между этносами

Александр СКАКОВ

Россия и Грузия между дружбой и враждой

 

Разве это было бы
не грешно — относиться
к такой стране
без должного уважения?!
Мне эта страна
по душе, и я радуюсь
при мысли, что проведу
в ней год.
Академик И.-А.Гильденштедт

В XVI в. Россия, пришедшая на Северный Кавказ, вряд ли помышляла и о завоевании суровых Кавказских гор, и о походах по равнинам и ущельям Кахетии или Аджарии.
Московских правителей привлекали Волга и богатые прикаспийские земли, изобилие Персии, караванные торговые пути. Там усиливавшаяся Россия должна была столкнуться с находившимися тогда в зените своего могущества державами Востока — Персией и Османской империей. Такое столкновение стало почти неизбежным после захвата войсками Ивана Грозного Астраханского ханства, когда Россия твердо встала на северном берегу Каспия, а затем и вышла на берега Терека.
Приблизительно в те же годы, после разгрома турками объединенного имеретинского и картлийского войска (Имеретия и Картли — два основных средневековых грузинских царства) в битве при Сохаисте в 1545 г., Османская империя начинает планомерно подчинять и отуречивать грузинские земли. Первыми пали Самцхе, Аджария и Гурия (Юго-Западная Грузия). По договору 1555 г. между Государством Сефевидов (Иран) и Османской империей большая часть Грузии была разделена между этими державами.
Царства Грузии, подчиненные Персии и Турции, с трудом сохранявшие православную веру и самобытную культуру, увидели в России мощного потенциального союзника, способного защитить их — не столько от упомянутых держав, чье могущество тогда казалось непоколебимым, сколько от небольших, но активных и агрессивных соседей — ханств Восточного Кавказа.
Попытки использовать силу далекого русского царя для противостояния Сефевидской Персии или хотя бы для поддержания своей относительной самостоятельности оказывались безуспешными. Так, в 1563 г. царь Кахетии (Восточной Грузии) Леван попросил покровительства у России, а в 1564 г. получил от Ивана IV военную помощь, но по настоянию персов был вынужден в 1571 г. отказаться от нее.

После очередной ирано-турецкой войны практически вся Грузия в 1590 г. перешла в руки Османской империи. Пытавшийся лавировать между Ираном и Турцией царь Кахетии Александр II в 1587 г. присягнул в верности Российскому государству — «что ему быть под государевою рукою неотступно» — и попросил военной помощи.
Характерно, что послами кахетинского царя в Москву отправились духовные лица — священник и два старца, «изъясняя при этом, что не токмо в их лицах и имении они совершенное притеснение от турок терпят, но и в самой вере сие притеснение до такой степени доведено, что даже во многом Грузия забыла истинные догматы веры и обряд богослужения». В Грузию же для «утверждения колеблющегося народа в православной вере» были отправлены из Москвы не только посол и дьяк, но и духовные лица, и иконописцы.
Показательно, что прислать в Грузию «одного мастера литейщика пушечного, который бы умел и стрелять из пушки», Федор Иоаннович и Борис Годунов не захотели.
Каких-либо последствий эта попытка скорее духовного, чем военно-политического, союза не имела. Тем не менее Федор Иоаннович стал именовать себя «государем земли Иверской, грузинских царей и Кабардинской земли, черкесских и горских князей».
В 1601 г. царь Кахетии отправил очередное посольство к Борису Годунову, предлагая ему занять русскими гарнизонами один или два города в Грузинской земле.
Одновременно с этим союза с Россией против Османской империи попросила Персия, обещая отдать русскому царю принадлежавшие ранее московским государям города Баку и Дербент — в том случае, если тот сам отнимет их у турок.
Такое «великодушие» иранцев, успешно распоряжавшихся фактически не принадлежащими им городами и землями, не могло вызвать энтузиазма в Москве. В результате антитурецкий союз России и Персии, в который на правах младшего партнера могла бы войти и Кахетия, не состоялся. Слишком мало сил имела в то время Россия на Северном Кавказе: она опиралась только на крепость Терки близ устья Терека.
Османская империя казалась слишком серьезным противником для России конца XVI в., и ссориться с нею из-за далекой Кахетии правительство Бориса Годунова не рискнуло. Более легкой целью казались северокавказские земли, особенно прилегающие к Каспийскому морю, которые, хотя и подчинялись формально Турции, реально были независимыми. Здесь интересы России и Кахетии полностью совпадали.
Непримиримым врагом царя Александра было шамхальство Тарковское, столица которого Тарки находилась в окрестностях современной Махачкалы.
По просьбе кахетинского царя в 1594 г. русское войско из Астрахани двинулось на Тарки и взяло слабо защищенный город. Но удержаться в нем оказалось труднее, так как хитроумный шамхал (на Руси его называли «шевкал») организовал блокаду российского войска, кольцо которой всё более и более сжималось.
Войско шамхала росло, и московский воевода был вынужден скрытно, ночью, бросив добычу, бежать из Тарков. Заблудившись, бросив больных и раненых, преследуемые аварской и шамхальской конницей, жалкие остатки российского войска добрались до Терека.

Следующая попытка совместных действий с Грузией в Прикаспии была предпринята тоже при Борисе Годунове, в 1604 г. На этот раз было твердо договорено, что рать кахетинского царя двинется на соединение с российским войском, а целью похода вновь станет город Тарки.
Как пишет русский историк начала XIX в. Семен Броневский, «грузинский царь, готовый присягать каждому, без затруднения повторил в верности своей присягу российскому двору». Присягу верности Борису Годунову дал и царь Картли Георгий.
Несмотря на то, что ожидание союзного войска оказалось безрезультатным, московские полки овладели северным Дагестаном и взяли Тарки, но вновь оказались среди враждебного окружения. Блокировав оставшийся зимовать русский гарнизон, шамхал обратился за помощью к находящимся в Дербенте туркам.
После осады, считая овладение крепостью штурмом затруднительным, шамхал разрешил российскому войску покинуть крепость, пообещав не преследовать его. Нарушив слово, отряды шамхала напали на расположившиеся на привал московские полки и практически полностью уничтожили их.
Стало ясно, что Российскому государству пока не по плечу активная политика в Прикаспии и на Южном Кавказе и поэтому оно не может быть сильным патроном или надежным союзником для грузинских царств. Да и грузинские царства оказались слишком ненадежными союзниками, их военный потенциал был незначителен, а слову самих царей сложно было доверять. Пугая Москву «упадком православия в Грузии», местные правители надеялись лишь решить с помощью России проблемы своих взаимоотношений с соседями — или, в крайнем случае, получить пушечных мастеров и иконописцев.
В результате в первой четверти XVII в. Кахетия и Картли оказались в одиночестве перед лицом персидского шаха Аббаса I, договорившегося о разделе сфер влияния в Грузии с Турцией — согласно договору 1555 г.
Поставив целью превратить вассальные царства в полностью зависимые ханства, шах Аббас I в 1614 и 1616 гг. разграбил и разорил Картли и Кахетию.
В 1618—1621 гг. царь Кахетии Теймураз I обращается к Михаилу Федоровичу с просьбой взять страну под свое покровительство. Вновь свое царство Теймураз предлагает Михаилу Федоровичу в 1624 г.: «А мы все есми рабы твои, и вся земля буди царствия твоево, о том тебе извещаем и поведаем и челом бьем».
Обмен посольствами продолжается в 1635 и 1637 гг., но Теймураз просит хранить эти переговоры в тайне, опасаясь, вероятно, турецкого и персидского гнева. В 1639 г. Теймураз и его сын присягают в подданстве и верности российскому престолу — в обмен на обещание Михаила Федоровича защитить Кахетию от нападений кумыков и построить крепость в районе Душети.
В 1647—1649 гг. Теймураз вновь просит помощи и защиты у российского царя и получает в ответ разрешение переселиться со всеми своими людьми в Россию, если персы и лезгины будут и далее его притеснять.
В 1653 г. изгнанный из Кахетии Теймураз просит у Алексея Михайловича пушек с ядрами, мастеров каменных дел и шесть тысяч российского войска в помощь против Персии. Теймураз сам приехал в Москву, но получить помощь так и не сумел.
Его наследник и внук, царевич Николай, также находившийся в Москве, мог претендовать только на княжество Тушетию, но не был допущен туда персами.
В 1680 г. в Россию переезжает и сын царя Картли Вахтанга IV, Арчил, изгнанный из Грузии персами. Прибыв в Москву, он также просит о военной помощи, но получает только обещание не забыть Грузию в мирном договоре с Турцией. Предприняв неудачную попытку с помощью осетинских отрядов закрепиться в Кутаиси, Арчил возвратился в Москву, где и умер в 1713 г.

