...В 1905 году левые радикальные силы попытались
использовать некоторый спад в экономике,
проигранную войну с Японией, январскую трагедию.
Ленин советовал Боевому комитету большевиков:
Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду, и у студентов, и у рабочих особенно...
Пусть тотчас же вооружаются они как могут, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога... Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие — нападение на банк для конфискации... Пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых.
Беспорядки 1905 года в большой степени
финансировались из-за рубежа.
Военный агент японской миссии полковник Акаши
после разрыва дипломатических отношений
перебрался в Европу и там установил тесные связи
с русскими эмигрантами-революционерами. В этом
ему помогали международные шпионы: финский
социалист Циллиакус и эсер-грузин Деканози.
Русская политическая полиция сумела
сфотографировать список, составленный
Циллиакусом:
Для С.Р. — 4000 здесь.
Яхта — 3 500 500. Лондон.
Экипаж и т.д. — 500.
5000 ружей для Г. — 2000.
1000 ружей для С.Р — 800. 15 дней
8000 ружей для Ф. — 6400.
5000 ружей для С.П. — 4000.
500 ружей маузера для раздачи
Ф. и С.Р. — 2100.
Под буквами подразумеваются:
С.Р. — социалисты-революционеры;
Г. — грузинская революционная партия;
Ф. — финляндская;
С.П. — польская социалистическая.
По этому счету общая сумма составляет 26 тысяч стерлингов (приблизительно 260 тысяч рублей).
На японские деньги Циллиакус и Деканози
помогают революционерам (Азефу и Гапону) купить в
Англии пароход. Его загружают динамитом, тремя
тысячами револьверов, пятнадцатью тысячами
ружей и отправляют в Россию.
Циллиакус, расцеловав Гапона, воскликнул:
— Смотрите, зажигайте там, в Питере, скорее —
нужна хорошая искра! Жертв не бойтесь! Вставай,
подымайся, рабочий народ! Не убыток, если
повалится сотен пять пролетариев, — свободу
добудут. Всем свободу!
Гапон был уверен, что стоит вручить столичным
рабочим оружие, и начнется революция. Тем, кто
дергал исполнителей за ниточки, было известно,
что это не так. Однако генеральную репетицию
хотелось провести.
Планировалось оружие доставить по северному
побережью Финского залива, затем на баржах в
Петербург, и там уже верившие Гапону рабочие
организации его разгрузят и тотчас затеют в
городе беспорядки...
Но пароход, по всей видимости, наскочил в финских
шхерах на мель. Своими силами освободиться не
смогли. Команда взорвала корабль и разбрелась
кто куда.
М.Литвинов огорченно пишет Ленину:
Будь у нас те деньги (100 000 р.), которые финляндцы и с.-ры затратили на свой несчастный пароход, — мы бы вернее обеспечили себе получение оружия. Вот уже авантюра была предпринята ими!
Вы знаете, конечно, что финляндцы, не найдя эсеров в России, предложили нам принять пароход, но сроку для этого дали одну неделю. Ездил я на один островок и устроил там приемы для одной хоть шхуны, но пароход в условленное время туда не явился, а выплыл лишь месяц спустя где-то в финляндских водах. Финал вам, конечно, известен из газет. Черт знает, как это больно!
История с пароходом путаная и темная. Может быть, Азеф, или Гапон, или они вместе решили погреть руки на закупке оружия? Недаром Азеф так настаивал на убийстве Гапона.
1905 год ознаменовался разгулом терроризма. Вот
лишь несколько примеров.
В Кишиневе убит пристав.
В Одессе ранены полицмейстер и пристав.
В Уфе убит губернатор.
В Красноярске убит полицмейстер.
В Ростове убит жандармский полковник.
Гомельские эсеры убили исправника и в местечке
Ветка бросили бомбу в дом зубного врача — за
отказ дать деньги на нужды партии. В доме в это
время проходило собрание местного комитета
Бунда. Разозленные бундовцы выпустили потом
листовку, называя эсеров грабителями и
вымогателями.
