сказочник и историк

Алексей ЯКОВЛЕВ

Менестрели и сказочники

Об Александре Николаевиче Афанасьеве

Мы свыклись с обилием информации, с возможностью узнать почти всё необходимое за десять минут — с тем, что каждая новость тиражируется с телеэкранов и воспринимается одновременно миллионами людей. Менестрель, приносящий на устах и пыльной одежде новости из неведомых городов, рассказывающий на щербатых от времени мостовых легенды и истории, — деталь прошлого.
Но, чем больше информации мы получаем из массовых источников, тем притягательнее становится это прошлое, где всё передавалось из уст в уста, а миф превращался чуть ли не для каждого слушающего в реальность. Превращался в той степени, в какой рассказчик был красноречив и обладал фантазией да чувством юмора.
Переданная завораживающим голосом менестреля история всегда намекала на то, что у нее есть автор; а истинным наслаждением слушателя и по сей день остается возможность увидеть мир глазами повествователя. Поэтому песни одного странника могли прийтись по сердцу богатому купцу или королю, а рассказы другого прерывались летящими камнями.
Люди сами выбирали себе сказителей и легенды, по которым, кто знает, кому-то вновь придется восстанавливать детали жизни исторических героев лет эдак через четыреста.

 

Впрочем, средневекового менестреля сложно представить себе на российской земле. Если в небольшой европейской стране расстояние между городами преодолевалось максимум за пару недель и жадные до новостей и сказок жители могли довольствоваться чужими рассказами, то в огромной России привыкли развлекать ближайших соседей, не дожидаясь появления странствующих чужеземцев.
Оттого если не всякий город, то каждая российская губерния в какой-то момент оказались источниками уникального набора легенд и сказок. И хотя чудо общего русского языка крепко держало эти земли вместе, сказителей бродило по русской земле не так много — поменее, чем удалых разбойничков да странствующих монахов.
Появление типографий перевернуло мир голоса и импровизаций, и оставалось лишь ждать, когда времени потребуется найти и собрать все сказки и мифы народа в единое полотно «русского духа».
В начале XIX в. от сказочника потребовалось не ораторское и актерское умение рассказчика, а терпеливость и педантичность исследователя.
Мог ли такой великолепный исследователь, как Даль, позволить себе пересказывать материал на свой манер или создавать новые легенды — вопрос, скорее, более позднего времени, в котором по России под именем Григорий Виршев в тени мифа путешествовал Виктор Гардье, или же нашего века интерпретаций. Но у людей всегда есть возможность делать выбор, и лишь эта черта человека стала единственной ниточкой, ведущей нас к имени Александра Николаевича Афанасьева, чьи сказочные сборники сами по себе стали легендой.

Александр Афанасьев, будущий историк, правовед, этнограф, фольклорист и журналист, родился в Богучаре, небольшом городке Воронежской губернии, 11 июля 1826 г. в семье уездного стряпчего. Отец его ценил образование и старался передать сыну, ученику воронежской гимназии, как можно больше знаний — щедрые истории и прибаутки по сюжетам местной жизни, в которых ощущались счастье и тоска русского человека того времени.
Всему остальному Афанасьев отправился учиться в Москву, в свое первое и далеко не последнее путешествие. Юноша поступил на юридический факультет университета. Впрочем, чрезмерно вдумчивое изучение права впоследствии помешало Афанасьеву работать по специальности — в 1848 г. из-за революционных событий в Западной Европе в университет с ревизией «состояния умов» приехал министр народного просвещения граф Уваров. В качестве лекторов в те дни пробовали себя студенты, и лекция Афанасьева очень не понравилась Уварову своими демократическими настроениями.
Вопреки ожиданиям графа Афанасьев стал оспаривать замечания и последовательно отстаивать свою позицию. Но диалога не получилось — после окончания (в том же году) университета, Афанасьева не брали преподавать ни в одно государственное учебное заведение. Лишь благодаря своему другу, некому Н.В.Калачову, через год он был принят на службу в Московский главный архив иностранных дел.

