из нового учебного пособия

С.Н.БЛЕДНЫЙ
И.В.ЛЕБЕДЕВ

Начало Руси. Расцвет Киевской Руси.
Новгородская Русь (IX—XI вв.)

Вступление

Наверное, самым сложным в изучении истории любого народа является начальный период. Обычно отсутствуют позволяющие охарактеризовать такой период материалы, созданные самим народом: нет еще письменных источников, не хватает достоверных этнографических данных, очень смутны сведения, которые можно почерпнуть из исследований по языкознанию и археологии.
Не удивительно, что с самого начала изучения истории славян ученым пришлось решать много сложных проблем. Первая из них — это проблема происхождения славян.
До сих пор идут споры о том, откуда пришли славяне на Европейский субконтинент; высказывается и мнение об автохтонности славян, т.е. о том, что этнос сформировался и развивался уже в Европе. Значительная часть источников говорит о том, что славяне пришли из Азии и расселились по бескрайним просторам Русской равнины и по берегам рек Восточной Европы, но существуют и тексты, повествующие о том, что предки славян искони жили в этих местах и не перемещались куда-либо на значительные расстояния, будучи народом оседлым и земледельческим. Впрочем, никто из древних прямо этого не утверждал, а данные современной археологии и языкознания всё более склоняют чашу весов в пользу той точки зрения, что славяне были выходцами из Азии.
Вторая не менее важная проблема, прямо связанная с первой, — это реконструкция пути следования предков славян по территории Евразии. Существует точка зрения, утверждающая, что славяне кочевали по всей Азии, Северной Африке и Европе и дали начало чуть ли не всем существовавшим в древности народам и государствам. Некоторые ученые уверены, что славяне или их предки проделали путь, по которому прошли затем гунны, — через степную зону Евразии из районов Западной Сибири в Причерноморье. Далее, по представлениям этой группы ученых, путь славян лежал на Дунай, затем — на север, в район Карпат, а оттуда — на побережье Балтийского моря и на Русскую равнину. Есть и исследователи, считающие, вслед за летописцем Нестором, что расселение славян началось с Дуная и продолжалось по Восточной Европе — с юго-запада на северо-восток. Разобраться во всем этом многообразии взглядов на вопрос о путях перемещения древних славян или предков славянских народов очень сложно.
Еще одна важная и интересная тема касается жизни и быта древних славян, их верований, их общественного устройства. Не утихают споры и по этим вопросам. Из года в год археологи, этнографы, лингвисты предоставляют историкам всё новые данные, которые требуется обоснованно поставить в ту или иную систему уже имеющихся взглядов на жизнь и быт древних славян.
Существуют и представления об абсолютной дикости древнейших жителей Восточной Европы, о неразвитости у них элементарных общественных отношений, и концепция, в соответствии с которой еще в первом тысячелетии до нашей эры у праславян сложились государство и деление общества на социальные группы.
О том, как ученые представляют себе верования славян, особенно восточных, следует сказать особо. Сложность этой проблемы заключается в том, что после утверждения христианства у славян следы язычества сохранились лишь в некоторых элементах обрядов, в предрассудках и суевериях. Хотя до наших дней дошли отголоски дохристианских религиозных верований славян, систему бытовавших некогда воззрений приходится реконструировать по весьма ненадежным источникам.
Поэтому исследователи далеко не одинаково описывают иерархию славянских богов, их функции. Многочисленные славянские племена, насколько мы можем судить, давали одному и тому же божеству различные имена. Это порождает дополнительные трудности в описании славянского язычества. Вот почему мнения ученых расходятся: от представлений о крайней примитивности славянских религиозных воззрений до сопоставления славянской и античной языческих систем.
Появление у славян в XII в. летописи, известной под названием «Повесть временных лет», разумеется, способствовало более точному и достоверному знанию о жизни восточных славян. Но о достоверности можно говорить лишь применительно к описанию событий, современником которых был автор летописи (предположительно Нестор). В историю же отдаленную «Повесть временных лет» внесла немало путаницы.
Так, в ней содержатся два рассказа о начале государства на Руси. Один из них повествует о Кие и его братьях, а другой — о Рюрике и его братьях-варягах. Какой из рассказов более историчен, неясно до сих пор. Сторонники норманнской теории утверждают, что Рюрик и его варяги были приглашены на Русь как третья (нейтральная) сила — для разрешения споров между славянскими племенами, а их противники доказывают, что варяги были лишь наемниками в княжеских дружинах и не могли оказывать определяющее влияние на ситуацию.
Очень важным является и вопрос о принятии христианства. В этой проблеме также много неясного. Оценки ученых, касающиеся христианизации Руси и целей, которые ставил перед собою Владимир, вводя новую веру, также далеки от единства.
Спорят ученые и о роли Киевского государства в тогдашнем мире, о значении Руси в европейской политике XI—XII веков.
Все эти и многие другие сложности поставили перед составителями непростую задачу — дать читателю представление о начальном периоде истории восточных славян, избегая излишней путаницы в изложении материала. Поэтому в начале каждого раздела предлагается познакомиться с наиболее известными документальными материалами, а затем — с мнениями ученых.
В главе представлены фрагменты произведений В.О.Ключевского, С.Ф.Платонова, С.М.Соловьева, Б.А.Рыбакова и других ученых, а также авторов современных учебников по отечественной истории. Фрагменты выстроены, как правило, в хронологической последовательности, чтобы у читателя могло сформироваться представление о развитии взглядов на начальную историю славян.

Славянские народы в первые века нашей эры

Из «Истории» Геродота

Предметы IX в. из раскопок на Земляном городище

За Борисфеном же со стороны моря сначала простирается Гилея, а на север от нее живут скифы-земледельцы. Их эллины, живущие на реке Гипанис, называют борисфенитами, а сами себя эти эллины зовут ольвиополитами. Эти земледельцы-скифы занимают область на три дня пути к востоку до реки Пантикапа¹, а к северу — на одиннадцать дней плавания вверх по Борисфену. Выше их далеко тянется пустыня. За пустыней живут андрофаги² — особое, но отнюдь не скифское племя. А к северу простирается настоящая пустыня, и никаких людей там, насколько мне известно, больше нет.
Восточнее скифов-земледельцев, на другой стороне реки Пантикапа, обитают скифы-кочевники; они вовсе ничего не сеют и не пашут. Во всей земле скифов, кроме Гилеи, не встретишь деревьев. Кочевники же эти занимают область к востоку на десять дней пути до реки Герр³.
За рeкой Герр идут так называемые царские владения. Живет там самое доблестное и наиболее многочисленное скифское племя. Эти скифы считают прочих скифов себе подвластными. Их область к югу простирается до Таврики⁴, а на восток — до рва, выкопанного потомками слепых рабов⁵, и до гавани Меотийского озера по имени Кремны. Другие же части их владений граничат даже с Танаисом⁶. Севернее этих царских скифов живут меланхлены⁷— другое, не скифское племя. Севернее меланхленов, насколько мне известно, простирается болотистая и безлюдная страна.
За рекой Тaнаисом — уже не скифские края, но первые земельные владения там принадлежат савроматам. Савроматы занимают полосу земли к северу, начиная от впадины Меотийского озера, на пятнадцать дней пути, где нет ни диких, ни саженых деревьев. Выше их обитают, владея вторым наделом, будины⁸. Земля здесь покрыта густым лесом разной породы.
За будинами к северу сначала простирается пустыня на семь дней пути, а затем далее на восток живут фиссагеты — многочисленное и разное племя. Живут они охотой. В тех же краях по соседству с ними обитают люди по имени иирки⁹. Они также промышляют охотой и ловят зверя следующим образом. Охотники подстерегают добычу на деревьях (ведь по всей их стране густые леса). У каждого охотника наготове конь, приученный лежать на брюхе, чтобы меньше бросаться в глаза, и собака. Заметив зверя, охотник с дерева стреляет из лука, а затем вскакивает на коня и бросается в погоню, собака же бежит за ним. Над иирками к востоку живут другие скифские племена. Они освободились от ига царских скифов и заняли эту землю.
...Гробницы царей находятся в Геррах (до этого Борисфен еще судоходен). Когда у скифов умирает царь, то там вырывают большую четырехугольную яму. Приготовив яму, тело поднимают на телегу, покрывают воском; потом разрезают желудок покойного; затем очищают его и наполняют толченым кипером, благовониями и семенами сельдерея и аниса. Потом желудок снова зашивают и везут на телеге к другому племени. Жители каждой области, куда привозят тело царя, при этом поступают так же, как и царские скифы. Они отрезают кусок своего уха, обстригают в кружок волосы на голове, делают кругом надрез на руке, расцарапывают лоб и нос и прокалывают левую руку стрелами. Затем везут покойника на повозке в другую область своего царства. Сопровождают тело те, к кому оно было привезено раньше.
После объезда всех областей они снова прибывают в Герры к племенам, живущим в самых отдаленных пределах страны, и к царским могилам. Там тело на соломенных подстилках опускают в могилу, по обеим сторонам втыкают в землю копья, а сверху настилают доски и покрывают их камышовыми циновками. В остальном обширном пространстве могилы погребают одну из наложниц царя, предварительно задушив ее, а также виночерпия, повара, конюха, телохранителя, вестника, коней, первенцев всяких других домашних животных, а также кладут золотые чаши (серебряных и медных сосудов скифы для этого вовсе не употребляют). После этого все вместе насыпают над могилой большой холм, причем наперерыв стараются сделать его как можно выше.
Спустя год они вновь совершают такие погребальные обряды: из остальных слуг покойного царя выбирают самых усердных (все они коренные скифы: ведь всякий, кому царь прикажет, должен ему служить; купленных же за деньги рабов у царя не бывает). Итак, они умерщвляют 50 человек из слуг удушением (также 50 самых красивых коней), извлекают из трупов внутренности, чрево очищают и наполняют отрубями, а затем зашивают. Потом на двух деревянных стойках укрепляют половину колесного обода выпуклостью вниз, другую половину — на двух других столбах. Таким образом они вколачивают много деревянных стоечек и ободьев; затем, проткнув лошадей толстыми кольями во всю длину туловища до самой шеи, поднимают на ободья. На передних ободьях держатся плечи лошадей, а задние подпирают животы у бедер. Предние и задние ноги коней свешиваются вниз, не доставая до земли. Потом коням надевают уздечки с удилами; затем натягивают уздечки и привязывают их к колышкам. Всех 50 удавленных юношей сажают на коней следующим образом: в тело каждого втыкают вдоль спинного хребта прямой кол до самой шеи. Торчащий из тела нижний конец кола вставляют в отверстие, просверленное в другом коле, проткнутом сквозь туловище коня. Поставив вокруг могилы таких всадников, скифы уходят.
¹ Обычно отождествляют с рекой Конкой, притоком Днепра.
² Буквально людоеды.
³ Часть нижнего течения Днепра, которую Геродот воспринимал как отдельную реку.
⁴ Крым.
⁵ Со слепыми рабами связана первая из легенд о происхождении скифов у Геродота (Геродот. IV. 1—4).
⁶ Дон.
⁷ Буквально люди в черных плащах; возможно, название меланхлены связано со специфической одеждой (нечто вроде кавказской бурки).
⁸ У Геродота ниже (IV. 108, 109) еще раз упоминаются будины, причем они называются кочевниками. Скорее всего, речь идет о северных охотничьих,
по-видимому, угро-финских соседях скифов.
⁹ Очевидно, также какое-то угро-финское племя.

