Дорогой
тов. Председатель!
Меня просят обратиться в Москву к Вам и заявить о
тех безобразиях, которые чинят в Тамбове
Губпродукт, Горисполком и т.п. по поводу
реквизиции мебели в Тамбове и других предметов.
1) Реквизицию производят без ордеров при
револьвере;
2) накладывают всё, что попадет под руку
реквизитору: мебель, посуда, белье, обувь и пр. и
пр.;
3) никакой описи при отборке и погрузке не
делается;
4) накладывается с положительной небрежностью:
ломают, колют, бросают, портят — словом, большую
часть отобранного приводят на месте в негодность
или портится;
5) например, при реквизиции у Патутиной,
Дворянская, 36, были разбиты все вазы с цветами и
пальмами, которые и брошены на дворе, а у
Крюченковых, Дворянская, 41, при реквизиции здесь
уже из сундуков и пр. раздавались
реквизированные предметы: белье, посуда,
кастрюли — посторонним по распоряжению агента
реквизирующего, у Крюченковой-Булгаковой,
Дворянская, 62, отобраны ключи у хозяйки и всё без
описи забрано каким-то «диктатором»; граждане от
произвола стонут и боятся рот раскрыть — чтобы
не было ему хуже; произвол полный, многовластие
страшное; паника, страх обывателя ужасны.
Навезенную мебель и обстановку хранят прямо на
дворе, под открытым небом, мебель сыреет, гибнет,
а реквизиторам дела мало до этого, — полное
презрение интересов властей, скрытый саботаж,
издевательство, грубое обращение.
Мебель расхищается, раздают знакомым, причем
лучшую мебель и обстановку захватили себе власть
имущие комиссары, заведующие разных отделов и пр.
Обратите на это внимание и предпишите через
распоряжение об отмене и запрещении реквизиции и
удовлетворении потерпевших граждан от
реквизиции.
Вообще, в Тамбове многое творится неладно, да
жаловаться некому.
Гражданин
<подпись неразборчива>,
бывший адвокат,
ул. Бебеля, 47.
30.04. 1919 г.
Дорогой Михаил Иванович,
посылаю к Вам нашего инженера Нахимсона и тов.
Дмитриева с поручением отстоять вместе с Вами и
при Вашем содействии наши электрические станции.
Их у нас заберут в Совнархоз по мотивам, понятным
только этому бестолковому учреждению.
Работать в Петрограде становится невозможно.
Всякий бестолковый администратор делает карьеру
на нашем городском хозяйстве, откалывая от него
то одно, то другое учреждение.
Например: беспомощная продовольственная управа
вздумала отобрать у нас сельскохозяйственное
дело. Мы, видите ли, не дали около 6 миллионов
пудов овощей, мы запахали и засеяли в самом
Петрограде 4300 десятин, т.е. на 2800 десятин больше,
чем это было в Питере в дореволюционное время.
Так надо это дело разрушить, чтобы дать
продовольственной управе возможность делать
карьеру. Бадеев ездил в Москву, там с кем-то вел
переговоры и получил уверение, что будет так, как
ему хочется.
Делается что-то невероятное. Петроград и,
кажется, все республики превращаются в
сумасшедший дом. Я устал от борьбы с
бездарностями невероятнейшим образом и всё
думаю, скоро ли наши высшие власти уберут меня в
дипломатию, отправят меня «дипломатом» в
какое-нибудь большое государство, чтобы
восстановить отношений с Европой, так как иначе
мы задохнемся...
Итак, помогите Нахимсону и Дмитриеву всем, чем
только можете.
На этих днях я посылаю в Москву же Завалишина,
который должен исхлопотать сумму небольшую
денег для нашей Чрезвычайной
санитарно-технической комиссии. Помогите ему в
хлопотах.
Жму руку.
Екатерине Ивановне привет.
7/Х 1919.
Михайлов.
Здравствуйте, дорогой Михаил Иванович.
