портрет историка

В.С.БРАЧЕВ,
С.Г.ЯКОВЕНКО

Евгений Францевич
ШМУРЛО

Каждому народу присуща
своя собственная физиономия,
своя, коллективная душа...

Е.Ф.Шмурло

В 1998—1999 гг. в издательстве «Алетейя» (СПб.) вышел в свет трехтомный «Курс русской истории». Имя автора, бывшего выпускника историко-филологического факультета Петербургского университета, ученика К.Н.Бестужева-Рюмина, профессора Дерптского университета, ученого корреспондента Императорской академии наук в Риме, основателя и первого председателя Русского исторического общества в Праге Е.Ф.Шмурло (1853—1934), похоже, по сей день известно лишь узкому кругу специалистов. Академик Российской академии образования А.А.Корольков в преамбуле к первому тому «Курса» констатирует: «Читатель имеет счастливую возможность открыть замечательную книгу ... которая только однажды была издана в Праге тридцатых годов и в ошеломляюще малом количестве — всего сто экземпляров». И далее: «Литератор, философ, культуролог, музыкант, богослов отныне смогут воспользоваться россыпями фактов, обобщений, описаний книг забытого, неузнанного еще на Родине историка». Сам автор «Курса» в предисловии к изданию 1931 г. писал: «Настоящая книга состоит из двух частей: в первой ... события русской истории излагаются применительно к тому, как они установлены в ... науке, и потому могут считаться более или менее бесспорными и общепризнанными; вторая часть ... посвящена тем «спорным и невыясненным вопросам...», которые и до сих пор понимаются и толкуются по-разному. Первая часть знакомит с фактами, вторая предлагает читателю свод главнейших мнений по тому или иному спорному вопросу и должна служить материалом для самостоятельной критической работы. Первая часть предназначена для усвоения, вторая — для анализа, для выработки собственного мнения». Согласно более поздним оценкам, основу курса лекций Е.Ф.Шмурло составило так называемое догматическое изложение твердо установленных наукой фактов отечественной истории с 862 по 1725 г. Все разногласия между историками по наиболее важным проблемам он вынес во вторую часть каждого из трех томов под названием «Спорные и невыясненные вопросы русской истории».
Оговоримся сразу: имя Е.Ф.Шмурло, автора 262 статей и книг, в том числе работ «Петр Великий в русской литературе» (1889), «XVI век и его значение в русской истории» (1891), «Восток и Запад в русской истории» (1895), в дореволюционной России было хорошо известно, а его труды по достоинству оценены коллегами, в частности А.А.Кизеветтером и П.Н.Милюковым. Написанное в эмиграции — «История России» (Мюнхен, 1922), «Введение в русскую историю» (Прага, 1924) и «Курс русской истории» (Прага, 1931—1934. Т. l—3), — осев на полках спецхранов, было недоступно ни историкам, ни читающей публике.

«Для русского уха, — рассуждает далее упомянутый профессор А.А.Корольков, — и фамилия-то какая-то странная, забавная даже — Шмурло, но если бы мы впервые услышали фамилию Глинки — разве не показалась бы она нам веселой?» Вероятно, показалась бы... Первый биограф Е.Ф.Шмурло В.В.Саханеев «глухо» отметил, что отец будущего историка был «из мелких шляхтичей» Белостокской (впоследствии Гродненской) губернии, предположил, что, однако, судя по фамилии, род Шмурло, возможно, «литовского происхождения». Однако документы архива Департамента герольдии Правительствующего сената вносят большую ясность в этот вопрос: согласно определению Белостокского дворянского собрания от 20 ноября 1816 г., род Шмурлов, в том числе отец будущего историка, «Франц, сын Фомы-Осипа внука Ивана, правнука Карла, праправнука Матвея Шмурла» и его ближайшие родственники, были признаны «действительными польскими дворянами». С 1771 г. их родовым имением считалась деревня Бржезницы, где в 1805 г. родился отец будущего историка Франц Иосифович. В дальнейшем ни сам Евгений Францевич, ни его отец как владельцы Бржезницкой усадьбы в документах не упоминаются, вероятно, она перешла к кому-то из родственников.
Краткий послужной список Франца Шмурло таков: в 1825 г. поступил на военную службу унтер-офицером Волынского уланского полка; в 1831 г. участвовал в подавлении польского восстания; в 1837—1839 гг. — в кампании против горцев в Дагестане, после чего был переведен в 1-й Оренбургский казачий полк. В 1851 г., будучи уже полковником, 46-летний Франц Шмурло женился на 17-летней дочери лекаря Раисе Корнильевне Покровской, родившей ему пятерых сыновей и одну дочь. Евгений родился 29 декабря 1853 г. в Челябинске (во всех официальных документах значится другая дата — 1 января 1854 г.) и, как и его братья, был крещен по православному обряду, хотя их отец до конца жизни оставался в лоне католической церкви.