(Материалы по истории СССР для семинарских и практических занятий.
М., 1985. Вып. 1. С. 208—209, 212—213.)

Из «Войны с готами» Прокопия Кесарийского

О славянах

Спустя некоторое время анты и славяне рассорились между собой и вступили в войну. Случилось так, что в этой войне анты были побеждены врагами. В этом столкновении один славянин взял в плен юношу, едва достигшего зрелости, по имени Хильбудий, и отвел его к себе домой.
С течением времени этот Хильбудий оказался очень расположенным к своему хозяину и в военном деле очень энергичным. Не раз подвергаясь опасностям из-за своего господина, он совершил много славных подвигов и смог добиться для себя великой славы.
Около этого времени анты сделали набег на Фракийскую область и многих из бывших там римлян ограбили и обратили в рабство. Гоня их перед собою, они вернулись с ними на родину. Одного из этих пленников судьба привела к человеколюбивому и мягкому хозяину. Сам же этот пленник был очень коварным и способным обмануть любого встречного. Так как при всем желании он не находил никаких средств вернуться в римскую землю, он придумал следующее. Придя к хозяину, он рассыпался в похвалах его милосердию, утверждая, что за это ему от Бога будет много всяких благ, что сам он ни в коем случае не окажется неблагодарным своему добрейшему господину и что, если хозяин захочет послушать его добрых советов, которые он очень хорошо обдумал, то в скором времени он сделается обладателем большой суммы денег.
У одного славянского племени на положении раба находится Хильбудий, бывший военачальник римлян, скрывающий от всех варваров, кто он такой. Если ему будет угодно выкупить Хильбудия и доставить его в землю римлян, то вполне естественно, что он получит великую славу и очень много денег от императора. Такими речами римлянин тотчас убедил своего хозяина и вместе с ним отправился к славянам. У этих народов был заключен мирный договор, и они без страха общались друг с другом. И вот, предложив хозяину Хильбудия большую сумму, они купили этого человека и с ним быстро вернулись домой.
Когда они вернулись к себе, на свое местожительство, купивший стал его спрашивать, правда ли, что он Хильбудий, римский военачальник? Он не отказался рассказать всё, как было, и со всей откровенностью изложил по порядку всю свою жизнь, что сам он родом ант, что, сражаясь вместе со своими родичами со славянами, бывшими тогда их врагами, был кем-то из неприятелей взят в плен; теперь же, придя в родные земли, он в дальнейшем согласно закону будет уже свободным. Заплативший за него деньги остолбенел, лишившись дара речи от изумления, и впал в величайший гнев, потеряв столь великую надежду на выгоду.
Но римлянин, желая его утешить и скрыть истину, чтобы не сделать своего возвращения домой более затруднительным, продолжал настаивать, что этот человек тот самый [римский] Хильбудий, но что он, находясь в среде варваров, боится открыть всё, когда же окажется в римской земле, не только не будет скрывать правды, но, естественно, будет гордиться этим именем.
Вначале всё это делалось тайно от остальных варваров. Когда же этот слух, распространяясь в народе, стал достоянием всех, то по этому поводу собрались почти все анты, считая это дело общим и полагая, что для них всех будет большим благом то, что они хозяева римского полководца Хильбудия.
Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве [демократии], и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считаются делом общим. И во всем остальном у обоих этих варварских племен вся жизнь и законы одинаковы. Они считают, что один только бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью, или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу: избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценой этой жертвы.
Они почитают реки и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания. Живут они в жалких хижинах, на большом расстоянии друг от друга, и все они часто меняют места жительства. Вступая в битву, большинство из них идет на врагов со щитами и дротиками в руках, панцирей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек [хитонов], ни плащей, а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бедрах, и в таком виде идут на сражение с врагами.
У тех и других один и тот же язык, достаточно ваpварский. И по внешнему виду они не отличаются друг от друга. Они очень высокого роста и огромной силы. Цвет кожи и волос у них очень белый или золотистый и не совсем черный, но все они темно-красные. Образ жизни у них, как у массагетов, грубый, без всяких удобств, вечно они покрыты грязью, но, по существу, они не плохие и совсем не злобные, но во всей чистоте сохраняют гуннские нравы. И некогда даже имя у славян и антов было одно и то же. В древности оба эти племени называли спорами [рассеяными], думаю, потому, что они жили, занимая страну рассеянно, отдельными поселками. Поэтому-то им и земли надо занимать много. Они живут, занимая большую часть берега Истра, по ту сторону реки.

(Материалы по истории СССР для семинарских и практических занятий.
М., 1985. Вып. 1. С. 224—226.)

Из «Курса русской истории» в.О.Ключевского

О начале нашей истории

Крепостная стена в Старой Ладоге

В нашей исторической литературе преобладают два различных взгляда на начало нашей истории. Один из них изложен в критическом исследовании о древнерусских летописях, составленном членом русской Академии наук XVIII в., знаменитым ученым немцем Шлёцером на немецком языке и изданном в начале прошлого века.
Вот основные черты Шлёцерова взгляда, которого держались Карамзин, Погодин, Соловьев. До половины IX в., т.е. до прихода варягов, на обширном пространстве нашей равнины, от Новгорода до Киева по Днепру направо и налево, всё было дико и пусто, покрыто мраком: жили здесь люди, но без правления, подобно зверям и птицам, наполнявшим их леса. В эту обширную пустыню, заселенную бедными, разбросанно жившими дикарями, славянами и финнами, начатки гражданственности впервые были занесены пришельцами из Скандинавии — варягами — около половины IX в.
Известная картина нравов восточных славян, как ее нарисовал составитель Повести о начале Русской земли, по-видимому, оправдывала этот взгляд. Здесь читаем, что восточные славяне до принятия христианства жили «зверским образом, скотски», в лесах, как все звери, убивали друг друга, ели всё нечистое, жили уединенными, разбросанными и враждебными один другому родами: «Живяху кождо с своим родом и на своих местех, владеюще кождо родом своим».
Итак, нашу историю следует начинать не раньше половины IX в. изображением тех первичных исторических процессов, которыми везде начиналось
человеческое общежитие, картиной выхода из дикого состояния.
Другой взгляд на начало нашей истории прямо противоположен первому. Он начал распространяться в нашей литературе несколько позднее первого, писателями XIX в. Наиболее полное выражение его можно найти в сочинениях профессора Московского университета Беляева и г. Забелина в первом томе его «Истории русской жизни с древнейших времен». Вот основные черты их взгляда.
Восточные славяне искони обитали там, где знает их наша Начальная летопись; здесь, в пределах Русской равнины, они поселились, может быть, еще за несколько веков до Р.Х. Обозначив так свою исходную точку, ученые этого направления изображают долгий и сложный исторический процесс, которым из первобытных мелких родовых союзов вырастали у восточных славян целые племена, среди племен возникали города, из среды этих городов поднимались главные, или старшие, города, составлявшие с младшими городами или пригородами племенные политические союзы полян, древлян, северян и других племен, и, наконец, главные города разных племен приблизительно около эпохи призвания князей начали соединяться в один общерусский союз.
При схематической ясности и последовательности эта теория несколько затрудняет изучающего тем, что такой сложный исторический процесс развивается ею вне времени и исторических условий: не видно, к какому хронологическому пункту можно было бы приурочить начало и дальнейшие моменты этого процесса и как, в какой исторической обстановке он развивался. Следуя этому взгляду, мы должны начинать нашу историю задолго до Р.Х., едва ли не со времен Геродота, во всяком случае, за много веков до призвания князей, ибо уже до их прихода у восточных славян успел установиться довольно сложный и выработанный общественный строй, отлившийся в твердые политические формы. Войдем в разбор уцелевших известий и преданий о наших славянах и тогда получим возможность оценить оба сейчас изложенных взгляда. <...>
Что разуметь под началом истории какого-либо народа? С чего начинать его историю? Древние греческие и римские писатели сообщают нам о южной степной России ряд известий, неодинаково достоверных, полученных ими через посредство греческих колоний по северным берегам Черного моря, от купцов или по личным наблюдениям. До нашей эры разные кочевые народы, приходившие из Азии, господствовали здесь один за другим, некогда киммериане, потом, при Геродоте, скифы, позднее, во времена римского владычества, сарматы. Около начала нашей эры смена пришельцев учащается, номенклатура варваров в древней Скифии становится сложнее, запутаннее. Сарматов сменили или из них выделились геты, языги, роксаланы, аланы, бастарны, даки.
Эти народы толпятся к нижнему Дунаю, к северным пределам империи, иногда вторгаются в ее области, скучиваются в разноплеменные рассыпчатые громады, образуют между Днепром и Дунаем обширные, но скоропреходящие владения, каковы были перед Р.Х. царства гетов, потом даков и роксалан, которым римляне даже принуждены были платить дань или откуп. Видно, что подготовлялось великое переселение народов. Южная Россия служила для этих азиатских проходцев временной стоянкой, на которой они готовились сыграть ту или другую европейскую роль, пробравшись к нижнему Дунаю или перевалив за Карпаты. <...>
Наука пока не в состоянии уловить прямой исторической связи этих азиатских посетителей Южной Руси с славянским населением, позднее здесь появляющимся, как и влияние их художественных заимствований и культурных успехов на быт полян, северян и проч. Присутствия славян среди этих древних народов незаметно. <...>

