Шеф жандармов
был порядочным человеком

Беседа с заведующим кафедрой
истории России XIX — начала XX в
исторического факультета МГУ им. Ломоносова
доктором исторических наук,
профессором В.А. Федоровым

— Владимир Александрович, вы занимаетесь историей много лет — и как ученый, и как преподаватель. Чем так привлекательна эта профессия? Что для вас в ней самое главное?

— Начну с того, что я гуманитарий по призванию. Поэтому, когда я поступал в университет, для меня очень важно было получить гуманитарное образование. Полагаю, что оно помогает, прежде всего, постигать опыт человеческой жизни, который, к сожалению, большей частью остается невостребованным и обычными людьми, и власть предержащими, о чем мы, специалисты-историки, сожалеем. Изучая исторический процесс, мы видим воочию те ошибки, что совершались на длительном пути человечества. Они повторяются из поколения в поколение, и знание прошлого, причем знание не поверхностное, а именно научное, позволяет предостеречь от многих неверных действий и поступков. Азы такого научного знания дает школа, затем углубляет и расширяет его высшее образование и исследовательская работа. Так вот, эти знания, к сожалению, составляют багаж небольшого круга людей. Общество в целом и государственные деятели в частности мало их используют. Но я убежден, что занятие историей важно для всех людей без исключения. Потому что всестороннее гуманитарное образование (а история относится к числу важнейших гуманитарных дисциплин) поистине воспитывает человека.

— Владимир Александрович, вы столько лет работаете в архивах, изучаете первоисточники, пишете книги, читаете лекции — еще не надоело?

— Может быть, вы не поверите: меня все более и более увлекает занятие историей, потому что она — неисчерпаемый, необозримый океан фактов, мнений, сюжетов, поступков самых разных людей. Чем дальше изучаешь историческое прошлое, тем становится более интересно. Полагаю, историк не должен быть односторонним, ему не следует заниматься двумя-тремя проблемами. Так поступали и многие известные ученые. Они могли быть крупными специалистами в какой-то одной проблеме, но интересовались и другими, смежными. Я занимался самыми разными сюжетами, скажем историей декабристского движения, историей крестьянства, и сейчас продолжаю ими заниматься. В настоящее время меня интересует история Русской православной церкви, я бы сказал, многострадальной Русской православной церкви. Недавно вышла моя монография «Русская Православная Церковь и государство в синодальный период». Путь ее был очень нелегким, тернистым. Почти два века она находилась под контролем государства, но еще более тяжелый путь Церковь прошла после 1917 г. Слава Богу, в последнее время ей легче осуществлять свое служение. Ее роль в истории, на мой взгляд, в том, чтобы человек сохранил свой человеческий облик, а не превратился в животное, в современное животное, вооруженное ядерными ракетами и компьютером. Я считаю, очень важно ответить на вопросы: как Церковь выполняла свою роль на протяжении исторического пути России, какие были подвижники, какие труды они писали и издавали, как было поставлено в России изучение духовного наследия? Раньше я тоже занимался этими проблемами, но они до поры до времени оставались как-то в стороне. Но в последнее время у меня появилось больше возможностей для разработки этой темы. И здесь открылись новые горизонты — настолько неисчерпаемо оказалось изучение истории русского Православия.

— В центр истории вы ставите человека?

— Да, потому что даже пресловутые производительные силы определяются тем, в чьих руках они находятся и кто их создает. Я полагаю, что изучение истории очень важно для понимания роли человеческого фактора не только сию минуту, но и в прошлом.

— Сфера ваших профессиональных интересов — Россия XIX столетия. Этот век уникален для русской истории. В его лоне родилась целая плеяда великих ученых, писателей, историков, государственных деятелей. Как вы полагаете, XIX век — это цельный отрезок исторического прошлого России, со своей внутренней логикой развития, с пронизывающим его неким, так сказать, «духом столетия»? Или этот век — только лишь конгломерат разных «историй»: дореформенная или пореформенная Россия, время Александра I или Николая II?

