Мы живем, под собою не чуя страны.
Наши речи за десять шагов не слышны.
Только слышно кремлевского горца —
Душегубца и мужикоборца.

Разгром левой оппозиции в 1925—1927 гг. не снял главного вопроса, стоявшего перед страной: о путях осуществления индустриализации. Речь шла о возобновлении процесса модернизации России, развернувшегося в начале ХХ в., особенно в 1910-е гг., и прерванного войной и революцией.

Условия для осуществления индустриализации в конце 1920-х гг. были хуже, чем на рубеже XIX—XX вв. Если царская Россия могла широко привлекать иностранные инвестиции и займы, то СССР рассчитывать на приток капиталов из-за рубежа не приходилось.

Отвергая в 1926 г. призывы Троцкого и Зиновьева к «сверхиндустриализации», Бухарин, Рыков, Сталин и их сторонники утверждали, что нет ничего страшного, если темпы индустриализации будут невысокими. «Всесоюзный староста» М.И.Калинин даже заявил, что Ленин якобы завещал: «Быстро не пересаживайтесь на пролетарского рысака, подольше задержитесь на крестьянской кляче».

К тому времени в ходе реализации плана ГОЭЛРО уже были построены несколько районных тепловых электростанций, например, Шатурская и Балахнинская. Строились Каширская, Челябинская, Штеровская и другие ГРЭС. В 1926 г. вступила в строй первая советская гидроэлектростанция — Волховская ГЭС мощностью 56 тыс. кВт. Тогда она считалась гигантом электроэнергетики.

Сталин и нарком торговли А.И.Микоян выступили против предложенного Троцким строительства Днепрогэса. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) предлагал использовать «предельно минимальный темп развития индустрии, который необходим для победы социалистического строительства». Он говорил: «Тов. Троцкий думает подхлестывать наши центральные учреждения расширенными планами, преувеличенными планами промышленного строительства. Но преувеличенные планы промышленного строительства — плохое средство для подхлестывания. Ибо что такое преувеличенный промышленный план? Это есть план, составленный не по средствам, план, оторванный от наших финансовых и иных возможностей».

Правда, в течение 1926 г. взгляды одержавшего верх большинства ЦК отчасти изменились. Осознав, что главной болевой точкой экономики является уже не отсутствие спроса на товары, а их нехватка, партийное руководство выступило за ускорение роста промышленного производства. Осенью 1926 г. XV партконференция ВКП(б) выдвинула задачу «догнать и перегнать» капиталистический мир. Бухарин заявил о смене периода восстановления периодом реконструкции.

Капиталовложения в промышленность, прежде всего в тяжелую индустрию, существенно возросли. Было принято решение о строительстве Днепрогэса; мощность этой электростанции должна была в 10 раз превзойти мощность Волховской ГЭС и составить 558 тыс. кВт.

Вместе с тем Бухарин по-прежнему выступал за сбалансированное развитие экономики, отвергая недооценку роли легкой промышленности и сельского хозяйства. Индустриализацию предполагалось вести настолько быстро, насколько позволят имеющиеся ресурсы, и при непременном повышении уровня жизни населения.

Партконференция отметила в своем решении: «Развитие индустрии на основе расширения основного капитала (нового капитального строительства) никогда не могло и не может идти с такой быстротой, с какой происходило развитие промышленности на старой базе в восстановительный период за последние годы».

Резолюция партконференции гласила: «Процесс расширенного воспроизводства промышленности должен быть обеспечен прежде всего вложением в индустрию новых масс прибавочного продукта, создаваемого внутри самой промышленности».

В декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б) принял первый пятилетний план, рассчитанный на 1928—1932 гг. Переход к централизованному планированию обосновывался необходимостью сконцентрировать все ресурсы в одних руках для их наиболее рационального использования.

А.И.Рыков говорил: «Ограниченность наших ресурсов сравнительно с потребностями заставляет ставить это дело так, чтобы ни одна копейка не расходовалась без плана». В дальнейшем, однако, централизованное планирование стало рассматриваться как основа социалистического строительства, а государственный характер плана, его директивность — как предпосылка его выполнения. Возникла чеканная формула: план — это закон.

