Крестоносцы:
историческая правда и мифология

Размышления над школьными учебниками
«История Средних веков»

У многих, наверное, остались в памяти учебники, по которым мы в школьные годы учили историю во времена, которые теперь называют застойными. Их выдачи мы, мальчишки, почему-то ждали с конца года, чтобы, перелистанный от корки до корки, он послужил бы нам неиссякаемым источником вдохновения в бесконечных играх в солдатики. Уже тогда возникало ощущение, что факты и сведения даются нам строго учтенной мерой и даже с какой-то долей нежелания. Нам видна была задача авторов заставить нас воспринимать историю именно так, как относились к ней они. То ли мы чувствовали фальшь, то ли инстинктивно сопротивлялись насилию, но именно потому мы всегда отдавали свое сочувствие не той стороне, на симпатии к которой подталкивала угадываемая авторская оценка событий. Как понимаешь теперь, сложности начинались у определенной черты — у христианского периода истории.

Настенная роспись в церкви тамплиеров в Крессак-сюр-Шарент. Франция

И в наших умах невольно вызревала потребность найти ту живую положительную силу, которая должна была, вопреки навязываемой нам картине происходящего, участвовать в созидании истории.
Примером образного, въедающегося в сознание и оставляющего в нем отпечаток события может служить упоминание о крестовом походе против катаров Южной Франции в начале XIII в., известном как Крестовый поход против альбигойцев, или Альбигойские войны. Учебник, выдержавший к 1982 г. двадцать одно издание (авторы Е. Агибалова и Г. Донской), в разделе «Как Церковь боролась с еретиками» в подтверждение немилосердного отношения к ним Церкви ссылается на эпизод из этой войны: «В одном из городов католические воины истребили 20 тысяч человек. Когда папского посла спросили, как отличить еретиков от добрых католиков, он ответил: “Убивайте всех подряд. Бог на небе узнает Своих”». Образность и цинизм этого крохотного высказывания не могут не достигнуть своей цели, живым упреком западая в душу: вот такая была тогда вера и таким, конечно, может быть христианство.
Но какое значение могут иметь для нас сейчас строки, помещенные в учебник в другую эпоху, да еще к тому же и в прошлом веке? Оказывается, все то же. Зайдя недавно в книжный магазин и увидев знакомый учебник Е. Агибаловой и Г. Донского, я взял его в руки с явной неохотой, не ожидая в нем особых перемен. Даже с успокаивающей пометкой «рекомендовано Министерством общего и профессионального образования Российской Федерации» и надписью в аннотации о том, что «данный учебник является новым» и в нем авторы «реализуют новые подходы», он почему-то совсем не внушал доверия. В знакомой главе «Как Церковь боролась с еретиками» стояли все те же слова: «В одном из городов, по словам хрониста, воины истребили до 20 тысяч человек. Когда папского посла спросили, как отличить еретиков от добрых католиков, он ответил: “Убивайте всех подряд. Бог на небе узнает Своих!”»
Какая же теперь возникла надобность заставлять детское сознание в одиночку справляться с этими жестокими сведениями? Чтобы школьник понял, «как Церковь боролась с еретиками»? Но тогда ради объективности и «новых подходов» следовало бы рассказать о том, как проповедовал перед этими еретиками святой Бернар, или о том, как папский легат Арнольд-Амори, которому и приписывают эти циничные слова, вместе с другими проповедниками и святым Домиником босиком исходили весь южный край Франции, призывая отпавших к покаянию. Можно было даже слегка коснуться преступлений и обмана, к которым приводила деятельность еретиков. Но главное — при упоминании тех трагических событий, на которые пожелали сослаться авторы, правила преподавания обязывают сделать понятными и эмоционально объяснимыми их истоки, а вместо этого наносится удар по детскому сознанию, тем более что среди детей обязательно найдутся те, кто воспримет все это с болью и растерянностью.