Шлю мой привет из медвежьей глуши, из Пронска,
Рязанской губернии, где я волею революционного
народа — комиссар продовольствия. При изъятии
излишков хлеба от крестьян, их мелко-буржуазные
наклонности, их собственнические инстинкты
затрагиваются.
Кулачество морщится и идут к тебе на поклон.
Лапти у них свои, а потому их паломничество видно
является массовым; ты их принимаешь и шлешь нам
расследовать.
Мы много лаптей стоптали, всё расследовали и
пришли к следующему: хлеб рабочим и Красной армии
нужен, и мы его должны дать, что я и делаю, а ты,
дорогой, будь покоен. Я знаю, что делаю.
Крестьянам говори, что хлебушко нужен. Пусть
отдают государству, а не спекулянтам.
О Пронском уезде не беспокойся — здесь я и знаю
что надо.
Собираюсь приехать к тебе, да всё некогда, может,
как-либо завернешь проездом в наши болота.
От Мирона и Конона давно не получаю писем, они оба
в Смоленской епархии. Знаешь ли, где С.А.Алилуев?
Если найдешь время, черкни. Адрес: Пронск,
Председателю Укомпарта. Будь здоров.
Твой Козьма Савченко.
17/XI—19 г.
И не будет на свете ни слез, |
ни вражды, |
ни безкрестных могил,
ни рабов, ни меча, ни позорных столбов... Мир устанет от мук, захлебнется в крови... Утомится безумной борьбой и поднимет к любви, к беззаветной любви очи, полные скорбной мольбой... |
Многоуважаемый товарищ Михаил Иванович!
Молю и я Вас заступитесь за тех несчастных 38
человек, которые обречены М.Ч.К. к высшей мере
наказания, то есть к смертной казни.
И этот ужас совершается даже без суда... Хотя бы и
революционного трибунала.
Несчастная Россия и без того захлебывается в
собственной крови.
Уважающий Вас товарищ
Андрей Павлов.
Привет многоуважаемому Михаилу Ивановичу!
Посылаю Вам письма в бесчисленном количестве, и
мой глас остается гласом вопиющего в пустыне.
Неужели после
4-месячного заключения придя на Гороховую и
посидя без допроса несколько дней, опять
отправят сидеть без допроса 4 месяца. Мое дело Вам
известно, похлопочите и пришлите покормиться и
покурить.
Хатинцев.
Дорогой товарищ Михаил Иванович!
Вместе с моим сердечным приветом направляю к Вам
тов. Белякова, нашего военкома шторма, которому
прошу оказать всяческое содействие в его
«хлопотах» по части «выкачки» из Белокаменной
кое-чего для нашей армии. Шлет Вам привет тов.
Буденный, он часто Вас вспоминает и считает Вас
советским «батьком».
Мне передают т-щи, приезжающие из Москвы, что у
Вас, в сферах, составилось представление о
конармии, что последняя разложилась, обратилась
в банду и представляет из себя Григорьевскую
шайку, на новый лад, конечно. Считаю обязанностью
засвидетельствовать, что ничего подобного нет.
Конармия есть лучшее оружие в руках Соввласти.
Были моменты, они уже пережиты, когда была некая
опасность. Сейчас армия совершила ряд величайших
подвигов и только благодаря ей мы заканчиваем
здесь драку.
Я очень прошу Вас, Михаил Иванович, поменьше
обращать внимание на кликушество мещан, хотя бы
они и были в коммунистической шкуре. Вопли о
погромах и насилиях в Ростове и Нахичевани
раздуты до чертиков! А на войне, да еще когда
завоевывают города, «гнезда» контрреволюции, да
еще когда красные бойцы не удовлетворяются ни
обмундированием, ни жалованьем, а политкомами
являются безграмотные во всех отношениях люди,
при таких условиях маленькие эксцессы должны
быть, и они естественны. Со всем этим ведется
самая усиленная и беспощадная борьба.
Нужна Ваша помощь — посылайте хорошую публику и
давите на все разные органы, чтобы мы снабжались
деньгами и обмундированием, и всему безобразному
сразу наступит конец. Если обстановка потребует
переброски нашей армии на Пшкарев-Панов,
бросайте смело, дело будет сделано в самом
наилучшем виде.