Решения XV съезда ВКП(б) закрепляли курс на сбалансированное развитие экономики. В резолюции «О директивах по составлению пятилетнего плана народного хозяйства» говорилось: «В вопросе о темпе развития необходимо … иметь в виду крайнюю сложность задачи. Здесь следует исходить не из максимума темпа накопления на ближайший год или несколько лет, а из такого соотношения элементов народного хозяйства, которое обеспечило бы длительно наиболее быстрый темп развития».

Проекты первого пятилетнего плана, которые вырабатывались в Госплане и ВСНХ в течение 1927 г., свидетельствуют о том, что плановые показатели постепенно повышались, но оставались реальными; при этом авторы проектов по-прежнему исходили из перспективы постепенного снижения темпов промышленного роста.

На дальнейшей разработке первого пятилетнего плана сказалась вновь развернувшаяся борьба в высшем партийном руководстве.

Последовательными сторонниками Сталина в Политбюро были Ворошилов, Куйбышев, Молотов, Рудзутак, а с некоторыми оговорками — и Калинин. «Людьми Сталина» оказались и все кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК, за исключением Угланова. Очень скоро Бухарину и его единомышленникам пришлось почувствовать, чем обернулся для них разгром левых.

Резкий поворот в экономической политике большевиков произошел на рубеже 1927—1928 гг.

В 1927 г. сложились крайне неблагоприятные условия для хлебозаготовок. Стремясь привлечь на свою сторону рабочих, государство способствовало опережающему росту заработной платы. Оплата труда рабочих и служащих в промышленности увеличилась на 16 % по сравнению с предыдущим годом. Доходы крестьян в результате проведения политики «деревенского нэпа» возросли на 31 %. Общий покупательский спрос поднялся на 20 %.

Между тем промышленность произвела товаров широкого потребления всего на 0,5 % больше, чем в 1926 г. В этой ситуации, естественно, возник дефицит и начался ажиотажный спрос на промышленные изделия, усугубленный слухами об ухудшении международной обстановки и о надвигающейся войне. Не имея возможности купить необходимые товары, крестьяне неохотно продавали хлеб. Было выгоднее торговать мясом, молоком, льном. Цены на продукцию животноводства и технические культуры значительно возросли по сравнению с довоенным периодом и с предыдущим 1925/26 г., а цены на зерно снизились.

Однако для государства были особенно важны именно заготовки хлеба, поскольку экспорт зерна обеспечивал приток валюты, необходимой для проведения индустриализации.

Председатель Совнаркома Рыков считал, что кризис хлебозаготовок может быть преодолен с помощью рыночных мер. Но большинство ЦК во главе со Сталиным квалифицировало нежелание крестьян продавать государству хлеб по низкой цене как «кулацкую хлебную стачку» и решило ответить репрессиями и насильственным изъятием зерна, используя чрезвычайные методы времен военного коммунизма.

Бухарин, Рыков и Томский выступили в защиту нэповских методов против «неотроцкистских» действий Сталина. Генеральный секретарь ответил обвинениями в отказе от ленинизма, в правом уклонизме и в защите кулачества. В 1928—1929 гг. между недавними союзниками по борьбе против троцкизма и «новой оппозиции» развернулась острейшая борьба.

С опозданием осознав опасность, исходящую от Сталина, Бухарин попытался было наладить контакт с бывшими лидерами «левых». С этой целью он даже встретился в июле 1928 г. с Каменевым, который специально приехал из Калуги, где отбывал ссылку. Во время этой встречи Бухарин в почти истерическом тоне предложил Каменеву союз против Сталина, которого назвал «Чингисханом». Бухарин заявил, что генеральный секретарь меняет взгляды в зависимости от того, «кого в данный момент надо убрать».

Создать новый антисталинский блок не удалось. Каменев расценил предложение своего недавнего непримиримого врага как свидетельство того, что в очередной междоусобице обе борющиеся группировки будут искать помощи у левой оппозиции. Зато Сталин, своевременно узнавший о встрече, тотчас обвинил Бухарина в беспринципных интригах и двурушничестве. Попытки установить связь с левыми, уже скомпрометированными прежними поражениями и покаяниями, лишь ослабили позиции Бухарина и подорвали доверие к нему в партии.

Опираясь на большинство в руководящих партийных органах, Сталин летом 1929 г. добился снятия Томского с поста председателя ВЦСПС, а Бухарина — с поста генерального секретаря Коминтерна. В апреле 1929 г. был освобожден от обязанностей секретаря ЦК и кандидата в члены Политбюро поддержавший «правых» Угланов. В ноябре 1929 г. Бухарин был выведен из Политбюро.

После ноябрьского Пленума ЦК в 1929 г. лидеры «правого уклона» выступили в печати с признанием своих ошибок. В июле 1930 г. XVI съезд ВКП(б) не избрал в Политбюро Томского. Лишь Рыков оставался председателем Совнаркома и членом Политбюро до декабря 1930 г.

Борьба с «правым уклоном» подтолкнула Сталина к форсированию планов индустриализации и к использованию всех сил и средств для развития тяжелой промышленности. По существу Сталин вернулся ко многим предложениям левой оппозиции.

Пятилетний план стал рассматриваться не только с экономической, но и с социально-политической точки зрения — как способ вытеснения частнособственнических отношений. Ради этого, по мнению ряда советских экономистов, можно было пойти даже на временное падение производства: ведь крупное социалистическое производство заведомо «прогрессивнее» и в будущем обеспечит стремительный рост. Главным критерием стали считаться темпы развития «социалистической промышленности».

Плановые показатели индустриализации стали быстро повышаться. О том, какая обстановка царила в плановых органах, свидетельствует шутка, приписываемая известному в те годы экономисту, С.Г.Струмилину, якобы сказавшему, что он и его сотрудники предпочитают «стоять за высокие темпы, а не сидеть за низкие».

В 1928—1929 гг. были разработаны новые проекты индустриального развития. Так называемый отправной вариант в проекте Госплана (весна 1929 г.) предусматривался на случай неблагоприятных условий: низкого урожая, обострения международной обстановки и т.п. Оптимальный вариант разрабатывался в расчете на «максимально благоприятные» условия.

«Плановое ускорение» стало возможным потому, что в первые годы индустриализации экономический рост оказался более быстрым, чем ожидалось. Сталинское руководство расценило это как свидетельство особых преимуществ советского строя, позволяющих и в дальнейшем сохранить высокие темпы развития, характерные для восстановительного периода. Реальные причины состояли, однако, в ином.

К 1927 г. промышленность достигла довоенного объема производства. Но в дореволюционной России производственные мощности были загружены лишь на 70 %. Освоение остающихся 30 %, по расчетам экономистов, должно было занять около двух лет, в течение которых фактически сохранялись прежние темпы развития. В дальнейшем они неизбежно должны были снизиться.

Прислушаться к этому компетентному мнению партийное руководство не сочло нужным. Вместо этого раздались призывы опровергнуть «скептиков и маловеров», выполнить пятилетку в четыре года.

Пресса пропагандировала рабочий энтузиазм, направленный на резкое повышение производительности труда. Глава ВСНХ В.В.Куйбышев высмеивал экономистов, которые «высказываются за наиболее осторожный проект». В ответ на слова Бухарина, который, отмечая дефицит стройматериалов, предупреждал, что «из кирпичей будущего нельзя строить заводы», Куйбышев заявил: «Мы будем строить из кирпичей настоящего, а не будущего. Сегодня еще мало строительных материалов, но завтра они будут».

В апреле 1929 г. XVI партийная конференция ВКП(б), а в мае V Съезд советов СССР единодушно одобрили оптимальный вариант пятилетнего плана, предусматривавший ежегодное увеличение темпов развития производства.

Впрочем, вскоре и этот план был признан устаревшим. В августе Куйбышев заявил, что на втором году пятилетки промышленное производство возрастет не на 21,5 %, а на 28 %. Руководящие работники Госплана СССР заявляли, что промышленность Советского Союза может в течение трех лет превзойти индустрию США.

В статье «Год великого перелома», опубликованной к 12-й годовщине Октябрьского переворота, Сталин заявил, что в СССР произошел «решительный перелом в области производительности труда», а советские люди «с успехом разрешили своими собственными силами проблему накопления, заложив основы тяжелой индустрии». Из этого следовал вывод о возможности дальнейшего увеличения темпов роста. Сталин предложил поднять их в 1929/30 г. до 32 %. Ноябрьский Пленум ЦК немедленно утвердил этот показатель.

На XVI съезде в 1930 г. Сталин заявлял, что пятилетка в некоторых отраслях может быть выполнена за 1,5—2 года. Он угрожающе говорил: «Люди, болтающие о необходимости снижения темпа развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших врагов». XVI съезд внес очередные поправки в планы развития производства. Выпуск промышленной продукции в 1932 г. должен был более чем вдвое превзойти первоначально запланированный уровень.