Еще более тяжелая ситуация сложилась в Западной Грузии, раздираемой войнами между абхазскими владетелями, мегрельским князем и царем Имеретии.
В 1648 г. царь Имеретии Александр, столицу которого Кутаиси за год до этого сжег беспокойный владетель Мегрелии Леван II Дадиани (который сам в 1638 г. формально перешел под российское покровительство), отправил посольство в Москву и попросил царя Алексея Михайловича принять его в подданство.
В 1651 г. Имеретия присягнула «быти великого государя моего царя и великого князя Алексея Михайловича, всея Руси самодержца, во всей его государевой воле и в вечном холопстве вовеки неотступным». Любопытно, что отправленный в Имеретию в составе посольства дьяк Алексей Иевлев составил первое в России описание этой части Грузии.
В 1658 г. царь Имеретии Александр попросил у Алексея Михайловича помочь изгнанному царю Теймуразу и запретить украинским казакам нападать на побережье Мегрелии — «Дадианскую землю». Но вскоре, в 1660 г. Имеретию разделили между собой Картли и Мегрелия.
В 1657—1658 гг. российское подданство приняли горные картвельские племена тушин, хевсуров и пшавов.
Теперь грузинские цари не шлют послов в Москву, а сами едут туда за грамотами и помощью, но грамоты остаются в глазах персов пустыми бумажками, а помощь от русского царя так и не приходит.
Приводимая В.А.Потто в многотомной «Кавказской войне» легенда о приходе в начале XVII в. на подмогу грузинскому царю отряда стрельцов и казаков с Днепра и Терека остается только красивой историей, оправдывающей бездействие московского правительства, отказавшего в помощи единоверным вассалам. Россия не собиралась ввязываться в новые авантюры в Закавказье, отделываясь ничего не стоящими обещаниями.
Политика на западном направлении стоила больших усилий, но приносила заметные результаты. Тратить огромные ресурсы на закрепление в разоренной Грузии, являвшейся яблоком раздора между Персией и Турцией, правительству Алексея Михайловича казалось неразумным. Реальными хозяевами Закавказья и сюзеренами мелких феодальных владетелей были персидские шахи и турецкие султаны, менявшие царей, разорявшие города, строившие крепости. При этом турки превратили Западную Грузию и Абхазию в центр работорговли, уничтожая тем самым не только материальную культуру, но и генофонд кавказских народов.
Сами грузинские цари теперь иногда просят Россию о помощи не против турок, персов или горных народов, а о поддержке в междоусобной борьбе с соседями.
Единственным достижением в российско-грузинских отношениях того времени можно считать образование в Москве большой общины грузин, о трехвековой истории которой до сих пор напоминают Грузинские улицы и церковь села Всехсвятского (метро «Сокол»). Существование грузинской общины в Москве упрочило культурные и человеческие связи между двумя народами.
Чуть позже (после 1720-х гг.) возникают значительные грузинские общины и на Северном Кавказе, особенно в городах Кизляр и Моздок.

Новая активизация кавказской политики России последовала в последние годы правления Петра I и, как ни странно, очень напоминала действия Бориса Годунова в Прикаспии. И вновь Россия попыталась опереться на союзные и единоверные грузинские царства, а также на армян.
Царю Картли Вахтангу VI были обещаны христианские земли Западного Прикаспия и «неотступное покровительство России». Из-за несогласованности действий грузинско-армянское войско Вахтанга VI не смогло соединиться с русскими войсками, хотя вступило в Ганджу. Лишенный поддержки во время продолжавшейся борьбы между Персией и Турцией, царь Картли Вахтанг VI в 1724 г. вместе со всей свитой, с детьми, с пятью епископами и пятью архимандритами прибыл в Москву.
Смута в Персии, казалось бы, облегчала России успешное выполнение задачи закрепления на берегах Каспийского моря. Тем более что сам персидский шах обратился к Петру I с просьбой о помощи против мятежников. Успеху содействовал и переход в покровительство России тарковского шамхала.
Персидский поход 1722—1723 гг. оказался успешным, но закрепиться в Прикаспии России не удалось. Несмотря на то, что завоевания России были признаны Турцией и Персией, наследники Петра I не смогли удержать их.
В 1735 г. весь Дагестан до Терека и Баку (а еще ранее, в 1732 г., Решт, Астара и другие прикаспийские города и области) были возвращены вновь усилившейся Персии.