Конармия сейчас нуждается в самом коротком
отдыхе, а затем снова она может быть употреблена
в самое серьезное дело. Передайте привет тов.
Лутовинову и Енукидзе.
Крепко жму Вашу руку.
С ком. прив. К.Ворошилов
Ростов н/Д, 11/III — 1920 г.
г. Орехов, Таврической губ.
27 февраля 1921 года.
Здравствуйте, тов. Калинин! Шлю Вам привет и
желаю счастливых успехов в Вашей жизни. Тов.
Калинин, первое спешу сообщить Вам, что Махно
бандит еще на Украине существует. И всё еще
Советской власти приносит вред. 20 февраля
неожиданно напал на наш полк, где пришлось ему
нас обезоружить: зарубить зверски командира
полка и командира батальона, военкома бригады,
несколько командиров и красноармейцев.
Мне пришлось удачно скрыться, хотя искали, но не
нашли. Только пришлось пострадать своими вещами.
Когда меня поймали, то сняли с меня подаренные
Вами серебряные часы с цепкой, бумажник, десять
тысяч рублей денег, бинокль, наган, последнюю
сумку, хромовые сапоги, белье, шинель, шапку,
почти совершенно пришлось бежать раздетым около
пяти верст, сейчас чувствую себя больным.
Одним словом, этот бандит грабит и уничтожает
красных командиров, но долго он не будет грабить
и долго не будет существовать. Остальные успехи
пока ничего идут.
Шлю привет Вашему семейству, Екатерине Ивановне
и детям Вашим. Затем до свидания.
С приветом к Вам
Кузьма Иванович Демин.
Адрес:
Действующая Красная армия,
96 полевая почтовая контора,
42 стрелковая дивизия,
372 стрелковый полк,
командиру 4 роты Демину.
23 февраля 1923.
Поварская, 52.
Многоуважаемый Михаил Иванович, я не могу не
высказать Вам своего мнения относительно
высылки Булгакова. Говорить я буду только от
своего имени, так как имею органическое
отвращение к коллективным выступлениям,
особенно к выступлениям и протестам, обращенным
к безличному учреждению, как правительство.
Вас же, от которого отчасти — если не всецело —
зависит отменить приговор — я лично знаю. Я
помню, как искренно и задушевно мы с Вами в Ясной
толковали и спорили о самых для нас обоих важных
и дорогих предметах. Поэтому я пишу Вам, как
человек к другому, уважаемому им, человеку, и хочу
сказать Вам, что карать за высказывание вечных
истин — недостойно Вас.
Всякие политические системы — и между прочим та,
в которую правительство пытается втиснуть нашу
огромную многогранную родину — отойдут в
вечность. Учение же любви и единения останется
вечным. И наказывать за исповедание и
высказывание вслух этих истин — нехорошо. И
особенно нехорошо это для правительства,
поставившего среди своих лозунгов принцип
«равенства, братства и свободы».
Конечно, человек, как Булгаков, всегда и везде
нужен и будет везде оценен по достоинству,
поэтому неизвестно, насколько высылка его явится
для него наказанием. Но для его друзей, и для меня
лично, это будет потерей друга, единомышленника и
драгоценного сотрудника по любимому делу. Для
нашего же правительства эта высылка ляжет
пятном, за которое многие упрекнут его.
Вот всё, что я хотела сказать Вам. Простите, если
Вам это неприятно.
В. Сухотина-Толстая.
Р.S. Я только что кончила письмо к Вам, как пришло
по почте прилагаемое письмо от жены Хропс. Ник.
Абрикосова, с которым я у Вас была. Помните? Дело
его знает тов. Смидович.
Пожалуйста, сделайте что можете для него. У него
огромная семья, он необычайно трудоспособный,
честный и хороший человек. Семья его погибнет без
него.
Многоуважаемый т. М.И.Калинин.
Вы нам говорили, что агенты ГПУ достойные
уважаемые граждане, которые везде должны быть
почетными гостями, как защитники
рабоче-крестьянской власти.