Пятилетний план предусматривал строительство 1235 предприятий, а с учетом районных электростанций, угольных шахт и нефтяных промыслов — свыше 1500. Среди них было 50—60 гигантских строек, на долю которых приходилось 45 % всех капиталовложений. Крупнейшими объектами первой пятилетки стали Днепрогэс, Магнитогорский, Кузнецкий и Запорожский металлургические комбинаты, Сталинградский тракторный завод, Московский и Горьковский автомобильные заводы, Уралмаш (Уральский машиностроительный завод) и другие.

В ходе строительства проектные мощности предприятий неоднократно увеличивались. Так, Кузнецкий металлургический комбинат по первоначальному варианту плана должен был выплавлять 360 тыс. т чугуна в год, а по окончательному — 1200 т. Магнитогорский комбинат — соответственно 656 тыс. т и 2500 тыс. т.

В ходе «планового ускорения» было решено построить ряд предприятий, о которых не упоминалось в первоначальных проектах: Харьковский и Челябинский тракторные, Азовский и Новотульский металлургические заводы, Московский часовой завод, Горьковский завод фрезерных станков, заводы по производству труб, синтетического каучука, авиационных моторов и т.п.

Всё это вело к увеличению числа одновременно возводимых объектов, что делало невозможным быстрый ввод предприятий в строй. Чем дольше ведется строительство, тем позже предприятие начинает давать продукцию и тем дороже обходится. Отечественный экономист В.А.Базаров писал по этому поводу: «Концессионер учитывает как убыток каждый день, в течение которого его капитал, вложенный в новое строительство, не функционирует производительно, тогда как тресту … подчас всё равно, будет ли его капитал лежать втуне год, два года или несколько лет».

Плановые показатели увеличивались, для их реализации требовались всё новые и новые рабочие руки. За годы первой пятилетки в промышленность, в строительство и на транспорт пришли 12,5 млн. новых рабочих, в том числе 8 млн. недавних выходцев из деревни, людей малоквалифицированных, зачастую никогда раньше не видевших ни станка, ни автомобиля.

Форсирование планов порождало постоянную штурмовщину. Экономист О.Р.Лацис в книге «Перелом» так рассказывает о строительстве Сталинградского тракторного завода:

«Законы конвейерного потока, исключавшего героический штурм, были непостижимы не только для крестьянина, но и для старого рабочего. Он не понимал, что 144 трактора в день, как требовал проект, — это не только новые станки, но и новая психология. Для того чтобы сборка шла как следует, нужны были точные, стандартные детали. А сборщик искренне хотел сделать больше, дать план, несмотря на отсутствие деталей. И, оглянувшись, не идет ли директор, он вытаскивал из-за голенища напильник, подтачивал бракованную деталь и ставил на трактор. Директор ловил нарушителей, отнимал напильники, но никак не мог объяснить, что для того, чтобы собрать больше тракторов, надо бракованные детали возвращать.

За следующий месяц завод не смог выпустить ни одного трактора. В течение года после пуска он давал вместо 144 — 30, 50, 70 тракторов в день. Директора сняли. Второй директор довел выпуск до 90 тракторов, надорвался, заболел и умер. Проектную мощность завод освоил при третьем директоре. Выигранные два месяца обернулись проигранным годом. Директор оказался тысячу раз прав».

Экономика просто не смогла выдержать безумного перенапряжения. «Подхлестывание» страны, которое Сталин ставил в упрек Троцкому, и о необходимости которого в годы первой пятилетки заговорил сам, обернулось провалом ускоренной индустриализации.

В связи с этим нередко утверждается, что на рубеже 1920—1930-х гг. Сталин перешел на «левые позиции», осуществил на практике троцкистские планы сверхиндустриализации. Пожалуй, лучше всего ответил на это сам Троцкий. Американский троцкист М.Штокман рассказывал о таком диалоге с опальным вождем:

«— Послушайте, — сказали мы шутя…— все говорят, что Сталин ушел гораздо дальше, чем Вы когда-либо предполагали.

— Это верно,— ответил он не мешкая. — Когда у человека фурункул на шее, умелый хирург просто надрежет его. А сапожник пойдет гораздо дальше и отрубит голову человеку. Да, нет сомнения, что Сталин пошел гораздо дальше, чем я предполагал».

