Священный огонь любознательностиПутешествие Николая Костомарова
|
Поганкины палаты. XVII в. |
Я воротился в Псков и занялся там осмотром
городских памятников старины. Едва ли в России
есть другой губернский город, в котором бы так
много сохранилось таких памятников. Кроме
нескольких церквей, основанных в XIV—XV веках и
сохраняющих много из своего первоначального
вида, вдоль реки Великой тянется высокая старая
стена, в одном месте с проломом: это тот самый
пролом, который сделали поляки, осаждавшие Псков
под предводительством своего короля Батория и
гетмана Яна Замойского, когда у них шла
ожесточенная война с царем Иваном Васильевичем
Грозным. Другая стена, примыкающая к первой, идет
вдоль реки Псковы, а обломки ее заворачиваются в
поле и огибают почти весь город. На Завеличье —
части города за рекою Великою — два старых
монастыря: один из них женский — Предтеченский,
замечателен по старинной внутренней постройке;
другой — знаменитый своею древностию Мирожский
монастырь, основанный в XII веке, был весь расписан
фресками, впоследствии забеленными, но, к счастию,
так дурно, что их легко можно отмыть. Это и
сделалось в алтарной стене, где появились на свет
старые изображения, так хорошо сохранившиеся,
как едва ли где-нибудь в другом месте. Кроме
церквей во Пскове сохранилось несколько мирских
зданий старой постройки, и в этом отношении Псков
для русской археологии представляет такие
сокровища, каких не имеет никакой другой старый
город на Руси, не исключая и Киева, где при
драгоценном Софийском соборе, превосходящем по
древности все русские церкви, не осталось
никаких следов старых жилищ. Из псковских зданий
самое обширное — Поганкины палаты,
принадлежавшие жившему в XVII веке купцу Поганкину,
или Поганке. Во время моего посещения здание это
занимаемо было каким-то провиантским магазином;
входя в средину его, представляется анфилада
больших покоев с большими окнами и с
аркообразными дверьми, соединяющими эти покои.
Пройдя несколько покоев, идет поворот комнат
вправо; под низом — подвалы, служившие, как
говорят, кладовыми для товаров купца-хозяина. Не
менее любопытны другие, хотя и меньшие, старые
дома, принадлежащие частным владельцам и
описанные мною в «Севернорусских
народоправствах». Отличительною
характеристикою псковских старых зданий — то,
что они строились в три этажа, которые сообщались
друг с другом посредством витых лестниц,
сделанных в толстых стенах, — наподобие тех,
какие делаются в колокольнях; покоев немного, но
они обширны и светлы. Кроме этих домов,
сохранившихся вполне с каменными внизу
подвалами, внимание путешественников привлекают
развалины старого дома, который, по преданию, был
временным жилищем псковского Самозванца. Не
знающие истории обыватели Пскова говорят, что
вместе с ним жила здесь и Марина; но это
несправедливо: если действительно показываемые
развалины дома служили жилищем Самозванца, то
разве третьего — вора Сидорки, с которым, однако,
никогда не жила Марина, бывшая во время его
проявления в лагере под Москвою вместе с
Заруцким.
Осмотревши Псков, я отправился домой. Через две
недели я выехал снова и направился в Новгород,
где, пригласивши с собою бывшего учителя
новгородской гимназии Отто, я пустился пешком
для осмотра Ильменского побережья…
Воротившись в Новгород, мы поехали на
обывательских лошадях по дороге вдоль реки
Шелони и, прибывши вечером в ям Мшагу, случайно
наткнулись на оригинальную личность. В окне
одного домика увидали мы старика, читающего
газету, и, разговорившись с ним, по его
приглашению зашли к нему в дом пить чай.
Оказалось, что этот старик лет шестидесяти,
почтенной наружности с очень умным выражением
лица, был некогда ямщиком и при врожденной
любознательности получил вкус к чтению книг. У
него увидали мы большой шкаф с библиотекой; в
ряду книг красовалась история Карамзина и
Соловьева и сочинения Пушкина. Хозяин был
человек в такой степени развитой, каким быть
пристало бы человеку, окончившему курс гимназии.
Недостаток учебной подготовки он дополнил
осмысленным чтением, размышлением и житейскою
наблюдательностью. Ему не чужды были современные
вопросы общественной и политической жизни; он
имел здравое понятие о европейских государствах,
об их образе правления и особенностях
общественной жизни. Он знал хорошо судьбу
прошедшей русской жизни, минувшие события
Отечества и с сочувствием относился к недавно
состоявшемуся освобождению народа от крепостной
зависимости и сознавал необходимость всеобщего
народного образования как первейшего блага, без
которого не принесут пользы никакие
благодетельные реформы. Беседа с этим умным
стариком до того заинтересовала нас, что мы
отложили выезд до утра и остались по его
приглашению ночевать у него. Провожаемые
гостеприимным хозяином, мы уехали от него, унося
с собою приятнейшее воспоминание о его образе,
как бы служившем свидетельством — чем может быть
и чем должен быть неиспорченный русский человек,
если в нем пробудится священный огонь
любознательности и страсти к умственным
интересам.
Из «Автобиографии»
Н.И. КОСТОМАРОВА