Следующую попытку закрепиться в Закавказье Россия предприняла во время царствования Екатерины II, для которой южное направление политики, неизбежно связанное с войнами против Турции, было одним из важнейших.
Грузия в середине XVIII в. оставалась раздробленной страной, состоявшей из нескольких царств, большинство из которых в той или иной степени зависело от Турции. Только Картлийско-Кахетинскому царству, возглавляемому Теймуразом II и его сыном Ираклием II, удалось почти полностью освободиться от персидской зависимости. Укрепилось и Имеретинское царство, возглавлявшееся Соломоном I.
Фактически в Грузии образовались два центра силы, один из которых стремился объединить Восточную Грузию, а другой — Западную. Конечно, считая Имеретию и Картли-Кахетию центрами силы, мы делаем некоторую натяжку, так как возвышение этих разоренных перманентной войной областей не было стабильным, что показали события в них при преемниках Соломона I и Ираклия II.
Но, чтобы стать даже таким центром силы, Имеретии надо было освободиться от османского господства, изгнать из своих крепостей турецкие гарнизоны, завладеть побережьем Черного моря.
Приехав в Петербург в 1760 г., царь Имеретии Соломон I попросил военной и финансовой помощи у России, самоуверенно обещая вместе с царем Картли Ираклием II войти в Персию и установить на шахском престоле российского ставленника.
После начала в 1768 г. русско-турецкой войны появилась надежда, что Россия сможет помочь этому грузинскому царству, а сама получит возможность открыть новый фронт борьбы с Турцией.
В 1768 г. царь Имеретии попросил взять свою землю под покровительство России или же хотя бы оказать ему военную помощь против турок. А «буде, за грехи наши, невозможем им более сопротивление чинить, то всемилостивейшая государыня да примет нас в империю ее величества, как и другие цари приняты были».
Имеретинский и картлийский цари в 1773 г. создали антитурецкий союз и попросили помощи у России. Предприятие казалось сравнительно легким — благо, что Османская империя не ожидала нападения с этой стороны и находившиеся в Закавказье турецкие войска были отправлены на Дунайский театр военных действий.
Основную сложность представляло отсутствие надежных коммуникаций, связывающих Россию с Западной Грузией. На море и побережье хозяйничали турки, а горные перевалы контролировали не всегда дружественные России племена, среди которых уже тогда усиливалось турецкое влияние.
Так, в 1770 г. посланный в Имеретию с письмами к царю Соломону осетин Осип Абаев был на обратном пути убит кабардинцами. Возвращающегося из Грузии известного ученого И.-А.Гильденштедта задержали слухи о засаде осетин-тагаурцев, и для его сопровождения через Большой Кавказский хребет пришлось направлять воинскую команду. Отправленный с войском в Имеретию генерал-майор Тотлебен сообщал, что кабардинцы намерены напасть на его арьергард при прохождении через горы.
Кроме того, в России слишком мало представляли себе специфику Грузии, как и всего Кавказа. Как сообщает В.А.Потто, «на картах, представленных императрице, Тифлис обозначался то на Черном море, то на Каспийском, то, на некоторых, в середине Грузинской земли».
Незнание не заменилось пониманием и в XIX в., хотя карты были составлены и статистические описания присоединенных земель написаны. По словам сосланного декабриста Александра Бестужева (Марлинского), «в России я встретился с одним заслуженным штаб-офицером, который на все мои расспросы о Грузии, в которой терся он лет двадцать, умел только отвечать, что там очень дешевы фазаны».

В Картли в 1769 г. вошел отряд генерал-майора Тотлебена, но особенности характера этого талантливого полководца (взявшего в 1760 г. Берлин) быстро поссорили его не только с царем Ираклием II, но и с частью собственных офицеров.
Тотлебен ссылался на интриги грузинского двора и собирался идти на Тифлис и сместить Ираклия II, подчинив Грузию России. В 1770 г. во время похода на Ахалцихе Тотлебен отказался двигаться в авангарде грузинского войска и бросил союзников на произвол судьбы. Только личная храбрость Ираклия II спасла грузин от разгрома.
В Имеретии, напротив, действия Тотлебена отличались энергичностью: ему удалось овладеть несколькими крепостями и освободить от турок столицу царства, Кутаиси. Разбив турецкий отряд, Тотлебен осадил Поти, но не получив поддержки ни обиженного Ираклия II, ни правителей Имеретии, Мегрелии и Гурии, отступил.
Екатерина II, решив отозвать Тотлебена, писала: «Думаю, что он способнее в Грузии наши дела испортить, нежели оные привести в полезное состояние».
Впрочем, другие оценки похода Тотлебена были более снисходительными: «Русский корпус под командой генерала Тотлебена ... очистил всю Имеретию от турок и укрепил владычество царя Соломона» (И.-А.Гильденштедт).
Кроме личных качеств Тотлебена, неудача похода имела и еще одну причину: грузинские цари и правители были более заинтересованы в победе над своими соперниками, чем в борьбе с Османской империей. Причем победить своих соседей они как раз намеревались с помощью российских солдат.
Так, благодаря походу Тотлебена царю Имеретии Соломону удалось захватить горную область Рача, на которую претендовала Мегрелия. Правитель же Мегрелии, как свидетельствует И.-А.Гильденштедт, вел тайные переговоры с турками, был «враждебно настроен по отношению к русским и жил в жестокой вражде с царем Соломоном».
Фактор присутствия, пусть и временного, в Закавказье российских войск сыграл всё же свою позитивную роль. Ираклий II заключил выгодный мир с Турцией, интересы Мегрелии и Имеретии были учтены в Кючук-Кайнараджийском мирном договоре между Россией и Османской империей.
По договору принадлежность крепостей, взятых Тотлебеном, оставалась неопределенной, жители Грузии и Мегрелии были признаны подданными Турции, которая, однако, брала на себя обязательства не притеснять эти народы и не требовать с них податей.