Тем не менее, подводя итоги пятилетки, Сталин заявил, что промышленность успешно выполнила план за 4 года и 3 месяца, причем валовой объем произведенной продукции составил 93,7 %, а объем продукции тяжелой промышленности — 108 % по отношению к первоначально запланированному.

Это заявление объяснялось просто: Сталин опирался на данные об объеме производства не в натуральных показателях (станках и автомобилях, тоннах угля и металла, метрах ткани), а в стоимостных, т.е. выраженных в рублях. Между тем в годы индустриализации цены на сырье, машины и оборудование быстро увеличивались: их устанавливали как раз те ведомства, которые производили соответствующую продукцию, а следовательно, были заинтересованы в росте показателей.

Если же говорить о реальных результатах, то не был выполнен (даже в отправном варианте) план по добыче топлива, по выплавке металла, по производству машин и минеральных удобрений. В особенно тяжелое положение попали легкая и пищевая промышленность, зависевшие от сельского хозяйства, которое оказалось совершенно разорено проходившей в те же годы коллективизацией. Производство тканей, сахара, хлебопекарной и мясо-молочной продукции оказалось даже ниже, чем в 1927 г. Это привело к серьезному спаду в уровне жизни населения.

Говоря об индустриализации, нельзя забывать, что форсирование темпов роста опиралось на искреннее желание людей как можно быстрее добиться индустриального прорыва. Казалось, надо потерпеть несколько лет, но зато потом, с расцветом промышленности, жизнь сразу станет намного легче. Поэтому на стройках пятилетки люди работали не щадя себя, словно на фронте.

Советская пропаганда очень гордилась примерами трудового энтузиазма. Газеты сообщали о том, что на строительстве Бобриковского химкомбината рабочие, трудившиеся в пургу на 30-метровой высоте, привязывали себя к строительным лесам, чтобы их не снесло ветром, но не спускались вниз, пока не выполняли дневного задания. Деятель Коминтерна О.Куусинен с восхищением рассказывал о бригаде комсомольцев, которая на 40-градусном морозе стеклила крышу на строительстве Сталинградского тракторного завода. «Многих из них, — говорил он,— пришлось с отмороженными руками и ногами свезти в больницу. Крыша была застеклена к установленному сроку». Пленум Исполкома Коминтерна встретил эту речь аплодисментами.

В 1929 г. было организовано социалистическое соревнование, появились первые «ударные бригады». По официальным данным профсоюзов, к концу года в ударных бригадах состояли 26 % рабочих крупной промышленности, а всего в соревновании участвовали 65 % рабочих. К весне 1931 г. доля участвующих в соревновании выросла до 75 %.

В последний год первой пятилетки развернулось изотовское движение, названное по имени донецкого шахтера Н.Изотова. К этому времени стало ясно, что низкий уровень квалификации рабочих, недавно пришедших в промышленность, тормозит использование новой техники и ведет к росту брака. Изотовцы брали на себя обязательства по производственному обучению новых рабочих.

Советская власть всемерно использовала неподдельный энтузиазм рабочих, позволявший экономить на создании самых элементарных условий жизни для тех, чьим трудом созидалась советская индустрия. Об этом писал Троцкий, пристально наблюдавший из эмиграции за происходившим в СССР:

«Мы ни на минуту не сомневаемся в том, что известная прослойка рабочих, особенно коммунистов, вносит в работу неподдельный энтузиазм, как в том, что более широкая масса рабочих в отдельные моменты или периоды, на отдельных предприятиях, захватывается этим энтузиазмом. Но нужно было бы ничего не понимать в человеческой психологии и даже физиологии, чтобы допустить возможность массового трудового «энтузиазма» в течение ряда лет».

Второй пятилетний план осуществлялся в 1933—1937 гг. Опыт прошедших лет, когда форсирование планов привело к их фактическому срыву, побудил советское руководство более взвешенно и осторожно подойти к планированию. На вторую пятилетку был запланирован среднегодовой рост производства на 16,7 %, т.е. значительно меньше, чем в первой пятилетке. Предполагалось, что отрасли группы «Б» (производящие предметы потребления) будут развиваться быстрее отраслей группы «А» (производящих средства производства). Это должно было обеспечить хотя бы частичное насыщение потребительского рынка товарами.