В Саратове была устроена партийная мастерская по
изготовлению бомб. Их перевозила Зинаида
Коноплянникова в Москву. Когда ее задержали, в
чемодане оказались различные кислоты, гремучая
ртуть, нитроглицерин, оболочки для бомб, динамит,
паяльник и прочее. Этого бы хватило на 20 бомб.
Бывшая учительница Коноплянникова была потом
повешена за убийство командира Семеновского
полка генерала Мина, который подавил Декабрьское
восстание 1905 года в Москве. Она взошла на эшафот,
читая стихи Пушкина: «Товарищ, верь, взойдет она,
звезда пленительного счастья».
В апреле 1905 года в петербургском ресторане
«Контан» состоялась любопытная встреча. В
отдельном кабинете сошлись, приведя для
конспирации женщин, представители
социал-демократов, эсеров, освобожденцев и
гвардейского офицерства. По воспоминаниям
большевика С.Гусева-Драбкина, был накрыт стол:
множество закусок, ликеры, шампанское, ужин.
Обошлось это удовольствие в 100 рублей, по 25 на
четыре организации (ужин ? 85 и 15 рублей на чай
лакеям).
Драматург Гейер, эсер, сразу опьянел и бубнил, что
на всё согласен. Освобожденец в основном молчал.
Разговор шел между Гусевым и
Мстиславским-Масловским. Последний рассказал,
что он представляет гвардейскую организацию
«Лига красного орла», цель которой — свержение
царя и установление конституции. Поэтому они
решили договориться с революционерами.
План офицеров был таков: под Пасху, во время
заутрени, когда войска поведут в церковь без
оружия, напасть на казармы и это оружие
захватить. Другим вариантом было объявить в
столичном гарнизоне, что Николай II желает
даровать конституцию, но его захватили в Гатчине
в плен. Офицер спросил, сколько революционеры
могут выставить рабочих. Гейер отвечал, что
десять тысяч, Гусев обещал несколько сотен.
Заспорили о будущем итоге. Гвардейцы предлагали
договориться о земском соборе, эсеры и
социал-демократы стояли за учредительное
собрание. Так и разошлись ни с чем.
В январе 1905 года социал-демократами была
организована Боевая техническая группа — для
ввоза в Россию оружия и распространения его.
Изучать производство бомб в Македонию был послан
Скосаревский. Он привез чертежи чугунной
бомбы-македонки, которую и наметили производить.
Во Франции покупали запалы и бикфордов шнур.
Технической группой сначала руководил Н.Буреник,
потом Софья Познер. От ЦК большевиков ее
курировал Л.Красин, инженер по образованию.
В Финляндии были созданы базы производства и
хранения оружия. Доставали револьверы и ружья
как могли, в основном провозя через границу
контрабандой. С оружейных заводов: Ижевского,
Тульского и Сестрорецкого — поступали
трехлинейные винтовки, из Киева, при содействии
офицера Ванновского, — наганы. Патроны шли с
Охтинского завода.
Через Транспортное общество С.Сулимову удалось
переправить в Россию большую партию револьверов.
Когда «Джон Графтон» потерпел крушение, финские
рыбаки подобрали много оружия и продавали его
революционерам.
Позже Финляндию назвали красным тылом 1905 года.
Русские революционные организации объединились
в деле закупки оружия в Бельгии, где оно было
дешевле, поручив это некоему А.Гаспару. Но
оказалось, что Гаспар какой-то процент от сделок
берет себе. Русские возмутились. «А что же, он
бесплатно должен этим заниматься? — удивился
секретарь Международного социалистического
бюро Понсманс. — Революция само собой, а гешефт
есть гешефт».
Приезжали за границу закупать оружие и известные
впоследствии Е.Стасова, М.Литвинов, Камо...
Количество закупаемого оружия поражает. Только
по одной сделке, согласно свидетельству
посредника, болгарина В.Стомонянова, шло
шестьдесят тысяч винтовок.
Закупленное в Бельгии оружие отправлялось
небольшими партиями в Германию и Австрию. Там его
обыкновенно получали местные социал-демократы и
отправляли далее к русской границе.