Победоносные войны с Турцией на Дунае и Днестре усиливали влияние России и в Закавказье. Влияние России стало рассматриваться владетелями грузинских царств не только как защита от турецких и персидских притязаний, но и как гарантия сохранения единства этих государств, как противовес феодалам — князьям, эриставам, азнаурам.
Одновременно, надо заметить, усилилась угроза Грузии со стороны горных народов Северо-Восточного Кавказа — жителей Джаро-Белоканских вольных обществ, чеченцев, кистин, аварцев, всех которых скопом тогда называли лезгинами.
Посмотрим на Закавказские царства глазами путешественника и ученого, уже не раз упомянутого И.-А.Гильденштедта, объехавшего в 1771—1772 гг. Картли-Кахетию и Имеретию. Первое, что бросается в глаза при чтении посвященных Грузии глав в его «Путешествии по Кавказу в 1770—1773 гг.», — то разоренное состояние, в котором находилась вся страна, постоянное тревожимая нападениями мелких шаек и крупных полчищ горцев, не говоря уже об опустошительных турецких и персидских вторжениях.
«По Грузии нельзя ездить без опасения из-за нападений лезгин». Незадолго до приезда Гильденштедта «на русского поверенного в делах капитан-лейтенанта гвардии Львова и полковника Волкова с небольшим конвоем из русских войск в семи верстах от Тифлиса напали лезгины, и они потеряли вьючных лошадей и людей. В Грузии подобные происшествия случаются почти ежедневно».
Нападениям в равной мере подвергались Картли-Кахетия и Имеретия: «Одинаково положение обоих царств в отношении грабежей со стороны соседей и чувства большой опасности».
Дело, впрочем, не только в разорении и во внешней опасности, но и в недостатках управления. Картли, по словам Гильденштедта, «ещё не может обороняться против разрушительных притеснений частью ничтожных соседей, не осмеливается надлежащим образом разрабатывать свои рудники, не споспешествует развитию школ, культуры, искусств или обыкновенной индустрии; государство это нуждается в принятии чужеземного и особенно русского покровительства ради того, чтобы сохранить свое существование».
Кахетия «обладает и сейчас еще таким же большим [как Картли] количеством руин разоренных городов и деревень, так же мало в ней жителей и так же мало она возделана». Столица Имеретии представляет собой небольшой поселок с величественными руинами: «Турки владели Кутаисом около 120 лет, отчего в нем еще и сейчас всё пусто».
В Имеретии «в настоящее время царь Соломон правит в мире, но страна крайне разорена и не может хорошо оправиться при имеретинском и вообще грузинском управлении государством». Отметим, что Гильденштедт пишет о необходимости российского покровительства и управления Грузией более чем за 10 лет до Георгиевского трактата.
Если в таком состоянии находились два сильнейших царства, что уж говорить о положении на землях более слабых владетелей.
К сожалению, Гильденштедт не смог посетить другие области Грузии и пишет о них с чужих слов: «Путешествовал по границе Мингрелии и Гурии, но не мог отважиться, как уже было сказано, сам объездить эти провинции из-за настроений их владетелей Дадиана и Гуриела и из-за соседства турок». В Гурии «из-за частых нападений турок, которые утаскивают людей и скот и опустошают населенные места, из-за игр турок с правителями Гурии, которых они ставят и отставляют, уже из-за всего этого страна крайне опустошена, она обезлюдела, не возделана и даже осталась без надежды на большие улучшения».
В Мегрелии «такие же подданные, подчиняющиеся произвольным податям и законам, такие же у них промыслы и сонливое производство последних — и такая же повсеместная нищета».
Часть грузинских земель, населенных горными картвельскими племенами, фактически не подчинялась никому из владетелей царств и княжеств. Так, тушины «не только не платят дань, но и не повинуются приказам». Сванетия «сейчас большей частью совсем свободна и без главы, только Дадиан Мингрельский позволяет себе некоторое господство над населенными местами округа».
Ближайший помощник главнокомандующего на Кавказе князя Павла Цицианова, Семен Броневский, чуть позже увидел Грузию такой же, как и во времена Гильденштедта: «Теперь пространные степи разделяют бедные города, между коими на пути встречаются развалины или скудныя деревни, где для безопасности жители укрываются в землянках».

Итак, кратковременное усиление двух грузинских царств — Картли-Кахетии и Имеретии — не было прочным, что вполне понимала правящая элита Грузии.
В 1782 г. Ираклий II обращается к Екатерине II с просьбой оказать ему материальную и военную помощь и принять Картли-Кахетию под покровительство России. В случае новой войны с Турцией Ираклий просил передать Картли Ахалцихскую и Карсскую области, а сам обязался выплачивать России подати и отдавать ей половину добытых в Грузии руд и металлов.
После переговоров 24 июля 1783 г. в Георгиевской крепости на Северном Кавказе был подписан русско-грузинский трактат, означавший реальный переход Картли-Кахетинского царства в русское подданство. Царский престол, что немаловажно, сохранялся «беспеременно» за Ираклием II и его потомками; католикос признавался главой Грузинской епархии и вводился в Священный синод. Россия гарантировала целостность царства и обещала позаботиться о возвращении утраченных грузинских земель. В грузинские крепости вводились русские гарнизоны. Картли-Кахетия лишалась права поддерживать дипломатические отношения с другими государствами без ведома Петербурга.
Картли-Кахетия навсегда отказывалась от персидского подданства, что имело крайне важное значение, приостанавливая распространение в Грузии персидского влияния.
Для укрепления российского присутствия в Картли командующим Кавказским корпусом Павлом Потемкиным были предприняты первые меры по созданию дороги между Россией и Грузией, которая получила название Военно-грузинской.
В Тифлис вступили русские войска, но их малочисленность, а также фактическое отсутствие грузинской регулярной армии, беспорядок в снабжении, несогласованность действий не позволяли надежно защитить границы Картли-Кахетии.
Тем не менее в 1784 г. в Кахетии небольшой русский отряд, лишенный помощи грузинского войска, разбил напавших на край лезгин. Очередные поражения от русских войск горцы понесли в Кахетии и Картли в 1785 г.
Соседи Грузии, подстрекаемые, вероятно, Османской империей, не унимались: крупное войско собрал хан Аварии (Горный Дагестан), а после восстания Чечни и Кабарды дорога из Тифлиса в Россию оказалась перерезана.
Вторгшиеся в Картли аварцы разорили страну вплоть до границы с Имеретией, что вызвало недовольство части грузинской элиты, считавшей Россию виновником обрушившихся на Грузию бед. После такой неудачи и в условиях новой войны с Турцией российские войска, которых насчитывалось всего два батальона, в 1787 г. покинули Грузию, мотивируя это тем, что Ираклий II лучше «обезопасит себя через возобновление прежних своих разрушившихся союзов».
И все-таки по условиям Ясского мирного договора 1791 г. между Россией и Османской империей последняя обязалась не притеснять Картли-Кахетинское царство.
Но на этом страдания Грузии не кончились. В 1795 г. на Закавказье обрушился иранский шах Ага-Магомет-хан. Несмотря на требование генерала Гудовича не вступать во владения находящегося в покровительстве России Картли-Кахетинского царства, покорив Ериванское ханство, шах обрушился на Тифлис, решив покарать отложившуюся от Персии провинцию.
Слабость царской власти, бегство из столицы царицы и знати, начавшаяся в народе паника сделали Тифлис легкой добычей. После ожесточенной битвы, в которой едва не погиб сам Ираклий II, войска шаха ворвались в город и учинили резню. Приказ об оказании военной помощи Ираклию II поступил на Кавказскую линию слишком поздно, и русский отряд не успел дойти до Тифлиса.
Нападение Ага-Магомет-хана на Картли стало поводом для объявления Россией войны Персии.
Россия стала перед выбором. Было понятно, что находящиеся за Кавказским хребтом русские войска, занятые покорением неспокойных горцев, не смогут защитить рубежи Грузии. Оставалось только неясным, сможет ли сама Картли-Кахетия, будучи фактически независимым государством, но находясь под покровительством России, укрепиться и объединить раздробленную Грузию.
На это надеялся Павел I, который при вступлении на престол в своем рескрипте генералу Гудовичу велел защищать Грузию от неприятелей, но, чтобы облегчить охрану ее границ, вести дело к созданию из грузинских царств федеративного государства, зависимого от российского императора. При этом Россия не вмешивалась бы в образ правления в этих царствах и не требовала бы от них каких-либо даней или повинностей.
Но события приняли другой оборот. После смерти в 1798 г. престарелого Ираклия II престол наследовал его старший сын от второго брака Георгий XII, сразу же столкнувшийся с оппозицией в лице своей мачехи и братьев. В начавшейся междоусобной войне обиженные царевичи призвали себе на помощь отряды горцев и войска аварского хана.
Как пишет С.Броневский, царевичи «вместо заплаты за пагубную службу их деньгами, которых не имели, отдавали им на грабеж грузинские селения». Понимая затруднительность своего положения, Георгий XII летом 1800 г. обращается к Павлу I, с просьбой о союзе с Россией. 22 декабря 1800 г. Павел I, выполняя просьбу умирающего Георгия XII, подписывает Манифест о присоединении Грузии (Картли-Кахетии) к России, обнародованный 18 января 1801 г., уже после смерти царя Картли-Кахетии.

