публикации и републикации

Уильям Питт Старший,
граф Чатам

Парламентские речи

Уильям Питт Старший (1708—1778) — человек, оставивший самый заметный след в истории Англии XVIII в. Член парламента с 1735 г., он с 1756 г. возглавил партию вигов, руководил иностранными делами и военным ведомством, являлся, вплоть до 1761 г., главой правительства. Англия обязана ему своими успехами в Семилетней войне и деле приобретения колоний.
Из-за разногласий с новым королем Георгом III Питт подал (1761) в отставку, но вновь вернулся к власти, будучи (1766—1768) премьер-министром коалиционного правительства.
Находясь в оппозиции т.н. «друзьям короля» из партии тори, он резко оппонировал им и самому монарху по вопросам парламентской реформы и отношений с американскими колониями.
Именно этим вопросам посвящены публикуемые нами речи, ставшие страстной проповедью демократических принципов.
Публикуется с сокращениями.

Речь в палате общин 14 января 1766 года

Уильям Питт Старший (1708—1778)
Уильям Питт Старший
(1708—1778)

Я говорю не из уважения к партиям; я стою на этом месте одиноко и независимо. Что касается последнего кабинета, то каждая важная мера, им принятая, была глубоко ошибочной!
По отношению к присутствующим джентльменам, по крайней мере, тем, кого я вижу, я не имею претензий и никогда не приносил в жертву ни одного из них. У них хороший характер, я всегда рад, когда люди с хорошим характером поступают на службу Его Величества. Некоторые из них оказали мне честь, спросив мое мнение до того, как принять решение. Следует отдать мне должное, я посоветовал им действовать, но я люблю быть точным: я не могу оказать им своего доверия; извините меня, джентльмены, доверие — это цветок, медленно растущий в старой груди; юности свойственна доверчивость, сопоставляя события, обсуждая результаты дел, мне думается, я просто исследую пути постороннего влияния.
В законе о престолонаследии есть статья, обязывающая каждого министра подписывать свое имя под советом, который он дает своему суверену. Да будет это соблюдено!
Я надеюсь, что недалек тот день, когда состояние английской нации будет рассматриваться относительно Америки. Я надеюсь, что джентльмены подойдут к этим дебатам со всем спокойствием духа и беспристрастием, как рекомендует Его Величество, и требует важность предмета. Этот вопрос имеет огромное значение. С моей точки зрения, королевство не имеет права облагать налогами колонии. В то же время, пусть будет заявлено о суверенной власти этой страны над колониями в самых сильных выражениях, какие только можно найти.
Американцы — подданные этого королевства, наделенные одинаковыми с вами естественными правами всех людей и особыми правами англичан. Они подчиняются законам и конституции этой свободной страны на равных условиях. Американцы — сыновья, а не побочные дети Англии. Обложение налогами не является частью исполнительной или законодательной власти. Налоги являются добровольным даром исключительно общин. В процессе законодательства принимают одинаковое участие три сословия, но соперничество равных необходимо подкрепить законом. В древние времена корона, бароны и духовенство имели земли. В те дни бароны и духовенство одаривали корону. Они отдали то, что было их собственностью. В настоящее время, после открытия Америки общины стали собственниками земли. Корона лишила себя этих великих сословий. Церковь не имеет ничего, кроме небольшого жалования. Собственность лордов по сравнению с собственностью, принадлежащей общинам, — капля в море. Эта Палата представляет те общины, которые являются собственниками земли, и эти собственники фактически представляют остальное население. Иногда, таким образом, в этой Палате, мы одариваем, мы отдаем свое. Так что же в случае американских налогов? Мы, общины Его Величества, одариваем Его Величество чем? Нашей собственностью? Нет. Мы одариваем Его Величество собственностью американских колоний. Это предельно абсурдно.
Есть мнение, что колонии фактически представлены в Палате. Я бы с удовольствием узнал, кто из американцев присутствует здесь? Может, он представлен рыцарем графства, любого графства этого королевства? Не увеличить ли достопочтенное представительство во имя Бога! Или, может, американцы представлены каким-нибудь представителем из местечка, которое само никогда не видело своего представителя?
Это то, что называется «гнилой частью конституции». Она не может соответствовать времени, если эту часть нельзя опустить, то она должна быть ампутирована.
Общины Америки, представленные на их нескольких ассамблеях, обладают правом отдавать и отдаривать свои деньги. Они были бы рабами, если бы не пользовались этим правом. В то же время, наше королевство как главная управляющая и законодательная власть всегда насаждало в колониях свои законы, свои правила и ограничения в торговле, навигации, на фабриках, во всем, за исключением права взять деньги из их кармана без их согласия.
Мне вменяют подстрекательство к мятежу в Америке. Американцы высказывали свободно свои мысли против этого несчастного закона, и свобода превратилась для них в преступление. Мне жаль слышать, что свобода речи в этой Палате вменяется в преступление. Эта свобода, я считаю, должна быть защищена. Эта свобода, которой может воспользоваться каждый. Джентльмен говорит, что Америка может восстать. Я рад, что Америка сопротивляется. Я пришел сюда вовсе не вооруженный по всем вопросам, с судебными прецедентами и постановлениями парламента, со сводом законов, сложенным в тележку, чтобы защищать путь к свободе. Если бы это у меня было, я бы процитировал, чтобы показать, что при любой самой деспотичной власти, парламенты стыдились облагать налогами народ без его согласия и не позволять иметь своих представителей. Уэльс не облагался парламентом налогами, пока не был объединен с Англией. Я не буду дебатировать с джентльменом по поводу пункта закона, взятого в отдельности: я знаю свои возможности. Но для защиты конституции я твердо стою на платформе главных, конституционных принципов. После вступления на трон короля Вильгельма правительством руководят министры, одни великих, другие более умеренных способностей. Никто из них не думал, и даже не собирался красть у колоний их конституционные права. Это сохранилось вплоть до последнего правления: никто не собирался, когда я имел честь служить Его Величеству, предложить мне обжечь пальцы на американском гербовом законе [постановление о гербовом сборе в колониях]. С врагами за спиной, со штыком у груди, в дни горя, американцы, однако, уступили бы налогообложению, но воспользоваться этим было бы неблагородно и несправедливо. Я не придворный Америки, я встаю на защиту нашего королевства. Я утверждаю, что парламент имеет право связывать, сдерживать Америку. Наша законодательная власть над колониями является верховной и суверенной. Когда она перестанет быть верховной и суверенной, я посоветую джентльменам продать свои земли и вернуться в нашу страну. Когда две страны связаны вместе, как Англия и ее колонии, без объединения, одна должна управлять другой, более великая должна править менее великой, но править так, чтобы не противоречить основополагающим принципам, общим для обеих.
Джентльмен спрашивает, когда колонии освободились? Но я желал бы знать, когда они были рабами? Но я не цепляюсь к словам. Я утверждаю, что доходы Великобритании от торговли с колониями во всех областях составляют два миллиона фунтов стерлингов в год. Это капитал, позволивший нам выйти из последней войны победителями. Это цена, которую платит Америка за ваше покровительство. И может ли хвастаться ничтожный финансист, что может принести песчинку в казну, потеряв миллионы подданных!
Вы запрещаете, когда должны поощрять, и вы поощряете, когда должны запрещать. По крайней мере две нации хотят торговать с Америкой. Хоть двадцать! Английский министр не должен становиться таможенным чиновником для Испании или для другой иностранной державы. Многое неверно, многое должно быть исправлено для великого блага в целом.
Джентльмен жалуется, что не был представлен в общественной печати. Это общее несчастье. Во время испанской кампании прошлого года меня оскорбляли во всех газетах за то, что я-де посоветовал Его Величеству нарушить законы по отношению к Испании. Я не обязан говорить о том, какой совет я действительно дал Королю. Мой совет в письменном виде за моей подписью является собственностью короны. Но я все-таки скажу, я не советовал ему нарушать закон.
Джентльмен не должен удивляться, что ему не противоречили, когда он в качестве министра отстаивал право парламента облагать налогами Америку. Я не знаю, так ли это, но из чувства скромности Палата предпочитает не противоречить министру. Я надеюсь, что джентльмены найдут этой скромности лучшее применение. Даже это кресло, сэр, слишком часто оборачивается к Сент-Джеймскому дворцу [место пребывания короля].
Многое было сказано за закрытыми дверями о власти и мощи Америки. Эту тему следует затрагивать очень осторожно. Направленная по верному пути, мощь нашей страны может разложить Америку на атомы. Я знаю численность наших войск. Мне известна смелость наших офицеров. Эта кампания не для пехоты, которая служит в Америке. Таким образом, ваш успех был бы сомнительным. Америка если падет, то падет как сильный человек. Она подорвет столпы общества и обрушит конституцию вместе с собой. Не вы ли хвастались миром? Нужно спрятать меч в ножны, а не вонзать его в кишки согражданам! Будем ли мы ссориться сами с собой, когда весь дом Бурбонов объединился против вас?
Американцы действовали без благоразумия и спокойствия духа. Они были неправильно поняты. Они были доведены до бешенства несправедливостью. Будете ли вы их наказывать за бешенство, которое сами вызвали? Лучше позвольте благоразумию и спокойствию духа впервые посетить их. Я ручаюсь за Америку. Есть две линии поведения мужчины по отношению к его жене, так хорошо применимых к нам и нашим колониям, что я не могу не повторить их: “Меньше внимания обращай на ее недостатки, будь очень добр к ее достоинствам”.
На основании всего этого я буду просить Палату о возможности остаться и высказать свое мнение до конца. Оно заключается в том, что гербовый акт должен быть полностью и немедленно отменен, так как он основан на ошибочном принципе. В то же время, пусть суверенная власть этой страны над колониями утверждается такими сильными мерами, какими удастся, и пусть всегда соответствует каждому пункту законодательства. Так мы всегда сможем контролировать их торговлю, ограничивать их промышленность, осуществлять всякую власть, кроме изъятия денег из их кармана без их согласия.

Речь в палате лордов 22 января 1770 года

Милорды, я собирался немедленно выступить в поддержку предложения, сделанного благородным лордом [о парламентской реформе]. Вопрос, затрагивающий, как полагал благородный герцог, его самого, несомненно, требовал ответа. Это правильно, что он стал говорить до меня, и я готов аплодировать благопристойности и чувству меры, с которыми он выразил свою мысль.
Я совершенно согласен с принципами и аргументами благородного лорда. Я ясно вижу, что лицо нашего правительства существенно изменилось; и я вижу, что эти изменения начались в то время, которое могло бы быть эрой счастья и благоденствия этой страны.
Милорды, я объясню вам причины моего согласия с предложением. Я благодарю Бога, милорды, за то, что он сохранил меня, такого ничтожного, чтобы принять участие в этом великом событии и чтобы всеми силами содействовать сохранению, спасению и укреплению конституции.
Милорды, не нужно далеко ходить в поисках недовольства. Большой капитал затаил зло. Это разрушает само основание нашего политического существования и посягает на основы государства. Конституция была грубо нарушена. И до сих пор конституция остается нарушенной. До того как это не будет исправлено, пока недовольство не будет подавлено, нет смысла добиваться единства в парламенте, нет смысла ожидать согласия в народе. Если мы хотим объединить нацию, мы должны ее убедить, что ее жалобы учитываются и ее требования удовлетворяются. На этом основании я хотел бы взять на себя смелость рекомендовать мир и согласие для народа. Если бы брешь в конституции была бы своевременно заделана, то народ сам по себе вернулся бы в состояние спокойствия. Если нет — разногласия останутся навсегда!
Я знаю, до чего может довести эта доктрина и этот язык. Я также знаю принципы англичанина, и я выражаю их без страха и оговорок. Кризис действительно серьезный, по крайней мере, это требует осторожного изменения части правительства. Если слуги короля не допустят решения конституционных вопросов в соответствии с этикетом и принципами конституции, они будут решены потом другим путем, тогда это будет безнадежно, тогда нация должна будет вверить себя деспотичному министру. Я надеюсь, милорды, с высоты своего возраста, увидеть вопрос решенным путем обсуждения в народе и правительстве. Милорды, это не язык фракций, давайте проверим это мерилом, единственным, которое может отличить фракционное от не являющегося таковым — принципами английской конституции.
Я был воспитан на этих принципах и знаю: если посягают на свободу подданных, отказывают в удовлетворении их нужд, сопротивление оправдано. Я полагаю, что если возникает какое-то сомнение в вере или спорный вопрос, то следует обращаться к источнику религии — я имею в виду Библию. Конституция имеет свою политическую библию, в соответствии с которой может и должен решаться каждый политический вопрос. Я называю Великую хартию вольности, и Билль о правах — Библией английской Конституции. Если бы несчастные предшественники Его Величества меньше доверяли пояснениям министров и читали бы текст сами, то знаменитая революция осталась бы возможной только в теории, и не являлась бы сейчас пугающим примером.
Милорды, я не могу согласиться с благородным герцогом, что немедленная атака на честь или интересы нашей нации позволят нам вмешиваться в оборону более слабых государств и останавливать поползновения честолюбивого соседа. До тех пор пока эта узкая, эгоистичная политика преобладает в наших советах, мы постоянно испытываем ее пагубное воздействие. Допуская попытки наших естественных врагов свергнуть власть, менее способную к сопротивлению, чем наша, мы допустили рост их силы, мы потеряли наиболее выгодные возможности успешно противостоять им. Мы, наконец, поняли, что должны использовать каждую возможность повернуть дело в свою сторону, так как нам не хватило ума сделать это с самого начала, пока затраты и опасности были у других.
Милорды, состояние дел Его Величества в Ирландии, а также внутри королевства, несомненно, сделается очень значительным вопросом ваших сиятельств. Я недостаточно информирован, чтобы постичь суть вопроса так глубоко, как бы хотелось, и как видно по реакции публики и из моих собственных наблюдений, я признаю, что у меня нет доверия к правительству, к смыслу или благоразумию его правления. Я вижу, даже если принимаются соответствующие меры, оно неспособно провести их без какой-то смеси слабости и опрометчивости. Они поступают неправильно. Милорды, согласно моей совести и хорошо взвешенным принципам моего понимания событий, я аплодирую увеличению армии. Как военный план, я верю, он благоразумен. С политической точки зрения, я убежден, это необходимо для благосостояния, безопасности империи в целом. Но, милорды, несмотря на все эти преимущества, если бы я имел честь советовать Его Величеству, я никогда не согласился бы принять это увеличение, на этих нелепых и позорных условиях, предложенных министерством [перевод войск в Ирландию]. Милорды, я чту саму прерогативу короны, и буду бороться за нее так же горячо, как и за права людей. Это взаимосвязано и взаимозависимо. Я не собираюсь даже слегка затронуть прерогативу.
Я был одним из тех, кто сделал запрос насчет этого в другую Палату, и я убедился, что мы не имеем регулярных войск, необходимых нации. С того момента, как впервые заговорили о плане увеличения численности армии, я полностью и горячо поддерживал его в кругу друзей: я рекомендовал его нескольким членам Ирландской Палаты Общин, и советовал им всеми силами поддерживать его в парламенте. Я не предвижу и не могу представить себе это возможным, что министерство примет его, на условиях, делающих план неэффективным, и по мере действия лишит смысла содержание вооруженных сил. Сейчас Его Величество полностью захвачен мыслью сконцентрировать в Ирландии двенадцать тысяч солдат и допустил опасное состояние своих дел за границей и внутри страны вплоть до бунта или набега на Великобританию. Он не находит в себе сил принять некоторые предупредительные меры, позволяет своей мягкотелости быть столь очевидной, позволяет своим страхам набега или бунта быть столь обоснованными, пока действительно в армии не найдется изменник, пока враг не будет в сердце страны, мы не сможем взять ни одного человека из Ирландии.
Я чувствую, что должен, милорды, вернуться к этому вопросу, интересующему меня больше всего. Я имею в виду внутренний разлад в конституции и средства для его упразднения.
Милорды, я имею опыт в делах, и, если несмотря на очевидные усердие и помощь, о которых говорит благородный герцог, доклад по этому вопросу еще не сделан, я уверен, должен быть дефект в одном из общественных мероприятий, который должен быть выявлен и строго наказан. Но, милорды, трата общественных денег сама по себе не так важна, как пагубные цели, на которые, как мы подозреваем, они были пущены. В течение нескольких прошлых лет наблюдался приток богатства в страну, сопровождавшийся многими пагубными последствиями, поскольку эти деньги не были естественным продуктом труда и промышленности.
Богатства Азии полились на нас и принесли с собой не только азиатскую роскошь, но и, я боюсь, азиатские принципы правления. Импортеры иностранного золота проложили свой путь в парламент, так что владельцы наследственных состояний не могут сопротивляться коррупции. Милорды, я не говорю ничего такого, что не знал бы каждый из нас. Коррупция людей является главной причиной их недовольства собой, короной и общеизвестным упадком силы конституции. Чтобы предотвратить это великое зло нужно немедленно применить некоторые средства, и я признаюсь, милорды, что действительно надеюсь, что слуги Его Величества жаждали мира так долго, чтобы уделить внимание предмету, который должен волновать и интересовать всех нас. Я льщу себя надеждой, что увижу отброшенными преграды для защиты конституции и новые преграды на пути коррупции. Я сожалею, что нет согласия в необходимости действовать. Я представлю свои соображения на рассмотрение Палаты и я надеюсь, что каждый благородный лорд, который слышит меня, будет готов, как и я, внести свои предложения по этому важному вопросу. Я не считаю свои собственные мысли незрелыми или неудобоваримыми, это неприлично для меня, ваше сиятельство, предложить вам что-либо, как следует не обдумав это, и этот вопрос, я признаюсь, давно занимал меня. Я сейчас, не откладывая, представлю их вам.
Если кто-нибудь понимает теорию английской конституции и сравнит ее с действительностью, то должен сразу увидеть, как они отличаются друг от друга. Мы должны привести их в соответствие, если хотим сохранить свободы этой страны. Мы должны привести нашу политическую практику, на сколько это возможно, в соответствие с нашими принципами. Конституция предполагает постоянную связь между законодательными и представительными органами. Может ли кто-нибудь сказать, что настоящая Палата Общин сохранила эти связи? Милорды, они не сохраняются, они разрушены. Однако давайте будем осторожными, так как мы прибегаем к помощи насильственных мер. Маленькие городки страны совершенно правильно были названы гнилыми местами конституции. По моему мнению, милорды, эти коррумпированные городки должны считаться естественной немощью конституции. Как и болезни тела, мы должны терпеливо переносить их и подчиняться им. Член омертвел, но ампутация может привести к смерти.
Давайте попытаемся, милорды, поискать мягкие меры. Поскольку мы не можем исправить этот недостаток, постараемся придать немного здоровья конституции, что даст ей возможность бороться с закоренелыми недугами.
Представительство графств, я думаю, по-прежнему осталось чистым и неиспорченным. Представительство многих больших городов, как и многих торговых центров, сохраняющих свою независимость, также достойно сохранено. Вливание здоровья, на которое я ссылаюсь, позволит графствам выбирать на одного члена палаты больше добавочно к настоящему представительству. Сила и крепость конституции лежит не в маленьких зависимых местечках, а в больших городах и графствах, и только они в случае возникновения какого-либо щекотливого вопроса будут честно и твердо отстаивать конституцию. Я хотел бы увеличить эти силы, поскольку я думаю, что в них единственная защита от бича нашего времени — коррупции народа и амбиций короны.
Милорды, я считаю, что выгода должна быть общей и желание получить ее единодушным. Только важные и неотложные причины могут заставить меня изменить букву закона; но нет такой причины, столь важной, столь неотложной, которая заставила бы меня отойти от духа закона. Сохраним этот дух как святыню. Давайте следовать принципам, по которым представительство двух стран определяется союзом, и когда мы увеличим число представителей английских графств, то и графствам Шотландии будет предоставлены равные привилегии. При таких условиях и пока обеими нациями сохраняется соотношение, ограниченное союзом, я думаю, что ни один человек, желающий добра другим, не будет возражать против изменений, столь необходимых для взаимных гарантий. Я не говорю о праве законодательной власти провести эту меру, поскольку никто не оспаривает этого. Но я не предполагаю, чтобы законодательная власть действовала в одиночку, без мирного соперничества всех партий. Предметом моих забот является счастье и безопасность двух наций, и я не надеюсь добиться этого без их взаимного согласия.

TopList