Давайте теперь обратимся к тем историческим событиям, которые стали для школьников хрестоматийным примером циничного отношения Церкви к еретикам. Необходимость крестового похода в южные земли Франции, где сформировалась антихристианская культура и идеология, стала очевидна для христианского сознания Средневековья после того, как были испробованы все мирные средства восстановить веру и образумить еретиков. Разделение общества, бурный расцвет культуры и падение нравов, возрастающая роль торгового капитала — эти процессы, сопровождающие развитие ереси, неоднократно еще повторятся в истории. Будто из другого времени позаимствованы милые развлечения рыцарей Юга: взяв с распятия фигуру Христа в натуральную величину, они используют ее «вместо манекена в военной игре под названием кентен».
Давно сложившаяся традиция представлять крестоносцев кровожадными циниками вызывала бы только грустную улыбку, если бы не превратилась в обязательное общее место, поддерживаемое историками и публицистами либо по неведению, либо из неприязни к христианству. И сейчас любознательный школьник, открыв справочную литературу, скорее всего, столкнется с утверждением такого рода: «По преданию, девизом крестоносцев был: “Убивайте всех, Бог узнает Своих!”» (Бокова В.М. История Средних веков. Серия «Словари школьника». М., 1998). Да и в научной литературе непременно встретишь утверждение о том, что эти слова являются «воплощением того духа, который крестоносцы принесли на Юг».
Не следует спешить верить этому. Обвинять крестоносцев в цинизме и беспринципности можно только при желании увидеть в них и то и другое. Факты говорят нам об обратном. Борьбу с еретиками возглавлял граф Симон де Монфор, человек искренней и глубокой веры (например, ежедневное присутствие на литургии было у Монфора обязательным правилом), принципиальнейший из людей своего времени, крестоносец Четвертого крестового похода, отказавшийся участвовать в осаде христианского города Задара (своей торговлей мешавшего венецианцам). Заметим попутно, что осада Задара — это начало пути, который привел остальных крестоносцев к взятию Константинополя. Симон вместе со своими будущими соратниками в борьбе против еретиков — цистерианскими монахами Ги и Петром из Во-де-Сорнея и Робером де Мавуазеном — выступили против захвата Задара, напомнив, что долг крестового воинства — сражаться с неверными, а не с христианами. С небольшим числом друзей Монфор на свои средства отправляется в Палестину, где «с честью сражается за Крест Господень», исполняя данный обет. Конечно, во время Альбигойского крестового похода с Монфором сражались разные воины, ему приходилось даже использовать наемников, привлечение которых Церковь не одобряла именно по причине их беспринципности, в отличие от феодального воинства — воинов с честью и достоинством, которые могли отказаться выполнять то, что противоречило их представлениям о дозволенном. Несмотря на либеральную нетерпимость к иным точкам зрения, во Франции появлялись работы с признанием этого факта, вызывая возмущение и бесчисленное множество гневных опровержений научной общественности.
Возвращаясь, однако, к упомянутым сведениям, следует признать, что уничтожение крестоносцами города, о котором говорится в учебнике, — реальное и печальное событие крестового похода, разобраться в котором нас просто обязывает его чрезмерная популярность у противников христианства.
В 1209 г. деятельный папа Иннокентий III, после того как Церковь испытала все доступные cpедства мирного увещевания, решившись остановить происходившую в южных землях Франции подспудную замену христианской веры на учение катаров и отчаявшись заставить властителей края caмолично бороться с ересью, объявляет крестовый поход против Альбижуа, местности, где учение катаров фактически вытеснило христианство.
Ересь катаров сформировалась на основе древнего манихейства, сложной дуалистической системы, созданной персом Мани (казнен в 273 г.) и развитой его учениками, которая казалась привлекательной многим любителям сложных мистических построений в разные времена. Манихейство содержит представления о борьбе добра и зла, света и мрака как изначальных и равноправных принципах бытия, громоздкую запутанную космогонию с элементами язычества. Спаситель Иисус (пресветлый Иисус) отличен от исторического Иисуса. Этика манихеев — аскетизм, однако существовали двойные стандарты нравственности для так называемых избранных и слушателей. Манихеи отрицали брак, запрещали земледелие и торговлю. Возникшее учение с трудом можно было называть христианской ересью (сам Мани считал себя выше Христа), но судьба этого учения сложилась так, что манихейство, находясь в христианских обществах, стало паразитировать на понятиях и терминологии христианства, привлекая к себе нестойких в вере и ищущих нового мировоззрения людей. Сплав гностических учений первых веков христианства с манихейством создал мировоззренческую и философскую традицию, на основе которой в разные времена возникали массовые еретические движения, самые известные из которых павликане (с VII в.) и богомилы (с Х в.). Бывали вспышки манихейства и на Западе, однако большинством исследователей признало, что катары, обнаружившиеся раньше всего в Италии, затем во Франции (1022 г.) и во Фландрии (l025 г.), заимствовали свое учение от византийских богомилов. Отвлеченное манихейство служило питательной почвой для возникновения массовых движений только при вспышках социального недовольства. Такие движения больше утоляли потребность в корне изменить свою жизнь, приблизив ее к по-своему понятому нравственному и аскетическому идеалу. Это не свидетельствовало о заинтересованности собственно манихейской доктриной. В Южной Франции, к примеру, учение катаров объединило вокруг себя множество равнодушных к их космогоническим построениям, но заинтересованных в борьбе с христианством сил: от куртуазного рыцарства и сеньоров, добивающихся мировоззренческой и политической самостоятельности для культурной Оквитании, до сильнейших местных иудейских общин, влиятельных торговцев и многочисленных разбойничьих шаек со всей Франции, имевших повод ненавидеть католическую Церковь так же люто, как ее ненавидели катары.