Но даже теперь в российско-грузинских отношениях оставался альтернативный путь развития. По условиям Георгиевского трактата и по обещанию Павла I, «достоинство царское не будет отнято» у потомков Георгия XII. В случае соблюдения этих условий Грузия осталась бы наследственным наместничеством в составе России, которое, опять же в согласии с просьбой Георгия XII, будет «в Империи Российской на том же положении, каким пользуются прочие провинции России».
Другой путь предполагал нарушение Россией своих обязательств, упразднение царской власти в Грузии и постепенное превращение страны в обычную российскую губернию. Эта политика позже была уверенно избрана Николаем I, который прямо говорил: «Не судите о Кавказском крае как об отдельном царстве. Я желаю и должен стараться сливать его всеми возможными мерами с Россиею, чтобы всё составляло одно целое».
Какой путь выбрать — обсуждалось в 1801 г. по поручению нового царя Александра I на Государственном совете в Петербурге. Вполне самокритично участниками заседания было отмечено, что «протекция, какую в 1783 г. давала Россия Грузии, вовлекла сию несчастную землю в бездну зол, которыми она приведена в совершенное изнемождение».
Понимая долю вины Грузии в кратковременности прошлого пребывания в ней русских войск, еще Георгий XII писал Павлу I: «Когда ваша всемогущая армия находилась в Грузии, злые люди всё время что-то придумывали и вызывали неприязнь, сея раздор между командующими наших войск, и поэтому прошу вас приказать присылаемому к нам начальнику ваших войск, чтобы он имел дело только со мной или моим уполномоченным».
После длительных колебаний Александр I, питавший «крайнее отвращение на принятие царства того в подданство России, почитая несправедливым присвоение чужой собственности», решил все-таки присоединить Грузию, учредив в Тифлисе временное правление из лиц, назначенных Петербургом. Было решено, что «удержание Грузии под владением российским сколько для самой той земли, столько и для пользы Империи необходимо».
В итоге Александр 12 сентября 1801 г. подписал Манифест. При этом устанавливалось, что гражданские дела будут производиться «по грузинским обычаям и по Уложению царя Вахтанга», и лишь в случае их неполноты — по российскому законодательству.
В Манифесте грузинам сообщали: «Все подати с земли вашей повелели мы обращать в пользу вашу, и что за содержанием правления оставаться будет, употреблять на восстановление разоренных городов и сел».

Присоединение Грузии, которое, казалось бы, должно было облегчить приведение к покорности горских народов Кавказа, с военной точки зрения блокировав их в горных ущельях, на самом деле стало основной причиной начала Кавказской войны.
Обезопасив Грузию от набегов горцев и стремясь обеспечить неприкосновенность своих северокавказских земель, Российская империя нанесла удар по основе хозяйства большинства горских обществ — по так называемой набеговой системе. Кроме того, Россия стала нуждаться в надежных и максимально удобных коммуникациях с Грузией, которые неизбежно должны были проходить через Большой Кавказский хребет и могли быть легко перерезаны горцами. Так Россия против своей воли втянулась в изнурительную войну в горах Кавказа.
В самой Грузии Россия в конце XVIII в., по справедливому замечанию Я.Гордина, видела только «базу для продвижения в Персию и далее». Пока Грузия оставалась военной крепостью на границе с Персией и Турцией, ее можно было в сложный момент оставить в руках неприятеля, а в удобный момент снова занять.
Как только Россия серьезно втянулась в Закавказье, у Петербурга появились здесь новые интересы и обязательства, Грузия перестала быть передовой крепостью и стала глубоким тылом российских войск. В тылу должен быть порядок, там должны работать фабрики и функционировать дороги, там недопустимо существование разбойничьих шаек и самостоятельных феодалов.
Можно поставить перед собой вопрос: могла ли Грузия стать таким надежным тылом, оставаясь полусамостоятельным государством, со своими царями и многочисленными царевичами, со своей системой управления и суда? Даже если бы Россия формально объединила бы грузинские княжества, смогла бы она примирить враждующих князей и царей, обезопасить своими войсками границы их владений, построить дороги и предприятия?
Сомнительно. Та Грузия, которую мы видим в описании И.-А.Гильденштедта, вряд ли была, к сожалению, способна к дальнейшему самостоятельному существованию. Поэтому действия России в Грузии в начале XIX в. были, вероятно, единственно возможными.
К сожалению, методы, которые российские чиновники и военные применяли для достижения своих целей в Грузии, слишком соответствовали тому времени и не подразумевали уважения к обычаям и народам единоверной и дружественной, еще недавно независимой страны.
Еще осенью 1799 г. Павел I отправил в Тифлис полк во главе с генерал-майором Иваном Лазаревым; чуть позже при появлении слухов о приближении персидских войск ему на помощь последовал еще один полк. Объединенное российско-грузинское войско разгромило аварского хана, двинувшегося на Тифлис.
Вслед за этим русские батальоны были размещены в Кахетии, что положило начало созданию Лезгинской кордонной линии, обезопасившей Грузию от вторжений горцев.

В 1802 г. главнокомандующим в Грузию был назначен генерал-лейтенант Павел Цицианов, по происхождению грузин (Цицишвили), но родившийся и выросший в России.
Со славными и воспетыми А.С.Пушкиным именами главнокомандующих Кавказа — Цицианова (1802—1806) и Ермолова (1816—1827) связано окончательное присоединение Грузии к России и установление стабильности в истерзанной войной стране.
Цицианов, сам говоривший: «Я родился в России, там вырос и душу русскую имею», — был ярким и храбрым полководцем, но человеком вспыльчивым, упрямым и обидчивым. Свойства характера обусловили и его действия — как против непокорных ханств и неспокойных горцев, так и в дружественной Грузии.
Главнокомандующий утверждал: «Вникая в нрав грузинского народа, усматриваю я из частных опытов, что всякое образованное правление до времени остается в Грузии без действия». Всё, увиденное в Грузии, казалось азиатчиной, беспорядком: «Колико препон в судопроизводстве гражданском! Колико старинных распрей». По сути — провозглашалась цель ускоренной и зачастую насильственной европеизации как самой Грузии, так и ее полудиких окраин.
Так же к вновь присоединенным землям и к своей миссии относился и генерал Алексей Ермолов. Более всего у него вызывало неприязнь грузинское дворянство: «Не погрешая, можно сказать о князьях грузинских, что при ограниченных большей части их способностях, нет людей большего о себе внимания, более жадных к наградам без всяких заслуг, более неблагодарных».
Именно в местном дворянстве, которое, казалось бы, должно было стать главной опорой Империи, видел Ермолов основную угрозу российским интересам. «Грузинское дворянство желало беспокойств и возмущений, ожидая, что я, устрашен будучи ими, оставлю весь порядок управления в прежнем состоянии и что сие распространится не менее и на саму Грузию».
Конечно, при таком отношении, как признавал сам Ермолов, «весьма мало есть грузинских князей, нам приверженных». Поэтому, безусловно, дворянский заговор сторонников независимости Грузии в 1832 г. возник не на пустом месте.
Впрочем, не многим лучше, чем к дворянам, относился Ермолов к другим сословиям: «духовенство необразованное ... житием своим подающее пример разврата»; «народ простой, кроме состояния ремесленников, более глуп, нежели одарен способностию рассудка», а также «ленив, и празден», и «легковерен».
«Словом, народ не заслуживает того попечения, тех забот, которые имеет о них правительство, и дарованные им преимущества есть бисер, брошенный перед свиньями».