Начальная летопись не помнит времени прихода славян из Азии в Европу. В ученом этнографическом очерке, поставленном во главе Повести временных лет, она застает славян уже на Дунае. Из этой придунайской страны, которую она называет землею Венгерской и Болгарской, славяне расселились в разные стороны. Оттуда же вышли и те славяне, которые поселились по Днепру, его притокам и далее к северу. Летопись рассказывает что, когда волхи нападали на славян дунайских, сели среди них и начали их угнетать, одни славяне ушли и сели по Висле, прозвавшись ляхами, другие пришли на Днепр и прозвались полянами, а поселившиеся в лесах — древлянами и т.д. Волхи, или волохи, — это, по мнению исследователей, римляне. Речь идет о разрушении императором Траяном царства даков, которым его предшественник Домициан принужден был платить дань. Это указание на присутствие славян в составе Дакийского царства и о передвижении части их с Дуная на северо-восток от римского нашествия в начале II в. по Р.Х. — одно из самых ранних исторических воспоминаний славянства и отмечено, если не ошибаюсь, только нашей летописью; трудно лишь догадаться, из какого источника оно заимствовано. <...>
Наша летопись не помнит явственно, чтобы восточные славяне где-либо надолго останавливались по пути с Дуная к Днепру; но, сопоставляя ее смутные воспоминания с иноземными известиями, узнаем о такой промежуточной остановке. В III в. по Р.Х. наша страна подверглась новому нашествию, но с необычной стороны, не с востока, из Азии, а из Европы, с Балтийского моря: это были отважные мореходы-готы, которые по рекам нашей равнины проникали в Черное море и громили Восточную империю. В IV в. их вождь Германарих завоеваниями образовал из обитателей нашей страны обширное царство.
Это было первое исторически известное государство, основанное европейским народом в пределах нынешней России. В состав его входили различные племена Восточной Европы, в названиях которых можно распознать эстов, мерю, мордву — всё будущих соседей восточных славян. Были покорены Германарихом и венеты, или венеды, как называли западные латинские писатели славян с начала нашей эры. Историк готов Иорнанд, который сообщает эти известия о царстве Германариха, не указывает, где тогда жили эти венеты, собственное имя которых (Shlaba) в византийских известиях появляется с конца V в. Зато этот латинский писатель VI в., хорошо знакомый с миром задунайских варваров и сам варвар по происхождению, родом из Мизии, с Нижнего Дуная, обстоятельно очерчивает современное ему географическое размещение славян.
Описывая Скифию своего времени, он говорит, что по северным склонам высоких гор от истоков Вислы на обширных пространствах сидит многолюдный народ венетов. Хотя теперь, продолжает Иорнанд, они зовутся различными именами по разности родов и мест поселения, но главные их названия — склавены и анты. Первые обитают на север до Вислы и на восток до Днестра (usque ad Danastrum); леса и болота заменяют им города. Вторые, самые сильные из венетов, простираются по изогнутому побережью Черного моря от Днестра и до Днепра.
Значит, славяне, собственно, занимали тогда Карпатский край. Карпаты были общеславянским гнездом, из которого впоследствии славяне разошлись в разные стороны. Эти карпатские славяне с конца V в., когда греки стали знать их под их собственным именем, и в продолжении всего VI в. громили Восточную империю, переходя за Дунай: недаром тот же Иорнанд с грустью замечает, что славяне, во времена Германариха столь ничтожные как ратники и сильные только численностью, «ныне по грехам нашим свирепствуют всюду».
Следствием этих усиленных вторжений, начало которых относят еще к III в., и было постепенное заселение Балканского полуострова славянами. Итак, прежде чем восточные славяне с Дуная попали на Днепр, они долго оставались на карпатских склонах; здесь была промежуточная их стоянка.

(Ключевский В.О. Сочинения.
М., 1987. Т. 1. С. 117—122.)

