Разбойник со знаменитой душойНиколай Карамзин
|
В.И. Суриков.
|
В то время, когда Иоанн, имея триста тысяч
добрых воинов, терял наши западные владения,
уступая их двадцати шести тысячам полумертвых
ляхов и немцев, — в то самое время
малочисленная шайка бродяг, движимых и грубою
алчностию к корысти и благородною любовию ко
славе, приобрела новое царство для России,
открыла второй новый мир для Европы,
безлюдный и хладный, но привольный для жизни
человеческой, ознаменованный разнообразием,
величием, богатством естества, где в недрах земли
лежат металлы и камни драгоценные, в глуши
дремучих лесов витают пушистые звери и сама
природа усевает обширныe степи диким хлебом; где
судоходные реки, большие рыбныe озера и
плодоносные цветущие долины, осененные высокими
тополями, в безмолвии пустынь ждут трудолюбивых
обитателей, чтобы в течение веков представить
новые успехи гражданской деятельности, дать
простор стесненным в Европе народам и
гостеприимно облагодетельствовать излишек их
многолюдства. — Три купца и беглый атаман
волжских разбойников дерзнули, без царского
повеления, именем Иоанна завоевать Сибирь. <...>
Господство наше за Каменным Поясом было слабо и
ненадежно: татары сибирские, признав Иоанна
своим верховным властителем, не только худо
платили ему дань, но и частыми набегами тревожили
Великую Пермь, где был конец России. Озабоченный
важными, непрестанными войнами, царь не мог
утвердить ни власти своей над отдаленною
Сибирью, ни спокойствия наших владений между
Камою и Двиною, где уже издавна селились многие
россияне, привлекаемые туда естественным
изобилием земли, дешевизною всего нужного для
жизни, выгодами мены с полудикими соседственными
народами, в особенности богатыми мягкою
рухлядью. В числе тамошних российских всельников
были и купцы Строгановы, Яков и Григорий
Иоанникиевы, или Аникины, коих отец обогатился
заведением соляных варниц на Вычегде и (если
верить сказанию иностранцев) первый открыл
путь для нашей торговли за хребет гор Уральских…
Жeлaя взять деятельные меры для обуздания Сибири
Иоанн призвал упомянутых двух братьев, Якова и
Григория, как людей умных и знающих все
обстоятельства северо-восточного края России;
беседовал с ними, одобрил их мысли и дал им
жалованные грамоты на пустые места, лежащие вниз
по Каме от земли Пермской до реки Сылвы, и берега
Чусовой до ее вершины; позволил им ставить там
крепости в защиту от сибирских и ногайских
хищников, иметь снаряд огнестрельный, пушкарей и
воинов на собственном иждивении, принимать к
себе всяких людей вольных, не тяглых и не
беглых, — ведать и судить их независимо от
пермских наместников и тиунов, не возить и не
кормить послов, ездящих в Москву из Сибири или
в Сибирь из Москвы, — заводить селения, пашни и
соляные варницы, — в течение двадцати лет
торговать без пошлины и солью и рыбою, но с
обязательством не делать руд, и если найдут
где серебряную, или медную, или оловянную, то
немедленно извещать о сем казначеев государевых.
<...>
Кучюм, овладев Сибирью, искал благоволения
Иоаннова, когда еще опасался ее жителей, насильно
обращаемых им в магометанскую веру, и ногаев,
друзей России: но, утвердив власть свою над
Тобольскою ордою, перезвав к себе многих стенных
киргизов и женив сына, Алея, на дочери ногайского
князя, Тин-Ахмата, уже не исполнял обязанностей
нашего данника, тайно сносился с черемисою,
возбуждал сей народ свирепый к бунту против
государя московского и под смертною казнию
запрещал остякам, югорцам, вогуличам платить
древнюю дань России. Встревоженный слухом о
строгановских крепостях, Кучюм (в июле 1573 г.)