М.Литвинов пытался освоить еще и другой путь.
Через международного авантюриста Наума
Тюфекчиева он собрал в Варне большую партию
оружия и на корабле отправил в Россию. Экспедиция
кончилась неудачей: пароход выбросило на один из
островов Черного моря вблизи румынского берега.
Социал-демократы посчитали, что без террора им не обойтись. Стало быть, нужно готовить профессиональных убийц. Вот безыскусные воспоминания одного из них, простого паренька-рабочего:
Летом 1905 года попал я на конференцию северо-кавказских организаций. Мы обсуждали вопросы подготовки к вооруженному восстанию, и, по соглашению с представителями Юга, наше собрание выделило меня для посылки в киевскую школу.
В июле месяце, по явке где-то на Крещатике, я попал в Киев, имел несколько ночевок на Подоле, около Днепра,
а затем на третий или четвертый вечер меня и двух товарищей отвели за город на огороды, в маленький, стоящий среди гряд домик.
Нас было сначала трое, потом привезли еще пять человек — все с разных концов России, из областных социал-демократических организаций. Все крайне конспирировали и не называли своих имен и фамилий, даже клички переменили.
Нас замуровали в этом домишке из двух комнат; мы не могли показывать носа из дверей и окон, пока не стемнеет. Ночью разрешалось выйти подышать свежим воздухом, но выйти с огорода считалось против конспирации.
Еще через день появились киевские товарищи: одного я видел на явках, двое других были мне незнакомы.
Один начал знакомить нас с нитратами, кислотами и их реакциями. Я сразу понял, что имею дело с опытным человеком и знатоком взрывчатых веществ.
Другой товарищ читал нам лекции, обучал военной технике, баррикадной борьбе, постройке баррикад...
Некоторые товарищи плохо охватывали значение доз, значение температуры... Им трудно было привыкнуть к крайней осторожности и четкости в работе. Поэтому здесь, в школе, и потом в лабораториях — армавирской, екатеринодарской, новороссийской, ростовской — приходилось часто висеть на волосок от смерти.
Наш лаборант часто говорил, что так как мы работаем при 90 процентах за то, что все через полгода уйдем в потусторонний мир, то и не успеем раскинуть сети большевистских лабораторий.
Его пророчества были довольно верны: тифлисская лаборатория взорвалась очень скоро, затем я слыхал о взрыве одесской лаборатории. У меня в екатеринодарской лаборатории тоже только случай и беззаветное самопожертвование моего помощника спасли положение, хотя этот товарищ все-таки сжег свою левую руку раствором металлической ртути в сильно дымящейся кислоте.
Благополучно закончив занятия, обучившись еще метанию бомб, мы поодиночке разъехались по разным организациям ставить партийные лаборатории.
И бомбам скоро находили применение. Боевая дружина большевиков, например, закидала бомбами петербургскую чайную, где по вечерам собирались рабочие — члены Союза русского народа.
Эсеровской базой для террора в 1906 году были
избраны Териоки в Финляндии, где Зильберберг
ведал взрывчатой лабораторией.
Весной Боевая организация эсеров насчитывала
уже около 30 человек. Планировались покушения на
министра внутренних дел Дурново, генерала Мина и
полковника Римана.
Но группе, созданной для убийства Дурново, даже
не удалось увидеть министра. Случайно обнаружили
один из маршрутов министра юстиции Акимова.
Решили убить его.
Но усиленное внимание агентов Охранного
отделения ко всем подозрительным на улицах
заставило отказаться от этого намерения.
Террорист Самойлов пришел к генералу Мину в
форме лейтенанта флота, назвавшись князем
Вадбольским. Но принят не был, к тому же квартиру
охраняли.
Под видом офицера к Риману приходил другой
террорист, Яковлев, называя себя князем
Друцким-Соколинским. Но полковник его тоже не
принял. Когда же Яковлев пришел в другой раз, его
арестовали, отобрав револьвер и кинжал.
Террористы, досадуя на неудачи, уже подумывали
взорвать весь дом, в котором жил Дурново, или
поезд, возивший его в Царское Село.