Из «Лекций по русской истории» С.Ф.Платонова

Языческий курган и православный храм

Что касается до славян, то древнейшим местом их жительства в Европе были, по-видимому, северные склоны Карпатских гор, где славяне под именем венедов, антов и склавен были известны еще в римские, готские и гуннские времена. Отсюда славяне разошлись в разные стороны: на юг (балканские славяне), на запад (чехи, моравы, поляки), на восток (русские славяне). Восточная ветвь славян пришла на Днепр, вероятно, еще в VII в. и, постепенно расселяясь, дошла до озера Ильменя и до верхней Оки.
Из русских славян вблизи Карпат остались хорваты и волыняне (дулебы, бужане). Поляне, древляне и дреговичи основались на правом берегу Днепра и его правых притоках. Северяне, радимичи и вятичи перевалили за Днепр и сели на его левых притоках, причем вятичи успели продвинуться даже на Оку. Кривичи тоже вышли из системы Днепра на север, на верховья Волги и Западной Двины, а их отрасль, словене, заняли речную систему озера Ильменя. В своем движении вверх по Днепру, на северных и северо-восточных окраинах своих новых поселений, славяне приходили в непосредственную близость с финскими племенами и постепенно оттеснили их далее на север и северо-восток. В то же время на северо-западе соседями славян оказались литовские племена, постепенно отступавшие к Балтийскому морю под напором славянской колонизации. На восточных же окраинах, со стороны степей, славяне в свою очередь много терпели от кочевых азиатских пришельцев. <…>
Мы познакомились с теми известиями о славянах, которые позволяют нам сказать, что русские до начала самобытного политического существования имели несколько веков примитивной жизни. Древние писатели византийские (Прокопий и Маврикий) и германские (гот Иордан) раскрывают нам и черты первоначального быта славян, с которыми интересно познакомиться, чтобы уяснить себе, в каком положении, на какой степени общественного развития застает славян история.
Придя в пределы теперешней России, в Поднепровье, славяне не нашли здесь такой культуры и цивилизации, как германские племена, вторгшиеся в Западно-Римскую империю. Последние сами должны были подняться до той высоты, на которой стояли туземцы; славяне же предстают перед нами в достаточной чистоте примитивного быта. Об этом быте еще в XVIII в. сложились два воззрения. Представителем первого был известный Шлёцер; вторая же теория получила окончательное развитие в «Истории русской жизни» недавно умершего ученого И.Е.Забелина.
Шлёцер представлял себе первоначальный быт славян не выше быта дикарей-ирокезцев. Еще летописец говорил, что славяне «живяху звериньским образом»; так думал и Шлёцер. Первые семена гражданственности и культуры, по его мнению, были брошены варягами, которые вызвали славян за собой на историческую арену. Это взгляд, очевидно, крайний.
Забелин же («История русской жизни», 2 тома. М., 1876—1879) рисует нам быт славян русских в IX—X вв. очень сложным и высокоразвитым и впадает поэтому в другую крайность. Отрешимся от этих двух точек зрения и рассмотрим, какие несомненные данные для выяснения этого вопроса можем мы найти у древних источников.
Прежде всего — славяне народ не кочевой, а оседлый. Уже Тацит, который сближает их с сарматами, отмечает, что они были диким народом, но отличались от сарматов тем, что жили оседло и строили дома. Оседлость славян надо понимать в том смысле, что главный капитал их состоял не в стадах и табунах, а в земле и хозяйство было основано на эксплуатации земли. Но эта оседлость была не прочна, так как, истощив пашню на одном месте, славяне легко покидали свое жилище и искали другого.
Таким образом, поселки славян имели первоначально очень подвижный характер. Об этом согласно свидетельствуют и греческие писатели, и летописец, который говорит о древлянах и вятичах так, что можно понять, что они только что принялись за обработку земли. Древляне, которые по словам летописца, «живяху звериньским образом», уже ко времени летописца «делают нивы своя и земли своя».
Области, в которых приходилось жить и пахать славянам, были лесные, поэтому рядом с земледелием возникла эксплуатация лесов, развиты лесные промыслы, бортничество и охота с целью промышленною. Воск, мед и шкуры были искони предметами торговли, которыми славилась Русь на Дунае. Святослав, например, желая остаться на Дунае, говорит: «Хочу жити в Переяславце на Дунае, яко то есть средина в земли моей, яко ту вся благая сходятся»; и далее он перечисляет, что привозят туда из Греции и Рима, а о Руси говорит: «Из Руси же скора и мед, воск и челядь». Охота на пушного зверя составляла один из основных промыслов славян, точно так же, как и изделия из дерева (лодки и т.п.).
В оборот хозяйственной жизни славян издавна входила и торговля. На пространстве от южного побережья Балтийского моря до Урала и Волги находят клады с арабскими (куфическими) монетами, относящимися к VIII, даже и к VII в. Если принять во внимание, что у арабов был обычай при каждом калифе перечеканивать монеты, то можно приблизительно точно определить время, по крайней мере век, в котором зарыт клад. На основании этого и делают вывод, что в VIII, IX и X веках те народы, которые жили на Руси, вели торговлю с арабами.
Эти археологические предположения совпадают с рассказами арабских писателей, которые передают нам, что арабы торговали в пределах современной России и, между прочим, с народом Росс. Велась торговля, вероятно, речными путями, по крайней мере клады своим местоположением намекают на это. О размерах торговых оборотов мы можем судить, например, по тому, что у Великих Лук и недавно у Твери найдены клады в несколько тысяч рублей. Возможность зарыть в одном кладе столько ценностей показывает, что торговля велась большими капиталами.
В торговле с Востоком для славян, как мы уже видели, большое значение имели хазары, открывшие им безопасный путь к Каспийскому морю. Под предводительством этих же хазар славяне проникли и в Азию. Это было одно направление торговли славян-русских. Второе вело в Грецию, на юг. Древний договор Олега с греками показывает, что подобные торговые договоры писались уже и раньше и что в X в. сложились уже определенные формы и традиции торговых сношений. Указывают и еще торговый путь, который шел из Руси в Западную Европу. Профессор Василевский, основываясь на хороших данных, говорит, что славяне в глубокой древности под именем ругов постоянно торговали на Верхнем Дунае.
Таким образом, сведения, которые мы имеем от древнейшей поры, показывают, что рядом с земледелием славяне занимались и торговлею; а при таком условии мы можем предположить раннее существование городов как торгово-промышленных центров. Этот вывод — вывод несомненный — проливает яркий свет на некоторые явления древней киевской жизни.
Хотя Иордан и утверждал, что у славян не было городов, тем не менее с первого же времени исторической жизни славян мы видим у них признаки развития городской жизни. Скандинавские саги, знакомые с Русью, называют ее Гардарик, т.е. Страной городов. Летопись же не помнит возникновения на Руси многих городов: они были «изначала». Главнейшие города древней Руси (Новгород, Полоцк, Ростов, Смоленск, Киев, Чернигов) все расположены на торговых речных путях и имели значение именно торговое, а не были только пунктами племенной обороны.
Вот те несомненные данные о первоначальном быте славян, которые показывают, что последние были далеко не диким народом, что летописец впал в неточность, говоря, что в большинстве своем они «живяху звериньским образом»; но, с другой стороны, у нас нет никакой возможности доказать, что этот быт достигал высоких степеней общественной культуры.
Какую же внутреннюю организацию имели славяне? Разрешение этого вопроса вводит нас в интересную полемику.
Быт славян вначале был несомненно племенной. На первых страницах летописец постоянно называет их по племенам; но, читая летопись далее, мы видим, что имена полян, древлян, вятичей и т.п. постепенно исчезают и заменяются рассказами о волостях: «Новгородци бо изначала и Смоляне, Кыяне и Полочане и вся власти [то есть волости], якоже на думу, на веч сходятся», — говорит летописец и под именем этих «властей» разумеет не членов какого-либо племени, а жителей городов и волостей. Таким образом, быт племенной, очевидно, перешел в быт волостной. Это не подлежит сомнению, нужно только понять, какое общественное устройство действовало внутри крупных племен и волостей.
Из каких мелких союзов состояли сперва племена, а затем волости? Какая связь скрепляла людей: родовая или соседственная, территориальная? Дерптский профессор Эверс ... попробовал дать научный ответ на эти вопросы. Во-первых, он отмечает у славян факт общего владения при отсутствии личной собственности; во-вторых, в летописи постоянно упоминается о роде: «живяху родом», «возета род на род». Святослав «имаше за убиенные глаголы: яко род его возьмет»; и в-третьих, «Русская Правда» умалчивает о личной поземельной собственности. На основании этих данных и возникла теория, по которой славяне, на первых ступенях жизни, жили родом, по образцу рода римского, т.е. жили обществами, построенными на родовых началах; во главе рода стояла власть родовладыки — авторитет патриархальный. Со смертью родовладыки родовая собственность не делилась, а движимое и недвижимое имущество всё находилось во владении рода. Родовой быт действительно исключал возможность личного владения.
Теория Эверса была принята нашей «школой родового быта»: Соловьев и Кавелин развили ее, перенесли в сферу политической истории. Но когда родовая теория легла в основание всей нашей истории, она встретила беспощадного критика в лице известного славянофила К.С.Аксакова, выступившего со статьей «О древнем быте у Славян вообще и у Русских в особенности», и историков-юристов Беляева и Лешкова. Они утверждают, что слово род в летописи употребляется не как римское генус, что оно имеет несколько значений...
Общее же владение и отсутствие личного землевладения могут доказывать не родовые формы быта, а общинную организацию... По их мнению, славяне жили общиною не на основании физиологических, кровных начал, а в силу совместного жительства на одних и тех же местах и единства хозяйственных, материальных интересов. Общины управлялись властью избранных старейшин, так называемым вечем. Мелкие общины, или верви, сливались в волости, которые уже были общинами политическими.
Если же славяне не держались исключительно кровного быта и легко соединялись в общины по интересам хозяйственным, то можно легко объяснить, как и почему племенной быт скоро распался и заменился волостным. В первое время своей жизни на Ильмени и на Днепре наши предки жили «каждый своим родом и на своих местах, владея каждый родом своим». Родовые старейшины, по определению летописца, имели большую власть в своем роде; а сойдясь вместе на совет (вече), они решали дела за всё свое племя.
С течением же времени, когда племена и роды расселились на большом пространстве, не только ослабела связь между родами, но распались и самые роды. Каждая отдельная семья на просторе заводила свою особую пашню, имела свои особые покосы, особо охотилась и промышляла в лесах. Власть родовладыки переходила к отцу каждой отдельной семьи, к домовладыке. На общий совет (вече) сходились домохозяева известной округи, и родные друг другу и неродные одинаково. Соединенные одним каким-нибудь интересом, они составляли общину (задругу, вервь) и избирали для ведения общих дел выборных старейшин.
Так древнейшее родовое устройство заменилось постепенно общинным, причем в состав общины могли входить семьи, принадлежащие не только к разным родам, но даже и разным племенам.
С развитием по русским рекам торгового движения к черноморским и каспийским рынкам в земле славян стали возникать большие города. Такими были: Киев — у полян, Чернигов — у северян, Любеч — у радимичей, Смоленск и Полоцк — у кривичей, Новгород — у ильменских славян и др.

(Платонов С.Ф. Лекции по русской истории.
М., 1993. С. 85—86, 89—94.)

Из «Чтений и рассказов по истории России» С.М.Соловьева

Если к каждому частному человеку можно обратиться с вопросом: «Скажи нам, с кем ты знаком, и мы скажем тебе, кто ты таков», — то к целому народу можно обратиться со следующими словами: «Расскажи нам свою историю, и мы скажем тебе, кто ты таков». В настоящее время, когда у нас обнаружилась такая сильная потребность познать свое прошедшее, познать, кто мы таковы, я не решился занять ваше внимание изложением событий внешней отечественной истории, но счел более приличным представить в сжатом очерке важнейшую сторону нашей внутренней истории, именно постепенное установление государственного порядка, или, как выражались наши предки, наряда на Русской земле.
Славянское племя не помнит о своем приходе из Азии, о вожде, который вывел его оттуда; но оно сохранило предание о своем первоначальном пребывании на берегах Дуная, о движении оттуда на север и потом о вторичном движении на север и восток вследствие натиска от какого-то сильного врага. Это предание заключает в себе факт, не подлежащий сомнению: древнее пребывание славян в придунайских странах оставило ясные следы в местных названиях; сильных врагов у славян на Дунае было много: с запада — кельты, с севера — германцы, с юга — римляне, с востока — азиатские орды; только на северо-восток был открыт свободный путь, только на северо-востоке славянское племя могло найти себе убежище, где, хотя не без сильных препятствий, успело основать государство и укрепить его в уединении, вдалеке от сильных влияний и натисков Запада, до тех пор, пока оно, собравши силы, могло уже без опасения за свою независимость выступить на поприще и обнаружить, со своей стороны, влияние и на Восток, и на Запад.
Краткие, но ясные указания на быт славян впервые встречаем у Тацита: сравнивая славян с народами европейскими и азиатскими, оседлыми и кочевыми, среди которых они жили, Тацит говорит, что их можно отнести к первым, потому что они строят домы, носят щиты и сражаются пеши; всё это, продолжает Тацит, совершенно отлично от сарматов, живущих в кибитке и на лошади. Таким образом, первое достоверное известие о быте славян представляет их нам народом оседлым, резко отличным от кочевников; в первый раз славянин выводится на историческую сцену в виде европейского воина, пеш и со щитом. Такое-то племя явилось в областях нынешней России и расселилось на огромных пространствах, преимущественно на берегах больших рек.
Славяне жили особыми родами. «Каждый жил с родом своим, на своем месте и владел родом своим»,— говорит наш древний летописец. Когда умирал князь, старшина, глава рода, то на место его заступал старший сын, который был для младших братьев вместо отца; по смерти последнего старшиною рода становился следующий брат и так далее; таким образом, старшинство не переходило от отца прямо к сыну, не было исключительным достоянием одной линии, но каждый член рода имел право, в свою очередь, получить его.
Легко понять, что при таком порядке вещей тишина и согласие внутри родов не могли долго сохраняться. Связь между членами общества была чисто родовая и слабела тем более, отношения становились тем неопределеннее, чем в отдаленнейших степенях родства находился старшина к остальным членам рода; чем более размножались и расходились родовые линии, тем запутаннее и спорнее становились права на старшинство: отсюда необходимо проистекали несогласия, усобицы; при столкновении отдельных родов дела также с трудом могли решаться миролюбиво, потому что каждый род, старшина каждого рода должен блюсти честь и выгоды последнего и не уступать их другим: отсюда необходимо также восстание рода на род, о чем свидетельствует летописец. Чтоб восстановить согласие, единство, наряд между родами, единственным средством было отдать решение родовых споров судье беспристрастному, призвать князя-нарядника из чужа, из чужого рода: так и сделали несколько северных племен — славянских и финских, чем и положили начало Русскому государству в половине IX века.

(Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России.
М., 1989. С. 159, 162—163.)

Из работы П.Н.Третьякова «У истоков Древней Руси»

Вопрос о происхождении славянских племен, крупнейшую ветвь которых составляли восточные славяне, в настоящее время является еще далеко не решенным.
Буржуазная наука, особенно языкознание и археология, сделала в свое время ряд существенных наблюдений относительно родины славян и взаимоотношений их с другими этническими группами древней Европы. Но прийти к какому-либо определенному решению вопроса о происхождении славян буржуазная наука не смогла вследствие своих метафизических представлений, принимавших нередко форму расизма, не имеющего ничего общего с наукой.
Исследования многих советских ученых, занимающихся вопросом о происхождении славян, испытали на себе вредное влияние взглядов Н.Я.Марра, не сумевшего стать марксистом и бывшего, как указал И.В.Сталин, лишь упростителем и вульгаризатором марксизма. Ошибочные «теории» Н.Я.Марра, в частности его представления о стадиальности в развитии языка и о том, что при скрещивании этнических групп и их языков возникают новые языки и этнические группы, привели к ряду неверных заключений по вопросу о происхождении славян. В качестве предков славян археологи и историки стали рассматривать многие древние племена Средней и Восточной Европы — скифов, сарматов, фракийцев, иллирийцев и др. Особенно «повезло» в этом отношении скифам, которые были объявлены чуть ли не главным предком славян, а скифская государственность — чуть ли не основой славянской государственности.
В то же время уже давно известно, что скифы говорили на одном из древних иранских языков, который не был и не мог быть предшественником славянского языка. Древние славяне — творцы и носители славянского языка, произошли не от скифов, не от фракийцев, не от других каких-либо древних племен. С глубокой древности они представляли собой особое самостоятельное племя или племенную группу. Правда, в более позднее время, являясь крупнейшей этнической группой в Средней и Восточной Европе, славяне ассимилировали ряд других племен. В том числе ими была поглощена и некоторая часть скифских и сарматских племен Северного Причерноморья. При встрече со славянским языком языки этих племен потерпели поражение и исчезли, не оставив почти никаких следов. <...>
Следует отметить, что буржуазные, главным образом фашистские, историки, исходя из своей человеконенавистнической расистской «теории», грубо фальсифицировали и искажали историю славян. Они пытались представить славян как полудиких «варваров», неспособных к самостоятельному культурному развитию, к созданию собственного государства, которое возникло у них якобы лишь под влиянием «высшей» германской расы. Такую же позицию занимают и реакционные англо-американские археологи, которые выдают англосаксов за некий «избранный народ», призванный повелевать всеми другими народами, которые якобы по отношению к нему являются «примитивными».
Буржуазные археологи, пытаясь оправдать агрессивные устремления своих империалистических хозяев и «обосновать» их право на агрессию в Европе, утверждали, вопреки историческим фактам, что славяне здесь являются поздними пришельцами, а не древнейшими обитателями.
Все эти «теории» полностью опровергнуты советскими учеными и прогрессивными учеными других стран.
В настоящее время на основании трудов советских, польских и чехословацких ученых — археологов и языковедов — можно считать установленным, что предки славян с глубокой древности обитали в Средней и Восточной Европе, входя в состав обширной группы неолитических (новый каменный век) племен IV—III тысячелетий до н.э., знакомых с земледелием и скотоводством. Какое именно из неолитических племен следует признать древнеславянским, в настоящее время неизвестно. Неолитические земледельческо-скотоводческие племена, так же как и их состав и взаимоотношения между собой, изучены далеко не достаточно.
В конце III тысячелетия до н.э. в более северных областях, заселенных земледельческо-скотоводческими племенами, наблюдался переход к пастушескому образу жизни. Вскоре пастушеские племена широко расселились по Средней и Восточной Европе, заняв бассейн Одера и Вислы, Северное Прикарпатье и верховья Днестра, Среднее и Верхнее Поднепровье. Большинство археологов придерживается мнения, что значительную часть этих племен составляли древние славяне. Уже в начале II тысячелетия до н.э. они заселяли в основном те самые области, которые были славянскими в эпоху раннего средневековья, т.е. в конце I и начале II тысячелетия н.э. Исключение составлял лишь Балканский полуостров, занятый славянами много позже и в древности принадлежавший фракийским и иллирийским племенам. Во II тысячелетии до н.э., когда в Европе наступил «бронзовый век», а особенно после распространения железа в начале I тысячелетия до н.э., главную роль в хозяйстве древних славянских племен стало играть земледелие, знакомое им уже давно, но до этого времени уступавшее первенство скотоводству. Став преимущественно земледельцами, славянские племена прочно закрепились на своих местах. Шаг за шагом создавали они ту древнюю славянскую культуру, которая дожила до средневековья и впоследствии сменилась феодальной культурой славянских народов, унаследовавшей от прошлого немало существенных черт. В I тысячелетии до н.э. южная группа древних славянских племен близко соприкасалась с племенами Скифии и, может быть, входила в состав возглавляемого ими племенного объединения. Предполагают, что к славянским племенам принадлежали невры, жившие во времена Геродота на северо-западных рубежах Скифии, в верховьях Днестра и по Припяти. Возможно, что некоторые славянские племена находились в составе объединения скифов-пахарей. Следами их жизни на территории скифов-пахарей являются курганы, содержащие остатки трупосожжения — традиционного славянского погребального обряда. Жившие на северо-западной периферии Скифии в отдалении от рабовладельческих государств Средиземноморья и Причерноморья, а также в стороне от степных областей, занятых кочевниками, славянские племена в значительной мере были избавлены от всех тех жизненных опасностей, прежде всего постоянных войн, которые неизбежны при соседстве с рабовладельческими государствами или кочевниками. В то время как скифские племена истощали свои силы в борьбе с сарматами, двигавшимися с востока, с готами, вторгшимися в Северо-Западное Причерноморье из Прикарпатья, с Митридатом Понтийским, овладевшим Крымом, юго-восточные славянские племена как бы накапливали свои силы.Они хорошо овладели металлургией железа, в более южных областях знали плужное земледелие, а на севере — подсечное, или огневое, земледелие, имели стада домашних животных, торговали между собой и с соседями, а в области экономических и социальных отношений они находились на последней ступени первобытнообщинного строя.
После того как скифское объединение распалось, юго-восточные славянские племена стали хозяевами Среднего Поднепровья и Поднестровья. По наблюдениям украинских археологов, они продвинулись к югу и, по-видимому, подчинили себе значительную часть оставшегося здесь скифского населения, позднее полностью ассимилированного славянами. Это происходило в течение первой половины I тысячелетия н.э.
Более северные восточнославянские племена занимали в этот период бассейн верхнего Днепра, область Валдайской возвышенности и бассейны озер Чудское и Ильмень, постепенно продвигаясь всё более на север. Это было, по-видимому, не переселение в полном смысле этого слова, а медленное, веками совершавшееся движение земледельцев, выжигавших лес для своих посевов, места которых им приходилось часто менять, так как при экстенсивной системе земледелия почва очень скоро истощалась.
Так в первой половине I тысячелетия н.э. восточнославянские племена утвердились на всей той территории, на которой их застало средневековье. Уже тогда сложилась та этногеографическая картина (т.е. картина географического расселения племен и народов) восточного славянства, память о которой дожила до составителя «Повести временных лет». Обо всем этом свидетельствуют археологические материалы. Они дают основание решительно опровергнуть представления буржуазной науки о восточнославянских племенах как об объединениях, возникших якобы очень поздно, лишь накануне образования Древнерусского государства.
Обратимся к карте расселения восточнославянских племен, составленной на основании сообщений летописи и археологических данных.
Кому приходилось бывать в области Валдайской возвышенности, на Мсте, впадающей в озеро Ильмень, или на Волхове, несущем ильменские воды в Ладожское озеро, тот не мог не обратить внимания на высокие курганы, называемые местным населением сопками. Они достигают в высоту 3—4 метров и располагаются по берегам рек, на возвышенных местах, обычно по одному или по два-три. В основании курганов иногда можно видеть большие камни — валуны. Сопки — это погребальные сооружения самого северного из восточнославянских племен — словен новгородских.
При раскопках сопок на долю археологов достается обычно очень немного. В сопках находят площадки, выложенные из камня, груды камней или остатки деревянных сооружений в виде небольших срубов и помостов. На них лежат груды пережженных человеческих костей, среди которых изредка встречаются попорченные огнем погребального костра предметы убора — пряжки, застежки, бусы, серьги, бляхи поясного набора, иногда ножи или наконечник копья.
По вещам, находимым в сопках, время их сооружения падает на IV—X века н.э. В каждой сопке бывает по пяти-восьми-десяти трупосожжений. Это были, следовательно, коллективные семейные усыпальницы, сохраняющие черты обрядности патриархального строя. В конце I тысячелетия н.э. на смену сопкам приходят небольшие «индивидуальные» курганы, содержащие остатки одного, иногда двух трупосожжений.
На основании распространения сопок границы расселения новгородских словен могут быть очерчены с достаточной точностью. Если летопись говорит, что они жили на озере Ильмень и Новгород был их главным городом, то археологические данные позволяют утверждать, что словенам принадлежали берега Волхова, земли по Ловати, впадающей в Ильмень с юга, и обширные области в бассейне Мсты и верхнего и среднего течения Мологи, одного из притоков Верхней Волги.