Тогда перед Россией стояли три задачи: присоединение других грузинских царств и владений, обеспечение безопасности границ Грузии и прекращение мятежей и набегов, организуемых недовольными царевичами.
Действуя быстро и жестко, порою жестоко, Цицианов счел необходимым для прекращения смут выслать всех членов царской фамилии из Картли-Кахетии в Россию. При попытке выслать царицу Марию, вдову Георгия XII, ею был убит генерал Иван Лазарев. Царицу, ставшую убийцей, заключили в женский монастырь, и только через 7 лет она получила прощение.
Теперь угроза исходила преимущественно от сына Ираклия II, царевича Александра, который, опираясь на персидскую помощь, появлялся то в одном, то в другом регионе Грузии и нападал на небольшие отряды российских войск. Опасения вызывали и другие скрывавшиеся царевичи, тем более, что Персия признала законным царем Грузии царевича Иулона.
В своих взаимоотношениях с горскими племенами Цицианов исходил из принципа: «У здешних народов единственная политика — сила». Руководствуясь этим небезосновательным убеждением, он в 1803 г. решительным ударом покорил Джаро-Белоканское вольное общество, разорявшее грузинские земли, а затем защитил южные рубежи Картли от нападений со стороны Ахалцихе (турецкая крепость), добившись удаления оттуда разбойничьих отрядов.
В 1803 г. мегрельский князь Григорий Дадиани обратился к России с просьбой защитить его от Соломона Имеретинского, отнявшего округ Лечхуми, и принять в вечное подданство. Вслед за этим Мегрелия вступила в подданство России на условиях признания за князьями Дадиани наследственного права владения, сохранения местного судопроизводства, отказа владетелей княжества от таможенных доходов в случае строительства на его землях порта, пребывания в Мегрелии русского войска.
Затем российские власти оказали давление на царя Имеретии Соломона, заставив его освободить претендента на престол царевича Константина, признать его в качестве наследника и отказаться от Лечхуми и Одиши. Опасаясь вторжения российских войск, Соломон изъявил желание вступить в российское подданство, что и произошло весной 1804 г. — на тех же условиях, что и в случае с Мегрелией.
Вслед за присоединением Мегрелии близ турецкой крепости Поти на берегу моря высадившийся там русский отряд отстроил укрепление Редут-Кале.
Присоединение почти всей Грузии, прошедшее так быстро, не могло еще быть прочным. У власти оставались феодалы, привыкшие лавировать между Россией, Турцией и Персией, готовые при удобном случае отказаться от ставшего весьма назойливым российского покровительства, враждующие с соседями.
Как говорил про того же Соломона С.Броневский, «легковерность и колебания сего царя и доселе продолжаются через пересылки с турецкими чиновниками и даже с Царьградом, где он делает внушение о своей преданности и просит защиты от россиян».

Начавшаяся в 1804 г. война с Персией, одним из поводов для которой было требование шаха вывести русские войска из Грузии, стала сигналом для волнений и мятежей на только что приобретенных землях. Кроме того, по договору 1807 г. наполеоновская Франция признала Грузию «законно принадлежащей императору Персии». России, пришедшей в Грузию как старший брат, пришлось с оружием в руке доказывать свое право хозяина.
В 1804 г. сообщение между Россией и Грузией было прервано восстанием осетин-тагаурцев, к которым присоединились хевсуры, пшавы и тушины. Восставшие призвали к себе грузинских царевичей Иулона и Парнаваза, но Иулон по дороге был схвачен и сослан на жительство в Тулу.
Только движением войск с двух сторон, от Тифлиса и от Владикавказа, удалось разблокировать Военно-Грузинскую дорогу и разгромить мятежников. Бежавший вместе с тридцатью кахетинскими князьями царевич Парнаваз был схвачен и также выслан в Россию.
В 1808—1809 гг. осложнилась ситуация в Имеретии, где волнения организовывал царь Соломон. Назначенный командующим русскими войсками в Имеретии грузинский князь Дмитрий Орбелиани для ограничения турецкого влияния в крае взял крепость Поти и с помощью гурийских отрядов разгромил войско трапезундского сараскира. Это лишило царя Соломона главной опоры, и в 1810 г. он был лишен престола, блокирован в замке Варцихе, откуда бежал, был схвачен, снова бежал и организовал открытый мятеж.
После поражения мятежников Соломон скрылся в Турции. Подавлено было и восстание в Осетии, возглавленное царевичем Леваном.
Царевич Александр в 1810 г. предпринял новую попытку вернуться в Грузию, примкнув к персидскому войску, но потерпел новое поражение. Утверждение российской власти в Имеретии вызвало в 1810 г. переход в подданство России княжества Гурии.
В 1812 г. восстала Кахетия, замученная поборами и налогами. Мятеж распространился на Осетию, Хевсуретию, Тушетию и Пшави, перерезав Военно-Грузинскую дорогу и вызвав панику в Тифлисе. Вскоре подавленное, восстание столь же скоро — через несколько месяцев — началось снова; оно было возглавлено царевичем Александром. После поражения царевич бежал в Хевсуретию.
В 1813 г. российские войска добрались и до высокогорной Хевсуретии, вынудив Александра бежать дальше, в Чечню и Дагестан. Перед походом в Хевсуретию, чтобы обезопасить себя от обитающих по соседству пшавов, русское командование задержало весь находившийся на равнине пшавский скот. Это сделало пшавов чуть ли не самыми надежными российскими союзниками и проводниками.
Следующее крупное восстание началось в Имеретии — и было следствием проводимой Ермоловым вместе с высшим духовенством Грузии церковной реформы, упорядочивающей систему приходов. Распространившись в 1819—1820 гг. на Гурию и Мегрелию, мятеж был жестоко подавлен. По словам Ермолова, «бунтующие селения были разорены и сожжены, сады и виноградники вырублены до корня, и чрез многие года не придут изменники в первобытное состояние. Нищета крайняя будет их казнию».