После Вашего отъезда стали Вашу речь обсуждать и
решили Вам сообщить, что Вы, вероятно, не знаете.
Мы знаем про агентов ГПУ столько, что можно
написать целый том.
Для начала решили написать Вам о следующем: есть
у Красных Ворот пивная, где бывают агенты ГПУ,
пьют и откровенно торгуются о взятках. Так
следователь Муратов и Линде на наших глазах
торговались с родственниками арестованного
нэпмана Жеребина и требовали 15 000 рублей, а им
давали 10 000 рублей. Пьяные они хвастались, что
могут любого арестованного освободить, а кого
захотят выслать в Нарым.
Когда мы стали говорить между собою, то набралась
целая уйма дел — одно лучше другого.
14.Х.1925 г.
М.Иванов
Крестьяне России как были неграмотными забитые
нуждой и давлением правительства царя, так и
сейчас при соввласти. Еще хуже живут, хозяйства
стали беднее, молодежь ни к чему не учится, жизнь
идет новой деревни тяжко и плачевно.
Во-первых, земля переделена, население
перессорено и разбито на три лагеря враждебно
друг другу, а именно: кулаков, середняков и
бедняков. А это тормозит развитие сельского
хозяйства, так как всюду и везде происходит
грызня между расслоениями деревни и т.д. и т.д.
Во-вторых, молодое поколение не учится и не
работает.
И в-третьих, крестьяне ходят оборванцами,
голодными, безработными.
Раньше деревня была богатой и веселой, жизнь шла
полным ходом, работы было по горло... Всё играло.
По новой поговорке: при «Николашке» — ели кашку,
а при соввласти и жидах нет и жвачки. В общем
деревня с каждым днем развивалась, а при
соввласти она с каждым днем ухудшается, а в связи
с этим настроение крестьян по отношению к
соввласти и соответствующим ей органам
натянутое, а этому есть много причин, а именно:
соввласть не считается с бедным крестьянством.
1) Пришло время платить госналоги в громадном
размере и плати, а если бедному крестьянину нет
сил платить, он почему-либо не может платить весь
сразу налог (а кулак всегда заплатит продналог,
всем понятно): бедность хозяйства, старость,
одинокость и т.д. Власть не считается, есть ли у
него или нет. Приезжает милиция, продает корову,
продает последнюю лошаденку и берет за это
налоги. Этого насилия не было при царе, так стало
при совете.
Другая причина. Крестьяне не могут добиться в
ВИКе и вообще в совучреждениях, что им требуется;
постоят, потолкутся, походят по совету и скажут:
«Людей в совете напихано до черта, а дела и
порядка нет».
Третья причина. В совконституции говорится:
власть ее рабоче-крестьянская, но нет ничего
крестьянского, всё находится в руках рабочих или
других разных элементов пришлых, а крестьянину
достается кукиш. Хочет крестьянин развести свое
хозяйство, но власть теми или другими давлениями
тормозит. Агитирует и вовлекает в артели и
коммуны. Но нет образцового примера в коммунах, а
наоборот всё разлажено и доломано, «веет прахом».
Приехал крестьянин-ремесленник в город на
побочный заработок и идет в госпредприятие взять
работу, ему говорят: «Ты крестьянин, и ты можешь
жить дома. Нет для вас у нас работы, — скажет
какой-нибудь “пузан” советского изобретения, —
к нам в город всё время едут эмигранты, и их в
первую голову надо ублаготворить работой и
местом».
И пойдет опять в свою победневшую убогою
деревнюшку русский крестьянин, проклиная всё на
свете. И скажет он своим товарищам: «Стали
фабрики, заводы, поезда и пароходы, нету хлеба и
муки, не дают нам проклятые большевики». И много
других причин, все не упишутся, да и трудно их
писать крестьянину.
Раньше до революции деревня не знала подобных
явлений. А теперь самогонка льется рекою по улице
деревни. Раньше крестьяне помимо своего
хозяйства учили детей разным ремеслам и
образованию, а теперь молодое поколение будет
поголовно пастухами и еще хуже — разбойниками. И
не будет русских ремесленников, мастеров,
инженеров, а придется их выписывать, как при
Петре, из-за границы.