Постоянные поломки станков и машин, обилие бракованной продукции заставили обратить пристальное внимание на повышение квалификации работников. Вместо девиза первой пятилетки «Техника решает всё!» был выдвинут лозунг «Кадры решают всё!». Было организовано массовое производственное обучение рабочих. В 1934 г. только в тяжелой промышленности разными формами обучения были охвачены 700 тыс. человек, в 1935 г. — 1,5 млн., а в 1936 г. — свыше 2 млн. человек.

Для повышения производительности труда использовались новые формы соревнования. В 1935 г. началось стахановское движение. А.Стаханов, забойщик шахты «Ирмино-Центральная» в Донбассе добыл за смену 102 т угля при норме 7 т. Через несколько дней на той же шахте М.Дюканов добыл уже 115 т угля.

Конечно, возникает вопрос: каковы же были нормы, которые можно было перекрыть в 14 и более раз? Однако рекорды Стаханова и других объяснялись не только этим. Они целенаправленно готовились парторганизацией шахты. Для установления рекорда подбирались наиболее сильные шахтеры, выделялись удачные пласты. Обычно забойщик сам и рубил уголь, и устанавливал в забое крепеж. Но руководство шахты, применив разделение труда, прикрепило к Стаханову двух крепильщиков, освободив ему время и силы для рубки угля. Так что норма при установлении первого рекорда была реально перевыполнена не в 14, а почти в 5 раз, что, однако, тоже весьма немало.

Стахановское движение стало усиленно пропагандироваться в печати. Вся страна знала имена кузнеца А.Бусыгина, ткачих Е. и М. Виноградовых, обувщика Н.Сметанина, машиниста паровоза П.Кривоноса. Пример стахановцев использовался для пропаганды высоких трудовых достижений. Зачастую рекорды стахановцев опирались на рационализаторские предложения, разработанные совместно с инженерно-техническими специалистами предприятий.

Бывало и по-другому: стахановцам создавали исключительные условия труда, предоставляя им самое лучшее оборудование; порой рекордсменам приписывали работу, произведенную подсобными рабочими. Стахановцы становились элитой рабочего класса страны: их награждали орденами, перед ними открывалась возможность успешного служебного продвижения.

Сталин на Всесоюзном совещании стахановцев осенью 1935 г. объяснил возникновение стахановского движения улучшением материального положения рабочих: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится». На практике общий уровень жизни по сравнению с первой пятилеткой вырос незначительно. Зато государство стало активно использовать материальное стимулирование и обеспечивать немногим стахановцам заработки, намного превосходившие средние. Так, М.Дюканов в сентябре 1935 г. заработал 1338 руб. вместо привычных 550—600 руб. (при том, что его и Стаханова часто приглашали на разные торжественные заседания и в шахте забойщик отработал только 16 дней).

В среднем шахтер-стахановец зарабатывал более 1600 руб., а обычный шахтер — 400—500 руб. Средний заработок в промышленности не превышал 170 руб. (многие зарабатывали 100—120 руб.), а вспомогательный рабочий, причисленный к стахановцам, получал 400 руб.

Стахановцам предоставлялись бесплатные квартиры, иногда даже с мебелью, машины, путевки в санатории и дома отдыха. Существовали и более мелкие привилегии — вплоть до персональных бесплатных мест в кинотеатре. Для рядовых же рабочих рекорды стахановцев (в еще большей степени, чем достижения ударников первой пятилетки) оборачивались повышением норм выработки и снижением расценок, т.е. прямыми потерями в заработке и необходимостью трудиться более интенсивно. (Интенсивность труда не следует путать с производительностью, которая измеряется количеством продукции, произведенной в единицу времени. Интенсивность же труда — это количество энергии, затраченной работником в единицу времени.)

Отказ от чрезмерного форсирования индустриализации и усиленное внимание, обращенное на освоение техники, на использование передовых технологических приемов, дали ощутимые результаты.

В годы второй пятилетки вдвое выросла производительность труда, в 4 раза увеличилась энерговооруженность промышленности. Продолжалось обширное новое строительство. Вышла на проектную мощность Днепрогэс, были сооружены вторые очереди Магнитогорского и Кузнецкого металлургических комбинатов, завершилось строительство Уральского и Новокраматорского заводов тяжелого машиностроения, Уральского вагоностроительного и Челябинского тракторного заводов. Втрое увеличилась мощность автомобильного завода в Горьком (Нижнем Новгороде) и вчетверо — Московского автомобильного завода. В Москве, Горьком, Харькове, Киеве, Свердловске (Екатеринбурге) возводились станкостроительные заводы.