Абрам Гоц предлагал, чтобы боевики, одетые в
«жилеты» из динамита, силой прорвались в дом и
взорвали его вместе с собой и всеми там
находящимися.
Абрам Гоц станет в 1917 году председателем ВЦИК
первого созыва...
Позже всё внимание сосредоточили на московском
генерал-губернаторе адмирале Ф.Дубасове. До
губернаторства он командовал Тихоокеанской
эскадрой. Эсеры хотели отомстить ему за
решительность в смутные декабрьские дни 1905 года.
Метальщики несколько раз караулили адмирала на
Николаевском вокзале, но тщетно. Думали
перехватить его у Кремля во время поездки на
пасхальное богослужение — тоже не вышло. Охранка
стала наблюдать за террористами, и они скрылись.
Азеф назначил день покушения в именины
императрицы: в Кремле должно было состояться
торжественное богослужение. Террористы
перекрыли три дороги из Кремля к губернаторскому
дворцу. Братья Вноровские стояли с бомбами на
Тверской улице и на углу Воздвиженки и Неглинной,
Шиллеров — на Знаменке, у Боровицких ворот.
Губернатор в открытой коляске с адъютантом
Коновницыным выехал из Кремля и направился к
воротам Чернышевского переулка. И здесь, на углу
переулка и Тверской площади, к ним кинулся
Вноровский с бомбой. Он швырнул ее под коляску.
Взрывом убило Коновницына и самого террориста.
Дубасова выбросило из коляски, он получил
несколько ранений, но остался жив.
Некоторый успех ободрил Боевую организацию. И
вот уже в Севастополь посылается группа для
покушения на командира Черноморского флота
адмирала Г.Чухнина.
Видимо, преданная Азефом группа была под
наблюдением. Во всяком случае, когда террористы
пришли на военный парад, там за ними внимательно
следили. Но ни агенты, ни приехавший
организовывать покушение Савинков не
подозревали, что местная боевая дружина решила
убить севастопольского коменданта. Это должны
были сделать один матрос и шестнадцатилетний
юноша.
Когда парад начался, юноша выбежал из толпы и
бросил в коменданта бомбу. Она не взорвалась.
Матрос стал вынимать свою бомбу и уронил ее.
Раздался оглушительный взрыв. На месте были
убиты и матрос, и еще семь человек, З6 ранены.
Все бросились бежать. Савинкова через час
арестовали в местной гостинице.
После роспуска Государственной думы
руководство эсеровской партии объявило о
возобновлении террора.
Азеф и Савинков, ссылаясь на усталость и
сложность работы, требовали денег на увеличение
организации, на оружие и динамит. Возникли
разногласия. ЦК денег не давал. Азеф с Савинковым
решили на время устраниться от руководства
террором.
Тогда Зильберберг организовал свою боевую
дружину, куда входили его жена, Сулятицкий,
Кудрявцев и еще несколько человек. Они
базировались в Финляндии и каждое покушение
должны были согласовывать с ЦК.
Так планировались убийства председателя Совета
министров Столыпина, уже бывшего министра
внутренних дел Дурново и петроградского
градоначальника фон Лауница. В дальнейшем
предполагались покушения на царя и великого
князя Николая Николаевича.
В декабре 1906 года состоялось торжественное
освящение нового Петербургского медицинского
института. Его опекал член царствующего дома
принц Ольденбургский, поэтому ожидались многие
известные лица.
Столыпина в тот раз не было.
Когда после богослужения все спускались по
лестнице, какой-то молодой человек во фраке
ринулся к градоначальнику и выстрелил ему в
затылок из маленького браунинга. Фон Лауниц упал
замертво. Молодой человек выстрелил себе в висок.
В это же мгновение он получил удар шашкой по
голове, и в него дважды выстрелил полицейский.
Молодым человеком был Кудрявцев, в прошлом
семинарист. Он уже однажды пытался убить фон
Лауница в его бытность тамбовским губернатором.
Тамбовский комитет эсеров приговорил фон
Лауница к смерти за усмирение крестьянских
беспорядков на Тамбовщине в 1905 году.