Таким образом, за первые же четверть века российского правления произошли крупные восстания в Кахетии, Имеретии, в номинально подвластных бывшим грузинским царям горных областях осетин, хевсур, тушин, пшавов. Русское господство утверждалось жестко, порою жестоко.
Тем не менее в результате Грузия была воссоединена, ей были возвращены отторгнутые много веков назад земли.
К концу XIX столетия в результате войн с Турцией Россия присоединила к Тифлисской и Кутаисской губерниям Батум, Артвин, Ахалцихе, Ахалкалаки, Поти, создала Карсскую область на издревле населенных армянами и грузинами землях, подчинила Абхазию.
Смогли бы картвельские царства и княжества, существовавшие в конце XVIII в., восстановить в таком объеме территориальную целостность Грузии? Думаю, что нет.
Совсем немного оставалось Грузии до восстановления границ эпохи царицы Тамары (XII—XIII вв.), что еще в XIX в. стало навязчивой целью грузинских националистов.
Объединение Грузии в составе России, а затем и СССР, ускорило процесс формирования из различных этнических групп (картлийцев, кахетинцев, имеретинцев, гурийцев, аджарцев, тушин, пшавов, хевсур и др.) единого грузинского народа. В противном случае более вероятным было бы формирование различных этносов, объединенных общностью происхождения и принадлежностью к одной языковой семье.
Даже сейчас различными народами, обладающими отличающимися друг от друга языками, являются собственно грузины, мегрелы и сваны. Учитывая утрату в настоящее время подавляющим большинством сванов и мегрелов чувства своей национальной идентичности, можно предполагать, что рано или поздно и эти этносы войдут в единый грузинский народ.

Не подавление восстаний и не войны с турками и персами были, однако, в центре внимания российской администрации в Грузии.
Ермолов начал перестройку Тифлиса, превращая его в европейский город. Сначала это вызывало недовольство. Генерал писал: «Против меня был ужаснейший в городе ропот и действия мои называли прихотливыми».
Строились новые шоссе, через Большой Кавказский хребет, кроме Военно-Грузинской проложили Военно-Осетинскую и Военно-Имеретинскую дороги, начали строительство дороги Военно-Сухумской. Грузия «под сенью дружеских штыков» превращалась в европейскую страну. И, что было главным для мирного обывателя, в страну безопасную.
Русский разведчик, этнограф и писатель Федор Торнау, прибыв в 1832 г. в Тифлис, отмечает: «Может статься, не в одной бритой голове тут же бродила мысль, как бы хорошо было того или другого нечистого свиноеда встретить подальше от города, где не имелось налицо ни солдата, ни казака, и там его отправить к праотцам да обобрать; но на городской мостовой эта самая голова только приятно ухмылялась предмету своих тайных помыслов и смиренно преклоняла выю под стеснительный закон москоу-гяура».

История сложилась так, что Грузия, пробыв более ста лет в составе Российской империи, неожиданно и даже против собственного желания получила независимость.
После Октябрьского переворота 1917 г. власть на всем Южном Кавказе перешла в руки Закавказского комиссариата, а затем Закавказского сейма. Перед новым государственным образованием встал вопрос о признании или непризнании результатов Брестского мира, по которому ленинская Россия отдала Турции не только завоеванные в ходе Первой мировой войны территории, но и округа Карс, Ардаган и Батум.
Председатель Закавказского сейма И.Церетели заявил: «Признание Брест-Литовского договора означало бы, что Закавказье как независимая республика перестает существовать и становится провинцией Турецкой империи». С ним соглашался представитель Армении дашнак Арутюнян: «Нет никаких гарантий того, что Турция после принятия нами Брест-Литовского договора, остановится на известных границах... Если нам удалось в течение последнего столетия, с помощью русских и русской культуры, создать кое-какое благополучие на Кавказе, то мы его потеряем, как только нога турецкого чиновника, турецкого солдата и офицера окажется на нашей земле».
Исходя из этого закавказская делегация вела переговоры с Турцией на мирной конференции в Трабзоне в марте-апреле 1918 г. Неуступчивость Турции привела к срыву переговоров, и руководство Закавказья сделало ставку на отстаивание своих границ с оружием в руках. После кратковременных боевых действий Батуми, Озургети, Ахалцихе и другие города были заняты турками.
Крах фронта изменил позицию закавказских руководителей. Теперь они (например, мусаватист Расул-Заде) считали, что «при наличии искренности, при том, если независимость Закавказья мы будем принимать не за страх, а за совесть, мы окупим эти потери гарантией свободного развития закавказской демократии».
Теперь закавказское правительство просило турок отказаться от их новых завоеваний и вернуться к границам, утвержденным в Брест-Литовске, а турецкие дипломаты ужесточили свою позицию.
Требования предъявила и Германия, вынудив Грузию впустить на свою территорию германские войска и открыть для себя и своих союзников железные дороги. Закавказье вообще и Грузия в частности превращались в германо-турецкий протекторат.
Даже после заключения 4 июня 1918 г. мира между Турцией и Грузией турецкие войска оставили за собой часть территории Грузии «в качестве залога».
Провозгласившее свою независимость Закавказье распалось, и на его обломках возникли формально самостоятельные государства. 26 мая 1918 г. провозгласила свою независимость Грузия.
Еще до этого звучали голоса противников независимости Закавказья. Так, член фракции социалистов-революционеров Закавказского сейма Туманов риторически спрашивал: «Если сейчас ставится вопрос о том, будто провозглашение независимости Закавказья является следствием волеизъявления народов Закавказья, то ... почему вы не спрашиваете у народов, желают ли они этой независимости?»
Обретение Грузией независимости вызывало вопросы и у бывших царских генералов, возглавивших борьбу с большевизмом на Юге России. Генерал М.Алексеев возмущался: «Что из себя представляет Кавказ для русских? Они ухлопали на Кавказ такие суммы, которые трудно себе представить. А во время войны было много собрано на Кавказе русского имущества, и это всё русская копейка. И железные дороги, которые строились — разве каждая верста их не наша русская? И неужели всё собранное на Кавказе из Центра России, случайно очутившееся там, должно перейти к грузинам, армянам и татарам, несмотря на то, что это привезено из центра и собиралось трудами великорусского мужика?»
После разгрома Германии Грузия была вынуждена впустить на свою территорию войска Антанты; при этом англичане вошли в Батуми, не дожидаясь ответа грузинского правительства. Таким образом, независимая Грузия не только утратила часть исторических грузинских территорий, отвоеванных в свое время у Турции Российской империей, но и потеряла возможность проводить самостоятельную внешнюю политику.
Выполняя все пожелания сначала Турции и Германии, а затем держав Антанты, Грузия достаточно враждебно вела себя по отношению как к большевистской России, таки к Добровольческой армии А.Деникина.
По словам генерала М.Алексеева, «мы, русские, в Грузии нашли такое выражение враждебности, которого вовсе не ожидали и, главное, в этих гонениях принимает участие ... не народ, а сами правящие круги». Грузинский генерал Г.Мазниев (Мазниашвили) занял Сухумский округ, Гагринский округ, Адлер, Сочи, Туапсе и Хадыженск. Такие действия Грузия объяснила представителям Добровольческой армии тем, что до 21% населения Сочинского округа — грузины, и пока Грузия не получит реальных гарантий, «она не имеет ни морального, ни политического права очистить Сочинский округ», оставляя его «временно» за собой.
На Парижской мирной конференции весной 1919 г. Грузия мотивировала притязания на Сочи и Адлер несколько иначе: «С точки зрения этнографической присоединение к Грузии территории между рекой Макопсе и рекой Мзымта, которая [территория], кстати, принадлежала ей [Грузии] в прошлом [во времена царицы Тамары], не может вызвать возражений. После насильственного выселения отсюда в XIX в. местных кавказских племен этот край уже не имеет определенного этнографического характера».
На переговорах 25 сентября 1918 г. грузинским представителям указывалось, что, не говоря уже о чисто российском Сочинском округе, во всем Гагринском округе имеется только одно селение, наполовину населенное грузинами, а «абхазцы готовы пойти на всё, лишь бы вновь войти в состав России».
Итак, «Грузия должна начинать свои границы за Абхазией, стремление которой к самоопределению нельзя игнорировать только потому, что там живет несколько сотен грузин».
Грузия, которая отдала Турции часть своей территории на юге и послушно выполняла все указания Германии, а затем Антанты, вела себя по отношению к России как держава-победительница. Кроме того, Грузия оккупировала Абхазию, которая в последние несколько столетий не входила в ее состав.
Агрессия проводилась под надуманными предлогами, а ее главной целью было пресловутое восстановление границ Грузии эпохи царицы Тамары, проходивших якобы в районе Туапсе. Тем самым закладывался фундамент для конфликта между абхазами и грузинами, который разразился уже в наши дни, превратив в руины и забрызгав кровью чудеснейший уголок Черноморского побережья Кавказа.
Политику создания «малой империи» руководство независимой Грузии проводило и на других своих окраинах.
Вот воспоминания Валико Джугели «Тяжелый крест» — о подавлении восстания в Осетии летом 1920 г.
«Всюду вокруг нас горят осетинские деревни... В интересах борющегося рабочего класса, в интересах грядущего социализма мы будем жестоки. Да, будем! Я со спокойной душой и чистой совестью смотрю на пепелище и клубы дыма...»
Побывавший в Грузии незадолго до ее оккупации Красной армией Н.Мещеряков также обратил внимание на национальный вопрос: «Наличие сильных национальных трений должно быть губительно для страны с таким пестрым составом населения, при таком слабом преобладании грузин. А в действительности в Грузии усиленно культивируется национализм в очень диких формах...
Всё время велась резкая борьба против стремления Аджарии к автономии. Осетинов страшно преследуют и выселяют. Сильная национальная борьба идет и в Абхазии».