Кроме сопок, в земле новгородских словен известно несколько городищ и открытых земледельческих поселений. Они почти не исследовались археологами, за исключением одного пункта — городища Старая Ладога на Волхове, замечательного памятника северной восточнославянской культуры VII—VIII и последующих столетий н.э., в течение ряда лет раскапываемого советскими археологами в.И.Равдоникасом и Г.П.Гроздиловым.
Обитавшие в VII—VIII веках на городище люди жили большими патриархальными семьями, о чем свидетельствуют остатки больших жилищ, рубленных из бревен. Поселение в целом должно было составлять соседскую (территориальную) общину. Жители занимались земледелием, обрабатывая землю сохой с железными сошниками, имели много скота, ковали железо, добываемое из местных болотных руд, из привозных цветных металлов изготовляли разнообразные украшения. Большую роль в их быту играли изделия из дерева. При раскопках на городище Старая Ладога найдена разнообразная деревянная и берестяная посуда, бочки, части станов для ткачества, ловушек для зверей, всевозможной мебели и др.
В слоях Старой Ладоги, относящихся к последующим, IX—X, векам, большие дома сменяются небольшими рубленными из бревен избами. Изменения в характере жилищ отражают, следовательно, тот же процесс, что и изменения в характере погребальных сооружений, превращающихся из коллективных в индивидуальные: процесс распада большой патриархальной семьи-общины.
Поселения более раннего времени, чем Старая Ладога, в земле новгородских словен почти не исследовались. Зато они хорошо известны в соседних областях, принадлежавших другим восточнославянским племенам — кривичам и вятичам. Исследование показало, что жизненный уклад, следы которого открыты в Старой Ладоге, отнюдь не являлся для восточных славян чем-то новым, только что возникшим. Напротив, это был их старый жизненный строй. Он вел свое начало с первых веков н.э. Исключение составляло, по-видимому, лишь пашенное земледелие, следов существования которого у северных племен до VI—VII веков не обнаруживается и которому предшествовало лесное подсечное земледелие.
В земле племени кривичей, в бассейне Чудского озера, советским археологом С.А.Таракановой были произведены раскопки двух городищ, возникших в первые века н.э. На месте одного из них, на реке Великой, впоследствии возник город Псков, другое городище, расположенное в бассейне Псковского озера, называется Камно.
При исследовании того и другого пункта были открыты следы развитого металлургического производства — кузнечного и ювелирного. Были открыты остатки печей, в которых сыродутным способом выплавлялось железо. Кузнецы ковали из него разнообразные вещи. Для того чтобы изготовить украшение из бронзы, которую получали, вероятно, с Урала, из мягкого камня искусно вырезали формочку и лили в нее расплавленный металл. В том и другом пункте изготовляли костяные гребни художественной работы, украшенные изображениями головок коней или птиц. Масштабы металлургического производства, открытые в древнейшем Пскове и на Камно, не оставляют никакого сомнения в том, что это производство было рассчитано не только на удовлетворение внутренних потребностей обитателей поселков, но главным образом на обмен. Здесь открыты, следовательно, признаки разделения труда, следы ремесла и товарного производства, зарождавшегося у северных восточнославянских племен.
Такого же рода находки, а также следы подсечного земледелия в виде соответствующих железных орудий (топор, нож-косарь, мотыга, серп) и зерен проса и некоторых других культурных растений, были обнаружены на многих городищах I тысячелетия н.э. в бассейне Верхнего Днепра.
Здесь точно так же жили кривичи. Судя по летописи, им принадлежали верховья трех рек: Днепра, Волги и Западной Двины. Археологи могут более точно очертить область этого племени на основании распространения их погребальных памятников, так называемых длинных курганов — сравнительно невысоких валообразных насыпей, содержащих, подобно сопкам, остатки нескольких трупосожжений III—IX веков н.э. Длинные курганы известны на Днепре, около Смоленска и выше, на Верхней Волге, кое-где в области Валдайской возвышенности, где они перемежаются с сопками, на Западной Двине в верхнем ее течении и на берегах Чудского озера.
В 1934—1935 годах автором этих строк было раскопано городище III—V веков н.э. на Верхней Волге у д. Березняки около г. Щербакова. Трудно сказать, какому из восточнославянских племен принадлежал этот поселок, расположенный на границе славянских земель и владений угро-финских племен Поволжья. Но то, что он принадлежал славянам, является несомненным.
На территории городища было открыто погребальное сооружение в виде маленького деревянного домика, куда ссыпбли остатки трупосожжений. Такие погребальные домики встречались внутри сопок; они же, заключенные в курганах, составляют характерную черту погребальной обрядности племени вятичей. Что же касается поволжских угро-финских племен — мери, муромы, мордвы, то они в этот период погребали своих умерших в земле на обширных кладбищах. О том, что на городище жили славяне, говорят и свойственный славянам характер их жилищ, некоторые формы украшений и т.д.
На площади городища, окруженной некогда оградой из бревен, массивного плетня и земли, были открыты остатки шести небольших изб, большого, по-видимому общественного, дома, занимавшего центральное место в поселке, обширной кузницы, амбара, где находилась большая зернотерка (ручная мельница), здание, внутри которого найдено много прясел от веретен, шила, иглы и другие вещи, говорящие, что здесь занимались прядением, ткачеством и шитьем, остатки загона для скота, наконец, погребальный домик, уже упомянутый выше.
Нет сомнения, что перед нами поселок патриархальной семьи численностью в 50—60 человек, ведшей свое хозяйство на общинных началах, имевшей общие запасы продовольствия и погребавшей остатки своих умерших в общей семейной усыпальнице.
При раскопках найдено много железных изделий — ножи, шилья, наконечники стрел, рыболовные крючки, серп, несколько топоров, а также удила, всякого рода пряжки и обломки большого меча с фигурной рукояткой. Железные вещи выделывались жителями поселка в большом числе и шли, несомненно, на продажу. Из привозной меди ими выделывались разнообразные украшения костюма и конской сбруи. Некоторые предметы убора и украшения, найденные на городище, были привезены сюда с Оки и из области Среднего Поднепровья.
Такую же картину открывают исследования городищ земли вятичей, живших в бассейне верхней Оки. Москва-река была, по-видимому, их северо-восточной границей, за которой начинались земли мерянских, муромских и мордовских племен. В конце I тысячелетия н.э. они заняли также земли по верхнему течению Дона. Вятичи хоронили своих умерших в небольших курганах, внутри которых устраивались небольшие деревянные срубы или ящики, куда ставились урны с остатками трупосожжений. Такое погребальное сооружение вятичей напоминало жилище-землянку. Эти землянки для жилья, сначала округлые, а после середины I тысячелетия н.э. прямоугольные, со стенами, обложенными деревом, и печами-каменками были распространены повсюду в земле вятичей — в отличие от словен и кривичей, сооружавших наземные рубленные из бревен избы.
Кроме многочисленных следов развитого земледелия, скотоводства и зарождающегося ремесла, при раскопках вятичских городищ встречаются в значительном числе вещи, привезенные с юга; главным образом это бронзовые украшения, в том числе инкрустированные цветной эмалью, выделывавшиеся в Среднем Поднепровье. Наиболее известной находкой такого рода является клад вещей с эмалью, найденный на городище у с. Мощины.
Особой известностью среди вятичских городищ пользуется городище у с. Боршево на Верхнем Дону, исследованное профессором П.П.Ефименко в 1928—1929 годах. Правда, оно относится уже к VIII—X векам, т.е. ко времени возникновения Древнерусского государства; однако здесь, в глухих и лесистых тогда местах Верхнего Подонья, в VIII—X веках сохранялись многие древние черты быта, и материалы городища могут быть привлечены для характеристики племени вятичей второй половины I тысячелетия н.э.
Боршевское городище представляло собой очень большое поселение, в пределах которого обитало несколько тысяч человек. Поселок распадался, однако, на несколько обособленных частей — дворов больших патриархальных семей, объединенных в территориальную общину. Жилища-землянки, принадлежавшие одному двору, были соединены между собой крытыми переходами и составляли своеобразное жилое гнездо со многими выходами. О существовании у славян таких жилищ писал византийский автор VII века Маврикий Стратег.
Группу жилищ окружали хозяйственные постройки: амбары, хлебные ямы, погреба, помещение, где на больших круглых жерновах мололи зерно, хлева для скота.
На Боршевском городище не было встречено никаких следов обработки железа, зато на другом таком же городище, находящемся от него в нескольких десятках километров, на р. Воронеже, у дома отдыха им. М.Горького, были найдены остатки нескольких сыродутных печей, кузницы и огромные скопления железного шлака, указывающие, что жители поселка усиленно занимались обработкой железа и снабжали своей продукцией, вероятно, обширную округу.
На юг от вятичей по рекам Сейму и Десне, а также по левым притокам Среднего Днепра — Суле, Пслу и Ворксле — жило еще одно восточнославянское племя — северяне, или северы. В отличие от вятичских землянок, имевших деревянные стены и печи-каменки, жилища-землянки северян имели глинобитные стены и ульеобразные глиняные печи. В земле северян почти неизвестны древние курганы. По-видимому, они погребали сожженные останки своих умерших на «погребальных полях». Такие поля известны в местности Лан у с. Сосницы в устье Сейма, у с. Волынцева около Путивля и в некоторых других местах. В остальном культура северян очень напоминала вятичскую.
Им была, по-видимому, близка также и культура небольшого племени радимичей, обитавшего между Окой, Десной и Днепром на реках Сожи и Инути.
На городище, находящемся около упомянутого выше волынцевского погребального поля и относимом к VII—VIII векам н.э., был найден железный сошник. Невдалеке от этих памятников северянской культуры, исследованных украинским археологом Д.Т.Березовцом, у с. Харьевки, был найден клад серебряных украшений VIII века, состоящий из височных колец, браслетов и фибул (застежек) характерных славянских форм и замечательной ювелирной работы. Подобные находки встречались в южных частях северянской земли неоднократно.
