нашествия половцев и татар,
потому что те нашествия на страну были со стороны
материальной, а это нашествие было на
нравственное существо народа. Вот почему мы не
должны презрительно отзываться о людях,
принимавших враждебно это нашествие: они
уперлись на старом, а люди передовые от этой
попытки сближения с цивилизациею разве
воротились целы?
Везде подобные явления сопровождались тем, что
народ принимал в свой язык иностранные слова;
понятие тесно связано с словом, и —
необходимость естественная — с чужим понятием
приходится брать и чужое слово. Явление это
повторялось не с одним русским народом, книги
поляков и немцев XVII и XVIII столетий доказывают это,
и никто не имеет права глумиться над русским
народом за то, что русские времени Петра
заговорила каким-то пестрым языком. Это
произошло по естественному закону; понятия о
народности не было в России, потому что его не
было и в Европе; развитию этого понятия мы
обязаны XIX столетию; из подражания древним
перешли к подражанию французам и все оттого, что
народы не окрепли в своей народности. Всего
смешнее то, что наплыв иностранных слов
приписывается произволу Петра, между тем как
прежде Петра, как только начали сближаться с
иностранцами, то начали появляться иностранные
слова. Все русские люди, сблизившиеся с
иностранцами, испытали всю тяжесть этого
цивилизованного мира до Петра...
Что о слове и понятиях, то же должно сказать и о
целых учреждениях, которые без переварки
переносились к нам. Самого Петра Великого и людей
его времени можно сравнить с ребенком, который
вошел в игрушечный магазин, глаза его
разбежались, и все ему хотелось бы захватить с
собой, все купить и унести к себе домой, не
соображая того, что сразу ни купить, ни унести
всего нельзя...
Для поверки дела Петра посмотрим на другое
явление: все европейские народы хвалятся тем, что
христианство есть высший и могущественный
элемент для цивилизации, что она есть религия
Европы; родилась эта религия в Азии, но в Азии она
не могла удержаться, и там явилось вместо ее
азиатское христианство — магометанство;
распространение христианства в других частях
света есть дело Европы. Европейские историки
имеют полное право хвалиться, что европейские
народы были способнее всех других к принятию
христианской цивилизации: как же она у них
распространилась? Она сначала распространилась
между высшими классами — князь да боярин —
народ крестился ради авторитета князя и боярина,
и чем далее на север от Киева, тем христианство
шло туже; в продолжении веков слышатся жалобы на
тугое распространение христианства, что
господствует двоеверие; наконец, с течением
веков христианство вошло в плоть и кровь
русского народа... Итак, общий закон тот, что
хорошее всегда сознается лучшими людьми, а потом
уже распространяется и в массе; то же повторилось
и теперь. Царь и боярин приняли цивилизацию; в
народе — раскольничество, и нужны века, чтобы
цивилизация проникнула сверху вниз.
Следовательно, если цивилизация встречала
препятствия и распространялась медленно, то это
решительно не доказательство того, что народ не
способен к цивилизации. Для верности
исторических выводов нужна широта взглядов,
сопоставление однородных явлений и объяснение
их одних — другими. Чрезвычайно важное явление в
нашей истории XVIII в. то, что движение по новому
пути не остановилось...
Этим героям — преобразователям новых обществ —
после смерти обыкновенно воздаются божеские
почести; их нет в обществе, ими созданном, об их
человеческих слабостях забывается, и подвиг его
растет все более и более; неудивительно, что Петр
для людей, сочувствовавших цивилизации, является
божеством, а если бы не было христианства, то он и
действительно сделался бы божеством для
русского человека.
Сергей СОЛОВЬЕВ
Из «Публичных чтений
о Петре Великом» |