Потеряв часть своей территории, ввязавшись в авантюру на Черноморском побережье Кавказа, не сумев построить отношения с национальными окраинами, независимая Грузия не сумела выйти и из глубокого социально-экономического кризиса.
Вот свидетельства грузинских газет того времени: «Наша страна дошла до катастрофического состояния. Хозяйственная анархия, полная путаница и неустройство — вот что характеризует нашу действительность» («Сахалхо Сакме», 21 декабря 1920 г.).
«Положение катастрофично вообще, во всех отраслях государственной жизни. Кризис не только экономический, но и политический и моральный. Это полное банкротство. Не сегодня — завтра страна сгинет и провалится в бездну» («Сакартвело», 16 ноября 1920 г.).
По словам Н.Мещерякова, «за всё время своего существования оно [правительство Грузии] начало строить только одну железную дорогу. Построило полторы версты, после чего работы были прекращены, и теперь дорога растаскивается местным населением».
Наряду с этим — инфляция, крайне низкая заработная плата, катастрофический недостаток топлива, падение производительности труда, попытки введения принудительного отобрания хлеба у крестьян и трудовой повинности. В стране процветали коррупция и бандитизм.
Газета «Сакартвело» 12 ноября 1920 г. отмечала, что «гвардейцы выступают в роли грабителей в центре столицы, вооруженные топорами и бомбами».
После укрепления центральной власти в Москве антироссийскую политику Грузии перестали терпеть. О грузинских завоеваниях на Черноморском побережье Кавказа можно было забыть.
«Вызывающее поведение Грузии по отношению к России заставило нас прекратить отпуск туда нефти, керосина и т.п. Результатом этого было усиление топливного кризиса, от которого особенно сильно страдают железные дороги, водопровод и электрическая станция Тифлиса. В некоторые части города вода совсем не подается; в другие подается только в известные часы. Электрический свет также подается не весь день» (Н.Мещеряков).
Независимая Грузия оказалась несостоятельна.
Вошедшая в Тбилиси Красная армия на 70 лет воссоединила Грузию и Россию в Советском Союзе. Получив после распада СССР независимость, Грузия в очередной раз обрела шанс построить свою государственность, сохранив всё то хорошее, чем тысячелетняя история украсила берега Куры и Риони.
Прошло десять лет, и за это время Грузия опять стала напоминать ту разоренную и раздробленную страну, которую мы видим в описании путешествия Гильденштедта 1771—1772 гг. и в свидетельствах очевидцев 1918—1920 гг.
Отношения с Россией катастрофически испорчены, бывшие автономии, Абхазия и Южная Осетия, после кровопролитных войн отделились, другая автономия — Аджария — практически независима от Тбилиси, на окраинах (Джавахетия, Сванетия, Панкисское ущелье) власть центра является абсолютно номинальной, экономика в коллапсе, правящая элита поддерживает свое существование исключительно за счет западных кредитов и грантов, коррупция процветает, армия и промышленность отсутствуют. Руководство страны пытается лавировать между державами, постепенно превращая Грузию в протекторат Турции и США. И выхода из этого тупика не видно.
В то же время грузинское руководство не только периодически пытается бряцать оружием, угрожая вышедшим из повиновения бывшим автономиям, но и, опираясь на националистически настроенную элиту, формирует новую идеологию страны, отрицающую все те достижения, которых Грузия добилась в союзе с Россией. Создается образ врага — «российского империализма», который якобы угнетал и расчленял грузинские земли. Так, по мнению публициста Р.Мишвеладзе, «двухсотлетнее господство России ... отодвинуло нас назад на пути мировой политики».
А историк Д.Стуруа считает, что «всё, чем гордится сегодня цивилизованная Грузия, было, во-первых, задолго до Романовых, а затем уже — только после них».
Перечеркивая несколько веков своей истории, Грузия возвращается в эпоху почитаемого сейчас царя Ираклия II, у которого, тем не менее, хватило мудрости принять покровительство России. И Россия, даже не ставя перед собой такой цели, объединила и восстановила раздробленную и разоренную Грузию. Нельзя идеализировать эти столетия, но и зачеркнуть их невозможно.

TopList