Прошло, слава Богу, 8 лет, как существует
соввласть, но еще не так хороша, как восхваляют ее
наши вожди. В общем, соввласть ничего не сделала и
не делает для народа. Раньше сидели природные
вековые князья и дворяне во дворцах, а теперь
сидят разношерстные, разноязычные воротилы и
управляют послушным русским народом.
Раньше не было свободы у печати для народа, и
теперь ее нет (несмотря на пролитую кровь в 17
году). Если мы такое пишем письмо, и любой из нас —
то меня, то другого и пятого, и десятого — мы не
сомневаемся — отправят туда, где «Макар телят не
пас».
Русский народ и крестьянин боролся в 17—21 годах
за свободу, равенство, братство и т.д. А свободы
сейчас нет. Равенства и в помине не было, о
братстве и сказать нельзя. И так Россией кто
управляет— «жид» и больше никто. (А остальные,
русские, конечно, пешки.) А за ними и другие. А
почему? А потому, что жиды взяли власть из рук
русских взятую кровью в 17 году.
Да... умирает наша Родина, М.И.Калинин.
Крестьяне ждут ответа.
Смирнов, Голубка, Максимов и др.
Если, М.И.Калинин, у нас страна считается свободной и печать, то просим поместить это письмо.
Ленинград.
17 июня 1926 года.
Здравствуйте, дорогой товарищ Калинин,
разрешите мне, как жене Мешакова Василия,
работавшего на электростанции № 3 и бывшего
вашим товарищем, просить вас о помощи. Я нахожусь
одна, без работы и имею семью в количестве
четырех человек, и тоже без работы. Жить в таких
условиях невозможно. Я ходила на станцию, ходила
на биржу труда, чтобы устроить детей, но вот хожу
уже два года, а результатов нет никаких.
А посему я в надежде на вашу помощь пишу и
прошу вас, помогите мне в моем горе, и если
будет можно, то составьте протекцию по
определению на работу детей.
Мужа я лишилась и, имея одного сына — в рядах
Красной армии, осталась с безработными, нахожусь
в весьма безвыходном положении. А посему еще раз
прошу вас, помогите, как семье вашего товарища и
активно работавшего с вами же в революционной
работе до 1908 года.
Остаюсь в надежде и ожидании на вашу помощь.
Дарья Дмитриевна Мешакова,
жена вашего товарища
В.Мешакова.
В случае ответа,
прошу дать по адресу:
г. Ленинград, Поддельская ул., дом 14, кв.30.
Уже осень на дворе солнышко не светит. Только дождик безустанный льется без конца. Березы молча приклонились со своими желтенькими листочками. Оне облетели тосковали о веселых птицах. Уже птички улетели через черные моря, где их ждет радостное солнце.
Еремке было 12 лет. Он остался без отца, с одной
матерью. Отец у Еремки убит на войне. Землю
отобрали, пришлось ходить Еремке по миру. Одна
была радость у Еремки — это лошаденка.
В одно утро Еремка с матерью поехал просить
милостыню, в дороге лошадь пропала. Мать с тоски
залегла, слегла в больницу. Еще больше стало
заботы на сердце у Еремки. Ходил Еремка по
деревням, спал украдкой в сараях. Однажды пришел
с работы Еремей, лег отдохнуть у хозяина и заснул.
Крепко спал. Снилась Еремке его мать здоровая,
отец приехал и хочут ехать в город. Еремка как с
радости закричит: мамка, тятька, я по базарам там
ходить буду! И пробудился, а перед ним стоит
хозяин, он говорит: «Эх, парняга, вести плохие
пришли, мать твоя померла». Еремка помутился,
упал лицом и заплакал.