Переведясь в 1874 г. с первого курса юридического факультета на историко-филологический факультет Петербургского университета, Евгений Шмурло привлек внимание знаменитого в то время профессора К.Н.Бестужева-Рюмина и был позднее, в 1878 г., оставлен им на кафедре русской истории для приготовления к профессорскому званию. (В 1899 г. благодарный ученик опубликовал пространный «Очерк жизни и научной деятельности Константина Николаевича Бестужева-Рюмина».)
Магистерской диссертацией работавший над ней десять лет Е.Ф.Шмурло удовлетворен не был. Посвященная историку Е.А.Болховитинову (1767—1837), известному как митрополит Евлогий, она по правилам тех лет еще до защиты была опубликована (1888) в виде книги, вызвав критику, в частности А.Н.Пыпина. Одним словом, первый научный опыт Е.Ф.Шмурло не стал событием, хотя К.Н.Бестужев-Рюмин писал в рецензии, что в лице его ученика «наука приобретает неутомимого труженика, умного критика и хорошего писателя».
Защита диссертации позволила Е.Ф.Шмурло в 1898 г. получить звание приват-доцента на факультете, но не профессуру на кафедре, которая досталась С.Ф.Платонову. В итоге Е.Ф.Шмурло пришлось довольствоваться необязательными курсами, хотя лекции по истории России накануне петровских реформ, которые читал «Барбаросса», как называли его студенты за огненно-рыжую бороду, пользовались успехом.
Не совсем удачно начатую карьеру усугубили личные неприятности. Брак Е.Ф. Шмурло, заключенный в 1882 г. с Александрой Николаевной Яковлевой, родившей ему двух сыновей, Павла и Сергея, в 1892 г. распался. Вероятно, из-за развода Е.Ф.Шмурло в 1891 г. покинул Петербургский университет, предпочтя ему провинциальный — Дерптский. В 1903 г. он уходит и из него, получив должность ученого корреспондента историко-филологического отделения Императорской академии наук в Риме. Отслужив к этому времени по ведомству Министерства народного просвещения положенные для получения пенсии 25 лет, Евгений Францевич, которому 50 лет, уезжает в Италию, где (с перерывами) проживет 21 год.

До этого Шмурло побывал здесь в 1886 г. (Рим, Неаполь, Помпеи) и в 1890 г. (Венеция, Падуя, Флоренция, Рим, Неаполь, Сорренто, Капри). После возвращения, переполненный впечатлениями, он организовал в 1890 г. для учениц гимназии М.Н.Стоюниной в Петербурге кружок, где в праздничные дни читал лекции об итальянском искусстве, о которых впоследствии в автобиографических заметках писал так: «Теперь я первый готов ... окритиковать содержание своих рассказов: но дело не в полноте и точности изложения, а в том восхищении, каким я был проникнут перед итальянским искусством, в том пафосе, каким мне удалось заразить моих слушательниц».
Целью его командировки в Рим в 1892 г. был сбор материалов для книги о Петре I, а ее результатом стал, в частности, отчет, в котором упоминаются документы, относящиеся как к главной для него теме, так и к более раннему времени. После этих поездок Е.Ф.Шмурло «заболел» Италией. Назначение в Рим, где он жил с 1903 г., регулярно приезжая в Россию, считал подарком судьбы.

Вообще римский период в творческой биографии Е.Ф.Шмурло занимает особое место, пожалуй, это самый цельный и плодотворный период. Например, ему удалось (при содействии представителей российского правительства в Италии) проникнуть в недоступный ранее для русских Архив Конгрегации пропаганды веры при Святом престоле в Риме и обнаружить здесь множество документов, относящихся к отечественной истории. Скопированные Шмурло материалы из других итальянских архивов Венеции, Падуи, Флоренции, Неаполя, Ватикана, а также из архивов Парижа, Гааги, проливающие свет на историю дипломатических отношений и историю католической пропаганды в России, не утратили своей ценности и поныне, хотя некогда публиковались в виде обзоров и сборников документов. Оценив неутомимую научную деятельность Шмурло в Италии, Академия наук избрала его в 1911 г. своим член-корреспондентом по разряду историко-политических наук.
В 1916 г. Е.Ф.Шмурло последний раз побывал на родине — война и революция сделали его очередной приезд невозможным. Трудности в получении жалованья от Академии начались в 1917 г., но историку всё же удавалось — заимообразно — получать деньги из других источников. Но постепенно его связи с Россией и ее представителями за рубежом стали ослабевать, и в течение нескольких послереволюционных лет Шмурло был предоставлен самому себе. Наконец, когда в 1925 г. в ежегодном отчете Академии наук его имя даже не было упомянуто, он счел себя освобожденным от должности ученого корреспондента, хотя официально его об этом никто не уведомлял. Более того, в 1925 и 1927 гг. в Ленинграде без согласования с ним вышли в свет две его книги (Памятники культурных и дипломатических сношений России с Италией. Т. 1, вып. 1; Россия и Италия: Сборник исторических материалов и исследований, касающихся сношений России с Италией. Т. 4), причем первая, по техническим причинам, в урезанном виде. В предисловии от редакции к «Памятникам...» говорилось, что «печатание первого тома было начато в 1911 г. К 1917 г. было напечатано 17 листов текста и один лист примечаний. Длительный перерыв в типографской работе и в сношениях Академии наук с ученым корреспондентом в Риме задержал выход в свет первого тома «Памятников». Ввиду этого Постоянная Историческая Комиссия постановила выпустить отпечатанные листы первого тома как первый выпуск его. Остальная же часть его № 352-600, а также намечаемое проф. Е.Ф.Шмурло предисловие ко всему тому и примечания войдут в состав второго выпуска «Памятников». На с. 1 этого издания говорилось, что «ученым корреспондентом в Риме с 1 января 1903 г. до самого последнего времени состоял... Е.Ф.Шмурло».)
Е.Ф.Шмурло, конечно, не мог отнестись к этому равнодушно, и в списке опубликованных в эмиграции работ, который он составил по просьбе Русского научного института в Белграде, пометил, что не несет за них полной ответственности. Насколько можно судить, создалась ситуация, при которой его не то чтобы вытолкали за дверь, но постепенно и незаметно закрыли...
Сказанное, однако, — своего рода печальное послесловие к римскому периоду жизни историка, как уже говорилось, весьма плодотворному.

А.А.Кизеветтер

В 1924 г., передав в Институт Восточной Европы в Риме прекрасную библиотеку, насчитывавшую более 6 тыс. томов, Е.Ф.Шмурло покинул Италию и переехал в Прагу, где возглавил организованное им Русское историческое общество, объединив вокруг него группу молодых историков. О деятельности Общества можно судить по переписке его первых председателей — Е.Ф.Шмурло и А.А.Кизеветтера. Например, в письме от 5 марта 1930 г. А.А.Кизеветтер сообщал: «Историческое общество заседает аккуратно. Без Вас были доклады: Шахматова, Бема, Мякотина, Окунева. 10 марта будет доклад Астрова. Далее предстоят доклады Саханева, Плетнева. Доклад Фатеева о Полном собрании законов думаем пустить на годичном заседании. У Фатеева есть интересные новые данные». В другом письме, от 1 апреля 1932 г., Кизеветтер извещал Шмурло о плане предстоящих заседаний Общества:
«14 апреля — доклады Плетнева и Максимовича.
21 апреля — Ваш и мой доклады о Петре Великом.
12 мая — доклады Фатеева и Евреинова.
26 мая — доклады Андреевой и Остроухова.
Начало июня — доклады Панеса и Еленева.
И на этом закончим сезон. Я было думал на 21 апреля назначить Фатеева и Евреинова, а на 12 мая — заседание о Петре. Но Фатеев взмолился и просит его отодвинуть на май, ибо раньше не будет готов. Может быть, заседание 12 мая с докладом Фатеева сделать и годичным — с отчетами и выборами?..
Согласно тому, что Вы говорили при нашем свидании, мы ожидаем от Вас доклада о воцарении Петра. Я же сделаю небольшой доклад о взглядах ученых-историков на Петра».
В 1935 г. Русское историческое общество в Праге отметило свое десятилетие. Юбилей, однако, стал не только торжественным актом подведения итогов, но и данью памяти незадолго до этого ушедшим из жизни Е.Ф.Шмурло и А.А.Кизеветтеру.

Свой путь в науке Е.Ф.Шмурло начинал и закончил как историк России. С.М.Соловьев остался для него человеком, уважение к которому он пронес через всю жизнь. Схема, лежащая в основе его учебника «История России (1862—1917)» и «Курса русской истории», и общеисторические взгляды ученого позволяют отнести его к умеренно-консервативному крылу либеральной историографии: недаром среди близких друзей Шмурло — А.С.Лаппо-Данилевский и М.А.Дьяконов. Либеральным в своей основе было отношение Е.Ф.Шмурло к общественно-политическим событиям и явлениям, будь то такой деликатный вопрос, как борьба с «немецким засильем» в Дерптском университете, или голодные годы (1891—1899) в России.
Еще в начале 1890-х гг., узнав о недороде у себя на родине, он при поддержке руководства гимназии М.Н.Стоюниной организовал сбор пожертвований в фонд помощи голодающим ряда деревень Уфимской губернии. Так случилось, что едва ли не в эпицентре голода оказался родной для Е.Ф.Шмурло Челябинский уезд. Здесь историк немало потрудился для организации помощи голодающим. В 1898 г. уже в качестве корреспондента «Санкт-Петербургских ведомостей» Е.Ф.Шмурло отправился в Уфу, избрав местом своего пребывания село Белебеевское Стерлитамакского уезда. Регулярно посылаемые им корреспонденции о борьбе с голодом имели большой общественный резонанс. Оппонент евразийцев (Георгия Вернадского, Николая Трубецкого, Петра Савицкого и др.), патриот, государственник и гуманист, Е.Ф.Шмурло с болью в сердце воспринял крах тысячелетней России в 1917 г. Причину катастрофы он видел в остром дефиците у тогдашних россиян «сознательной, живой любви к Родине, в отсутствии готовности пожертвовать собою, отбросив в сторону партийные счеты, забыв личные интересы, привычки и симпатии...» Одни — это правящие классы — «всем своим поведением создавали благоприятные условия для революции», другие — интеллигенция — «сами толкали на нее, всемерно содействуя ее проявлению», третьи — народные массы — «первоначально слепое орудие в чужих руках, позже явились слепой разрушительной силой». Одни так увлеклись борьбой за власть, что забыли о России, другие — «авторитет власти, и без того ею самой подорванный, роняли еще более и тоже не на пользу Родине; третьи — со своим грубо-эгоистическим, узкоутилитарным “моя хата с краю”, “мы вятские, немец всё равно до нас не дойдет” — совсем не думали о ней и творили, хорошо не сознавая, что творят».
Чуждый, что было характерно для представителей «петербургской школы», стремлению участвовать в реальной политике, Е.Ф.Шмурло, однако, не удержался от соблазна вступить в 1918 г. в Риме в антисоветскую организацию генерала М.Н.Леонтьева, заняв в ней на короткое время должность секретаря. Вскоре он докинул организацию, но противником большевизма остался до конца дней.
Горькое недоумение историка вызвало отторжение от России по Рижскому мирному договору с Польшей 1922 г. коренных русских земель — факт, по его мнению, наносящий оскорбление «национальной чести и достоинству народному». И всё же как ни унижена была в те годы Россия и как ни уязвлено было самолюбие историка, он не терял надежды, что русскому народу самим Провидением, самой природой — в силу особенностей его географического положения — предназначено великое будущее. Своей верой он заражал соотечественников, оказавшихся вместе с ним в изгнании. В связи с этим невольно вспоминаются строчки Нины Берберовой, приложимые и к судьбе Е.Ф.Шмурло:

Так примем с благодарностью еще одного посланника.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Е.Ф.Шмурло — председателю российской
делегации в Париже князю Львову

Будучи назначен в 1903 г. на должность ученого корреспондента в Риме Российской Академии наук для научных работ в итальянских архивах и библиотеках по изучению сношений России с Италией (с Римским Престолом, Венецианской республикой и пр.), я вел порученную мне работу, пользуясь первоначально определенным мне жалованьем и назначенной на указанные работы штатною суммой, а в последние два года — ежемесячными заимообразными выдачами Российского Посольства в Риме.
Прекращение последних с 1 марта текущего года грозит поставить меня и порученное мне дело в крайне затруднительное положение; к тому же на моих руках находятся большое собрание книг, библиотека исторического содержания, приноровленная к научным нуждам ученого корреспондента и составленная из изданий Академии Наук, Исторических Обществ разных наименований (Русского, Любителей Древней Письменности, Истории и Древностей Российских и проч.), Обществ Археологических, Археографических, Архивных Комиссий, также изданий министерств: Народного просвещения, Двора, Иностранных дел, Военного, Юстиции; Синода, Сената, Государственного Совета, Публичной библиотеки Румянцевского музея и проч., и проч., не считая журналов исторических и прочих мелких коллекций.
Это собрание книг, выросшее до 6000 томов и размещенное в свыше чем 30 шкапах, не имея своего помещения, уже шестой год лежит в подвальном этаже, где ему грозит несомненная порча от пыли, плесени и недостаточного притока воздуха; между тем, по своему содержанию оно далеко переросло специальные нужды ученого корреспондента и с успехом может ответить вообще на культурные запросы русского человека в области гуманитарного знания. Притом коллекция эта — одно из немногих русских научных книжных собраний за границей; подобных ей можно было бы найти, пожалуй, только:
1) в Ватиканской библиотеке, 2) в Брюсселе (иезуитская, так называемая «Bibliotheque Slave») и 3) при Венском университете (библиотека покойного историка Бильбасова, дополненная позднейшими приобретениями).
Одно уже это обстоятельство выделяет порученную мне библиотеку из ряда других и дает ей право на большее внимание. Если принять в соображение, что ценность ее неизбежно значительно возрастает вследствие гибели многих книжных собраний за последнее время в самой России, что библиотека эта не есть частная собственность, а государственное добро, то Ваше Сиятельство легко поймете, почему я не по одному только долгу службы столь горячо ходатайствую о возможности дать этой библиотеке удовлетворительное светлое, сухое помещение и тем сохранить ее от неизбежной порчи — вообще на пользу русской мысли и культуры.
Штатная сумма, до сих пор выдававшаяся мне (1500 рублей 4000 франков), была бы достаточна лишь на то, чтобы не прекращать моих текущих работ и продолжать хранить библиотеку в подвале (так как своей квартиры, как это было раньше, я предложить ей теперь не могу); под сухое же помещение, настоятельно необходимое, понадобилась бы более высокая сумма, вероятно, 10—12 тысяч франков, не менее.
В виду вышеизложенного имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство не отказать, буде возможно, в ассигновании мне необходимых сумм, причем считаю долгом отметить, что с своей стороны будут приложены все усилия для возможно большего сокращения расходов.
Мне тяжело, говоря о библиотеке и о возложенной на меня работе, касаться и своих личных интересов; но положенный мне годовой оклад (4800 рублей 12 800 франков) давал мне возможность до сей минуты не только удовлетворять свои личные интересы, но и отправлять самую должность, с каковою последнею целью, конечно, он и был мне определен, и я позволяю себе просить Российскую Делегацию посодействовать мне в посильном отправлении этой моей должности.

