«Не имея родного угла...»

Исторический опыт борьбы с беспризорностью детей

Еще 15 лет назад слово беспризорник казалось чем-то отжившим, имеющим связь только со старыми пленками довоенных советских фильмов, один из героев которых незатейливо пел: «По приютам я с детства скитался, не имея родного угла, ах, зачем я на свет появился, ах, зачем меня мать родила».
Увы, жизнь показала, что человечество не идет по пути прогресса бодро, с гордо поднятой головой и не оглядываясь назад. Политические и экономические катаклизмы могут отбросить целые народы, казалось бы, к уже пройденным рубежам, ввергнуть в пучину проблем.
Системный кризис, который Россия пережила в 1990-е гг., понизил уровень жизни населения. На спокойных прежде улицах наших городов стали появляться стайки оборванных, грязных детей, попрошайничающих в переходах метро и по вагонам электричек, детей, выражаясь словами одного стихотворения, «с папироской в молочных зубах». И ладно бы с папироской – с магнетическим блеском наркотического опьянения в глазах, с ножиками и огнестрельным оружием в руках... В печати приводятся экспертные оценки о десятках тысяч сегодняшних беспризорных.
Сейчас вопрос о беспризорности как страшной опасности для общества поставлен на самом высоком уровне. Существует воля к решению этой проблемы.
И любой здравомыслящий человек, желая чувствовать защищенность свою и родных, будет задавать вопрос о том, возможно ли вообще победить это зло. Сможем ли мы спокойно ходить по улицам?Что подсказывает нам исторический опыт? Ведь в 1920-е гг. наша страна уже сталкивалась с этой проблемой.

Экономические факторы: голод и разруха

16 августа 1921 г. в газете «Известия Рязанского губернского исполнительного комитета Совета рабочих и крестьянских депутатов» появилась статья, которая информировала, что в Поволжье разразился неурожай, подвергший 25 млн чел., в том числе 5,5 млн детей, угрозе «быть задушенными костлявой рукой голода». Далее сообщалось: «Дети подбрасываются у дверей Наробраза (народных отделов образования. — Ред.) и его ответственных руководителей, так как за неимением места в детских домах их не помещают туда, что родители, не вынося голодного крика детей, топят последних в Волге. Пайки в детских учреждениях урезываются, и бесприютные дети начали заниматься нищенством, проституцией и кражей». Далее жителей Рязани просили помочь голодающим Поволжья, чтобы перебросить туда минимум 150 тыс. пудов хлеба (2400 тонн). Всего же в Поволжье срочно требовался 1 млн пудов, чтобы прокормить 2 млн голодающих детей на организованных питательных пунктах.
Тяжелый голод поразил Поволжье не впервые. Здесь он повторялся периодически каждые несколько лет.
Особенно тяжелая ситуация сложилась в 1906 и 1911 гг.
В 1906 г. наиболее пострадали поволжские губернии — Самарская, Казанская, Уфимская, Симбирская и Саратовская, а из внутренних — Тамбовская, Нижегородская, Пензенская. Урожай хлеба был настолько плох, что его нельзя было ни жать, ни косить, а приходилось руками вырывать с корнями. Порой годовой урожай зерновых на семью из 8 человек составлял 60 кг. Крестьяне скудно питались ржаным хлебом, испеченным с гороховой мукой, «для объема» подмешивали в хлеб опилки, и даже глину. От дурного питания началась свирепая эпидемия тифа. Массы голодных шли из деревень в города на заработки. Отмечались случаи самоубийств людей, которые не могли найти ни еды, ни работы.
Благодаря содействию местных властей и Красного Креста были открыты бесплатные столовые и питательные пункты, выдавшие за время бедствия 270  млн обедов и пайков.
Голод 1911 г. вновь принес в деревню ужасные бедствия. Летом наблюдалась сильная жара, засуха, горячие ветры-суховеи, тяжело проявившиеся в Поволжье и на Дону. Суровая зима 1911—1912 гг. с буранами и необычный весенний разлив рек еще более ухудшили положение. Была собрана только одна треть урожая против среднего. Неурожай охватил обширную территорию всего Поволжья (от Нижнего до Астрахани), Камский район, Приуралье и Западную Сибирь. Помощь пришлось оказывать в 60 губерниях, особенно в Самарской, Оренбургской, Пермской, и в Донской области. Число нуждающихся, по самым приблизительным подсчетам, составило 8,2  млн человек. Видный врач-публицист Д.Н. Жбанков писал: «Болезни и случаи голодной смерти, разорение и повальное нищенство, калечение нравственного облика — грабежи, поджоги, торговля детьми и собой, самоубийства и полная физическая и духовная прострация — все это приносят с собой неурожаи в России». В этот раз голодающим было выдано 222 млн порций. Под руководством священников и учителей только в Поволжье было открыто более 7 тыс. столовых при школах, где детям выдали 24 млн обедов.

Языком цифр

Беспризорники в ожидании регистрации. 1928 г.

