пестрые портреты

Аркадий МУРАШЕВ

Русский индус

Сведения о родословной русского князя А.И.Порюс-Визапурского весьма скудны. Француз А.Домерг, близко знавший князя, сообщает: «Князь Визапур происходил из рода, который царствовал в Азии. После одного из политических переворотов, столь обыкновенных в этой части света, предки князя нашли себе убежище в России»
Индийский мальчик, попавший сначала во Францию и обращенный в христианство, получил имя Александр, при фамилии Porus. Соединение имен двух царей — Александра Македонского и индийского царя Пора, сошедшихся в 326 г. до н.э. в битве на реке Гидасп, изобличало модное тогда в среде знатных афро-азиатов, попадавших в Европу, тяготение к значащим именам.
В России отпрыск раджей Биджапура появился на рубеже 1770—1780-х гг. Известно, что 1 января 1783 г. крещеный индийский мальчик был записан сержантом в Киевский гренадерский полк и определен в элитный Сухопутный шляхетный кадетский корпус. В соответствии с российским обычаем не обошлось без отчества (Иванович) и фамильного прозвища — Визапурский.
В 1791 г. А.Порюс-Визапурский, закончив корпус, начал военную службу прапорщиком Эстляндского егерского корпуса. Последующие записи в формулярном списке:
артиллерии штык-юнкер, Переяславский конно-егерский полк (1795);
ротмистр гусарского графа Витгенштейна полка (1797);
в октябре 1799 г. «тем же чином» был переведен в лейб-гусарский полк.

Помимо ежедневных полковых разводов, вахт-парадов и караулов гусары не пропускали театральных представлений. Театральные зарисовки А.Порюс-Визапурского пестрят именами артистов разных трупп, выступавших в Петербурге — мадам Шевалье, Е.Колосовой, Ш. Ле Пика, Офрена и т.д. Но, похоже, в совершенный восторг приводила гусарского полковника (1800) «дивная Настинька» (Н.Берилова) — «близкая совершенством Терпсихоре, одно из прекрасных украшений нашего балета, обольщает линиями тела, грациозностью и фигурой».
В начале царствования Александра I «потомку раджей Биджапура» удалось добиться признания княжеского достоинства. В феврале 1802 г. новоиспеченный князь оставил военную службу и был причислен к Иностранной коллегии.

Осенью «некий итальянский профессор» Черни взялся продемонстрировать в российской столице полеты на воздушном шаре. «В корпусном саду, — вспоминал Фаддей Булгарин, учившийся в ту пору в 1-м Кадетском корпусе, — стали строить огромный амфитеатр, привлекавший множество любопытных. Предприятие Черни взволновало Петербург, и еще до окончания постройки цирка, все первые места были разобраны».
Статский советник А.Порюс-Визапурский, не довольствуясь ролью статиста, свел знакомство с профессором, который обещал напористому князю место в экипаже.
В назначенный день представители петербургского бомонда стекались на Васильевский остров. Среди зрителей — упоминавшийся уже Фаддей Булгарин.
Ему и слово: «Бывший полковником в лейб-гусарском полку, индейский князь Визапур, с своим темно-оливковым лицом (почти черным) и кудрявыми волосами, расхаживал посреди цирка, между множеством гвардейских офицеров и первых щеголей столицы, привлекая на себя общее внимание. На него смотрели с удивлением и каким-то тайным страхом».
Впрочем, полет не состоялся — шар, наполнявшийся газом, лопнул…

Не снискав лавров пионера российского воздухоплавания, русский князь представил в 1803 г. императору Александру I проект установления торговых связей с Индией через выходцев из этой страны, проживавших в Астрахани. Получив необходимые средства, Визапурский выехал в Астрахань, где нанял трех человек из жителей индийской колонии для своего предприятия. Чем (и где?) закончился «вояж статского советника», до сих пор неизвестно…
Впрочем, князь А.Порюс-Визапурский, не отличавшийся излишней скромностью, всё же поведал о своих «хожениях». В 1804 г. «бывший гвардейский полковник», тактично укрывшись за псевдонимом P... de V..., издал в типографии 1-го Кадетского корпуса книжку «Croquis de Petersbourg». Забавен эпиграф, коим аноним снабдил свои «Петербургские зарисовки»:

Как известно с давних индийских пор (согласно «Камасутре», в том числе), «мужчина, изощренный в искусствах, разговорчивый и сладкоречивый, даже не будучи близко знакомым, быстро овладевает сердцами женщин».
В 1804 г. князь объявился в Первопрестольной. Едва ли, впрочем, стихотворными экспромтами колоритный экс-полковник пленил московскую девицу Надежду Сахарову. По свидетельству А.Домерга, «один богатый московский купец, сахаровар, желавший из честолюбия иметь в родне князя, выдал свою дочь за Визапура».
Свадьба индуса (состоявшаяся в пятницу 7 октября 1804 г.) была расценена в Москве как начало традиционного неравного брака. Кто-то из бойких столичных стихотворцев отозвался следующим экспромтом:

Глава семейства (13 июля 1805 г. родился сын Александр) — непременный завсегдатай московских гостиных, балов, маскарадов (в моду вошло поднесение цветов дамам на коленях «a la Visapour»). Индо-русский князь мелькал среди публики и на конных бегах.
Не забывал, разумеется, и о театре, где обожал смотреть спектакли французской труппы. Там он близко сошелся с актером Луи Антуаном Домергом, сохранившим в мемуарах портрет друга: «Низкий рост, толщина, маленькие блестящие глазки на широком смуглом лице, черные, кудрявые до плеч волосы, наконец, голос, представлявший странное сочетание самых тонких и низких звуков, — всё это делало князя Визапура настоящим посмешищем. Всякий сказал бы, что это один из волшебных карлов Ариосто. Ум вознаграждал, однако, до некоторой степени странность его наружности. Ответы князя были быстры, остроумны, а память изумительна. Отлично владея французским языком, он возбуждал удивление своим разговором, который был, смотря по обстоятельствам, то важный, то шутливый, то легкий или поучительный — и всегда оригинальный. Если вы были ему другом, то он не иначе обращался к вам, как декламируя целые тирады стихами, которые он знал на память или импровизировал в вашу честь».
Французский актер А.Домерг бывал в доме своего приятеля, семейство которого увеличивалось — в 1807 г. родился Лев, третьего сына назвали Иваном (1808). Однако, замечал А.Домерг, «метромания и чудачества царственного потомка, не гармонировавшие с простотою нравов жениной семьи, делали этот брак очень несчастливым. Даже дети, два мальчика — один белый, а другой смуглый, находились под влиянием несогласия супругов. В своих детских ссорах белый называл брата Визапурским, а смуглый отвечал ему презрительно Сахаровский».
Статский советник, «находящийся при Коллегии до определения к должности», по-прежнему грешил стихами. Один из стишков, посвященный Елизавете Семеновне Обрезковой, был переведен князем И.М.Долгоруковым и опубликован в журнале «Аглая»:

Гастро-поэтического экспромта удостоился и переводчик.
«Однажды, проезжая из любопытства через Володимер в Казань, он не застал меня в городе, — рассказывал князь И.Долгоруков. — Я тогда набирал рекрут в Суздале; это было зимою. Вдруг получил от него с эстафетой большой пакет и кулечек. Я не знал, что подумать о такой странности. В пакете нашел коротенькое письмо на свое имя, в четырех французских стихах, коими просит меня принять от него 12 самых лучших устерс, изъявляя, между прочим, сожаленье, что не застал меня в губернском городе и не мог со мною ознакомиться. Устерсы были очень хороши: я их съел за завтраком с большим вкусом и поблагодарил учтивым письмом его сиятельство (ибо он назывался графом) за такую приятную ласковость с его стороны. Из Казани он еще прислал мне эпистолу к реке Клязьме, французскими стихами, очень хорошо написанную. Тем началось и кончилось наше знакомство».

В конце августа 1812 г. Александр Иванович с семейством покинул Москву. Есть, впрочем, свидетельство, что он тайно возвратился в столицу и добился аудиенции у Наполеона.
Об этом рассказал в мемуарах А.Домерг: «Совершенно разочаровавшись на счет характера и значения ожидаемого им лица, Наполеон, однако, улыбнулся, глядя на энтузиаста. Нахмуренное чело императора прояснилось. Такое обожание очень ему понравилось. Он ласково поднял Визапура и спросил о причине его визита.
— Истинно великий человек! — отвечал последний. — Я хочу служить и умереть под твоими победоносными знаменами, но с одним только условием: чтобы не быть мне против России, хотя я и должен на нее сильно жаловаться.
— Но ваша жена? Дети?.. — заметил император. — Вы прежде всего имеете обязанности относительно вашего семейства...
— Моя жена, — отвечал Визапур, — имеет достаточно средств, чтобы обойтись без меня, а я со своими способностями сумею обойтись без нее. Ничто не привязывает меня к этой неблагодарной стране. При том же сегодняшний мой поступок относительно вашего величества не допускает возвращения назад: его сочтут изменою, и я пропал».
В беспорядочном полете фантазии этого человека Наполеон сумел подметить проблески ума и сообразил пользу, которую он мог ему доставить своим знанием страны (Вероятно, речь — или мысль — могла идти и об Индии?).
Думая, что Визапур может со временем ему пригодиться, Наполеон на другой день отправил его в карете с курьером в Париж. Но неприятельские отряды уже отрезали пути сообщения. Курьер был остановлен, и несчастного Визапура узнали. Теперь уже, несмотря на мольбы и просьбы в александрийских стихах, его осудили на смерть и, как сам он себе напророчил, без пощады расстреляли за измену Отечеству...
Это, впрочем, еще не факт, а рассказ. С трагической развязкой А.Домерг, похоже, перестарался. Ибо статскому советнику не довелось испытать «дубины народной войны» — в официальных «Месяцословах» статский советник князь А.И.Порюс-Визапурский числился по ведомству иностранных дел до своей смерти, последовавшей в 1823 г.

Князь практически исчез из «послепожарных» воспоминаний соотечественников. Полного затмения, впрочем, не было. Мистического «графа Визапура» не забывал князь И.Долгоруков. Всякий раз чувствительно вспоминал брата-рифмача. Особенно при виде

Интимно-аппетитные ассоциации князя-гурмана всё же исключение. В столичном обществе титулованный индус, подобно пушкинскому Ибрагиму, представлялся, похоже, в образе «какого-то редкого зверя, творения особенного, чужого, перенесенного в мир, не имеющий с ним ничего общего».
А потому неудивительно, что имя Визапур всплыло в элитном заводе графа А.Г.Орлова-Чесменского, что в Орловской губернии.
В 1822 г. вороного жеребенка назвали Визапуром 1-м. Вслед за ним – Визапур 2-й, Визапур 3-й, 4-й…
Тонким ценителем экстерьера был граф Л.Толстой: «Вязопуриха вздохнула и понюхала мерина. Вздохнул и мерин» (повесть «Холстомер»).
Некоторые черты загадочного выходца с Востока угадываются и в эпизодическом образе, помянутом А.Чацким в одном из «черновых» монологов комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума»:

Уточненный портрет турка-грека, опубликованный в театральном альманахе «Русская Талия на 1825 год», стал каноническим: