итоги и перспективы

Ю.А.ПОЛЯКОВ

Главнoe столетие истории

Очевидно, что деление исторического времени на столетия весьма условно. Привычная нам система летосчисления, как известно, применялась далеко не всегда, да и используется отнюдь не всеми обитателями Земли. Исторические процессы, не сверяясь с календарями, свободно перешагивают хрупкие грани столетий, а великие события, также никого не спрашивая, происходят в любой декаде любого века. Столетия не отделены одно от другого колючей проволокой; одно столетие плавно перетекает в следующее.
Но столетние рубежи выглядят настолько четкими, даты с нулями кажутся столь наглядными, что люди порой придают завершению одного века и началу другого какой-то особый смысл. Понятно, что подведение итогов года, тем более века стало традицией.
И в самом деле, небезынтересно, прощаясь с ушедшим столетием и пощелкивая костяшками исторических счетов, задуматься о месте жестко очерченного хронологического отрезка в истории. Людям ведь всегда хотелось «посравнить да посмотреть век нынешний и век минувший».

«Столетия-фонарики»

Прекрасный знаток истории, поэт, прозаик и философ Валерий Брюсов в 1904 г. посвятил череде столетий стихотворение. Характеризуя каждый век, он окрашивал его в особый цвет.

Конечно, поэт не придерживался строгой хронологии, выбирая эпохи и цивилизации. Ассирию он окунул в багрянец: «Цветы в крови, трава в крови, и в небе красный цвет». Египет представил как «гирлянду желтых фонарей». В Древней Греции «святой Периклов век» победно рассек мрак «ясностью, прекрасностью», в Риме — «свет ослепительный, белый, торжествующий».
Последующие века для Брюсова оказались окрашенными в те оттенки, которыми великие люди наделили свои эпохи: «Век Данте — блеск таинственный, зловеще золотой», век Леонардо — «лазурное сияние», «большая лампа Лютера — луч, устремленный вниз...»
От «века суетных маркиз» поэт переходит к революции: «Сноп молний — Революция!» — и завершает своеобразной характеристикой: «О ты! век девятнадцатый, беспламенный пожар!»
Сравнения и метафоры, выплеснувшиеся в стихотворении, видимо, ошеломили самого поэта, и он, познав «торжественный и строгий сумрак отдаленья», молится безвестным, сокрытым в тени грядущим огням.
Увы, историку противопоказаны поэтические вольности, ученому нельзя для оценки века в одном случае выбирать ассирийские войны, а в других — творчество поэтов и художников. Для сравнения столетий нужно подыскать нечто сопоставимое, нужны единые критерии.

Правило перевернутого бинокля

Современники неизменно считали свой век наиболее выдающимся, самым заметным и важным по сравнению с предыдущими.
Это понятно: ведь практически каждое столетие ознаменовалось чем-то существенным, значительным — войнами, запомнившимися опустошениями; сражениями, поражавшими особым ожесточением; научными открытиями, ошеломлявшими неожиданностью; эпидемиями, губившими целые народы; смутами, потрясавшими устои держав. Но век уходил, на смену появлялся новый, и понятия менялись. Это естественно и объяснимо. Вечное правило перевернутого бинокля непрестанно сказывалось на историческом сознании, и то, что казалось гигантским, отдаляясь во времени, уменьшалось в объеме.
И всё же, думается, мы, родившиеся в ХХ столетии, можем назвать его совершенно особым, несравнимым с предшествующими веками — ни по огромности свершений, ни по глубине и масштабности качественных, принципиальных изменений в жизни людей. Мы можем смело утверждать, что только что завершившемуся столетию не было равных в истории.
Полезно и увлекательно попытаться представить себе (хотя бы в общих чертах), чем наш век отличается от минувших, не забывая, конечно, об общем — присущим всем эпохам приметам.
Клио принимает в свои объятия всё немыслимое многообразие бытия. Полифония и полихромность жизни (и, соответственно, истории) делают практически невозможным ее адекватное отображение, а значит — затрудняют оценку и сопоставление столетий. К тому же множество событий и фактов, имевших некогда важное значение — «громко прозвучавших», не оставили никакого следа. Вроде приставных стульев: была нужда — поставили, потребность миновала — убрали и забыли...

От Прометея до Эдисона

Видимо, среди исторических критериев сопоставления временных отрезков на первое место следует поставить то, что называется развитием производительных сил (от создания первобытных орудий до научно-технических открытий).
Человек научился добывать огонь и пользоваться им. Этот Прометеев подвиг, как принято считать, и сделал человекоподобное существо человеком. А далее человек превратил камень и дубину в средства добывания пищи, обороны и нападения, смастерил лук и стрелы, научился использовать шкуры убитых животных в качестве одежды — и потому смог продвигаться из теплых краев туда, где идет снег и замерзают реки.
Человек возвысился над «братьями меньшими», приручив и заставив служить себе лошадь, буйвола, барана. Лошадь позволила первобытному homo sapiens стать хозяином пространства, другие животные дали молоко и мясо, спасая от губительных последствий неудачной охотой, дали одежду и обувь, предоставили людям возможность расширить ареал обитания.
Но эти величайшие деяния скрыты густой пеленой, протянувшейся на многие столетия. Говоря о первобытности, мы, естественно, не можем связать важнейшие исторические сдвиги с той или иной сотней лет.
Приближаясь к временам, когда стало возможным фиксировать достижения по столетиям, мы обязаны не только видеть величие открытий, но и оценивать их влияние на образ жизни людей. Озарение Коперника потрясает наше воображение, но 999 из 1000 европейцев XVI в. даже не слышали о гелиоцентрической системе и пребывали в спокойной уверенности, что Солнце восходит и заходит, вращаясь вокруг Земли.
Простое, как всё гениальное, изобретение братьев Жозефа и Этьена Монгольфьё позволило человеку в 1783 г. впервые оторваться от земной поверхности, взглянуть на нее с высоты птичьего полета. Но воздухоплавание на ocнове аэростатов не получило широкого развития. Это и поныне явление скорее экзотическое, нежели практически значимое.
Ближе к нашим дням научно-технические достижения становились всё стремительнее и радикальнее вторгались в человеческую жизнь. Время рванулось вперед. Каждое столетие по-прежнему состоит из ста лет — не больше и не меньше. Но в новейшее время год вмещает в себя столько значительных событий, сколько ранее происходило на протяжении веков.
Если прибегнуть к образам, то историческое ускорение можно охарактеризовать так. От едва заметного глазу движения улитки — к неуклюжей медлительности черепахи, к неторопливому человеческому шагу, к спокойной конской рыси, к неутомимой поступательной мощи локомотива и автомобиля, к непостижимым скоростям сверхзвукового самолета, к взрывной неудержимости космических ракет...
Пожалуй, один из главных уроков истории состоит в том, что развитие никогда не шло по прямой, путь был извилистым, и минувшее насыщено (а порой и перенасыщено) изломами, падениями, отступлениями, катастрофами и зигзагами. Погибали древние цивилизации, песками пустынь заносило цветущие оазисы, пересыхали источники и каналы, несшие животворную влагу... Не счесть войн, нашествий, кровавых религиозных конфликтов, эпидемий, землетрясений, наводнений... Померкло величие Древнего Египта, оставившего в назидание потомкам непостижимую тайну пирамид и сфинксов. Но если в какой-то точке Земли огни — временно или навсегда — угасали, то в других местах вспыхивали новые костры, и ветер истории, ветер перемен раздувал пламя...
XVIII век ознаменовался индустриальной революцией, появлением новых технологий, быстрым ростом промышленного производства в ряде европейских стран.
В XIX столетии появились пароходы и паровозы. Система транспорта изменила жизнь человека, сблизила страны, народы, регионы. Фонограф Эдисона увековечил звук, фотография остановила мгновение, а первые киноленты заставили ожить на экране людей и животных, дали им возможность двигаться — ходить, прыгать, бороться, целоваться, падать смертельно раненными. Электричество зажгло первые лампочки.
В XIX в. было сделано поразительно много научных открытий, но большинство достижений были лишь зачаты, а подлинные роды и дальнейшее развитие произошли в следующем столетии.
Когда Г.Даймлер и К.Бенц создавали в 1885—1886 гг. свой первый автомобильный двигатель внутреннего сгорания, никто не мог предположить, какое будущее предстоит этому гадкому утенку.
Открытие радио А.С.Поповым относится к 1895 г., рентгена — к 1895 г., прототип телефона появился еще ранее, в 1876 г., в том же году впервые прозвучала запись на фонографе, радиоактивное излучение зафиксировано в 1898 г. Именно в конце XIX в. был совершен грандиозный посев, давший невиданный урожай в XX в. Как будто XIX столетие напрягало все силы, стремясь то ли доказать свою исключительность, то ли достойно передать эстафету следующему веку.

Невероятное, ставшее очевидным

В совершенствовании техники и — особенно — в деле ее внедрения в быт, в производство, XX век, безусловно, не имеет себе равных. Я, родившийся в начале 1920-х гг., порой вспоминаю приметы тогдашней жизни — и изумляюсь переменам, зачастую не успеваю за ними уследить, постичь и осмыслить весь масштаб произошедшего на глазах одного поколения.
Радио, хотя и существовало в 1920-е гг., еще не вошло в быт, было величайшей редкостью. Мой старший брат, имевший детекторный приемник, позволял сбегавшейся со всей улицы и выстраивавшейся в очередь детворе послушать из наушников едва различимые голоса и звуки музыки. Это воспринималось как чудо. Телевизор я увидел уже в зрелом возрасте — в начале 1950-х гг.
В Ташкенте, где я жил в детстве, электричество было в немногих домах, а керосиновая лампа являлась неотъемлемой частью быта. В большинстве домов не было водопровода, канализации, в квартирах стояли умывальники, в бачок которых наливалась колодезная вода; мыльная пена сливалась в ведро, которое надо было выносить во двор. В 1930-е гг. на кухнях московских коммуналок жужжали примусы и тихо светились фитили керосинок... Сейчас мало кто из городских детей поймет отражавшие реальность первой трети века строчки Чуковского. «Вдруг из маминой из спальни, кривоногий и хромой, выбегает умывальник...»
Автомобили в 1920-е гг. в Ташкенте были редкостью. Если около дома останавливался автомобиль, его немедленно окружали мальчишки, почтительно разглядывая. Он перестал быть чудом, но оставался недоступным. А вот неторопливые караваны верблюдов никого не удивляли. Горделиво и равнодушно глядя на трамваи, несли они на своих спинах экзотические тюки из Афганистана или из Восточной Бухары.
Человек не просто построил автомобиль и непрерывно совершенствует его — он осуществил автомобилизацию мира, которая дала мощный импульс развитию ранее замкнутых регионов, изменила облик и жизненный ритм городов и деревень, бытие сотен миллионов людей.
Медицина излечивает болезни, столетиями считавшиеся смертельными. Рядовым явлением стала пересадка сердца и других органов от одного человека другому. Медицина может превратить мужчину в женщину и наоборот (мне, впрочем, трудно понять, зачем это нужно). Значительно увеличилась продолжительность жизни.
С ураганной быстротой ворвались в нашу жизнь компьютеры, роботы и т.д., и т.п.
Итак, развитие производительных сил в XX в. не только неизмеримо превзошло по своим масштабам и скорости рост таковых в предшествующие века, но и радикально изменило жизнь почти всех обитателей планеты.

Крушение империй

Прошлое человечества дает нам множество примеров возникновения и крушения могучих государств, объединявших десятки племен и народов. Эта сторона исторического процесса не может быть обойдена или забыта при сопоставлении столетий.
Ассирия, о которой упомянул Валерий Брюсов; необъятная персидская держава Ахеменидов, разбитая вдребезги фалангами Александра Македонского, но потом возродившаяся под властью Сасанидов; великая Римская держава; Византия — Второй Рим; империя Карла Великого; необозримые евразийские территории, оказавшиеся под властью Чингисхана; земли, объединенные мечом Тимура; Оттоманская Порта — это лишь часть тех имперских тем и сюжетов, которые непременно присутствуют на страницах учебников и научных трудов.
Все империи, пережив расцвет, рано или поздно рушились. Но и в этом ХХ век не знает себе равных: он ознаменовался крушением нескольких могущественных империй. Их было в начале столетия немало — Россия, Австро-Венгрия, Турция, европейские метрополии с гигантскими колониями — Великобритания, Франция. Правители этих держав и их подданные не без оснований гордились тем, что в их пределах «никогда не заходит солнце». Кроме того, ряд других европейских стран — Бельгия, Голландия, Португалия — владели обширными территориями в Азии и Африке, во много раз превышающими размеры метрополий. Имели колонии Италия, Испания, Германия, а также Япония, прибравшая к рукам Корею и Тайвань.
В течение всего столетия происходило разрушение империй. Процесс шел зигзагообразно, но неуклонно. Сначала рухнули Австро-Венгрия и Турция, породив добрую десятку новых государств, и приумножив владения Великобритании и Франции.
В Российской империи после первой мировой войны и революции сначала возобладали центробежные тенденции. Но, потеряв часть территории (польские губернии, Финляндию, Прибалтику) — 800 тыс. км², Россия сумела сохраниться как многонациональное государство.

Глобализация исторического процесса

На протяжении веков и тысячелетий исторический процесс был локализован (хотя и имел некоторые общие черты в разных регионах). Великие цивилизации древности — Китай, Индия, Центральная Азия, Персия, Египет, Греция, Рим, Центральная Америка — или не имели контактов вовсе, или устанавливали друг с другом весьма ограниченные связи.
Географические открытия (точнее, проникновение европейцев в ранее неведомые им страны Азии, Африки и Америки), конечно, весьма важны для характеристики тех или иных столетий. Их последствия огромны. Открытие Колумбом Америки в конце XV в. и — чуть позже — Васко да Гамой морского пути в Юго-Восточную Азию, начало освоения Австралии, исследование Центральной и Южной Африки расширили связи между континентами и странами. Но наша планета не столь велика, возможности новых великих географических открытий давно исчерпаны, и этот критерий для сравнения значимости веков отпал.
Все параметры исторического процесса в XХ в. — экономика, политика, экология — утратили локальность. А вот глобализация к концу века стала важнейшим фактором, определяющим развитие современной цивилизации. Она настолько многообразна, что полезно вычленить несколько важных аспектов.
Впервые в истории произошли мировые войны, охватившие не просто, как бывало и ранее, один большой регион, одну часть света, а вовлекшие в противостояние почти все государства мира, поставившие под ружье прежде невиданное число людей, и приведшие к гибели десятков миллионов солдат и мирных жителей. Затем началось охватившее весь мир, длившееся полвека полумирное противостояние — холодная война.
Да, разделение планеты на два противостоящих друг другу лагеря, а затем выделение одной державы, претендующей на то, чтобы решать судьбы мира, — несомненный признак глобализации. При таком положении даже локальные — на первый взгляд — конфликты втягивают в свою орбиту (явно или неявно) другие государства, расположенные на расстоянии многих тысяч километров от очага конфликта (корейская, вьетнамская и афганская войны, арабо-израильские вооруженные столкновения, события вокруг Ирака и т.д.).
Небывалый прежде масштаб международных экономических связей привел к образованию единого мирового рынка. Автаркия тех или иных регионов стала практически невозможной, экономический изоляционизм отдельных стран навсегда ушел в прошлое.
Свидетельством глобализации является создание и деятельность политических организаций, объединяющих большинство стран планеты. Первой организацией такого типа стала Лига Наций, возникшая после первой мировой войны (1919) и просуществовавшая фактически до второй мировой войны (формально распущена в 1946 г.). Неизмеримо более широкая по составу и значительно более авторитетная Организация Объединенных Наций (учреждена в 1945 г.) призвана содействовать сближению всех государств и народов, решать возникающие между ними споры, учитывая общемировую ситуацию и глобальные тенденции развития.
Все исторические эпохи характеризуются массовыми миграциями населения. Опустошив естественные ресурсы или под нажимом агрессивных соседей, древнейшие племена перемещались из одного региона в другой. Народы по различным причинам продолжали совершать миграции и значительно позже. На протяжении двух тысячелетий новой эры зафиксировали великое множество передвижений. Вспомним хотя бы переселение славян на Балканы и в Окско-Волжское междуречье, освоение венграми Придунайских долин, так называемое Великое переселение народов в V—VI вв., внедрение турок-сельджуков в Малую Азию и т.д. Короче говоря, человечество всегда вело свою жизнь в движении. Но, хотя порой миграции охватывали гигантские территории, передвижения людских масс всё же долго оставались локальными.
В XX в. миграции приобрели совсем иной характер, приняли другие формы, стали глобальными. Были и насильственные массовые депортации во время и после второй мировой войны (например, выселение немцев из западных областей Польши, Восточной Пруссии, Чехословакии, народов Северного Кавказа и Крыма — из традиционных мест обитания), и крупные эмиграционные потоки в ходе гражданских войн (из России, Китая, Вьетнама, из ряда африканских стран), и добровольные передвижения людей — в поисках лучшей доли. Сотни тысяч людей устремились из стран с низким уровнем жизни в богатые, прежде всего в США, Англию, Францию, Германию, Канаду. Многие приезжали на временную работу, но значительный процент иммигрантов навсегда оставался на новой родине. Таким образом, можно констатировать, что мобильность жителей планеты в XX в. возросла в огромной степени.
Еще в XIX столетии мировое развитие определялось прежде всего происходившим в Европе. В XX в. европоцентризм стал анахронизмом. Американоцентризм, как кажется, набирает силу, но не может отстранить от исторической активности другие континенты. Полицентризм, отражающий глобализацию исторического процесса, является с геополитической точки зрения наиболее перспективной тенденцией.

События, которые потрясли мир

Для характеристики века важен масштаб социальных потрясений. Они всегда сопутствовали развитию человечества, происходили почти в каждом столетии.
ХX век ознаменовался величайшими в истории социальными катаклизмами, длившимися почти непрерывно. Это революции в России и Китае — в странах, одна из которых крупнейшая в мире по территории, другая — по численности населения. Социально-политические преобразования в обеих державах сопровождались насилием и жесточайшей борьбой, вовлекали в свою орбиту сотни миллионов людей. Это были продолжавшиеся десятки лет попытки разрушить прежний порядок и построить новое общество.
Революции, потрясшие мир, не явились результатом случайного стечения обстоятельств — или умысла малочисленных, но агрессивных групп, их харизматических честолюбивых лидеров. Столь масштабные катаклизмы возникали на основе накапливавшихся десятилетиями противоречий между разными классами, слоями и группами людей. Противоречия — и непримиримые, антагонистические, и конъюнктурные, разрешимые на эволюционных путях развития, и традиционные, имеющие глубокие корни — всегда есть и будут. Причин множество: имущественное или сословное неравенство, стремление одних обеспечить свое процветание за счет других, сохранить и приумножить привилегии, обеспечить монополию на власть, готовность неимущих и обездоленных уничтожить или присвоить упомянутые привилегии...
Поэтому социальные потрясения — неизменная часть исторического процесса. Наивны рассуждения о том, что революции нарушают естественный ход истории. Конечно, было бы предпочтительнее, чтобы народы двигались вперед мирно, эволюционным путем обеспечивая прогресс. Но реальная социальная практика не имеет ничего общего с подобным идиллическим представлением об историческом процессе.
Конечно, мало кто может одобрить бунты, как правило, бессмысленные и беспощадные; мятежи, как известно, не кончающиеся удачей; социальные смуты, сопровождающиеся разорением населения и разрушением хозяйственной жизни; насилие, кровавую междоусобицу. Но как бы мы ни называли эту историю — естественной или неестественной — человечество другой не имеет.
Вспомним, что XVI век ознаменовался Нидерландской революцией, XVII — Английской, XVIII — Французской. Американская революция конца XVIII в. была не только национально-освободительной, но и социальной. Ныне очевидно, что революциями историю не удивишь...
Попытка выделить критерии, определяющие значимость столетий, позволяет сказать, что ХХ век более других изменил жизнь человека. Кроме того, он, пожалуй, самый противоречивый и парадоксальный.

Парадоксы века

Добившись невиданного расцвета производительных сил, человек подготовил собственную гибель. Мы научились с бездумной расточительностью использовать богатства недр, но эти богатства небеспредельны, и недалеко время, когда они будут исчерпаны. Леса — легкие планеты — дают в изобилии стройматериалы, целлюлозу, бумагу, но покрытые тайгой или джунглями пространства съеживаются, как шагреневая кожа. Водные просторы океанов и морей, озер и рек — главный источник жизни на земле — загрязняются радиоактивными и иными промышленными отходами, нефтью и т.п. Производственная деятельность людей уже нанесла окружающей среде такой ущерб, последствия которого трудно себе представить. История знала гибель цивилизаций, упадок тех или иных регионов. Но в ХХ в. человечество в целом впервые подошло к порогу экологической катастрофы.
Наука в закончившемся столетии получила такие результаты, которыми человек вправе гордиться и которые способствуют благоденствию значительной части населения планеты, достигшего уже 6 млрд человек. Но та же наука создала чудовищные средства истребления и уничтожения всего живого. Да и мирные ядерные устройства таят в себе огромный разрушительный потенциал. При этом новые прогрессивные технологии создали экономическую основу для гонки вооружений, ставшей особо масштабной и дорогостоящей во второй половине века. Именно гонка вооружений стала одной из причин ослабления и распада Советского Союза.
У руководителей великих держав хватило здравого смысла, чтобы воздержаться от ядерной войны. Но они не смогли в полной мере обеспечить контроль над распространением ядерного оружия. Его создание в нескольких странах, вовлеченных в длительные (то вялотекущие, то прорывающиеся на поверхность) локальные конфликты многократно увеличило опасность ядерного взаимоуничтожения.
Глобализация контактов — полезна, глобализация конфликтов — губительна. Именно глобализация определила масштаб двух мировых войн. Война холодная, длившаяся почти 50 лет, способствовала приумножению и совершенствованию смертоносных арсеналов.
Человечеству не хватило разума и воли, чтобы прийти ко всеобщему благоденствию (хотя развитие производительных сил позволяло и позволяет это сделать), к подлинной демократии и к социальному миру. Существовавшие ранее антагонизмы видоизменились, но не исчезли. XX век, как уже отмечалось, обострил многие из противоречий и породил новые.
Папа римский Иоанн Павел II в выпущенной в 1991 г. энциклике «Центезимус анно» («Столетие») убедительно описал многие противоречия и парадоксы века. Критикуя коммунизм, папа не может безоговорочно признать и капиталистические порядки, при которых несправедливость, разруха, бедность до сих пор не изжиты в различных регионах мира. «Нет такому капитализму, который превратил в идолов рынок и прибыль», — говорится в энциклике.
Сближение государств и народов набирает силу. Но чем больше развивается политическая, экономическая, культурная интеграция, тем острее национальные и религиозные конфликты — на Ближнем Востоке, на Балканах, в Африке, в странах постсоветского пространства.
Чем больше развивается наука, предлагая всё новые и всё более убедительные варианты рационального объяснения явлений природы, тем сильнее тяга к иррациональному, к мистике, к религии.
Великие научные достижения сочетаются с массовым распространением разного рода верований, знахарства, колдовства. Всеобщая грамотность, радио и телевидение — и наряду с этим снижение культурного уровня, девальвация моральных устоев, небывалое распространение наркомании и т.д., и т.п.
Таковы некоторые парадоксы прошлого века...