Поход, объявленный Иннокентием III, не был первым. Вопреки традиции представлять крестовые походы на юг Франции долгожданным дозволением на грабеж и убийства, которым алчные и жестокие рыцари-христиане не преминули воспользоваться, а Церковь их руками расправилась с конкурентами, — надо сказать, что эти походы никогда не были актом мести или расправы, но преследовали цель исправить и возвратить общество в доболезненное состояние путем насильственного принуждения к покаянию. Не лучший, но последний аргумент, к которому прибегали в самых безвыходных ситуациях.
В 1179 г. в земли одного из самых могущественных сеньоров Юга, виконта Рожера II Тренкавеля, по решению III Латеранского собора был направлен крестовый поход, которым руководил кардинал Генрих Клервосский. Походу предшествовали попытки увещевания, предпринятые прелатами во главе с папским легатом кардиналом Петром Хризогонским, в результате чего Рожер II был отлучен ими от Церкви за то, что заточил в тюрьму епископа города Альби (1178 г.). Причем виконт не только не соизволил встретиться с прибывшими к нему прелатами, но и отказался освободить заточенного епископа даже и после своего отлучения. Его жена, дочь Раймонда V виконтесса Аделаида, открыто исповедовавшая катарскую ересь, присутствовала на этой церемонии и на попытки прелатов убедить ее оставить заблуждения гордо отвечала, что останется верна своему учению. В 1181 г. крестоносцам пришлось осадить крепость Лавор, куда вместе с известными еретиками (в том числе знаменитыми катарскими епископами Валь-де-Арана и Тулузы Раймундом де Бемиаком и Бернаром Раймундом, которых до этого также пытались наказать отлучением от Церкви) скрылась виконтесса Аделаида. Об этом походе сохранилось мало сведений. Современники сообщают о знамениях, предвещавших победу христиан, и о чуде, способствующем взятию крепости. Катарские епископы «были заключены в тюрьму, отреклись от ереси и получили хорошие приходы в Тулузе», обессиленный Рожер со своими рыцарями принесли формальное покаяние.

Буквица из Библии XII в., изображающая жонглера-музыканта

Но надежды Церкви на то, что виконт изменит свою политику, нисколько не оправдались, и единственным выходом оставалась смена властителей края, решение, естественное в те времена, когда узаконенное право на власть было неразрывно связано с обязанностью защищать христианскую веру. Это намерение и было реализовано во время крестового похода 1209 г., когда Тренкавели лишились права на свой домен, который, выражаясь юридическим языком того времени, «провозглашался добычей» тех, кто возьмет на себя труд отнять у них эти земли. Забегая вперед, следует сказать, что принять эту беспокойную добычу, связанную с обязанностью искоренять ересь, последовательно отказались все крупные сеньоры в лагере крестоносцев, пока Арнольд-Амори от имени Церкви не обязал уже отказавшегося Монфора принять на себя обязанность владеть этими землями.
В 1209 г. дом Тренкавелей возглавлял 24-летний Раймон-Роже Тренкавель, виконт Безьерский, Каркассонский, Альбигойский и Разесский. Он унаследовал огромное феодальное владение в возрасте девяти лет, чем не замедлили воспользоваться его вассалы, добившись для себя относительной независимости. Находясь в полной уверенности, что крестовый поход угрожает его дяде Раймонду VI, испортившему свои отношения с Церковью, он оказался застигнутым врасплох и совершенно не готовым к сопротивлению. О его религиозных убеждениях нам известно мало, видимо, он продолжал политику отца, либо не желая, либо не имея возможности переменить ее. Но то, что в семье Тренкавелей открыто исповедовали учение добрых людей, а при дворе постоянно находились проповедники и утешенные мужи катаров, и учитывая влияние его матери, — все это, по-видимому, не могло не отразиться на молодом виконте.

Сергей СЕМЕНИХИН