послал своего племянника Маметкула разведать об
них и, если можно, истребить все наши заведения в
окрестностях Камы. Маметкул явился с войском как
неприятель: умертвил несколько верных нам
остяков, пленил их жен, детей и посла московского,
Третьяка Чебукова, ехавшего в орду
Киргиз-Кайсакскую; но, узнав, что в городках
чусовских довольно и ратных людей и пушек, бежал
назад. Строгановы не смели гнаться за
разбойником без государева повеления: известили
о том Иоанна и просили указа строить крепости в
земле Сибирской, чтобы стеснить Кучюма в его
собственных владениях и навсегда утвердить
безопасность наших. Они не требовали ни полков,
ни оружия, ни денег; требовали единственно
жалованной грамоты на землю неприятельскую — и
получили: 30 мая 1574 г. Иоанн дал им сию грамоту,
где сказано, что Яков и Григорий Строгановы могут
укрепиться на берегах Тобола и вести войну с
изменником Кучюмом для освобождения первобытных
жителей югорских, наших данников, от его ига;
могут, в возмездие за их добрую службу,
выделывать там не только железо, но и медь, олово,
свинец, серу для опыта, до некоторого времени;
могут свободно и без пошлины торговать с
бухарцами и с киргизами. — Следственно,
Строгановы имели законное право идти с огнем и
мечом за Каменный Пояс; но силы, может быть, не
ответствовали ревности для такого важного
предприятия. <...>
К числу буйных атаманов волжских принадлежали
тогда Ермак (Герман) Тимофеев, Иван Кольцо,
осужденный государем на смерть, Яков Михайлов,
Никита Пан, Матвей Мещеряк, известные удальством
редким: слыша, как они ужасают своею дерзостию не
только мирных путешественников, но и все
окрестные улусы кочевых народов, умные
Строгановы предложили сим пяти храбрецам службу
честную; послали к ним дары, написали грамоту
ласковую (6 апреля 1579 г.), убеждали их
отвергнуть ремесло, недостойное христианских
витязей, быть не разбойниками, а воинами царя
белого, искать опасностей не бесславных,
примириться с богом и с Россиею; сказали: «имеем
крепости и земли, но мало дружины: идите к нам
оборонять Великую Пермь и восточный край
христианства». Ермак с товарищами прослезился от
умиления, как пишут: мысль свергнуть с себя опалу
делами честными, заслугою государственною и
променять имя смелых грабителей на имя доблих
воинов отечества тронула сердца грубые, но еще не
лишенные угрызений совести. Они подняли знамя на
берегу Волги: кликнули дружину, собрали 540
отважных бойцов и (21 июня) прибыли к Строгановым
— «с радостию и на радость, — говорит
летописец: — чего хотели одни, что обещали
другие, то исполнилось: атаманы стали грудью за
область христианскую…»
Призывая донских атаманов, Строгановы имели в
виду не одну защиту городов своих: испытав
бодрость, мужество и верность козаков; узнав
разум, великую отвагу, решительность их главного
вождя, Ермака Тимофеева, родом неизвестного,
душою знаменитого, как сказано в летописи;
составив еще особенную дружину из русских татар,
литвы, немцев, искупленных ими из неволи у ногаев
(которые, служа в войнах Иоанну, возвращались
обыкновенно в улусы свои с пленниками); добыв
оружия, изготовив все нужные запасы, Строгановы
объявили поход, Ермака воеводою и Сибирь целию.
Ратников было 840, одушевленных ревностию и
веселием: кто хотел чести, кто добычи; донцы
надеялись заслужить милость государеву, а
немецкие и литовские пленники свободу: Сибирь
казалась им путем в любезное отечество! Воeвoдa
ycтpoил вoйcко; сверх атаманов избрал есаулов,
сотников, пятидесятников: главным под ним был
неустрашимый Иван Кольцо. Нагрузив ладии
запасами и снарядами, легкими пушками, семипядными
пищалями; взяв вожатых, толмачей, иереев; отпев
молебен; выслушав последний наказ Строгановых:
«иди с миром, очистить землю Сибирскую и выгнать
безбожного салтана Кучюма», Ермак с обетом
доблести и целомудрия, при звуке труб воинских,
1 сентября 1581 г. отплыл рекою Чусовою к горам
Уральским, на подвиг славы, без всякого
содействия, даже без ведома государева: ибо
Строгановы, имея Иоаннову жалованную грамоту на
места за Каменным Поясом, думали, что им уже нет
надобности требовать нового царского указа для
их великого предприятия. <...>
Зaвoeвaние Сибири во мнoгиx oтнoшeнияx сходствует с
завоеванием Мексики и Перу: так же горсть людей,
стреляя огнем, побеждала тысячи, вооруженные
стрелами и копьями: ибо северные монголы и татары
не умели воспользоваться изобретением пороха и в
конце XVI в. действовали единственно оружием
времен Чингисовых. Каждый богатырь Ермаков шел
на толпу неприятелей, смертоносною пулею убивал
одного, а страшным звуком пищали своей разгонял
двадцать и тридцать. Так, в первой битве на берегу
Тобола, в урочище Бабасане, Ермак, стоя в окопе,
несколькими залпами остановил стремление десяти
или более тысяч всадников Маметкуловых. <...>
Третия битва, на Иртыше, жаркая, упорная, стоила
жизни некоторому числу Ермаковых сподвижников,
доказав, что независимость отечества мила и
варварам: сибирские защитники изъявили
неустрашимость и твердость; ввечеру уступили
россиянам победу, но только до нового
кровопролития, имея еще и доблесть и надежду.