По Припяти и в прилегающей части Поднепровья лежали земли племени дреговичей. Там точно так же известно очень много городищ I тысячелетия до н.э. и более раннего времени, а также полей погребения, исследование которых началось лишь недавно.
Белорусский археолог в.Р.Тарасенко в 1937 году произвел раскопки на городище «Барсучья горка» около Могилева, относящемся к началу нашей эры, и обнаружил там остатки двух длинных домов, по-видимому разделенных на отдельные помещения, каждое из которых имело свой очаг. В этом опять-таки нельзя не видеть черту домостроительства, свойственную патриархальному быту.
Автор настоящей статьи в 1951 и 1952 годах исследовал городище рубежа нашей эры на правом берегу Днепра у с. Чаплин около Речицы. Там обнаружены остатки наземных «столбовых» жилищ, хлебные ямы и погреба, каменные зернотерки, прясла от веретен, железные серпы и топоры и бронзовые украшения. Рядом с городищем обнаружено большое поле погребения.
По ряду признаков культура древних дреговичей близко напоминала культуру южной группы восточнославянских племен, речь о которой пойдет ниже.
Подведем некоторые итоги нашему краткому обзору археологических данных, рисующих культуру северной и восточной групп восточнославянских племен, занимавших лесные области в бассейне Днепра и по его периферии. Перед нами картина еще патриархального, но отнюдь не отсталого и консервативного, а бурно развивающегося быта. Древнее подсечное земледелие сменяется земледелием пашенным, знающим железный сошник. Обработка железа и ювелирное дело достигли высокого совершенства. Появляются ремесленные изделия, которые идут на обмен. Развивается как внутренняя, так и межплеменная торговля.
Очень колоритной является фигура северного восточнославянского воина, восстанавливаемая по находкам из городища у д. Березняки и курганов. На воине надет ременной пояс, украшенный медными или серебряными бляхами, плащ закреплен на плече фибулой (застежкой), он вооружен массивным однолезвийным мечом с фигурной рукояткой, копьем, луком со стрелами. Воин имеет коня, ременная узда которого, прикрепленная к железным удилам, также украшена металлическими бляхами.
Клады дорогих вещей, найденные в пределах славянских земель, свидетельствуют о значительном богатстве, скапливающемся в руках отдельных лиц или семей. Патриархальные семьи распадаются; они образуют соседские территориальные общины. Нет сомнения, что перед нами картина самых последних этапов в развитии первобытнообщинного строя.
И, наконец, последнее, на что следует обратить внимание, это то, что культура восточнославянских племен была продуктом их собственного творчества, ее развитие в течение многих столетий питалось внутренними соками, было самобытным.
Еще более высокого уровня развития в I тысячелетии н.э. достигли хозяйство, культура и общественный строй южной группы восточнославянских племен. В эту группу входили, судя по летописи, поляне, жившие по обе стороны Днепра вокруг Киева, уличи, первоначально обитавшие, как предполагает советский археолог Б.А.Рыбаков, на правом берегу Днепра ниже полян, а затем передвинувшиеся на Буг и Днестр, тиверцы на Днестре, дулебы, они же волыняне и бужане, на Волыни и в Подолье, хорваты — где-то в предгорьях Карпат, наконец, древляне, соседи полян, занимавшие лесные пространства на юг от Припяти по Тетереву и Ужу и являвшиеся племенем, занимавшим как бы промежуточное положение между северной и южной группами.
Границы отдельных племен южной группы на основании археологических данных могут быть намечены лишь с большим трудом. Их культура была очень схожа, племенные особенности на юге стирались значительно быстрее, чем на севере. На основании археологических данных можно предполагать, что в области Среднего Поднепровья кроме племен, известных летописцу, было еще одно племя, занимавшее юго-восточную окраину славянских земель — области между Средним Днепром и бассейном Верхнего Донца. Этому племени принадлежали клады славянских вещей V—VII веков, а также поселения и поля погребения этого времени, известные на Харьковщине, скажем, поле у с. Ново-Покровского около Чугуева. Люди этого племени проникали, по-видимому, далеко на юг, на Тамань и в Крым, основывая там свои поселения.
Приведенные выше наблюдения археологов имеют особый интерес в свете сообщения автора VI века Захария Ритора, указывавшего, что где-то в этих местах жил народ рос — «люди, наделенные членами тела больших размеров».
Другой автор VI века, Иордан, в этих местах помещает племя росомонов. Всё это приводит к предположению, что здесь обитало восточнославянское племя росов, или русов, которое в VIII веке передвинулось на запад и слилось с полянами. Недаром летопись говорит иногда о полянах-руси.
В отличие от северных и восточных племен, спокойно сидевших в своих лесах в течение многих веков, восточнославянские племена южной группы в I тысячелетии н.э. развивались в сложных и напряженных исторических условиях. Еще и раньше, как мы видели выше, они так или иначе сталкивались со скифами, создавшими в Северном Причерноморье раннерабовладельческое государство, а затем ассимилировали какую-то часть скифского земледельческого населения. Они издавна знали пашенное земледелие. В I тысячелетии н.э. они торговали с черноморскими городами и римскими провинциями на Дунае, вели войны с готами и гуннами, а позднее вступили в борьбу с Византийской империей. Все эти события, речь о которых пойдет ниже, ускорили экономическое и социальное развитие южных восточнославянских племен.
Южные племена жили обширными поселениями, имели развитое сельское хозяйство, вооруженное не только радом — примитивным деревянным плугом, но и тяжелым плугом, влекомым несколькими парами волов. Оформившееся ремесло распространялось у них не только на область металлургии — железоделательное и ювелирное производства, но и на область керамического дела. Их глиняная посуда, начиная со II—III веков н.э., изготовлялась с помощью гончарного круга.
Пятьдесят лет назад украинский археолог В.В.Хвойко узнал, что на одном из городищ в бассейне р. Тясьмина — Пастерском городище, или Жарище, — часто встречаются бронзовые и серебряные изделия середины I тысячелетия н.э. Судя по рассказам местных жителей, в.В.Хвойко решил исследовать городище следующим образом. Площадь городища была вспахана плугом; было собрано много вещей. Несмотря на «первобытный» способ раскопок, в.В.Хвойко заметил, что здесь были остатки жилищ, в которых, кроме украшений, находились железные орудия, в том числе сельскохозяйственные.
Хотя находки серебряных и медных предметов имели место на Пастерском городище и позднее, среди археологов утвердилось мнение, что после «раскопок» в.В.Хвойко городище погибло для науки. Это мнение оказалось, однако, ошибочным: плуг в.В.Хвойко прошел далеко не везде и прорезал лишь верхнюю часть наслоений городища. В 1950 году киевский археолог М.Ю.Брайчевский произвел на городище новые раскопки и нашел остатки жилищ середины и второй половины I тысячелетия н.э., подтвердив тем самым наблюдения в.В.Хвойко.
Дальнейшие исследования на Пастерском городище, бывшем, по-видимому, крупнейшим центром производства ювелирных изделий и торговли ими, обещают дать много новых данных для изучения культуры южных славянских племен. Найденные на Пастерском городище вещи поражают совершенством выделки. Мастера знали разнообразные приемы обработки металла, во многом не уступая мастерам-ювелирам феодального периода.
Постоянной находкой в землях южной группы восточнославянских племен являются римские монеты первой половины I тысячелетия н.э. Число найденных монет равняется нескольким тысячам. Нередко они составляют большие клады, насчитывающие десятки и сотни монет. Такой большой приток римских монет в славянские земли свидетельствует о том, что славяне вели большую торговлю с римскими провинциями на Балканах и с причерноморскими городами, в начале н.э. попавшими под власть Римской империи. Славяне торговали хлебом, медом и воском, вероятно, шерстью и кожей, пушниной, а также живым товаром — рабами, в которых нуждался рабовладельческий хищник — Римская империя. Римская монета имела, несомненно, широкое хождение в славянских землях и при внутренних торговых расчетах.
Более развитым производству и экономической жизни южных восточнославянских племен соответствовала и более высокая ступень общественных отношений. Патриархальные порядки были изжиты ими значительно раньше, чем северными славянскими племенами. Если на полях погребения первой половины I тысячелетия н.э. обнаружен более или менее однородный состав погребенных, то во второй половине I тысячелетия появляются погребения знати, сосредоточившей в своих руках большие богатства.
Например, когда строили Днепрогэс, у с. Вознесенка в районе порогов было обнаружено очень интересное погребальное сооружение, принадлежавшее какому-то весьма знатному лицу, умершему в начале VIII века. Вещи, побывавшие на погребальном костре, были сложены вместе. Кроме удил, дорогих стремян, наконечников стрел и копий, кинжалов и сабель, здесь были в большом числе бляшки от узды и поясного набора, в том числе серебряные и золотые, обломки дорогой византийской посуды, а также серебряный орел византийской работы. Подобные захоронения знати, относящиеся к VI—VIII столетиям, были обнаружены в Среднем Поднепровье неоднократно.
О богатстве, сосредоточивающемся в руках знати, говорят и клады, состоящие из монет либо из предметов убора и украшения, дорогой посуды и предметов вооружения. Клад золотых изделий восточной, византийской и местной работы, найденный у с. Малая Перещепина, принадлежность которого к славянским древностям является очень вероятной, содержал 20 килограммов одних лишь золотых вещей.
Всё это говорит о том, что южные восточнославянские племена к VI—VII векам достигли порога классового общества и государственности и в дальнейшем переступили этот порог. На это указывают и свидетельства современников, главным образом византийских авторов, хорошо знавших славян, совершавших в этот период свое историческое наступление на Балканский полуостров.