— Я считаю, что нельзя в истории ставить четкие и непроницаемые грани между различными периодами, потому что все они теснейшим образом связаны друг с другом. История — это единый и непрерывный процесс, причем проходящий через свои кризисные состояния, как их называют некоторые ученые, — точки бифуркации. Разве 1812 год или Первая мировая война не являются событиями такого же переломного характера, как и 1917 год? Я думаю, они находятся в том же ряду судьбоносных вех отечественной истории. Причем нужно отметить, что кризисные состояния, ситуации слома эпох возникали не на пустом месте, не спонтанно — предпосылки накапливались до этого. Возьмем, к примеру, катастрофу 1917 г. и ту трагедию, которую пережила наша страна после. Кстати, наиболее проницательные люди того времени (их было немного) ее предвидели, а мы — уже с высоты нашего времени, — изучая эти события по документам, ясно видим, как накапливались причины, которые привели к этому взрыву. Кстати, такие кризисы характерны не только для нашей страны, они происходят везде без исключения. Причем часто затрагивают не одно государство, а целые регионы и даже весь мир. Поэтому изучение этих кризисных ситуаций очень поучительно.
История не имеет обратного хода, у нее нет сослагательного наклонения. Мы должны изучать не то, что «было бы, если бы», а то, что произошло реально. Это рассуждение относится и к отдельному человеку, и к целому обществу. Допустим, я совершаю какую-то ошибку. Иногда бывает так, что и сам чувствуешь, что мог бы ее не делать, и все-таки делаешь, значит, были какие-то причины, которые к ней подтолкнули. Тогда я начинаю анализировать, почему это могло произойти? По своему жизненному опыту каждый знает, как непросто противиться каким-то влияниям. А если это относится к такому организму, к такой коллективной личности, как нация, государство, когда действуют, думают, борются, спорят миллионы людей? Да, в 1917 г., вероятно, уже многое зависело не от воли каких-то отдельных правителей, а от совокупности целого ряда факторов и причин, ближайших и отдаленных, которые действовали и которые историки изучают до сих пор.

— Как вы полагаете, в этот ряд факторов и причин входят представления людей о добре и зле, нравственный выбор человека?

— Социальные и экономические отношения действуют не сами по себе, не спонтанно развиваются, они же кем-то творятся. Естественно, человек не может не вносить в свою деятельность, даже самую рациональную и «объективированную», свои понятия, нравственные критерии, например, создает ли он фабрику или проводит экономические мероприятия. Вот пахарь выходит в поле, и что он делает? Он первым делом молится Богу. Он хозяин на своей земле. А какой-нибудь наемник работает спустя рукава. Вот вам и нравственный выбор в сфере хозяйственной деятельности.

— Владимир Александрович, мы уже говорили о неповторимом облике XIX в., это столетие богато выдающимися личностями во всех областях жизни. С кем из них (если была бы такая возможность) вы бы встретились, поговорили, поделились своими мыслями, может быть, о чем-то поспорили?

— Естественно, мне ближе люди гуманитарного склада. Поэтому интересно было бы побеседовать с публицистами, учеными-историками, духовными деятелями, с политиками, юристами.

— С профессором Московского университета Тимофеем Николаевичем Грановским вам было бы интересно встретиться?

— Очень интересно.

— А с председателем Кабинета министров в 1879—1881 гг. Петром Александровичем Валуевым?

— И с Валуевым. Мне интересно было бы побеседовать с людьми разных взглядов, настроений и политических кредо.

— И с Булгариным?

— (Пауза.) Это очень одиозная личность. Во второй четверти XIX в. он был популярным писателем. С ним дружил Грибоедов и даже Рылеев. Рылеев ему поверил, отдал весь свой архив, и ради объективности надо отметить, Булгарин не отнес эти бумаги в Третье отделение, он его сохранил для потомства. Каждый индивидуум сложен и противоречив, никого нельзя рассматривать односторонне. С Булгариным я хотел бы побеседовать, так сказать, из исторического интереса, поскольку он много видел и знал. Поляк по происхождению, побывавший во Франции, объездивший многие страны Западной Европы, крутившийся в литературных кругах... Не всякий человек мне симпатичен, хотя почти любой интересен для беседы.

— А с шефом жандармов графом Александром Христофоровичем Бенкендорфом вы пожелали бы встретиться?

— В отличие от Булгарина, Бенкендорф был порядочным человеком. Кстати, Третье отделение занималось не только ловлей революционеров, его главная задача состояла в другом. Учреждая это ведомство, Николай I сказал, обращаясь к Бенкендорфу и передавая ему платок: «Вот вам высокая цель: чем больше вы утрете слезы вдов и сирот, тем больше вы сделаете». Третье отделение следило за порядком в Российской империи, включая и деятелей высокого ранга, — за министрами, камергерами, генерал-губернаторами. Поэтому неправильно узко понимать роль этого отделения в целом и Бенкендорфа в частности, именно как гонителя революционеров.
В начале сентября у меня прошло первое семинарское занятие со студентами. Тема была «Люди и идеи в России первой половины XIX в.». Я рассказывал о людях, придерживавшихся самых разных направлений, как радикально революционных, так и консервативных. Я говорил своим слушателям, что нужно изучать и тех и других, более того, акцентировал их внимание на том, что все эти личности делали историю и в своих поступках и личностных проявлениях они многогранны. «Относитесь, пожалуйста, максимально объективно к ним, не надо никого захваливать или охаивать», — советую я будущим историкам. А в качестве примера рассказал о графе Сергее Семеновиче Уварове, личности очень образованной, долгое время бывшем президентом Академии наук (следует заметить, что дураков в то время туда не выбирали), министре народного просвещения, знавшем древние языки, включая древнееврейский, владевшем свободно многими европейскими языками, печатавшем свои труды за границей, имевшем связи с крупными мыслителями Европы. Он имел большие заслуги перед российским образованием. Верно служа своему государю, он сформулировал знаменитую триаду: православие, самодержавие и народность. Эта формула служила идеологическим фундаментом Российской империи вплоть до ее краха в 1917 г. И нужно проанализировать, все ли в этой формуле так одиозно. Мы обращаем внимание только на слова, а следует вникнуть в их суть — что под этим разумелось, как эта теория реализовалась на практике.
Другой пример — Константин Петрович Победоносцев в начале своего жизненного пути был очень прогрессивным деятелем: анонимно печатался в «Колоколе» у Герцена, активно участвовал в судебной реформе (которая стала самой прогрессивной и последовательной в эпоху Александра II), его учебник гражданского права был переведен на многие европейские языки и служил настольной книгой для многих поколений правоведов.
А возьмите фигуру Столыпина — он очень много сделал для борьбы против террористов, которые в конце XIX — начале XX в. убили людей в десять раз больше, чем повесили власти. Наши историки и публицисты известного периода много писали о столыпинских галстуках, но они забывали, что эти галстуки применялись только к закоренелым террористам, к убийцам.
Еще раз повторяю своим студентам: берете ли вы какую-нибудь книгу или читаете источник — посмотрите на них максимально объективно, проанализируйте со всех сторон. Когда я сам учился и начинал учить, сверху спускали определенные указания, давали идеологические установки. А теперь вроде бы наступила свобода. Я говорю им: пусть вас не вводит в заблуждение сам факт обретения свободы. Что значит абсолютная свобода? Наряду с возможностью беспрепятственно высказывать свои мнения и оценки это означает также появление книг, публикаций, телепрограмм (я имею в виду сферу своих профессиональных интересов — историю) весьма одиозных и непрофессиональных. Пойдем дальше. Русская православная церковь сейчас раскрепощена. Но вы посмотрите, какой наступил разгул тоталитарных сект. Я провожу специальные занятия для второкурсников по этой теме, потому что тоталитарные секты очень активно атакуют наших студентов.
Одним словом, давайте учиться распознавать, где правда, а где ложь. Но для этого нужна специальная научная подготовка. Дать азы этой подготовки, по-моему, — основная задача и школьного учителя, и университетского преподавателя, чтобы ваши ученики или слушатели могли ориентироваться, в каком направлении идти, как правильно подойти к тому или иному явлению или событию.

— Владимир Александрович, вы автор нескольких вузовских учебников и пособий для абитуриентов по истории Отечества. Каким, по вашему мнению, должен быть учебник по истории?

— Учебник должен быть конкретным. И в то же время строго научным. С учетом всех достижений, которые были накоплены поколениями ученых. И максимально объективным. Я помню завет покойного ректора МГУ академика Ивана Георгиевича Петровского: «Задача преподавателя не в том, чтобы как можно больше дать материала, а чтобы дать минимум необходимого материала». Поэтому моя задача как автора учебника отобрать необходимый по школьной программе материал, те сюжеты, которые определяют исторический процесс, характеризуют его деятелей, позволяют взглянуть на исторический процесс как на нечто цельное, одно из другого логически вытекающее. Еще я помню правило моего учителя академика Милицы Васильевны Нечкиной. У нее было блестящее перо. Она говорила, что историк должен быть одновременно и писателем. Если его стиль будет доходчивым, понятным, то чтение учебника станет увлекательным. Сухая же книга может отбить интерес к истории. Таким образом, для историка необходимо наличие двух качеств: во-первых, профессиональной подготовки, т.е. знания самого предмета, во-вторых, писательского умения донести необходимый минимум знаний, чтобы ученики и студенты заинтересовались, чтобы было все понятно. Нужно вызвать их на диалог, и если не хватило времени что-то объяснить, они это восполнят. Я не знаю, насколько я владею этими двумя качествами, но стремлюсь следовать заветам моих учителей.

— Вы довольны сегодняшним уровнем исторической подготовки выпускников школ?

К.П. Победоносцев. Фото

— В 1940-х гг., когда я учился в школе, она давала более основательные знания по гуманитарным предметам, по литературе, по истории. Судя по вступительным экзаменам, которые мне приходилось принимать, начиная с 1950-х гг., с аспирантских лет и до недавнего времени, в те времена были более прочные знания по истории, пусть даже идеологизированные. Школа давала определенную сумму необходимых конкретных знаний. Сейчас объем этого конкретного материала заметно сократился. И в последние два десятилетия мы почувствовали, что уровень знаний уже не тот, что был раньше. Отсюда и возникло так называемое репетиторство, которое позволяет хоть как-то восполнить пробел, образовавшийся по причине сокращения объема конкретных знаний. Появилось новое поколение учебников, но они, в отличие от учебника академика А.М. Панкратовой, не столь основательны. К тому же нельзя забывать, что есть ученики прилежные, а есть лентяи.

— Определение объема этих конкретных знаний в школьной программе от кого-то ведь зависит — от Министерства образования, от государственного стандарта?..

— Да, школьные программы разрабатываются и утверждаются Министерством образования. И, к сожалению, гуманитарные дисциплины теснятся другими предметами. Раньше была «История СССР», а сейчас вводят какие-то другие сюжеты — по обществоведению, политологии. Я не против этих дисциплин. Просто хорошо бы понять, что история несет большой нравственный заряд. К тому же сейчас обсуждается вопрос, нужен или нет предмет «Основы православной культуры». Выскажу свое личное мнение. Этот предмет очень важен в виду разгула безнравственности, преступности и агрессии различных сект. Я думаю, что задача воспитания нравственных качеств должна лежать и на преподавателях истории.
И вот еще что. Несмотря на поступательное развитие истории, человеческая сущность остается неизменной. Мы, люди XXI в., конечно, разительно отличаемся от людей начала века XIX, но все-таки нас очень многое связывает с прошлым, прежде всего — это неуничтожимые понятия совести, нравственного выбора и служения высоким идеалам справедливости и добра.

Беседовал
Алексей СОКОЛОВСКИЙ