Россия в эпицентре столетия

Россия с самого начала XX в. находилась в эпицентре грандиозных событий. Будучи в определенном смысле моделью мира, она наиболее сильно и глубоко воплотила в своей истории сложность и противоречивость глобальных процессов.
Российская революция 1917 г. оказала — прямо или опосредованно — влияние на весь мир. Никогда событие, произошедшее в одной стране, не получало столь широкого, поистине планетарного резонанса, не порождало столько надежд и столько разочарований, не вызывало такой резкой поляризации общества в других странах. Создание советского государства дало импульс возникновению совершенно новой обстановки в мире, принципиально нового соотношения сил и неизвестных ранее форм межгосударственных контактов.
Руководство СССР рассматривало западные демократии в качестве потенциальных противников, имея в виду помочь новым революциям, которые казались неизбежными и должны были сокрушить капиталистический строй. Одновременно лидеры большевиков стремились избежать международной изоляции, поддерживая с большинством стран экономические и дипломатические отношения.
Руководители западных демократий, в свою очередь, видели в существовании советского государства несомненную опасность и старались его ликвидировать или ослабить (интервенция в 1918—1920 г., попытки направить гитлеровскую агрессию на восток и т.п.). Однако противоречия между самими западными государствами, а также стремление нацистской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии к мировому господству, открытые акты агрессии с их стороны заставили Запад пойти на союз с СССР. Победа антигитлеровской коалиции во второй мировой войне наглядно продемонстрировала реальную роль СССР в мировых делах. Советский Союз стал одной из двух сверхдержав.
Создание во второй половине века блока государств, руководимых коммунистами, — блока, простиравшегося от Юго-Восточной Азии до Центральной Европы, создало реальную перспективу установления просоветских режимов на всех континентах. Этому активно противодействовал Запад. Так или иначе, никогда прежде Россия не играла — и, вероятно, никогда уже не будет иметь — на мировой арене такой огромной роли, как в XX в.
Попытки России и других республик, объединенных в СССР, построить социалистическое общество, окончились по ряду объективных и субъективных причин неудачей. Однако поиск путей рационального переустройства общества, накопление позитивного и негативного опыта, соревнование различных политико-социально-экономических систем сыграли значительную роль в поступательном движении человечества. Революция в России не переросла в «мировую», но во многом способствовала мировой эволюции.
Осуществленный Россией в начале 1990-х гг. кардинальный поворот к западным моделям без учета своеобразия сложившихся в стране реалий, предпринятый во многом в интересах немногочисленных политических групп, оказался, к сожалению, деструктивным.

Заглядывая в третье тысячелетие

ХХ век завершился, оставшись по-настоящему непознанным. Современники, отмечая грандиозность свершений, не могут в полной мере понять суть и значение происходящего. Когда грандиозное становится обыденным, человек быстро к этому привыкает и не оценивает должным образом перемен и их возможных последствий.
XX век со своими прорывами в будущее, с парадоксами, трагедиями надолго загрузил работой историков. Но кто знает, может быть, приспело время подойти к подведению научно обоснованных итогов? О событиях прошлого столетия уже написано несчетное количество книг. Но, пожалуй, с наступлением нового тысячелетия точка зрения на недавние (и относительно недавние) события постепенно становится иной.
Вероятнее всего, XX век еще надолго останется загадкой, которая всегда с нами, а человечество, как и ранее, будет спотыкаться на каждом шагу, повторяя прежние ошибки. Но насколько возрастает цена ошибок? Вот в чем вопрос. Часто говорят, причем с гордостью, что наше настоящее уже немало взяло из будущего. Но не взяли ли мы так много, что можем лишиться будущего вовсе?
Может быть, мы подготовили солидный задел для третьего тысячелетия, как последние десятилетия XIX в. подготовили взлет XX века? Или человечество в принципе исчерпало свой потенциал — и вскоре вступит в период застоя, всё быстрее приближаясь к технологической катастрофе и моральной деградации?
Кладовые будущего приоткрываются. Но что там таится и кто, с какой целью воспользуется их богатствами? Где гарантия, что эти кладовые не окажутся ящиком Пандоры? Что посеял XX век — благодатные семена или зубы дракона?
Мы глубже, основательней, чем раньше, узнали наши недуги, но до сих пор продолжаем лечить СПИД каплями от насморка. Если общество будет игнорировать проблемы окружающей среды, то отравленная нами среда покончит с обществом.
Мы можем сравнивать свой век с предыдущим, но, естественно, не с будущим. О будущем остается только гадать. Приходится, однако, констатировать, что уроки XX столетия дают мало оснований для оптимизма.