И каждый раз такие катаклизмы, как голод, война, революция, порождали толпы беспризорных детей — потерявших семью или оторвавшихся от семьи. В поисках куска хлеба дети примыкали к бродягам, шайкам бандитов, учились жить кражей, ловчить — короче, выживать любой ценой.
Во время войны призыв под знамена миллионов мужского населения нанес страшный удар по семье. «В то время, когда отцы умирали под неприятельскими ядрами и пулями, их дети в еще большем количестве падали под ударами самой судьбы, умирая и превращаясь в нравственных калек и инвалидов».
Положение в сфере «охраны детства» резко ухудшилось в годы Первой мировой войны и стало совершенно катастрофическим в начале 1920-х гг., когда Россия находилась в полной разрухе после почти 8 лет войн и революций.
По неполным данным, к 1914 г. в стране насчитывалось 2,5 млн беспризорных детей (сюда входили и воспитанники детских приютов, и малолетние бродяги — короче, все, кто не имел надзора со стороны родителей).
В 1921 г. число голодающих детей при родителях и без них определялось в РСФСР в 7,5 млн чел. По официальным данным, полученным с мест к 1 декабря 1922 г., насчитывалось беспризорных (уличных и уже помещенных в детские дома и приемники-распределители) около 444 тыс. чел. В 1925  г., по данным Детской комиссии ВЦИК, число уличных беспризорников определялось по СССР в 300 тыс. чел.
Как видно, точных и сопоставимых цифр нет, их, видимо, и невозможно было получить.
А они были очень нужны — и для определения числа мест в детских домах и исправительно-трудовых колониях, и для финансирования детских учреждений и программ реабилитации.
В ряде российских городов прошли переписи беспризорных, благодаря которым были получены реальные факты. Сохранились уникальные материалы о такой переписи, проведенной в Саратове 19 октября 1924 г.
Организатор переписи врач Петр Соколов писал: «Действительность превзошла наши прежние представления: многие сотни детей находятся в таких условиях, которых не придумает и пылкая фантазия. Грязь физическая и грязь моральная — вот, что их окружает сейчас... Будущего нет совершенно. Они живут минутой, ища по-своему счастья и радости в самых грубых, циничных, порой отвратительных эксцессах. “Общество”, “человечество”, как это понимается другими людьми, — для них чуждые понятия, многие из них уже теперь враги всех тех, кто живет за порогами их логовищ». Это были «дети улицы, одичавшие и загрубевшие до высшей степени».
Пойти в эти «логовища» вызвалось около 300 человек — студенты педагогического и медицинского факультетов Саратовского университета, которые заранее обошли все подвалы, старые развалившиеся дома, обшарили на берегу Волги каждый уголок, заглядывая под навесы, опрокинутые лодки и старые заброшенные паровые котлы. Было ясно, что надо проводить перепись ранним утром, когда беспризорники еще не ускользнули из мест ночевки на дневные «промыслы». В два часа ночи переписчики собрались в столовой и договорились, как действовать. Задолго до рассвета отряды переписчиков разошлись по участкам. На случай столкновений под окнами всех «очагов» скопления бродяг стояли наготове наряды милиции.
Перепись шла при свете фонарей и свечек с трех часов ночи до половины восьмого утра, и то, что увидели студенты, ужаснуло их: «Валяются дети на полу и закрываются от холода грязными тряпками и своими лохмотьями, почти все дети не имеют обуви и ходят босые. По их грязным костюмам ползают не только в одиночку, но и целыми группами насекомые. Шум, гам, циничные разговоры старших, звуки гармоники и песни нецензурного характера — вот всё, что окружает маленькие беспомощные существа, попавшие сюда». В заброшенной уборной железнодорожного вокзала были обнаружены 27 детей от 6 до 17 лет — покрытые грязными лохмотьями, истощенные от голода, они упорно отказывались от переселения в детский дом, говоря, что «в карты выигрывают до 100 руб. за раз». В сарае на окраине нашли трех подростков — 14, 16 и 17 лет, совершенно голых, только прикрытых рогожей и мешками. Они недружелюбно сообщили, что когда у них была одежда, они работали носильщиками, теперь же им никто не доверяет багажа и приходится существовать нищенством.
За ночь по городу было выявлено 700 детей в притонах и еще 560 в детприемниках. Откуда они взялись? Оказалось, что 59% были детьми безработных, инвалидов, нищих или живущих случайными заработками, 67,2% назвали причиной своей беспризорности голод и 17,1% — смерть родителей. Почти 40 человек скитались более 7 лет, 60 чел. — более 5 лет. Почти 600 чел. бродяжничали от 1 до 3 лет, 300 чел. ступили на скользкий путь в последний год перед переписью.
На какие средства они существовали? 13% перебивались случайным заработком, 40% промышляли нищенством, еще 38% жили на средства родителей-бродяг.
Картина предстала ужасная даже для студентов-переписчиков, которые за годы разрухи насмотрелись всякого. И несмотря на тяжелые впечатления, они надеялись «вытянуть детей из засасывающей их тины, создать этим детям человеческие условия жизни, вернуть им человеческий образ».