Любопытство и страсть Афанасьева к познанию, эти отличительные черты человека с богатой внутренней жизнью, определили его неординарный взгляд на архивное дело, на исторические документы.
Даже теперь, когда информация стала товаром, за качеством которого нужно следить, о многих событиях прошлого и настоящего можно судить лишь с изрядной поправкой на субъективность интерпретаций, тщательно сопоставляя их и докапываясь до фактов. В XIX столетии проверить факты было гораздо сложнее.
Потому Афанасьев, оказавшийся в эпицентре политических и исторических мифов, не мог не увлечься изучением самой фантастической грани жизни человека и народа — мифологии. Чуть ли не первым в России он обратился к сказке как к свидетельству тайного знания русского народа.
За фразами и сюжетцами он разглядел огромную и непознанную страну, внося в списки живых существ домового, а на географические карты — остров Буян. Впрочем, Афанасьев обладал достаточной иронией, чтобы не превратить сказку в культ, а исследовательская хватка позволила ему создать замечательные труды по русской фольклористике и мифологии.
13 лет работы в архиве стали самыми плодотворными в жизни Афанасьева — он активно публиковался в крупнейших изданиях — «Современнике», «Архиве историко-юридических сведений о России», «Отечественных записках», в альманахе «Комета» — и приобрел известность как исследователь истории, как талантливый журналист и литератор.
Помимо мифологических изысканий Афанасьев писал монографии по истории русской литературы, статьи о творчестве Карамзина, Батюшкова, Пушкина, Лермонтова. Особенно увлекался сатирой XVIII столетия (статьи о работах Новикова, Фонвизина, Кантемира).
Многие его современники, критики и фольклористы, оценив в Афанасьеве дар историка и исследователя, так и не поняли природы его страсти к народной поэзии. Чересчур образные работы не удовлетворяли одних своей нечеткостью и спонтанностью; другие считали, что изучение народной поэзии — занятие малопродуктивное, к действительности отношения не имеющее.
Впрочем, подобные мнения не помешали популярности таких работ, как «Поэтические воззрения славян», «Русские народные легенды» и собрание «Народных русских сказок».

Сразу же после того, как русские сказки были изданы в 1855 г. Национальным географическим обществом, которое предоставило Афанасьеву весь свой архив и приняло в свои ряды в качестве заведующего отделением этнографии, Александр Николаевич вновь попал под пристальное внимание властей. Те совсем не были готовы слушать прибаутки и шуточки своего народа, к тому же уходящие корнями в столетия русской истории.
Позволить подкреплять и без того распространившееся недовольство властями и помещиками историями о глупых чиновниках и барах, об облапошивающих их удалых солдатах и хитроватых мужиках казалось опасным.
Но всё же работать и публиковаться Афанасьеву никто не мешал. До тех пор, пока не был издан сборник «Русские народные легенды», куда Афанасьев включил сказания, где персонажами стали библейские герои. Тираж книги был изъят по требованию Синода. По иронии судьбы, этим изданием в начале ХХ в. вооружились коммунисты, после чего к книге Афанасьева многие верующие стали относится так же, как на Западе фанатствующие обыватели восприняли книгу «Похвала глупости» Эразма Роттердамского. Чувство юмора и умение взглянуть на реальность открытыми глазами, избегая излишнего пафоса и морализма, — все-таки редкие человеческие качества.

Точку в официальной научной карьере Афанасьева поставила его легендарная книга «Заветные русские сказки». Скандал вокруг этого собрания кое-где возобновляется и сегодня, когда замечательные работы Афанасьева после долгих лет забвения вновь стали активно переиздаваться. Сторонники ханжеской морали при поддержке мирских и церковных властей тогда сделали всё возможное, чтобы Афанасьев, потеряв возможность свободно работать, оказался в конце концов в том положении, в котором он провел свои последние дни, — в нищете, отверженный, страдающий чахоткой.
«Заветные русские сказки» впервые открыли читателю ту сторону жизни русского народа, которую в светском разговоре обычно прячут за неестественными ужимками и ухмылками. Книга Афанасьева буквально раздела русских людей догола; сам же исследователь замечал по поводу своей работы, что «эротическое содержание заветных сказок, не говоря ничего за или против нравственности русского народа, просто указывает на ту сторону жизни, которая больше всего дает разгула юмору, сатире, иронии».
Иронию и сатиру обычно не любят современники, ощущающие себя объектами не всегда добрых шуток, однако насмешливый взгляд на эпоху очень часто переживает эту эпоху. Нынешняя популярность заветных сказок Афанасьева — еще одно тому подтверждение.
За год до своей смерти, в 1870 г., Александр Николаевич издал свое последнее собрание русских сказок — специально подготовленное для детей, однако после всех скандалов и противоречий с властями, на эту книгу мало кто обратил внимание.

Сегодня словосочетание русские сказки неотделимо от имени Афанасьева. Сказки Афанасьева — это та — мифотворческая и мифологизированная — жизнь русского народа, которая неподвластна изменениям, происходящим в современном мире. И сейчас, когда не обязательно ожидать в своем городе менестреля, а можно самому отправиться на поиски легенд, в другой город или Интернет, главным становится то, что именно выберет для себя человек в этом невероятно насыщенном и концентрированном пространстве сегодняшнего дня, какие сказки он предпочтет.