Слепой Кучюм вышел из укреплений и стал на горе
Чувашьей: Маметкул расположился в засеке, и
козаки, в тот же вечер заняв городок Атик-Мурзы,
не смыкали глаз ночью, опасаясь нападения.
Уже число Ермаковой дружины уменьшилось заметно;
кроме убитых, многие были ранены; многие лишились
сил и бодрости от трудов непрестанных. В сию ночь
атаманы советовались с товарищами, что делать, —
и голос слабых раздался. «Мы удовлетворили мести,
— сказали они: — время идти назад. Всякая новая
битва для нас опасна: ибо скоро некому будет
побеждать». Но атаманы ответствовали: «Нет,
братья: нам путь только вперед! Уже реки
покрываются льдом: обратив тыл, замерзнем в
глубоких снегах; а если и достигнем Руси, то с
пятном клятвопреступников, обещав смирить
Кучюма или великодушною смертию загладить наши
вины пред государем. Мы долго жили худою славою:
умрем же с доброю! Бог дает победу, кому хочет:
нередко слабым мимо сильных, да святится имя
его!» Дружина сказала: аминь! и
с первыми лучами солнца 23 октября устремилась
к засеке, воскликнув: с нами Бог! Неприятель
сыпал стрелы, язвил козаков и, в трех местах сам
разломав засеку, кинулся в бой рукопашный,
безвыгодный для Ермаковых малочисленных
витязей; действовали сабли и копья: люди падали с
обеих сторон; но козаки, немецкие и литовские
воины стояли единодушнее, крепкою стеною —
успевали заряжать пищали и беглым огнем редили
толпы неприятельские, гоня их к засеке. Ермак,
Иван Кольцо мужествовали впереди, повторяя
громкое восклицание: с нами Бог! — а
слепой Кучюм, стоя на горе с иманами, с Муллами
своими, кликал Магомета для спасения
правоверных. К счастию россиян, к ужасу
неприятелей, раненый Маметкул должен был
оставить сечу: мурзы увезли его в ладии на другую
сторону Иртыша, и войско без предводителя
отчаялось в победе: князья остяцкие дали тыл;
бежали и татары. Слыша, что знамена христианские
уже развеваются на засеке, Кучюм искал
безопасности в степях ишимских, успев взять
только часть казны своей в сибирской столице. Сия
главная, кровопролитнейшая битва, в коей пало 107
добрых козаков, доныне поминаемых в Соборной
тобольской церкви, решила господство России от
Каменного хребта до Оби и Тобола.
26 октября Ермак, уже знаменитый для истории,
отпев молебен, торжественно вступил в Искер, или
в город Сибирь, который стоял на высоком берегу
Иртыша, укрепленный с одной стороны крутизною,
глубоким оврагом, а с другой тройным валом и рвом.
Там победители нашли великое богатство, если
верить летописцу: множество золота и серебра,
азиатских парчей, драгоценных камней, мехов, и
все братски разделили между собою. Город был
пуст: овладев царством, наши витязи еще не видали
в нем людей; имея золото и соболей, не имели пищи:
но 30 октября явились к ним остяки с князем своим
Боаром, с дарами и запасами; клялися в верности,
требовали милосердия и покровительства. Скоро
явилось и множество татар с женами и с детьми,
коих Ермак обласкал, успокоил и всех отпустил в
их прежние юрты, обложив легкою данию. Сей бывший
атаман разбойников, оказав себя героем
неустрашимым, вождем искусным, оказал
необыкновенный разум и в земских учреждениях и в
соблюдении воинской подчиненности, вселив в
людей грубых, диких доверенность к новой власти и
строгостию усмиряя своих буйных сподвижников,
которые, преодолев столько опасностей в земле,
завоеванной ими, на краю света, не смели
тронуть ни волоса у мирных жителей. Пишут, что
грозный, неумолимый Ермак, жалея воинов
христианских в битве, не жалел их в случае
преступления и казнил за всякое ослушание, за
всякое дело студное: ибо требовал от дружины
не только повиновения, но и чистоты душевной,
чтобы угодить вместе и царю земному и царю
небесному ... козаки его, по сказанию тобольского
летописца, и в пути и в столице сибирской вели
жизнь целомудренную: сражались и молились! <...>
Отечество благодарное давно изгладило имя
разбойника пред Ермаковым — сей Герой погиб,
безвременно, но совершив главное дело: ибо
Кучюм ... уже не мог отнять Сибирского царства у
великой державы, которая единожды навсегда
признала оное своим достоянием.
Н.М. КАРАМЗИН.
«История государства
Российского», гл. VI