рецензия

История цыган
на страницах новой книги

В 2000 г. в Воронеже вышел роскошный, богато иллюстрированный том под названием «История цыган — новый взгляд» (авторы — Надежда Деметер, Николай Бессонов, Владимир Кутенков; ИПФ «Воронеж»).
Чтобы правильно оценить значение данной культурной инициативы, как, впрочем, и любого другого явления жизни, надо учитывать исторический контекст, те условия, в которых появляется нечто новое. К примеру, одно дело — арифметика для четвертого класса в 2001 г., совсем иное — арифметика Магницкого 1703 г., хотя содержательно они близки. Одно дело — паровоз во времена Пушкина, иное дело — 100 паровозов сейчас.
Так вот, если мы обратимся к российскому культурному контексту, то обнаружим, что сравнивать издание вроде бы и не с чем. В России/СССР исторические очерки и пассажи, посвященные цыганскому народу, встречались в предисловиях к публикациям фольклора цыган — в качестве необходимого фона для описания их диалектов, в этнографических исследованиях и популяризаторских изданиях. Кое-где, в том числе в энциклопедии, история цыган описана и кое-что прочитать по-русски можно было и раньше, но более серьезные потребности приходилось удовлетворять, прибегая к зарубежным изданиям.
Можно вполне обоснованно сказать, что до книжных магазинов научный текст с таким названием и такого объема доведен в России впервые. Монографического описания истории цыган на русском языке до 2000 г. не было. Теперь есть.
Уникальность и масштаб издания делают факт появления книги беспрецедентно значимым на цыганском культурном горизонте России. Понятно, что труд такого объема, да еще и явившийся к заинтересованному читателю почти что в историографическом вакууме, не может не стать объектом пристального интереса и внимания. Для объективной характеристики ситуации достаточно сказать, что цыгане обойдены вниманием на сайте «Языки народов России в Интернете», а их язык не попал в «Краткий справочник языков народов России» (под ред. В.П.Нерознака. М.: Academia, 1994).

Однако у неискушенного читателя возникает закономерный вопрос: «Что за новый взгляд, если получается, что это первый взгляд?» Вопрос правильный, но при ответе на него мы должны учитывать два момента.
Во-первых, следует помнить, что изучение цыган (цыгановедение, цыганология, ромология, ромистика) — это не столько национальное, сколько межнациональное направление исследований. Так что рецензируемая книга, являясь во многих смыслах первой и пока изолированной репликой в российском контексте, одновременно вписана в глобальный диалог о цыганской истории.
Во-вторых, тот бесспорный факт, что ранее в России не было опубликовано монографического изложения того или иного взгляда на цыганскую историю, не означает, что никакого старого взгляда не существовало. На русском языке существуют научные работы, в которых представлен очерк цыганской истории или рассматриваются те или иные ее стороны. Так что появление в подзаголовке уточнения «Новый взгляд» вполне понятно.
Вся книга пронизана полемическим духом. Его создают и констатация особого взгляда авторов на ряд вопросов, и постоянное сравнение нескольких позиций, представленных в специальной литературе. Завершается такое сравнение — как правило — выбором одной из них и аргументацией такого выбора.
Итак, новый взгляд противопоставляется, с одной стороны, некоторым позициям, нашедшим отражение в зарубежной цыганологии, а с другой — посвящен уточнению и опровержению мнений, выраженных на страницах русских изданий, как современных, так и советских, и дореволюционных, как академических, так и популярных.
Трудно переоценить значение такого подхода для формирования и распространения научной точки зрения на историю цыган. Это достойный вклад в дело просвещения читающей публики и укоренения принципов толерантности в нашем обществе. Богатый фактический материал, карты и иллюстрации, ясное и недвусмысленное выражение авторской позиции — всё это делает издание содержательным и привлекательным академическим трудом. Конечно, хотелось бы видеть в книге и библиографию, и указатели, но не всё же так сразу.
Пятитысячный тираж книги (согласитесь, немалый по нынешнем временам) позволяет с некоторым оптимизмом оценивать и ее возможное влияние на образованные круги в российском цыганском этносе в целом. Думается, многие цыгане приобретут и с удовольствием прочтут эту книгу.
Нельзя не отметить, что книга, задуманная и реализованная как пространная реплика в академической дискуссии, как декларация «нового взгляда», по определению распадается на полемические очерки. Это значит, что все цыганологи поняли и оценили позицию авторов. И в этом смысле книга является цельной. Но в силу своего академического и полемического характера она сама по себе в меньшей степени может быть использована всяким интересующимся читателем для изучения цыганской истории «от и до».
У каждого жанра есть свои неизбежные ограничения. Проще говоря, у нас теперь есть академическая «История цыган» по-русски. И на ее фоне стала еще очевидней насущная необходимость создания краткой популярной истории цыган для массового читателя, т.е. книги, понимание которой не требует хотя бы поверхностного знакомства с академической традицией. По образцу, например, «Цыганской истории» Милены Хюбшманновой, опубликованной в Чехии по-цыгански и по-чешски параллельно. Нужда в такой книге ощущается.
И множество цыган, интересующихся собственной историей, и их сограждане узнают массу нового и полезного для себя из книги «История цыган — новый взгляд», но это не значит, что более популярное изложение тех же фактов не нашло бы своего читателя. Кроме того, субъективность и дискуссионность некоторых положений монографии, неизбежные в предлагаемом жанре, в популярном изложении могли бы быть смягчены более спокойным тоном пересказа. Но это мечты о будущем.
Бесспорно интересны такие концептуальные новшества, как увязка антицыганского законодательства в Западной Европе XV в. с общей экономической ситуацией (с. 30—32); доказательство незначительной вовлеченности цыган в ведовские процессы (с. 38—41) или описание структуры табора (с. 69). Следует упомянуть и этнокультурное исследование истории традиционной цыганской одежды, и многие актуальные социологические пассажи.