Второй террорист, Сулятицкий, должен был
стрелять в Столыпина. Но, поскольку того не было,
ушел.
Кудрявцева же опознать не смогли. Его голову,
заспиртованную в банке, выставили на всеобщее
обозрение.
Убийство столичного градоначальника, конечно,
наделало много шума.
Царь вызвал к себе на беседу начальника
Охранного отделения, чего никогда не бывало. Тот
вспоминал:
Во всё время нашей полуторачасовой беседы мы оба стояли у окна, выходившего в окутанный снегом царскосельский парк.
— Я давно уже хотел вас узнать, — сказал государь после первых приветствий и сразу перешел к сути дела.
— Как оцениваете вы положение? Велика ли опасность?
Я доложил ему, с мельчайшими подробностями, о революционных организациях, об их боевых группах и о террористических покушениях последнего периода.
Государь хорошо знал фон Лауница; трагическая судьба его явно весьма волновала.
Он хотел знать, почему нельзя было помешать осуществлению этого покушения и вообще какие существуют помехи на пути действенной борьбы с террором.
— Главным препятствием для такой борьбы, — заявил я, — является предоставленная Финляндии год тому назад свободная конституция. Благодаря ей члены революционной организации могут скрываться в Финляндии и безопасно там передвигаться. Финская граница находится всего лишь на расстоянии двух часов езды от Петербурга, и революционерам весьма удобно приезжать из своих убежищ в Петербург и по окончании своих дел в столице вновь возвращаться в Финляндию.
К тому же финская полиция по-прежнему враждебно относится к русской полиции и в большой мере настроена революционно.
Неоднократно случалось, что приезжающий по официальному служебному делу в Финляндию русский полицейский чиновник арестовывался финскими полицейскими по указанию проживающих в Финляндии русских революционеров и высылался...
Второй пункт, которым весьма интересовался царь, был вопрос о масонской ложе. Он слыхал, что существует тесная связь между революционерами и масонами, и хотел услышать от меня подтверждение этому. Я возразил, что не знаю, каково положение за границей, но в России, мне кажется, масонской ложи нет или масоны вообще не играют никакой роли.
Моя информация, однако, явно не убедила государя, ибо он дал мне поручение передать Столыпину о необходимости представить исчерпывающий доклад о русских и заграничных масонах. Не знаю, был ли такой доклад представлен государю, но при Департаменте полиции функционировала комиссия по масонам, которая своей деятельности так и не закончила к февральской революции 1917 года...
На прощание государь спросил меня:
— Итак, что же вы думаете? Мы ли победим или революция?
Я заявил, что глубоко убежден в победе государства. Впоследствии я должен был часто задумываться над печальным вопросом царя и над своим ответом, к сожалению, опровергнутым всей дальнейшей историей.
От Азефа русской полиции стало известно место в
Финляндии, где базировался отряд Зильберберга.
Это был небольшой отель для туристов, стоявший в
стороне от обычных дорог для путешествующих.
Двухэтажное здание с дюжиной комнат целиком
заполняли террористы, на стороне которых были и
владельцы отеля, и обслуга. Посторонних туда
просто не пускали, говоря, что нет мест.
Однако одним январским вечером это правило было
нарушено. В двери отеля постучалась юная пара
лыжников: студент-жених и курсистка-невеста. Они
сбились с пути, замерзли и просились на ночь. Не
впустить их было невозможно. Неожиданные гости
оказались обаятельными людьми, остроумными и
жизнерадостными. Они весело рассказывали о своей
студенческой жизни, танцевали и пели, прожив в
отеле целых три дня.
Молодые люди были агентами русской Охранки. Они
дали полное описание постояльцев отеля, к тому же
им удалось завербовать швейцара и горничную.
Оставалось только контролировать поезда с
финской стороны.
И вот на петербургском вокзале были арестованы
сначала Сулятицкий, а потом и Зильберберг. Они не
назвались, но их опознали привезенные швейцар и
горничная. В заспиртованной голове ими был также
признан Кудрявцев. Военный суд приговорил
террористов к повешению.