(Третьяков П.Н. У истоков Древней Руси / По следам древних культур: Древняя Русь.
М., 1953. С. 15—27.)

Из «Обзора русской истории» С.Г.Пушкарева

«Переселение, колонизация страны были основными факторами нашей истории, с которыми в близкой или отдаленной связи стояли все другие ее факты. Периоды нашей истории — этапы, последовательно пройденные нашим народом в занятии и разработке доставшейся ему страны» (Ключевский).
В самом деле тысячелетняя история России представляет собой последовательное движение русско-славянского племени из юго-западного угла Великой Русской равнины по направлению на север и восток, движение, то прерываемое враждебными обстоятельствами, то снова возобновлявшееся и продолжавшееся до тех пор, пока поток русской колонизации не достиг на севере берегов Ледовитого океана и на востоке берегов Тихого океана.
Современные ученые полагают, что историческими и этническими предшественниками русских славян были упоминаемые древними писателями племена антов, жившие в Приазовье, Причерноморье и Поднепровье в первых веках до Р.Х. Другие названия антов — асы и рухо-асы («светлые асы») сближаются с названием роксаланов и с племенным названием «русь» или «рос» (Вернадский). Во всяком случае это название было известно на юге раньше прихода Рюрика с его варягами в Новгородскую область (середина IX в.).
Уже в VIII в. норманны («варяги» русской летописи) проникли на Азовское побережье: в VIII—IX вв. здесь образовалось славянско-варяжское княжество, или «Русский каганат» (Вернадский). Город Тмутаракань стал важным политическим и торговым центром этого государства. В начале и в середине IX в. эта Приазовская Русь совершала набеги на византийские владения. По свидетельству константинопольского патриарха Фотия (867 г.), Русь в это время обратилась в христианство и приняла греческого епископа.
В конце IX в. Приазовская Русь должна была подчиниться власти хазарского хана. В XI в. Тмутаракань является столицей особого русского княжества, но в конце этого столетия она падает под ударами новых азиатских пришельцев — половцев.
Исходным пунктом колонизации славянами Великой Русской равнины является ее юго-западный угол, именно Прикарпатский край. Здесь в VI в. мы встречаем большой военный союз славян под предводительством дулебов, но это политическое объединение не было долговечным; в конце VI в. авары («обры» русской летописи) победили и «примучиша» дулебов.
В VII и VIII вв. славянское население «растекается» постепенно по необъятной Русской равнине и прежде всего занимает обширную область, расположенную по линии Днепра — Волхова. В IX—X вв. мы находим к западу и к востоку от этой линии ряд славянских племен. Проходящий с севера на юг по этой территории великий водный путь «из варяг в греки» (т.е. по линии Волхова — Днепра) на несколько веков сделался главным стержнем экономической, политической, а потом и культурной жизни восточного славянства.
Следствием оживленного торгового движения было возникновение древнейших торговых городов на Руси (которые мы можем отнести к VIII в., т.е. ко времени до прихода варяжских князей). Эти города были Киев, Чернигов, Смоленск, Любеч, Новгород Великий, Псков, Полоцк, Витебск, Ростов. Города эти служили для окрестных округов торговыми центрами, а затем сделались и опорными пунктами. Будучи должным образом укреплены и создав в своей среде военную организацию для защиты от внешней опасности, города эти подчинили себе окрестные области и таким образом создали первую политическую форму на Руси — городовые области, или волости.
Это городовое деление не имело племенного происхождения и не совпадало с ним. Там, где в пределах территории одного племени возникало два больших города, оно разрывалось на две области; там, где данное племя не принимало активного участия в торговом движении и где не было ни одного большого города, там не образовывалось особой области и данное племя входило в состав области чужеплеменного города. Так, область Киевская включала в себя всех древлян; область Чернигово-Северская включала в себя части северян, радимичей, вятичей и т.д. Таким образом, в начале русской истории племенное деление не играло существенной роли и скоро отступило на второй план в ходе политического и хозяйственного развития страны.
До расселения славянских племен по Русской равнине они, по-видимому, жили еще в формах так называемого патриархального или родового быта. Родовые старейшины имели большую власть каждый в своем роде: они разбирали и решали споры и столкновения между членами рода; если же кому-либо из родичей была нанесена обида от чужеземцев, то родичи должны были отомстить обидчику (за убийство родичи мстили убийством, так называемая «кровная месть»). Если возникали вопросы, касающиеся всего племени, особенно в случаях внешней опасности, родовые старейшины собирались на совет и иногда выбирали общих предводителей, власть которых прекращалась после того, как опасность миновала.
Однако этот примитивный родовой быт начал быстро разлагаться по мере того, как славяне расселялись в Поднепровье и далее — на север и восток.
«В этом пустынном лесистом краю пришельцы занялись ловлей пушных зверей, лесным пчеловодством и хлебопашеством. Пространства, удобные для этих промыслов, не шли обширными сплошными полосами... Такие места являлись удаленными один от другого островками среди лесов и болот. На этих островках поселенцы и ставили свои одинокие дворы, окапывали их и расчищали в окрестностях поля для пашни, приспособляя в лесу борти и ловища» (Ключевский).
Границы владений каждого двора определялись впоследствии стереотипным выражением: «куда топор и коса и соха ходили»... Однако трудные условия жизни и хозяйства — необходимость расчищать пашни из-под леса, охота на хищных зверей и т.д. — не допускали чрезмерного дробления сил. Типичной формой славянского поселения становились небольшие деревни — в один, два, три двора, а основной ячейкой общественной организации становились сложные семьи во главе с домохозяином (типа задруги у южных славян), включающие нескольких родственников, а нередко и посторонних лиц, принятых в хозяйство. Несколько таких поселков объединялись в союзы (верви), но это были уже союзы не кровные, а территориальные, соседские, связанные экономическими интересами, а также интересами взаимной защиты.
О нравах и обычаях древних славян киевский летописец (монах) отзывается весьма сурово. Он сообщает, что они «живяху в лесе, якоже всякий зверь», «живуще скотски: убиваху друг друга, ядоху все нечисто, и брака у них не бываше, но умыкивашу у воды девиц». Летописец-христианин осуждает обычаи кровной мести или самосуда, употребление в пищу зверины и беспорядочность брачной жизни: многоженство и умыкание невест; впрочем, он говорит, что обычно похищали невест «с нею же кто совещащеся», т.е. по обоюдному согласию. Впоследствии вместо похищения (или после него) жених уплачивал выкуп родным невесты.
Религиозные верования восточных славян представляли собою, с одной стороны, поклонение явлениям природы, с другой — культ предков. Впрочем, языческая мифология славян не представляется достаточно ясной и разработанной, и их представления о богах были, по-видимому, довольно смутными. У них не было храмов, ни особого сословия жрецов, хотя были отдельные волхвы, кудесники, которые почитались служителями богов и толкователями их воли.
Главные боги славянского Олимпа были следующие: Дажь-бог (у других племен Хорс) был богом солнца; Перун — богом грома и молнии; Стрибог был богом ветра; Волос, или Велес, был покровителем скотоводства; небо иногда называлось Сварогом (и потому Дажь-бог был Сварожичем, т.е. сыном неба); мать Земля сырая тоже почиталась как некое божество. Вообще вся природа представлялась одушевленной или населенной множеством мелких духов, которые, впрочем, еще не приняли осязательного антропоморфического (человекоподобного) характера. В лесах жили лешие, в реках — водяные; души умерших представляли в виде опасных для неосторожного человека русалок.
Другой круг верований относится к почитанию умерших предков — рода (или щура) и рожаниц, которые признавались покровителями рода. С ослаблением родовых связей и обособлением отдельных больших семей место рода занял семейный предок — дедушка домовой, покровитель своего двора, могущий помогать или вредить хозяйству семьи.

(Пушкарев С.Г. Обзор русской истории.
М., 1991. С. 10—15.)