Прошу Ваше Сиятельство
принять уверения в совершенном моем почтении
и преданности
Е.Шмурло

П.Н.Милюков — Е.Ф.Шмурло

8 января 1929

Дорогой
Евгений Францевич,
Только что прочел о предстоящем Вашем юбилее и спешу от всей души приветствовать, памятуя, что наша дружеская связь длится значительно больше половины этого семидесятипятилетия. Началось это еще в середине восьмидесятых годов, в Вашей квартирке на Знаменской. Отсюда Вы меня ввели в круг петербургских историков и связали с традицией нашей науки в лице почтенного ветерана Бестужева-Рюмина. Спорили мы с Вами и с ним о Карамзине; потом разошлись было на Петре; но всё это не мешало мне любить Вас по-прежнему и радоваться всякой нашей встрече. Помните, как мы встретились в Киеве по возвращении моем из Болгарии; а потом Вы сами уехали, потом война, вихрь событий и встреча с Вами и с Вашей библиотекой — в Праге, где снова приятно было выступить под Вашим председательством и слышать Ваши ласковые слова.
Примите же от меня в этот юбилейный день мой дружеский и товарищеский поцелуй и пожелание — долго-долго продолжать Вашу работу.

Искренно Вам преданный
П.Милюков

П.Н.Милюков — Е.Ф.Шмурло

Париж, 4 января 1934
17, rue Leriche, XVе

Дорогой
Евгений Францевич,
В день Вашего восьмидесятилетия разрешите горячо приветствовать Вас и напомнить, что в течение более половины этого жизненного срока наши ученые карьеры протекали параллельно и что только одно пятилетие отделяет меня от достигнутого Вами срока. В качестве младшего товарища по науке я не могу не вспомнить и того, что начало работы по моей диссертации было положено в Вашей квартире, что Вы гостеприимно меня приютили в первый мой приезд в Петербург и Вы же ввели меня в круг петербургских историков. Нам приходилось иногда не соглашаться относительно направления наших работ и выводов из них, но такова уже судьба всякого живого дела. При всех этих частичных несогласиях я всегда неизменно хранил глубокое уважение к Вашему чисто идейному подходу к научной работе, к Вашей неустанной деятельности на специальном, выбранном Вами поприще и к Вашему стремлению свести русский исторический процесс к общим началам и понять его как целое. Вашей последней работой Вы облегчили путь нашим преемникам к серьезной, критической научной разработке исторических данных по наиболее тяжелому периоду нашей истории. Всем этим Вы сделали большой вклад в историю нашей науки, и труд Вашей жизни не будет ни забыт, ни обойден. За этот труд и вложенную Вами в него любовь к русской исторической науке позвольте благодарить Вас и пожелать Вам здоровья для продолжения Ваших ценных работ — не только от меня лично, но также и от Русского академического союза во Франции, который вместе со мной шлет Вам свои поздравления.

Искренно преданный Вам
П.Милюков