В августе 1906 года к даче Столыпина на
Аптекарском острове подъехало ландо, из которого
вышли два жандармских ротмистра и господин в
штатском. Они с портфелями в руках быстро
направились в переднюю. Находившийся там агент
Охранки заметил, что один из ротмистров имеет
фальшивую бороду, и крикнул генералу Замятину:
«Ваше превосходительство!.. Неладное!..»
В это время все трое, воскликнув «Да здравствует
свобода! Да здравствует анархия!», подняли
портфели вверх и одновременно бросили их перед
собой. Прогремел оглушительный взрыв. Много
людей, находившихся в приемной, были ранены и
убиты. Ранены трехлетний сын и
четырнадцатилетняя дочь Столыпина. Погибли и
сами террористы.
Следствие установило, что ландо было нанято и
подано к дому на Морской улице, где проживали
спасский мещанин с женой и другая пара — супруги
из Коломны. Но их там уже не было.
По остаткам мундиров полиция установила, что
жандармское платье было заказано в магазине
«Невский базар» молодой дамой.
В ноябре в руки полиции попали листовки, где
говорилось, что дача Столыпина была взорвана по
приговору Боевой организации эсеров, и
выражалось сожаление о неудавшемся покушении.
В Стокгольме предполагался съезд
эсеров-максималистов. Агент Охранного отделения
по приметам определил возможную обитательницу
квартиры на Морской по кличке Модная. За нею
установили слежку. Когда она отправилась в
Россию, в Одессе ее задержали. Молодая дама
назвалась Фроловой. Ее доставили в Петербург, и
там кухарка из дома на Морской опознала бывшую
жительницу. Признали ее и продавцы магазина.
После опознания дама сказала, что на самом деле
ее зовут Надеждой Терентьевой.
В ноябре же в столице задержали вторую женщину,
подходящую под описание. Среди революционеров
она проходила под кличкой Северная. Это была
Наталья Климова.
По словам милых дам, на покушение были отпущены
за границей большие деньги. Бомбы обладали
огромной разрушительной силой. Террористы
понимали, что им, возможно, проникнуть в кабинет
Столыпина не удастся, поэтому предполагалось
взорвать всю дачу. И действительно, большая часть
ее оказалась после взрыва разрушенной.
Главными инициаторами покушения были в России
некий Соколов, он же Чумбуридзе, Шапошников,
Медведь и Кочетов, он же Виноградов, Розенберг.
Ко времени ареста женщин Соколова уже повесили
за руководство вооруженным ограблением казначея
петербургской почтовой таможни в октябре.
Отец Климовой, сраженный горем, скончался, успев
отправить письмо властям:
Дочь моя обвиняется в преступлении, грозящем смертною казнью. Тяжко и позорно преступление, в котором она обвиняется. Вашему превосходительству как человеку, на глазах которого прошло много преступников закоренелой и злостной воли, должна представиться верной моя мысль, что в данном случае вы имеете дело с легкомысленной девушкою, увлеченной современной революционной эпохою.
В своей жизни она была хорошая, добрая девушка, но всегда увлекающаяся. Не далее как года полтора назад она увлекалась учением Толстого, проповедовавшего «не убий» как самую важную заповедь, и теперь вдруг сделалась участницею в страшном убийстве...
Дочь моя в политике ровно ничего не понимает, она, очевидно, была марионеткой в руках более сильных людей... Увлеченная угаром, молодежь не замечает, что делается орудием гнусных революционеров, преследующих иные цели, чем молодежь.
Старик был прав.
Но суд к преступлению отнесся серьезно. Тем
более, что обвиняемые никаких показаний о своих
связях с террористами не дали. На суде они вели
себя вызывающе.
Их приговорили к повешению. От подачи
кассационных жалоб Терентьева и Климова
отказались.
Смертная казнь была заменена бессрочными
каторжными работами. Что касается исполнителей
покушения — трех погибших террористов, то о них
известно лишь, что это были некие Морозов,
Миронов и Илья Забелыпанский из Гомеля...