В общей сложности в годы второй пятилетки были введены в действие 4500 новых и реконструированных предприятий. Валовой объем произведенной продукции увеличился более чем вдвое.

Однако и на этот раз в основу статистики, позволившей заявить о досрочном выполнении пятилетнего плана, были положены стоимостные показатели. Плановые задания были выполнены лишь по 10 важнейшим натуральным показателям из 46 (по остальным — лишь на 70—77 %).

Не была реализована и установка на первоочередное развитие отраслей группы «Б». По-прежнему легкая промышленность финансировалась по остаточному принципу, ее работники оплачивались хуже, чем в тяжелой промышленности.

В канун войны СССР оставался аграрно-индустриальной страной. Большая часть национального дохода всё еще создавалась в сельском хозяйстве. Однако уже произошли колоссальные сдвиги в составе населения страны, значительно ускорилась урбанизация. Численность городского населения возросла с 29 млн. в 1928 г. до 63 млн. в 1940 г. Численность промышленных рабочих достигла 10 млн. чел. (против 4 млн. в канун первой пятилетки).

В результате индустриализации, проведенной в годы довоенных пятилеток, страна совершила колоссальный промышленный рывок. Были созданы новые отрасли: тракторостроение, автомобилестроение, химическая промышленность, в том числе производство синтетического каучука.

К концу 1930-х гг. СССР практически прекратил ввоз черных металлов, сельскохозяйственных машин, тракторов, многих видов сырья. Общий объем импортной продукции в потреблении страны снизился до 1 %.

Индустриализация была настоятельной потребностью. Но крайне неудачные методы ее проведения вызвали большие неоправданные затраты и не позволили реализовать действительные возможности экономики. Не случайно до тех пор, пока не началось «подхлестывание» и еще действовали многие принципы нэпа, промышленность успешно справлялась с намеченными планами.

Индустриализация была проведена односторонне. Прогресс был достигнут в основном в тяжелой промышленности. Легкая промышленность развивалась медленнее. Сохранялось преобладание ручного труда, особенно в сельском хозяйстве и строительстве.

В литературе существуют различные оценки темпов роста советской экономики в 1928—1940 гг. По официальным советским данным, промышленное производство росло в среднем на 16,8 % в год. Однако некоторые отечественные экономисты считают, что реальные темпы не превышали 9 % в год. Западные исследователи называют цифры от 7,1 до 13,6 % в год.

Развертывание индустриализации привело к ликвидации нэпа. Административное сосредоточение всех финансовых средств, сырья и рабочей силы в руках государства обрекло на гибель частный сектор в промышленности и торговле. На рубеже 1929—1930 гг. он был практически ликвидирован.

Принципиально изменилась система управления государственными предприятиями. Формально хозрасчет сохранялся, но фактически он был ликвидирован. Внутренние накопления промышленности, которые по решению XV партийной конференции должны были стать основным источником средств для индустриализации, оказались меньше запланированных.

Колоссальный объем строительства, огромные затраты на новую технику, низкая производительность и высокая себестоимость продукции привели к тому, что с 1931 г. промышленность работала нерентабельно. Это потребовало сосредоточения средств в руках государства и перераспределения их через бюджет. Предприятия, получавшие прибыль, не могли ею распоряжаться, а должны были перечислять средства в государственный бюджет. Оптовая торговля между предприятиями прекратилась, товарные биржи и ярмарки закрылись. Сырье, оборудование, стройматериалы стало невозможно ни продать, ни купить — всё это распределялось централизованно, на основании выделенных фондов и лимитов. Всё необходимое для производства нужно было «доставать» и «выбивать» в московских наркоматах.

В этих условиях руководители предприятий стремились создать запасы «на всякий случай». В результате на предприятиях возникали излишние фонды, техника простаивала, эффективность производства снижалась. Предприятия не могли самостоятельно ни изменять технологию, ни устанавливать оплату труда работников, ни определять численность рабочих на том или ином участке. Все эти вопросы приходилось решать централизованно.

Так в советской экономике восторжествовала административно-командная модель управления. Она оказалась удобной для совершения индустриального рывка, но крайне вредной для обеспечения технического прогресса, роста качества продукции, экономической эффективности.