Когда опамятовался, задумал думу: наверно,
придется и мне помереть. Нет, я не должен
помирать, я пойду в город. Взял худые лапти,
катанки и отправился. Отошел он от своей деревни
и посмотрел на нее. «Прощай, прощай, милая
деревня». Пришлось ночевать в кустах в яме, а
страшно ему. Есть охота. Наутро Еремка подходил к
станции. А когда настал вечер, на станции добылся
электрический фонарь. Еремка забрался в казарму,
прижался в углу и заснул крепко.
Михаил Иванович Калинин, шлю я тебе сердечный
привет, я тебе пишу, что мне охота почитать книг,
но их нет, всё надо купить. Пожалуйста, не пошлешь
ли мне книг. Неужели не пожалеешь сироту и не
пошлешь книг. Пошли книг, которые пополезней
крестьянскому хозяйству, хотя я еще не в силах
зарабатывать на хлеб.
Мой адрес: П.О. Жар. С-двинской губ., Нюксенского
района, Городешинского
с/с, деревня Слобода.
Николаю Семеновичу Шулеву.
Я, сын крестьянина села Мелово, Золотовского
кантона, года рождения 1901-го, четыре с половиною
года находился в рядах Красной армии, с винтовкой
в руках защищал дело революции; политически всё
же я воспитан слабо и не сомневаюсь в том, что в
моем письме могут быть и ошибки, но может быть
частица и правильности.
Как только взглянешь в недалекое прошлое,
рисуется перед глазами картина такова: еще раз
повторяю, не так давно, везде и всюду
вывешивались, расклеивались лозунги, печаталось,
говорилось: долой зеленого змия из деревни, долой
пьянство, а вышло — наоборот. Те, которые всюду
кричали, говорили, начинают эти семена сеять
везде и всюду по всем отдельным уголкам наших
далеко отброшенных от Центра деревушек.
Еще, Михаил Иванович, скажу о заветах нашего
дорого неоцененного вождя и учителя Владимира
Ильича Ленина, как начнешь разбираться своею
слабою мыслью и смотришь, мы их залили вином, как
становится позорно, грустно, прямо хочется
плакать о дорогой и заветной цели Ильича, что о
кооперации, прямой непоколебимый путь к
социализму это через нее. И ее наша, наша
пролетарская власть превратила в кабак, как это
называют ее теперь наши граждане села.
Маленькую фразу напишу таковую. Пойдешь в лавку,
т.е. в кооператив, купить что-нибудь, по мелочи:
керосину, спичек и так дальше, возвращаяся
оттуда, встречаешься по дороге с гражданами села.
Идут туда же и спрашивают, кабак-то открыт?
Остановишься, посмотришь на них, что им отвечать.
Сущая правда, что кабак, очищенные в нем полки
ломятся, а из остального товару голодовка, и
скажешь им открыто и пойдешь домой, уши свои
видишь.
Но заметьте, Михаил Иванович, я беспартийный, мне
интересно бы знать, как Вы смотрите на такие вещи.
И вот, Михаил Иванович, я лично вношу предложение
таково: снять эту работу с кооперационной, не
место, по моему мнению, торговать вином в
кооперативе, долой зеленого змия с
кооперативного пути, он нам триста лет при власти
Романовых изъел кишки-то; а тут, здравствуйте,
наша, наша пролетарская власть навязала нам его;
назовите меня как хотите, как Вам угодно, я буду
писать, говорить, долой зеленого змия с
кооперативного пути.
Неужели власть нашла нужным торговать в
кооперативах, неужели она нашла нужным залить
кооперативный путь вином; т.е. тот путь, через
который мы хотим прийти к социализму. Пока я
заканчиваю свое письмо и да здравствует
кооперация, а не казенка, да здравствует наш
проводник к социализму.
Еще, Михаил Иванович, ответьте мне на маленький
вопросик, какие цели преследования имела власть,
когда выпускала вино, и обязательно оно нам или
мы, может быть, могли бы обойтись без него.
И я больше, чем надеюсь в заключение, что наш
центральный аппарат власти постарается снять
эту работу с кооперации, т.е. торговлю вином.
С товарищеским приветом
Платон Лапаксин.
Мелово, Золотовского кантона, ССР Н.П.
Жду ответа.
23/XII/1926 г.