Осознание опасности

Колонисты — бывшие беспризорники. 1920-е гг.

Подобная работа шла и в других городах.
Беспризорные дети появились не вдруг, но общество спохватилось не сразу. Это понятно — ведь все население России было измучено почти десятилетием неблагополучной жизни, если считать с начала Первой мировой войны в 1914 г. Пострадала каждая семья, своих бы детей спасти и выкормить, не то что чужих. Голод заставлял отдавать в детские дома детей из, казалось бы, вчера еще нормальных семей. Например, поэт Марина Цветаева отдала одну из своих маленьких дочерей в приют, надеясь спасти ребенка от недоедания, но истощенная девочка умерла уже в приюте в 1921 г.
Можно сказать, что проблема беспризорности была проговорена вслух к 1924 г. До этого шло «нащупывание» методов борьбы с беспризорностью. В результате за основу была взята провозглашенная несколькими десятилетиями раньше, как в России, так и в странах Запада, идея «трудовой помощи» — не только пригреть, обеспечить за счет государства и благотворительных структур всем необходимым для выживания, но дать профессиональные навыки, научить зарабатывать на хлеб самостоятельно. С этого момента система реабилитации беспризорных стала развиваться за счет увеличения сегмента трудовых колоний, трудовых коммун.
В марте 1924 г. в Москве прошла I конференция по борьбе с беспризорностью. В одном из докладов была дана хронология этой борьбы: 1921 год — спасение детей от голодной смерти (формы: эвакуация детей, организация столовых и детских приемников); 1922 год — борьба с последствиями голода (формы: открытие стационарных учреждений, привлечение шефов — промышленных предприятий и вузов, принятие учреждений от шефов в ведение органов народного образования); 1923 год — переход к плановой работе (создание твердой сети учреждений, выработка четких форм работы с беспризорными).
В 1924 г. только в Москве находились 15 тыс. детей-беспризорников, попавших в столицу в голодные годы.
Возникли и идеологические причины, по которым власть была вынуждена стимулировать борьбу за детей. За несколько месяцев до конференции в германской газете «Форвертс» была опубликована статья, имевшая в Европе колоссальный резонанс. В статье сообщалось, что на улицах Москвы за последнее время было подобрано более тысячи детских трупов, а вывод делался соответствующий — «советский режим неизбежно ведет к таким ужасным последствиям». Опровержение сообщения западной прессы было возложено на Н.К. Крупскую. Сейчас трудно сказать, было ли это ее личным решением или диктовалось партийной дисциплиной, однако на конференции Крупская сказала следующее: «Никаких трупов, конечно, нет, но мы не скрываем, что у нас налицо имеется громадная беспризорность в очень тяжелой форме». Крупской же была произнесена фраза, ставшая в дальнейшем идеологическим клише, о том, что «беспризорность — издержка революции».
Итак, начиная с 1924—1925 гг. борьба с беспризорностью приняла форму всенародной кампании. Чиновники рапортовали об успехах, было организовано общество «Друг детей», в которое по призыву фабрично-заводских комитетов на каждом предприятии, профсоюзов в каждом учреждении вступали тысячи граждан. Ряды этого общества быстро росли. Уже в первый год его существования, к осени 1924 г., отделения общества имелись в 32 губерниях, число членов составило свыше полумиллиона человек, а к концу кампании по борьбе с беспризорностью, в 1932 г., в стране в ячейках общества было 1 263 000 человек. Даже в сопоставлении с количественным пиком беспризорных детей в 1924 г. на каждого беспризорника приходилось несколько человек — членов общества «Друг детей».
Тем не менее, несмотря на бюрократизацию работы, присущую периоду «закручивания сталинских гаек» с конца 1920-х гг., общество сыграло огромную роль, издавая журнал, помогавший практикам этой работы, а также привлекая большие финансовые средства в виде членских взносов и пожертвований. Вот одно из характерных сообщений в журнале «Друг детей» за 1926 г.: «Жертвую золотое обручальное кольцо с надписью “Феня” и цифрами “XX лет” для помощи нуждающейся детской колонии». Во время Всесоюзной недели помощи беспризорным детям в мае 1927 г. кружечный сбор, пожертвования и доходы от благотворительных спектаклей составили 18,5 тыс. руб.
Начиная с 1927 г. началось «массовое изъятие» беспризорников с улиц, проводившееся чекистами и милицией при участии педагогов и дружинников. В 1927—1928 гг. по РСФСР были собраны с улиц и помещены в детские учреждений 20 тыс. детей до 16 лет.
Сочувствие общества и желание решать проблему было огромным. Жалость к несчастным детям диктовалась не только общечеловеческими воззрениями, но и запрятанным после революции глубоко внутрь христианским чувством милосердия. Ведь издавна на Руси говорили: «Не строй семь церквей, а пристрой семь детей». Эта пословица показывает, что забота о бесприютных детях ставилась иногда даже выше почитаемых в народе пожертвований на храмы.

Окончание следует

Людмила ЖУКОВА,
доктор исторических наук
Галина УЛЬЯНОВА,
кандидат исторических наук