В заключение позволим себе несколько критических замечаний, которые нисколько не уменьшают значения труда в актуальном культурном контексте. Несколько неожиданным с точки зрения сравнительно-исторического языкознания представляется опровержение исторического тождества самоназваний цыган ром и рром/hом — в Европе, дом — в Сирии и Палестине, лом — в Армении. «Представляется по меньшей мере странной замена первой буквы — ведь обычно корень слова не меняется» (с. 78). Это личная позиция, однако ее недостаточно, чтобы опровергнуть сближение слов ром — дом — лом.
Результатам прежних исследований внутренней (родо-племенной и территориальной) структуры цыганского этноса дана следующая оценка: «К сожалению, никто из российских и зарубежных исследователей не пытался до конца проанализировать это явление» (с. 79). Им формально противопоставляется собственная альтернативная классификация, однако с оговоркой: «Приводимая далее таблица не может считаться окончательным результатом» (с. 81). Может быть, проще согласиться с тем, что по причине объективной неполноты материала классификация и не может быть окончательной.
Представляется совершенно справедливым реабилитирующий вывод: «Мы полагаем, что теперь миф о преступных склонностях цыганского народа можно считать окончательно похороненным». Здесь можно было бы остановиться, но вывод, устанавливающий историческую справедливость, тут же корректируется не совсем в духе толерантности: «Склонностью к криминалу отличалась лишь одна ветвь цыган — а именно западноевропейская» (с. 34). Вряд ли с подобным суждением согласятся те группы цыган, которые попадали в Россию из Западной Европы (начиная с XVII в.), а не по прямой (с середины XIX в.) — после того, как они получили свободу передвижения в Румынии и Молдове.
И еще одно мнение привлекло наше внимание: «Таборная песня русских цыган появилась только в конце XIX — начале XX в. как результат творчества хоровых цыган и, благодаря личным контактам, распространилась в кочевой среде» (с. 159).
Проще говоря, постулируется изначальное отсутствие оригинального песенного фольклора, а позднейшее возникновение текстов песен на цыганском языке связывается с изменившимся социальным заказом. Позиция понятна. Но сама возможность подобной формулировки указывает на недостаточную изученность цыганского фольклора. В поле зрения попадало только то, что соседствовало с городской цивилизацией и к ней было адаптировано. Отсюда и понятное ощущение культурного главенства городской хоровой культуры.
Отмеченные особенности индивидуальных авторских позиций, вероятно, неизбежны в труде полемического характера. Однако они в конечном счете являются его органической составляющей и не понижают культурного значения выхода в свет данного труда в современной России. Несмотря на все сложности, благодаря доктору исторических наук Надежде Георгиевне Деметер, художнику и этнографу Николаю Владиславовичу Бессонову и вице-президенту Федеральной национально-культурной автономии российских цыган Владимиру Константиновичу Кутенкову, сегодня существует солидное издание, которое украшает не только представленный фактический материал, но и профессиональное оформление книги, богатый иллюстративный ряд и высокое качество публикации старых и новых иконографических источников. И это уже событие.

В. ШАПОВАЛ,
доцент кафедры методики
преподавания истории МГПУ